Обсуждение предыдущей записи (статья под катом в спойлере.. В-Д), касавшейся вопросов сохранения и трансформации идентичности, ожидаемо показало, что, как описывал известный американский антрополог Эрнест Беккер «Отрицание смерти», любое человеческое общество пытается помочь нам поверить, что мы можем преодолеть собственную, личную смерть, участвуя в построении некой супер-общности (племени, народа, нации, цивилизации) и при этом создавая вневременные «абсолютные», вечные и прочные ценности. При этом суть этих ценностей может быть внутренне противоречива, но от этого ничего не меняется — пока защитный социальный механизм выполняет свою функцию создания вневременной и внеличностной рамки существования — члены такого общества будут истово верить даже в такие вымышленные ценности.
Недавно прочитанная мною статья начинается фразой «... однажды американцам предложили найти на карте Украину..». Однако статья совсем не об Украине, а о стойкости единожды сформированных «окончательных убеждений».
Похожую на описанную в статье практику применяли и в ещё одном интересном опыте, в котором шести профессиональным фотографам предложили сделать «фотосессию с историей», в которой одного и того же человека-натурщика представили разным фотографам как миллионера, бывшего заключенного, экстрасенса, алкоголика, спасателя и рыбака.
Ну а теперь, собственно говоря, о русских, об Украине, о нашем разуме и о популярных нонче «криптобандеровцах».
В приведенной мною по первой ссылке статье детально разбирается простая, но неочевидная мысль: наш разум — это сложно устроенный и изощрённый социальный паразит, основная задача которого — не дать своему носителю «оказаться крайним» в своём социальном окружении, получив смертельно опасный статус социального изгоя. Вторая мысль, изложенная там же, тоже понятна, хотя и неприятна нам, как «уникальным мыслящим особям»: наша собственная компетенция очень ограничена, в силу чего даже в своих повседневных решениях мы очень часто опираемся на компетенции, мнения и суждения других людей — это и проще, и экономнее, да и просто способствует выживанию отдельного индивидуума, социума, вида в целом. Когда же дело заходит о сложных социальных или политических материях, то наше собственное мнение вообще практически полностью формируется не повседневным опытом, но СМИ, «экспертами», политиками или даже нашими коллегами по работе, которые «что-то там увидели в телевизоре или прочитали в Интернете».
И вот тут-то нам и стоит подумать, почему на фоне экономического и социального коллапса Украины, на фоне уже тотальной ненависти к правящему киевскому режиму — уровень русофобии даже на юго-востоке Украины, населённом или этническими русскими, или же людьми русской культуры, поднялся с 15-18% в 2014 году до 45-47% к 2017-му году.
Такая позиция если не большинства, то уж точно значительной части украинского социума — это логика социального выживания, или, если вам так будет угодно — социального симбиоза и паразитизма. Путь бескомпромиссной борьбы ведь подходит лишь для очень ограниченной прослойки пассионарных и критически мыслящих людей, которые могут хоть как-то противостоять силе окружения и видеть куда-то дальше собственного завтрашнего дня, в абстрактное «послезавтра» (о сроке в пять-десять лет я даже не заикаюсь, тут вообще всё очень печально).
Поэтому, с моей точки зрения, никаких «криптобандеровцев» на Украине нет. Есть, скорее «катакомбные русские», которые, подобно первым христианам, где-то на своих утлых кухнях и в анонимных социальных группах ВК пытаются сохранить свою идентичность, ищут контактов в соседней России, тайком смотрят российское телевидение и лихорадочно думают «куда валить» из царящего в стране бл..кого цирка с клоунами-педерастами.
И да, если вас это успокоит, то большая часть этих тенденций никак не связана с логикой, разумом или образованностью: проведенное в 2014-м году в США исследование показало, что те американцы, которые ратовали за то, чтобы Америка «ввела войска в Крым», помещали его наиболее далеко от его реального положения на земном глобусе.
Не разум определяет социум, но социум ломает разум.
Так что, извините, пока что на Украине пирамидки будут «обебелые», русские будут алкоголиками и террористами, а не спасателями или социально успешными людьми, а каша будет сладкой, даже если она жутко солёная:
Кроме того, хотя по своей сути в этом защитном психологическом механизме создания единой общности людей нет ничего «неправильного» (он действует и, как следствие, полезен), однако одним из его негативных последствий является то, что признание законности других систем ценностей означает порождение опасений, что от этого может пострадать наша собственная, с таким трудом созданная система. При этом, понятное дело, чем неустойчивее наш общественный собственный конструкт — тем яростнее будет его защита.
Ну и, второй момент. Чем ближе к нашей собственной «зоне социального комфорта» лежит альтернативная система ценностей, тем больше будет взаимное влияние двух общественных систем — и тем сложнее и изощрённее будет аргументация в выстраивании «последней линии круговой обороны», в рамках которой защищающая себя социальная общность будет бороться за существование.
Ламберсексуалы наступают
Наш постоянный страх перед собственной социальной и физической смертью, будь-то выраженной в любых формах — от мягкого остаркизма со стороны окружающих и вплоть до публичных казней еретиков, в число которых могут занести и «меня, любимого», ожидаемо проецируется на другие группы людей, которые определяются как «вселенское зло» и должны быть уничтожены. При этом, последовательно очерняя другие культуры и идеи, мы тем самым одновременно укрепляем веру в нашу собственную систему и этим защищаем себя от собственного подсознательного страха смерти. Ну а такой «естественный ход вещей» уже делает социальный конфликт с применением силы неизбеженым — и только от складывающейся общности зависит, приобретёт ли он вид мягкой ассимиляции других культур — либо же новая, складывающаяся общность пробьёт себе дорогу в то самое «вечное, абсолютное будущее» огнём и мечом.
Кончно же, чтобы остаться в истории ещё одной страничкой школьного учебника и стать материалом для новых общностей и цивилизаций.
Беккер достаточно весело описал этот процесс силового утверждения нашего собственного страха перед смертью, сказав в своей книге: «репрессии являются большим подспорьем, потому что в подавляющем большинстве случаев они позволяют нам жить в таком чудесном и непостижимом мире, полном красоты, величия и террора, что если бы животные смогли почувствовать всё это, они бы не смогли пошевельнуться».
Да, мы построили великие города и создали неимоверные чудеса — но сделали это во-многом такими методами, которые не имеют никакого отношения к логике, справедливости или нравственности. Хотя, одновременно являются логичными, справедливыми и нравственными в рамках той системы координат, которая принята в победивших социальных общностях. Как говорится — победителей не судят. До тех пор, пока они не проиграли.
Изначальный проект и окончательный вариант памятника князю Святославу, победителю Хазарского каганата. Белгород, Россия.
Ну а теперь, собственно говоря, к русским и к украинцам.
Во-первых, понятное дело, в логике постулатов «Отрицания смерти» легко объясняется феномен любого «хохлосрача». Как говорится, тут уже без вариантом. «Украинская национальная идея» оказывается настолько нежным и ранимым конструктом, что даже цитирование массы исторических фактов, даже без придания им каких-либо современных оценок, способно эту самую «национальную идею» угробить на корню, оставив её адептов на грудой дымящихся развалин с русскими, польскими, австрийскими и даже тюркскими надписями.
Проблемой для украинского мифа является и то, что какую-то более-менее связную историю в его рамках можно сложить где-то до начала XVIII века, а вот позже уже выясняется, что украинский/малороссийский/южнорусский проект создания социальной и цивилизационной общности уже окончательно проиграл великорусскому/северорусскому — после чего тот проект, который олицетворяла Москва, полностью подчинил и интегрировал в себя украинский проект.
Во-вторых, что тоже становится предельно понятным — неприятие украинским проектом и социумом любых упоминаний о «русских» уже следует из того, что для украинской общности русские являются самыми близкими родственниками, да ещё и обладающими всеми «козырными картами» последних 300 лет, за время которых в рамках «национальной украинской идеи» приходится собирать какие-то жалкие исторические, культурные и языковые крохи, из которых вполне можно слепить родо-племенную или сельско-хуторскую идею, но никак не идею строительства современной городской, индустриальной и культурно-развитой нации.
Примат «борьбы с Россией» осложняется в случае Украины ещё и тем, что пара Россия-Украина просто не может быть сбалансирована никак иначе, нежели силовым путём. Там, где в благословенной Швейцарии можно лавировать между француско-итальянско-немецкими полюсами, понемногу выстраивая свою собственную историю и идентичность «богатых европейских гномов» (хотя для утверждения этой идентичности и пришлось изобрести, например, кальвинизм), в случае Украины сияет блистательная степная дыра. За всю историю последних 300 лет украинская нация предпринимала несколько попыток выстраивания «второго полюса», использование которого бы позволило хоть как-то уравновесить всепроникающее влияние России, но все эти попытки были в итоге неудачным кровавым спектаклем.
Швеция, Польша, Порта, кайзеровская Германия, Третий Рейх — каждую из этих попыток потом проклинали в веках, но в момент её осуществления это всегда был «единственный шанс» для несбалансированного положения Украины.
Сегодняшняя попытка Украины опереться на США и Евросоюз в противостоянии с Россией, пожалуй, столь же экзотична, как и союз Мазепы с Карлом XII. Но тут уже, как говорится, без вариантов — пока «колесо генотьбы» не дойдёт на Украине до вынужденного отрицания очередной «уравновешивающих русских» идеи, мыши будт мучаться, но есть кактус.
Мазепа монументальный и Мазепа реальный. У первого — гетманская булава, а у второго — Андреевская лента.
В-третьих, учитывая такую неравновестность противостояния Украины и России, которая пока что лишь частично компенсируется за счёт влияния Европы и США, ясно и дальнейшее направление развитие ситуации. Культурное поле русской общности будет постоянно вытесняться из украинской реальности — вслед за Артёмом и Лениным, Кировым и Фрунзе, героями Сталинграда и комсомольцами уже пошёл сниматься и следующий пласт, в который попали Минин и Пожарский, Чкалов и Москва, Ватутин и Горький.
За этим пластом вполне может сдвинуться и следующий, в который уже попадут Пушкин и Достоевский, Лермонтов и Ломоносов. Это, в общем-то, опять-таки чистая логика действий в условиях ограниченности ресурсов — даже из саморазрушения можно почерпнуть хоть немного, но запасённой прошлыми поколениями социальной энергии — и бросить её в топку современного Молоха.
Современная Украина поощряет столь же современныый социальный инфантилизм, Опять-таки, цитируя Беккера, «общество состоит из механизмов защиты младенца, который боится остаться один в темноте, но которому предлагают социальную тьму в густой толпе». Как я уже писал, на осознанную борьбу с всепоглощающим давлением социума способны очень немногие — вследствии чего большая часть процесса «боротьба тривае» воспринимается подавляющей частью населения как неизбежное, но меньшее зло. Как в грустном анекдоте о муже, который спрашивал, не больно ли его жене и просил её потерпеть, пока её насиловали грабители.
Финальная точка этого процесса — тот самый миф, который возможно будет создать как на символьном, так и на фактическом материале, который останется на Украине к моменту её стабилизации.
С символами всё уже достаточно понятно — успешно можно будет «перелиевать» всю древнерусскую историю. В конце-концов князю Владимиру и князю Святославу всё равно, кто живёт на приднепровских степях и в болотах Полесья через 1000 лет после их смерти.
Правда, тут надо будет что-то сделать с тюрками и с хазарами, а то получится как-то неудобно, что тюркских заимствований в украинском языке больше 4000, в то время, как в русском — меньше 2000, а на Донбасс всё равно нападает «русская Орда». Откреститься от хазаров не получится никак — так как «черкесы» с «козаками» получаются тем самым мостиком, который приходится прокидывать от древних племён, населявших Дикое Поле, к современным жителям Украины, если национальным миф требует убрать из рассмотрения русский фактор.
Ну и, конечно же, что-то надо будет сделать с еврейским фактором, как и с призывом Богдана Хмельницкого бить «ляхов и жидив», так как «ляхи» теперь — представители «уважаемых европейских союзников», а «жиды» теперь и президенты, и премьер-министры, и депутаты, и олигархи в рамках украинского национального проекта, да ещё и в таких товарных количествах, что диву даешься, сколько талантливых сынов еврейского народа попало в ряды щирых украинцев.
Так, «жида, ляха и иезуита» с памятника убрали, надпись «единая, неделимая Россия» убрали... Остался сам Богдан Хмельницкий. Известный «сепар», между прочим. Правда, в конце ещё и Переяславскую Раду устроил, так что и «москаль»!
С периодом XVIII-XIX веков вообще мало что получится сделать — история Украины в это время — это история мегауспешной русской колонизации малороссийских земель, в рамках которой оказывается, что великие русские писатели Гоголь и Шевченко пишут на русском, даром что поэт Шевченко издаёт стихи на украинском диалекте. То же самое можно сказать и советском периоде ХХ века, когда в украинский миф приходится записывать уж столь неаппетитных персонажей, что хоть святых из хаты выноси.
Но, как уже говорилось, там, где русский плюнет в коллабрациониста, предателя и убийцу (благо настоящих героев просто легион) — у украинца нет выбора. Приходится лепить героев из Бандеры и Шухевича, Грушевского и Винниченко, Петлюры и Скоропадского.
И даже непонятно, кого ставить в пример — то ли Грушевского, в конце-концов академика АН СССР, то ли Винниченко, даже вступившего в ВКП(б) (кстати, как там иститут Национальной памяти?), то ли откровенных уголовников Бандеру и Шухевича.
Для жителей Украины это, конечно, будет вариантом управляемой шизофрении. Шизофрения, в общем-то, состояние уже на один шаг тяжелее депрессии, которое часто возникает, когда «личный проект бессмертия», реализованный через существующие механизмы стабильного общества, разваливается, но человек, не в силах принять мысли о неизбежности собственной смерти, начинает жить в новой, выдуманной реальности.
Поэтому шизофреник должен создать свою собственную реальность, в которой он является значимым героем, а вмещающее его общество — носителем тем самых защитных механизмов, которые индивидуум утратил. При этом, в общем-то, как я уже подчёркивал, совершенно неважно, насколько непротиворечива такая ублюдочная картина мира — главное, что её разделяет подавляющее большинство тех, кто окружает такого шизофреника поневоле.
Поэтому, в общем-то, бесполезно убеждать в чём-то тех, кто «ненавидит русских по-русски», на простой вопрос об их собственной идентификации вы получите массу взаимоисключающих параграфов, которые будут лишь свидетельствовать об остром кризисе смены идентичности.
Человек — это винтик общества, он ограничен обществом и раболепствует перед ним. Но он же одновременно думает, что у него есть уникальная личность, что он имеет полный контроль над своей жизнью и что его свобода воли и независимость суждений не подлежат сомнению.
Но этот же человек находится под защитой надёжных и ограниченных альтернатив, которые общество предлагает ему и, если он не свернёт со своего пути, он может прожить свою жизнь в некоторой тусклой безопасности. Социальная система, в которой мы рождаемся или в которую мы волей-неволей попадаем, определяет пути и шаблоны, которым мы должны следовать для того, чтобы себя проявить и получить «плюшки» от социума. Мы формируем себя так, чтобы угодить другим и соответствовать чужим ожиданиям. Это происходит потому, что людям чрезвычайно комфортно чувствовать себя защищёнными внутри своей тюрьмы, и они по сути дела сами противостоят всем попыткам вырваться.
Поэтому, в общем-то, «морок Украины» может быть разрушен только сочетанием внутренних и внешних сил. И тут мы подходим ко второй части вопроса, к физическуму и фактическому материалу, который останется на Украине к моменту её стабилизации.
Неизбежной платой за такую стабилизацию «внутри шизофрении» будет последовательная утрата «периферийных» частей социальной системы. В 2014-м году Украина потеряла Крым, процесс окончательной потери Донбасса происходит уже на наших глазах. Однако самым болезненным является процесс «тихой эмиграции», который продолжается на протяжении всей истории Незалежной. Такое «голосование ногами» (хоть и без родной земли впридачу) становится главным угрожающим фактором. И тут я могу лишь повторить то, что я писал ещё два года тому назад:
Основной сценарий для «ядра» Украины — это условная «Большая Молдавия». Сценарий, скорее всего осуществимый для центральной, преимущественно сельскохозяйственной Украины. Проблема этого сценария — Киев. В рамках этого сценария, который вполне бы устроил большую часть центральной Украины (от Сум до Винницы и от Житомира до Полтавы) — Киев, как город и столица, становится безумно избыточным. Именно избыточность Киева, как столицы и его ничтожное состояние, как вариант будущей «столицы Большой Молдавии», тормозит реализацию всех трёх сценариев. Киевская элита панически боится как ухода Востока в Россию, так и дрейфа Галиции, Волыни, Буковины и Закарпатья в сторону Европы — поскольку тогда сценарий «Большой Молдавии», страны, нищей, сельскохозяйственной и ничтожной во всех мировых раскладах — становится неизбежной реальностью. Именно этим инстинктом самосохранения и продиктованы сегодняшние потуги киевского режима нагнать военную и мобилизационную антироссийскую истерию — их вероятное будущее в чём-то гораздо страшнее и печальнее, чем возможное поражение в противостоянии с Россией.
Но, понятное дело, до Большой (а то и Великой) Молдавии нам ещё надо дожить.
Ну а дальше, как и при любой терминальной стадии шизофрении и последует либо стабилизация, либо же окончательный распад такой псевдо-личности, которая всё-таки должна утешать себя тем, что попадёт в учебники новейшей истории...
Оценили 18 человек
18 кармы