Полиматы — это люди, которым хватает любознательности, энергии и работоспособности на то, чтобы развивать свои таланты сразу в нескольких направлениях.

Как выясняется, такие люди существовали не только в эпоху Возрождения, но для того, чтобы они появились, нужен набор определенных факторов. Forbes рассказывает о некоторых из них Британский историк и культуролог Питер Бёрк изучил жизнь и работу 500 человек, которых можно отнести к числу полиматов — разносторонне развитых и проявивших себя в разных областях людей, таких как Леонардо да Винчи (художник, изобретатель, писатель, музыкант), Бенджамин Франклин (писатель, ученый, дипломат, политик, философ), Альберт Швейцер (теолог, органист, музыковед, врач и лауреат Нобелевской премии мира), Михаил Ломоносов (писатель, химик, астроном и создатель Московского государственного университета) и Сьюзен Сонтаг (писательница, культуролог, режиссер, философ).  Как утверждает Бёрк в своей книге «Полимат. История универсальных людей от Леонардо да Винчи до Сьюзен Сонтаг» (выходит в декабре в издательстве «Альпина нон-фикшн»), всесторонне развитые эрудиты существовали в разных странах и во все эпохи, но некоторые страны и эпохи способствовали их появлению больше других. Среди прочего он отмечает, что полиматов довольно много среди эмигрантов, а также рассказывает о «синдроме Леонардо» — склонности полиматов не доводить начатое до конца.  Бёрк также обращает внимание на то, что в последние годы появился больший запрос на узкую специализацию, чем на универсальную эрудицию людей эпохи Возрождения, зато женщин-полиматов сейчас больше, чем когда либо. К полиматам современности он относит, например, словенского философа Славоя Жижека, физиолога, орнитолога и автора книги «Ружья, микробы и сталь» Джареда Даймонда, историка, культуролога и антрополога Аллейду Асман и лингвистку, философа и одну из самых влиятельных представительниц постструктурализма Джудит Батлер.   Бёрк задается вопросом, будут ли появляться новые полиматы, или этот вид вымрет. Хотя среди представителей молодого поколения он их найти не смог, Бёрк все-таки считает, что оплакивать их как вид пока преждевременно — ведь в эпоху гиперспециализации мы тем более нуждаемся в людях, которые способны увидеть связи между разными вещами. Forbes публикует отрывок из книги, который описывает наиболее благоприятные для появления полиматов условия.  Образование  Существовал ли какой-то особый тип воспитания, способствующий полиматии? Есть веские основания предполагать (хотя это трудно доказать), что люди, получившие домашнее, а не школьное образование, гораздо свободнее относятся к формальным академическим границам, а то и вовсе не знают об их существовании. В любом случае некоторые видные полиматы учились дома. На протяжении долгого времени это было неизбежным вариантом для женщин, например Анны-Марии ван Схурман, сестры Хуаны де ла Крус, Мэри Сомервилль и леди Мэри Уортли Монтегю, которая самостоятельно выучила латынь, когда, по ее словам, «все думали, что я не читаю ничего, кроме романов». Среди полиматов-мужчин домашнее образование, по меньшей мере в юные годы, получили Христиан Гюйгенс, Николаас Витсен, Кристофер Рен, Гилберт Бёрнет, братья Гумбольдт, Томас Юнг, Джон Стюарт Милль, Марк Паттисон, Уильям Робертсон Смит, Карл Пирсон, Карл и Майкл Полани, Джон фон Нейман, Бертран Рассел, Хорхе Луис Борхес и Людвиг фон Берталанфи.  Многие полиматы были вундеркиндами, например, Блез Паскаль, Хуан Карамуэль, Мария Аньези, швейцарский физиолог Альбрехт фон Галлер, Томас Маколей, Джон Стюарт Милль, Доротея Шлёцер, Марселино Менендес-и-Пелайо, Жан Пиаже (опубликовавший несколько научных статей еще будучи подростком), Джон фон Нейман, Норберт Винер (чья автобиография называется «Бывший вундеркинд»), его друг Уильям Сайдис (поступивший в Гарвард в 11 лет) и Уолтер Питтс.  Некоторые из них, особенно Милль, Шлёцер, Винер и Сайдис, чьи родители тоже были интеллектуалами, ощущали на себе бремя отцовских «больших надежд». Милль начал учить древнегреческий в три года, Доротея Шлёцер в пять лет приступила к изучению геометрии, французского языка и латыни, а Винер в семилетнем возрасте занимался физикой и химией, в 12 лет поступил в университет, а в 14 получил степень бакалавра. Он вспоминал, как «усердно и непрестанно» работал его отец, и писал: «Того, что отец требовал от себя, он ожидал и от меня». Ральф Джерард, который рос в похожей атмосфере, поступил в университет в 15 лет, а об отце вспоминал как о «превосходном учителе, требовательном воспитателе и тиране». Кеннет Боулдинг не считал своих родителей тиранами, но вспоминал, что они тоже «чрезвычайно многого ожидали» от своего не по годам развитого сына.  Другие полиматы посещали обычные школы, но шли при этом собственным путем. Вико называл себя самоучкой. Алан Тьюринг, который учился в Шерборне (частной школе в Дорсете), «всегда предпочитал свои собственные методы тем, что предлагались в учебниках», а Герберт Саймон утверждал, что в годы учебы в Милуоки он «полностью держал процесс обучения в собственных руках, редко спрашивая совета». Саймон следовал той же «стратегии самообучения» и позже, когда изучал математику и языки. Он был не единственным полиматом, ценившим этот метод. Сторонником самостоятельного обучения был Даниэль Морхоф. Дэвид Юм утверждал, что «от профессора нельзя узнать ничего сверх того, что можно найти в книгах». Томас Юнг считал, что существует «очень мало» такого, что «человек, склонный серьезно и трудолюбиво самосовершенствоваться, не мог бы с большей пользой получить из книг, нежели от живого наставника».  Спецпроект Тест Кто на проводе?: сможете ли вы отличить голос человека от синтезированной речи Реклама, ПАО Сбербанк Доступ к хорошей библиотеке дома или поблизости способствовал самообразованию при одновременной учебе в школе. Христиан Гюйгенс, например, имел возможность пользоваться большой библиотекой, собранной его отцом. Джамбаттисте Вико и Сэмюэлю Джонсону посчастливилось быть сыновьями книготорговцев. Томас Юнг постигал естественные науки, читая книги в библиотеке соседа. Герберту Уэллсу было позволено брать книги из библиотеки поместья Аппарк, где его мать работала служанкой, и в зрелые годы он упоминал о «чудесах самообразования». Джордж Хоманс писал: «Бóльшую часть того, что я узнал из книг, я почерпнул не в школе, а дома, в нашей великолепной библиотеке». Хорхе Луис Борхес тоже жил в доме, где было много книг, и позже говорил: «Если бы меня попросили назвать самое важное, что было в моей жизни, я бы назвал библиотеку моего отца». Уолтер Баджот, Норберт Винер, Джон фон Нейман и Джозеф Нидем — все они расширяли круг своих интересов, читая книги из домашних библиотек, а Отто Нейрат, сын профессора, владевшего 13 000 книг, признавался: «Я научился делать свои первые математические оценки, подсчитывая количество книг в библиотеке».  Материал по теме Выучиться на миллиард: какими студентами были известные бизнесмены и политики Некоторые полиматы бросили учебу в университете — среди них Роберт Гук, Дени Дидро, Дэвид Юм, Томас де Квинси, Томас Гексли, Август Стриндберг, Патрик Геддес, Элтон Мэйо, Кеннет Бёрк, Герберт Дж. Уэллс (который начал учиться в Высшей нормальной школе в Лондоне) и Льюис Мамфорд. Мамфорд в дальнейшем время от времени преподавал в колледжах, но избегал постоянной работы и однажды сказал, что, когда тебя читают преподаватели высших учебных заведений, это равносильно «вторым похоронам».  Несколько полиматов вовсе не учились в университетах; среди них Леонардо да Винчи, Джозеф Пристли (который не мог поступить в Оксфорд или Кембридж, поскольку не принадлежал к англиканской церкви), Герберт Спенсер и Хорхе Луис Борхес.  На протяжении более чем двух третей рассматриваемого в данной книге периода (примерно с 1400 по 1800 год) огромные препятствия стояли на пути женщин-ученых. Им не запрещалось учиться в университетах, но в обществе было принято считать, что высшее образование — не для них. Если женщина все-таки стремилась к интеллектуальной деятельности, от нее ждали, что она будет заниматься литературой, а не наукой, а ее публикации, если таковые появятся, будут переводами, а не оригинальными исследованиями. В подобных обстоятельствах почти чудо, что в период раннего Нового времени все-таки появилось несколько женщин-полиматов, двенадцать из которых — с 1450 по 1800 год.  Устранение некоторых из этих препятствий привело к небольшому увеличению числа женщин-полиматов. В XIX веке их было шесть: Жермена де Сталь, Доротея Шлёцер, Джордж Элиот, Мэри Сомервилль, Гарриет Мартино и Гарриет Тейлор. В XX и XXI веках им на смену пришла более обширная группа разносторонних ученых, которые сумели воспользоваться изменениями в женском образовании и расширением круга профессий для образованных женщин. Это особенно касалось поколения женщин, родившихся в 30-е годы XX века (к нему относятся Сьюзен Сонтаг и Клара Галлини, антиковед, историк религии и культурный антрополог), и их преемниц.  Среди ныне живущих женщин справедливо притязать на звание полиматов могут Гаятри Чакраворти Спивак, занимающаяся философией, теорией литературы и постколониальными исследованиями, Люс Иригарей (философия, психоанализ, лингвистика), Элен Сиксу (философия, психоанализ, литература), Джулиет Митчелл (литература, психоанализ, гендерные исследования), Юлия Кристева (литература, философия, психоанализ, семиотика), Гризельда Поллок (история искусств, культурная теория, психоанализ), Алейда Ассман (литература, культурная история, антропология), Джудит Батлер (философия, лингвистика, политика), Маргарет Боден (философия, психология, когнитивные исследования), Мике Баль, теоретик литературы, искусства и медиа, также являющаяся видеохудожником, и Жаклин Роуз, автор трудов по литературе, психоанализу, гендерным исследованиям, политике и истории.  Материал по теме Физика частиц, медицина и преступность: что изучают самые влиятельные женщины-ученые Независимость  Однако любознательности, энергичности и стремления продуктивно использовать время все-таки недостаточно. Для того чтобы заниматься собственными исследованиями, полиматам необходимо свободное время. Это иногда обеспечивал жизненный уклад сообществ Оксфорда и Кембриджа или членов религиозных орденов: бенедиктинцев (Иоганн Триттенгеймский и Бенито Фейхо), кармелитов (Боден в определенный период жизни и монахиня Хуана), цистерцианцев (Карамуэль), регулярных каноников (Эразм Роттердамский в определенный период жизни и Коперник), францисканцев (Рабле и Себастьян Мюнстер, оба — в течение некоторого времени), доминиканцев (Фернан де Оливейра, Джордано Бруно — некоторое время — и Томмазо Кампанелла), сервитов (Паоло Сарпи) и особенно иезуитов (десять представителей, упомянутых выше). Принцесса Елизавета Богемская стала протестантской аббатисой. Целибат и отсутствие необходимости заботиться о пропитании и жилье позволяли этим ученым сосредоточиться на приобретении и распространении знаний, причем особенно удачно воспользовался всемирной сетью своего ордена Афанасий Кирхер. Его книга о Китае была написана на основе информации, полученной из первых рук — от товарищей по ордену, которые были миссионерами. Кирхеру даже удалось собрать группу иезуитов для наблюдений за магнитными отклонениями в разных частях земного шара.  Часть светских полиматов не обзаводились семьями. В некоторых случаях, от Леонардо до Алана Тьюринга, причина, вероятно, заключалась в их гомосексуальности, но остальные, похоже, просто не хотели, чтобы брак отвлекал их от занятий. В эту группу входят Филиппо Брунеллески, Жозеф Скалигер, Франциск Юний, Никола-Клод Пейреск, Лейбниц, Пьер Бейль, Рене де Реом юр, Гаспар Мельчор де Ховельянос, Александр фон Гумбольдт, Томас Маколей, Герберт Спенсер, Шарль Сент-Бёв, Уильям Робертсон Смит и Чарльз Огден. Когда Чарльз Дарвин составлял свой знаменитый список доводов за и против брака, один из аргументов в пользу того, чтобы остаться холостым, был таким: «Потеря времени — невозможно читать по вечерам» (тем не менее он женился на Эмме Веджвуд).  Значительное число полиматов принадлежало к «праздному классу» с доходом, который не зависел от занятости, например, Пико делла Мирандола, Джон Ди, Тихо Браге, Христиан Гюйгенс, Шипионе Маффеи, Монтескье и Бюффон. Александр фон Гумбольдт имел достаточно средств не только на жизнь, но и на финансирование своей знаменитой экспедиции в Латинскую Америку. Британские ученые Чарльз Бэббидж, Чарльз Дарвин, Фрэнсис Гальтон, Джон Леббок и Уильям Генри Фокс Тальбот принадлежали к обеспеченным кругам и обладали личным состоянием. Аби Варбург, сын и брат банкира, располагал возможностью жить в комфорте и покупать все необходимые для его исследований книги.  Вальтера Беньямина поддерживали (не всегда охотно) состоятельные родители. Генри Мюррей был «финансово независим и обеспечен». Получение наследства позволило некоторым полиматам заняться интересующими их вещами в пожилом возрасте. К таким относятся, например, Томас Юнг, Чарльз Пирс, Герберт Спенсер, Георг Зиммель и Вильфредо Парето, который в 61 год смог оставить преподавание, чтобы посвящать больше времени своим книгам. Бертран Рассел унаследовал £20 000 от отца, но ему все равно приходилось писать книги и ездить с лекциями по Соединенным Штатам, чтобы содержать нескольких бывших жен и детей.    Материал по теме Письмо из сонного города на границе Испании: чему учит трагедия Вальтера Беньямина Вынужденный досуг  Некоторые полиматы разумно использовали время вынужденного пребывания не у дел. Среди них Уолтер Рэли, который, по словам Обри, «приобрел больше всего знаний во время плаваний, в которые он всегда брал сундук с книгами». Дарвин, который провел пять лет в море на «Бигле», читал и делал записи, лежа в гамаке, и писал отцу, что «корабль — исключительно комфортное место для любой работы. Все находится под рукой, а стесненность в пространстве делает человека настолько методичным, что я в итоге только выиграл от этого». Одной из книг, прочитанных таким образом, были вышеупомянутые «Начала геологии» Чарльза Лайеля, которые помогли Дарвину сформулировать теорию эволюции.  Второй период «вынужденного досуга» Уолтера Рэли наступил, когда он был заточен в лондонский Тауэр. Там он написал «Всемирную историю» (History of the world, 1614). Джон Селден написал историю иудейского права в тюрьме Маршалси, где оказался в 1629 году по политическим причинам. Позже он не без иронии упоминал об «изобилии досуга в тюрьме». Томмазо Кампанелла провел 27 лет в неаполитанских тюрьмах и написал в этих обстоятельствах ряд важных работ. Самуэль фон Пуфендорф, который был гувернером в семье шведского дипломата, попал в копенгагенскую тюрьму, когда началась война между Данией и Швецией. По его собственным словам, Пуфендорф использовал время, проведенное в тюрьме, для написания «Элементов всеобщей юриспруденции» (Elementa jurisprudentiae universalis, 1660), причем по памяти, поскольку доступа к книгам у него не было. Испанский государственный деятель Ховельянос, находясь в заключении в замке Бельвер на Майорке, изучал геологию региона, составлял историческое описание замка и писал заметки о постройках Пальмы. Бертран Рассел, который попал в тюрьму на пять месяцев за поддержку «сознательных противников» призыва на службу во время Первой мировой войны, «очень много читал» в камере и, подобно Пуфендорфу, успел написать книгу до выхода на свободу.  Материал по теме Спешащее поколение: как «временной голод» стал новой формой социального неравенства Семья  Многие люди, о которых идет речь в этой книге, являются родственниками. Возможно, это свидетельство того, что «гениальность» передается по наследству (как утверждал один из упомянутых здесь полиматов, Фрэнсис Гальтон), а может быть, дело в том, что именно условия, в которых проходят детство и юность человека, поощряют развитие разносторонних интересов. Знаменитыми примерами полиматов-родственников являются братья Вильгельм и Александр фон Гумбольдты, Джон и Уильям Плейферы, старший из которых занимался математикой и натурфилософией, а младший сосредоточился на технических науках и политической экономии, Джулиан и Олдос Хаксли, поделившие между собой естественные и гуманитарные науки, а также французские ученые Жозеф, Саломон и Теодор Рейнаки (как было подмечено, инициалы этих троих — J, S и T — являются первыми буквами фразы je sais tout, «я знаю все»).  Что касается братьев Карла и Майкла Полани, то они были просто наиболее известными членами семьи, которую один из друзей назвал «самой одаренной из всех, какие [он] знал или о каких слышал». Братья и их сестра Лаура, по-видимому, пошли в мать, Сесиль, которая «написала множество неопубликованных текстов на самые разные культурные и политические темы, от графологии до ювелирного искусства, от педагогики до пижам, от романов до русской революции». Еще одним замечательным примером талантливого семейства были шестеро братьев Проди — все они выбрали научную карьеру, причем как минимум двое из них были полиматами: Джорджо (медицина, биология, семиотика) и Паоло (история церкви и политической мысли). Из оставшихся четверых Джованни был математиком, Франко и Витторио — физиками, а экономист Романо впоследствии стал премьер-министром Италии.    Если говорить об отцах и сыновьях, то можно привести три примера из XVII столетия — один шведский и два голландских. Масштаб познаний Улофа Рудбека-младшего скромнее отцовских, но его труды по медицине, ботанике, орнитологии и той дисциплине, которую мы сейчас называем лингвистикой, безусловно, дают ему право называться полиматом. Ведущий математик и натурфилософ Христиан Гюйгенс был сыном Константейна Гюйгенса, чьи интересы лежали в основном в области гуманитарных наук. Еще один голландец, Исаак Фосс, был сыном не менее известного ученого Герарда Фосса.  В нашей выборке полиматов есть и отцы с дочерьми. Август фон Шлёцер не только входил в круг ведущих историков своего времени, но и писал труды по предмету, который он одним из первых назвал Völkerkunde (сравнительное изучение различных народов), а также по Statistik (статистике), включавшей в себя описание политических систем и таблицы с цифрами. Его дочь Доротея, первая немка, получившая докторскую степень, знала девять языков и изучала математику, ботанику, зоологию, оптику, религию, горное дело, минералогию и искусство. Еще один пример — Джейкоб Броновски и его дочь Лиза. Броновски был математиком, биологом и историком науки, а его дочь, более известная под фамилией Джардин, вначале была математиком, а затем сделалась литературным критиком и историком культуры, а также публичным интеллектуалом.  Материал по теме Безумно богатые русские: как олигархи объясняют свой успех талантом, умом и генетикой Социальные связи  В списке полиматов можно найти не только родственников, но и группы друзей. Несмотря на соперничество, этих людей часто тянуло друг к другу. После переезда в Америку Джозеф Пристли подружился с Томасом Джефферсоном, тоже полиматом. Гёте в юности дружил с Гердером, а в зрелые годы — с братьями Гумбольдт.  Джон Гершель, Уильям Уэвелл и Чарльз Бэббидж подружились, когда учились в Кембридже. Дружба Джеймса Фрэзера с Уильямом Робертсоном Смитом началась, когда Смит поступил в тот же университет. Еще одна кембриджская дружба — между Чарльзом Огденом и Айвором Ричардсом — завязалась во время их учебы в колледже Магдалины. Огден, изучавший классическую филологию, затем обратился к психологии и изобрел искусственный язык, бейсик-инглиш. Ричардс изучал «моральные науки», преподавал философию и английскую литературу и стал профессором педагогики.  Среди членов так называемой Франкфуртской школы были трое, знавшие друг друга со школьной скамьи: это Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер и Зигфрид Кракауэр. Во Франции друзья Жорж Батай и Роже Кайуа вместе основали так называемый Коллеж социологии. Их объединял интерес к литературе (Батай писал стихи, а Кайуа — прозу), но оба получили известность благодаря амбициозным исследованиям, которые базировались на антропологии, однако предлагали более широкие выводы. В книге «Проклятая доля» (La part maudite, 1949) Батай предложил свою теорию потребления, тогда как Кайуа в «Играх и людях» (Les jeux et les hommes, 1958) изложил теорию игры. Продуктивной была и дружба Жиля Делёза, философа и критика, писавшего о литературе, искусстве и кино, с психологом и философом Феликсом Гваттари.    Отношения между Уильямом Робертсоном Смитом и Джеймсом Фрэзером могут быть отнесены к категории «учитель и ученик» — этот сценарий тоже часто повторяется в истории полиматии. Карл Пирсон был учеником Фрэнсиса Гальтона. Льюис Мамфорд называл себя мятежным учеником Патрика Геддеса, признавая, что, хотя Геддес изменил всю его жизнь и «дал новый взгляд на мир», со временем их взгляды разошлись. Генри Мюррей был одним из студентов Лоуренса Хендерсона, а Эрнст Геккель — учеником Рудольфа Вирхова. В свою очередь, Геккель тоже стал наставником, к которому Фридрих Ратцель относился «с безоговорочным восхищением».  Полиматы часто вели между собой обширную переписку. Некоторые примеры таких сетей хорошо известны — в них входили многочисленные корреспонденты Эразма Роттердамского и более поздних ученых: Пейреска, Кирхера, Лейбница, Бейля, Александра фон Гумбольдта вплоть до Чарльза Дарвина. Личные контакты не так хорошо отражены в документах, но они, вероятно, были еще важнее. Грегори Бейтсон, например, считал себя участником совместного предприятия, в которое были вовлечены как минимум еще четверо полиматов, являвшиеся его личными знакомыми: Берталанфи, Винер, Нейман и Шеннон.  Семьи и круг друзей образуют своего рода сеть горизонтальных связей между людьми, которые жили в одно и то же время или в один и тот же период, составлявший по меньшей мере несколько десятилетий. Столь же важны для полиматов вертикальные связи или то, что можно назвать их «интеллектуальной генеалогией», которая часто включает в себя полиматов, живших значительно раньше, таких как Раймунд Луллий, Пико делла Мирандола, Ян Коменский и Фрэнсис Бэкон. Пико делла Мирандола, Генрих Корнелиус Агриппа, Кирхер, Карамуэль, Лейбниц и Бенито Фейхо проявляли живой интерес к искусству комбинаторики Луллия. Иоганн Буреус высоко чтил Пико делла Мирандолу, а у королевы Кристины был его портрет. Лейбниц и Кирхер интересовались идеями Коменского. Бэкон был кумиром Д’Аламбера, Фейхо и Ховельяноса, а позднее — Конта, Спенсера и Мелвила Дьюи. Даже в сравнительно недавнее время некоторые полиматы ощущали эту «генеалогию». Геддес и Нейрат считали идеи Коменского вдохновляющими. Борхес проявлял интерес к Луллию (написал эссе о его «думающей машине»), Пико делла Мирандоле (рецензировал книгу о нем), Кирхеру, Лейбницу, Кольриджу, де Квинси («важнейший для меня») и «династии Хаксли» (включая Джулиана, старшего брата Олдоса, и их деда Томаса Генри Гексли (Хаксли).  Чтобы работать и добиваться успеха, полиматам нужна была профессиональная ниша, обеспечивавшая им средства к существованию. Чаще всего такими нишами становились дворы правителей, школы, университеты, библиотеки и издательства научных журналов.