- Кхе-кхе...
Президент напряженно ждет вопросов, но их нет. Он обводит уставшим взглядом зал. В зале никого нет. Да и не может быть. Все они - те, кто могли бы задать ему вопросы - остались наверху. Так и не успев задать главный Вопрос.
- Кхе-кхе…
А он здесь. Внизу. В пустом зале. Да и не зал это вовсе, а одна из больших комнат бункера - пустой бетонный мешок с низким потолком и скудным освещением, размеры которого не превышают восьми десятков квадратных метров. Старые стулья стоят рядами, но на них никто не сидит.
- Кхе-кхе?
Президент бережно разглаживает пожелтевшие от времени листы с подсказками. Ему тревожно, но он не сумасшедший. Он прекрасно понимает, что вопросы задавать некому. Но какая-то надежда в нем теплится.
- Кхе…
Потому что существует некий миропорядок, который диктует бытование всего сущего. А значит, если есть пресс-конференция, то должны быть и вопросы.
- Кхе-кхе?!
Президент раздражен. Ему неприятна эта ситуация. Она какая-то неправильная. Она нарушает миропорядок. Покушается на существование самой реальности.
… Раньше было проще. Раньше он использовал проектор, чтобы просматривать старые записи. На них люди с микрофонами задавали вопросы. А он отвечал. Вопросы всегда были одни и те же, потому что старых записей было мало, но зато он отвечал подробно и обстоятельно. И порядок сохранялся.
Однажды проектор сломался. Тогда пришлось использовать тело пресс-секретаря.
Пресс-секретарь давно умер, но его ссохшееся тело было в порядке. Особенно лицо. Оно сморщилось, но усы и прическа остались нетронутыми дегидратацией. Президент брал легкий труп и усаживал на один из стульев. Пресс-секретарь смотрел на него мертвыми, но полными предсмертного ужаса глазами и, казалось, задавал вопросы, главными из которых были “за что?” и “зачем?”.
Президент внимательно выслушивал пресс-секретаря, а затем убедительно и обстоятельно отвечал, иногда рассказывая какой-нибудь анекдот. После анекдота люди в зале смеялись. Смеялись и аплодировали. И начинали задавать свои вопросы.
Эти люди были нечеткими, иногда они меняли свою внешность, возраст или пол прямо по ходу вопроса. Но президента это не тревожило. Главное, что сами вопросы были четкими и по делу. И Президент отвечал на каждый из них. Отвечал долго и подробно, иногда, впрочем, подглядывая в бумажки с подсказками. Там были некоторые статистические данные по экономическим показателям, которые он боялся переврать.
Пресс-конференция заканчивалась, и Президент уносил мумию пресс-секретаря в одно из подсобных помещений. До следующей прямой линии…
- Кхе-кхе…
Президент смотрит на пустой стул в первом ряду. Крайний справа. Именно там по традиции сидел мертвый пресс-секретарь. Но сегодня там нет и его.
… Накануне пресс-конференции Президент обнаружил, что тело пресс-секретаря изгрызли белесые крысы. Эти твари, отдаленно напоминающие обыкновенных крыс, появились в бункере несколько месяцев назад и успели за это время неимоверно расплодиться.
Президент гонял агрессивных тварей шваброй, но они не очень боялись одинокого старика, с трудом передвигающего ноги.
К счастью, белесые крысы не могли причинить вред консервам, которые были надежно запаяны в толстую жесть, но они испортили книги и многие другие вещи Президента, проникая буквально всюду.
От мумии пресс-секретаря почти ничего не осталось. Президент успел спасти лишь голову, но она была уже вся изуродована. Нетронутыми остались только усы…
Президент вздрагивает. Он, похоже, слегка задремал, размышляя о белесых тварях. Теперь он часто и неожиданно впадает в дрему и не знает, сколько это продолжается, может минуту, а может и час.
- Кхе-кхе…
Голос Президента звучит неуверенно. Гулкое эхо отдает страхом. Этот страх злит Президента. Он всегда злится, когда боится. Он затравленно обводит взглядом пустые стулья, а затем в ярости кидает в зал свой старый сломанный карандаш.
- Кхе-кхе!!
Карандаш падает на грязный бетонный пол и несколько мгновений лениво катится по нему. Президент, обессиленный своей вспышкой ярости, несколько минут отупело смотрит на него.
- Кхе, - донеслось откуда-то издалека.
“Кто это сказал?” – Президент поднимает взгляд, но зал по-прежнему пуст.
Тишина.
“Может это пресс-секретарь пришел? Нет, его же белесые крысы… Да и не смог бы он сам прийти. Он же…”
- Кхе-кхе…
Звук доносится из темного коридора, ведущего в зал. Света там нет, потому что последнее время приходится экономить лампочки.
- У-кхе…
Звук противный – какой-то болезненный тявкающий кашель. Еще слышатся шаги, шаркающие и одновременно тяжелые.
Президент медленно встает, всматриваясь в черный квадрат коридора.
- Кхе-кхе…
Звук все ближе. Президент хватает швабру, которую всегда теперь носит с собой, чтобы гонять белесых крыс. Больше у него ничего нет. На нижнем уровне бункера есть сейф с пистолетом, но что теперь об этом думать – нижний уровень заблокирован с самого начала и, скорее всего, навсегда.
Президент берет швабру наизготовку и, крадучись вдоль стены, идет к выходу в коридор…
1.1.
Президент просыпается и, глядя в полумрак спальной комнаты, сразу же понимает, что наступил именно Тот день. Нет никаких доказательств или знаков, что это так. Есть только мгновенное и четкое понимание.
Одевшись, Президент открывает сейф, достает оттуда потрепанную тетрадь. Это самодельный календарь. Он ставит очередной крестик в нарисованной карандашом табличке.
“Надо бы пересчитать”, - думает он. Он уже много лет пересчитывает крестики. С тех пор как понял, что верная лично ему эвакуационная группа ФСО уже не придет.
... Когда он понял, что за ним не придут, он попытался взять себя в руки и подняться на верхний уровень, где находился пункт связи. Но сделать этого не удалось. Дверь, ведущая на верхний уровень бункера, была заблокирована. Электронный замок был запрограммирован на автоматическое открытие, и открыться должен был только тогда, когда уровень опасности снизится до оптимального. Так сообщал небольшой экран рядом с дверью. Что это значит, Президент не понимал. Зато он понимал, что взломать замок не было никакой возможности.
Несколько дней Президент в ужасе метался по коридорам нижнего уровня, то проверяя систему автономной вентиляции и электропитания, то зачем-то пересчитывая банки консервов на бесконечном, как казалось, складе продовольствия, то вновь возвращаясь к толстой металлической двери с проклятым замком.
Но ужас, в конце концов, сменился привычной тоской. А потом - легким безумием.
Президент понимал, что безумен. И принимал это. И это его принятие – как ему казалось – предотвращало полный психический хаос, в который он мог скатиться.
Иногда ему слышались голоса, иногда шаги. И если вначале он кидался на их звук, то потом перестал обращать внимания, понимая, что его собственный мозг, уставший от одиночества, просто разыгрывает его.
А однажды в большом зеркале президентского кабинета появился мальчик. В комнате его не было, он был только в зеркале. Маленький, лысый, бледновато-желтый и какой-то нечеткий. Этот мальчик стоял по ту сторону и наблюдал за Президентом. И молчал.
Сначала Президент закричал и забился в угол. Затем хотел разбить зеркало, но в последний момент понял, что делать этого нельзя. Если разбить стекло, мальчик выйдет и тогда…
Что тогда? Президент не знал. И не хотел знать. Он выбежал из кабинета с твердым намерением больше никогда туда не возвращаться. Однако что-то, какое-то болезненное любопытство влекло его иногда в кабинет к тому зеркалу. Президент осторожно входил и, стоя у самой двери, смотрел на зеркало. Мальчик был там. Он молча смотрел на Президента, слегка повернув голову в его сторону...
Календарь Президента, его пожелтевшая бумага, которую он ощущал под рукой, были точкой сборки его реальности. Они были тем центром его мира, который защищал его от помешательства и страха. Таблицы и крестики создавали и поддерживали миропорядок, который пытались разрушить одиночество и тоска, голова и шаги, зеркало и заключенный в нем мальчик. Рисовать таблицы и пересчитывать крестики стало ритуалом, который помогал и надежно защищал…
Но сегодня именно Тот день, поэтому пересчитывать крестики смысла нет. Нужно просто действовать.
Президент достает из сейфа пистолет. В нем всего три патрона, но это не важно – пистолет важен сам по себе. Президент надевает костюм химической защиты и противогаз, но в противогазе тяжело дышать, поэтому пока он вешает его на пояс.
Затем Президент долго идет по тусклому коридору, поднимается по зеленой металлической лестнице и оказывается у двери, ведущей на верхний уровень бункера. Замок горит зеленым огоньком. Небольшой экран рядом с дверью сообщает, что доступ разрешен.
Президент с трудом открывает дверь, наваливаясь на нее всем телом. За ней такой же тусклый коридор, что и позади. Президент нерешительно идет вперед, по пути проверяя дозиметр. Прибор показывает, что все в норме.
Президент помнит план верхнего уровня наизусть, он поворачивает в центральный коридор и направляется к пункту связи. Если связи нет, то он в любом случае намерен подняться на поверхность.
Лампочки в коридоре беспокойно мигают, большая часть из них перегорела. Впереди участок полностью погруженный в темноту.
“Я забыл фонарик”, - с досадой думает Президент, но понимает, что возвращаться за ним он уже не будет. Тем более, что в конце коридора виден свет.
2.2.
Все эти годы Президент жил в страхе, но этот страх был лишь фоном его сознания, некой частью мировосприятия. По-настоящему он боялся лишь других людей, но в бункере их не было. А фантомные зрители “Прямых линий” были не в счет. Это были вопросительные функции, а не люди.
Но сейчас Президент действительно боится, потому что по коридору идет человек. Человек, которого здесь быть не должно. Дверь, ведущая на нижний уровень, заблокирована на неопределенный срок, и, судя по всему, неисправна. А на поверхности просто не может никого быть.
Президент прижимается спиной к стене рядом с входом в зал и берет швабру так, чтобы посильнее ударить незваного в его герметичный мир гостя.
1.2.
Президент входит в освещенный зал и тут же получает удар в грудь какой-то палкой.
- Кхе-е! – Выдыхает он от боли и неожиданности.
Второй удар приходится по спине. Президент падает, но, превозмогая боль, резво ползет прочь от напавшего на него человека, который больше не нападает. Во-первых, потому что палка, которой он наносил удары, сломалась, а во-вторых, потому что нападавшего скрутил сильный кашель.
- Кхе-е-е!!!
Президент встает на четвереньки, затем на колени. Достает пистолет, снимает с предохранителя.
“Ну, сука, сейчас я тебя завалю”, - злость помогает преодолеть шок и страх.
Президент встает на ноги и оборачивается, одновременно стреляя.
Нападавший получает три огнестрельных ранения в грудь, покачивается и медленно оседает на пол, западая на спину. Под ним медленно растекаются две лужи – крови и мочи.
Президент узнает убитого и содрогается. От неожиданности и непонимания. Он ясно узнает в этом бледном, худом и обезображенном красноватыми опухолями лице свое собственное.
Президент стоит и рассматривает своего двойника. Тот одет в лохмотья, что когда-то были дорогим деловым костюмом. На его худой шее болтается потерявший всякую форму галстук. Руки двойника густо покрыты старческими пятнами. На голове не единого волоска.
“Что это такое?”
Президент медленно отходит прочь, осознавая вдруг, что все эти годы он жил бок о бок со своим собственным двойником, запертым в бункере, как и он сам. Все эти годы…
Белесые твари, похожие на крыс, смотрят на труп, нюхают воздух и подбираются все ближе.
1.3.
Президент натягивает противогаз и поднимается по зеленой металлической лестнице. Открывает дверь, ведущую в промежуточный отсек. Она разблокирована, так как электронная система бункера синхронизирована.
За дверью должен быть темный тамбур и широкие бетонные ступени, ведущие дальше наверх.
Но вместо этого за дверью до боли знакомый тусклый коридор.
Президент знает, что это нижний уровень, потому что нижний уровень – после всех этих лет! – он знает превосходно.
“Но я же поднимался вверх!” – мысленно кричит Президент.
Он бежит по коридору, узнавая каждую надпись и дверь.
“Но я же поднимался вверх!”
Президент забегает в свой кабинет, который по всем законам физики и здравого смысла должен находиться глубоко внизу, и видит зеркало, откуда на него молча смотрит бледновато-желтый мальчик…
Оценили 7 человек
18 кармы