Кратко о великом. Царствование Ивана Грозного

(К выходу очередного сериала ВГТРК, обгаживающего историю России, на этот раз эпоху Ивана Грозного, хочу повторить свою статью от октября 2016.)

на изображении – фрагмент постера к фильму “Иван Грозный” режиссера С.Эйзенштейна. Госкиноиздат, 1944 г.

Легкое “собирание” новгородских, псковских, верхнеокских, северских, тверских, рязанских земель при великих князьях Иване III и Василии III было следствием того, что русское простонародье принимало правление московских Рюриковичей. Те обеспечивали традиционную общинную жизнь, прекращение господских усобиц и частных войн, ослабление боярского гнета, проводили уменьшение боярского землевладения в пользу черносошного (государственного) крестьянства, усиление обороны от вражеских набегов. Московская централизованная система привлекала низкими налогами и возрождением самоуправления у крестьянских и посадских общин.

Однако, несмотря на переход к более интенсивному паровому способу обработки земли, Московская Русь оставалась бедной страной, опирающейся на рискованное земледелие в зоне холодного климата с коротким сельскохозяйственным периодом, со слабым животноводством (из-за длительного периода содержания скотины под крышей), с замерзающими речными путями, отрезанной от прибыльных морских торговых путей.

Московская Русь была крепко заперта в кругу враждебных соседей (Швеция, Ливония – форпост Германской империи, Польша, Литва, Османская империя, Ногаи, Крымское, Астраханское, Казанское, Сибирское ханства). Многие из этих соседей захватили русские земли, самые плодородные, примыкающие к морям – в период после монгольского нашествия. Польша с Литвой прекрасно знали, чье мясо съели, учитывая, что московские Рюриковичи заявили себя правителями всея Руси, как и их предки: Рюрик, Владимир, Ярослав. Пребывание Московской Руси в этом враждебном круге означало перманентную войну, почти постоянное ведение боевых действий и отражение вражеских набегов на всех рубежах. В эту эпоху на каждый мирный год приходится два военных.

Швеция, Польша, Литва, Ливония, Ногайская Орда, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Османская империя не в силах завоевать и расчленить Русское государство (причём европейских недоброжелателей останавливала не только русская военная сила, но и климат; западная граница Московской Руси совпадает с изотермой января -8°, а дальше на восток всё холоднее). Тем не менее, они осуществляли эффективную блокаду Русского государства, совершая разорительные набеги, нередко предпринимая и скоординированные наступательные действия (как, например, в 1517, 1521, 1534, 1535, 1541, 1552 годах).

Ни север, ни юг, ни запад, ни восток Московской Руси не защищены от вражеских нашествий. У Русского государства фактически нет тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находятся под ударом как Рязань, Тула и Смоленск. Плодородные степные почвы отсечены Диким Полем. До 65 тысяч русских ратников уходят каждую весну на охрану оборонительных рубежей, которые проходят в 60-70 верстах от Москвы, по берегу Оки. Набеги крымско-татарских и казанских феодалов, которые случаются и по два раза в год, обходятся стране в десятки тысяч жизней, и русские пленники продаются на рынках крымского и астраханского ханств по бросовым ценам. “Всё было пусто за 15 миль от Москвы”, свидетельствует тот же Курбский о довольно рядовом нашествии казанцев в 1545 году. Особенно страдает Русское государство от вражеских набегов в период ослабления государственной власти, усиления боярщины и боярских распрей – особенно между кланами Шуйских и Бельских – в тринадцатилетний период после кончины великого князя Василия III, когда Иван IV был ещё ребенком.

Заметим, что ограбление русской территории являлось, по сути, основной статьей “национального дохода” в Крымском ханстве. В набег уходило практически все мужское население этого государства; лишь меньшая часть войска принимала участие в боях, остальные занимались “сбором урожая” на русских землях, причем основное внимание уделялось похищению детей – этот “живой товар” было удобней всего перевозить в седельных корзинах. В годы, когда набег не удавался, в крымском ханстве обычно случался голод и начинались междоусобицы.

Морские торговые пути, ведущие в Россию, находились под плотным контролем Ганзы, Ливонии и Швеции. Западные соседи не пропускали в Россию многие товары, мастеров и техников (наиболее яркий пример – дело Ганса Шлитте и 123 мастеров от 1547 года), не дозволяли русского мореплавания, попросту убивали русских купцов, рискнувших отправиться за море. Но, в то же время, имели замечательные барыши, монопольно скупая дешевые русские товары. (В эту эпоху в западной Европе как раз происходит скачок цен, связанный с притоком южноамериканского серебра.)

Польские и шведские короли регулярно пишут письма западноевропейским государям, требуя прекратить торговые отношения с Русским государством, лживо выставляя русских «варварами», «схизматиками», «тиранами» и «врагами христианства», но одновременно выдавая истинные причины своей русофобской активности: русские – талантливы, «русские быстро всё усваивают и легко постигают» и, если их не остановить, будут «господствовать на Балтийском море».

Стремление Московской Руси к беспрепятственной торговле по морю с разными странами вызывает у ливонцев, ганзейцев, шведов, поляков настоящие приступы русофобской истерии (хорошо описанной в книге Г. Форстена «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях», притом что ее автор не замечен в симпатиях к Московской Руси.)

С 1550-х гг. начинается изменение климата, известное как “малый ледниковый период”. На русской территории, где и без того рискованное сельское хозяйство с коротким вегетационным периодом, резко увеличивается количество погодных “сбоев”, таких как летние заморозки, засухи и т.д. У окольцованной страны отсутствуют какие-либо возможности для эксплуатации внешних ресурсов – а это именно то, чем занимались западные колониально-торговые державы, начавшие быстрое накопление капиталов за чужой счет: прямого грабежа и неэквивалентной торговли в заморских землях.

Устойчивость для Руси означала, в первую очередь создание всеобщих условий для безопасной жизни и ведения хозяйства. Земли и доходы должны были перераспределяться от привилегированных вотчинников (феодалов-микрогосударей, имеющих собственных бояр и дворян, высасывающих земельную ренту и дезорганизующих государственное управление) в пользу государевых служилых людей, несущих военную и пограничную службу. Русскому купечеству нужна беспрепятственная торговля, русскому крестьянству нужно расширение пашни и крепкая оборона от грабительских набегов, предпринимаемых враждебными государствами.

Молодой царь Иван Васильевич проводит рациональные внутренние реформы, в том числе, в области местного (земского) самоуправления и всесословного представительства (Земские соборы). На место самоуправства бояр и наместников, усилившегося в смутные годы после смерти (возможно, отравления) Василия III, приходило хорошо организованное самоуправление крестьянских и посадских общин, их широкое участие в охране порядка и судопроизводстве – и это на основе закона, Судебника 1550 года. Царский Судебник ограждал общины, крестьянские и посадские, от своеволия бояр-наместников и их слуг, определял широкое участие выборных земских властей в суде. Не один крестьянин не мог быть взят под стражу наместником без согласия местной крестьянской общины. Община обязана была контролировать ведение судебных дел в отношении своих членов. «И все судные дела у наместников и тиунов писать выборному земскому дьяку, а дворскому и старосте и целовальникам к тем судным делам прикладывать руки».

Русский крестьянин согласно царскому закону – свободный человек. И это резко отличает его от крестьянства Польши, Литвы, Ливонии, Венгрии, Чехии, Дании, германских земель к востоку от Эльбы, находящегося в тяжелой крепостной личной зависимости от господина; и скажем, польский шляхтич имеет право убить своего крестьянина “как собаку” (слово «крестьянин» и в современном польском языке – chłop, холоп, раб).

Иван IV собирал представителей «земли» на парламенты Земских Соборов, включая представителей крестьянства, по наказам которых и составлялись уставные царские грамоты, вводящие самоуправление в той или иной волости. Уже на первом Земском соборе царь Иван известил собравшихся, что бояре более не являются держателями земли русской. Тем дано было начало реформе земского (местного) управления. Вместе с отменой кормлений (при которых боярин-наместник не только управлял, но и кормился от той или иной территории) уставные грамоты предоставляли городу или сельской волости право управляться своими собственными выборными властями, прямо сообщаться с центральной властью. «И будет посадские люди и волостные крестьяне похотят выборных своих судей переменити, и посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити».

Во второй половине 1550-х гг. бояре-наместники и бояре-волостели, в массе своей, были от «городов и от волостей отставлены». Их власть перешла к «излюбленным старостам» и «излюбленным судьям», «выбранным всею землею». Место наместничьих тиунов и доводчиков (низшего чиновничества) заняли выборные целовальники и земские дьяки. Губных старост, исполняющих полицейские функции (русских шерифов), выбирали на всесословном уездном съезде из числа служилых людей (то есть лиц, умеющих хорошо владеть оружием). А их помощников, губных целовальников — выбирали посадские и крестьянские общины, «по выборам сошных людей», из своей среды. При губных старостах, для ведения следственных дел, находились губные дьяки, также избираемые «по выборам всех людей». Прихожане получили право выбирать своих священников и учить детей в приходских школах.

Искоренение наместничьего правления, ликвидация княжеских и боярских частных «государств в государстве» способствовало сложению общенационального рынка. Видный медиевист Б. Д. Греков, в своем исследовании «Очерки истории феодализма в России», писал о быстром развитии внутреннего рынка в Русском государстве времен Ивана IV. Схожего мнения придерживался и историк С. В. Бахрушин, который отмечал возникновение общероссийского рынка и быстрый рост железоделательного, суконного, кожевенного производств в эпоху Ивана Грозного. Литовский писатель 16 века Михалон Литвин с воодушевлением сообщал: «Так как московитяне воздерживаются от пьянства (!), то города их изобилуют прилежными в разных делах мастерами».

Владение вотчиной (частное земельное владение) теперь обязывало владельца к государственной службе, как и условное земельное держание (поместье). «Уложение о службе» 1556 года четко ставила землевладение в зависимость от государственной службы. «Велможы и всякие воини многыми землями завладали, службою оскудеша, — не против государева жалования и своих вотчин служба их.» Приравнивая вотчину к поместью, «Уложение» 1556 года наносило серьезный удар по привилегированному землевладению, которое являлось краеугольным камнем феодальной системы. Оно обеспечивало каждого воина земельным окладом по четким нормам. По всей стране писцы измерили земельные владения в общегосударственных имущественных единицах — «сохах». По результатам кадастровых работ был произведен передел, земельные излишки от крупных владельцев передавались мелким.

Одновременно принимались меры по снижению долгового бремени служилых людей. Они освобождались от уплаты процентов по долговым обязательствам, вводилась пятилетняя рассрочка по погашению долгов. Четко устанавливая зависимость землевладения от службы, реформа отворяла доступ в служилое сословие представителям низких сословных групп — «поповичей и простого всенародства», как выражался недовольный Курбский.

Царь строит новые пристани на Нарове и Белом море. Создает протяженные оборонительные линии на направлениях вражеских набегов (в т.ч. Большую засечную черту). Организует станичную и сторожевую службу с глубиной действия свыше 400 верст, что позволяет отнять у Дикого Поля десятки тысяч квадратных километров земли. Формирует постоянное стрелецкое войско.

Создание этого войска относится к 1550 году, когда «учинил у себя царь… выборных стрельцов и с пищалей 3000 человек». Стрельцы отличились уже при взятии Казани, где первыми двинулись на городские стены и ворвались в город. «И тако скоро взыдоша на стену великою силою, и поставиша ту щиты и бишася на стене день и нощь до взятья града.» Отличились стрельцы и при взятии Полоцка, где уничтожали вражеских пушкарей и штурмовали крепость. Стрельцы были русским ответом наемному войску, приводимому польскими и шведскими королями. В отличие от западных наемников, живших на деньги, выдаваемые правителями на войну, а еще больше от мародерства, стрельцы имели постоянное денежное жалование, а также коллективно получали землю.

Царь организует за счет казны выкуп русских пленных у татар, ставит десятки новых городов, в первую очередь, на границе Дикого Поля, но и в северо-восточных пределах, в Прикамье, на Урале. Ликвидирует казанскую угрозу. Наказывает знаменитого короля Густава Вазу за рейды его феодалов на русские земли – шведские войска разбиты на Неве и финской реке Кивинеби; в мирном русско-шведском договоре 1557 года имеется положение о свободе торговых сообщений Московской Руси с европейскими странами через шведские владения. И вообще во всех договорах с датчанами, англичанами, шведами, Иван Грозный непременно оговаривает право беспрепятственной торговли для русских купцов. С покорением Астраханского ханства было покончено с одним из крупнейших центров работорговли. (А в 1569 удалось уничтожить огромное турецкое войско, идущее к Астрахани.) Более того, русский контроль над Волгой означал закрытие пути, по которому на протяжении тысяч лет из центральной Азии в Европу шли кочевые орды. Для крестьянского освоения открываются новые территории на юге и юго-востоке с более плодородными почвами.

Немалую роль сыграл в этом и разгром нашествия крымско-татарских и турецких войск летом 1572 года – в судьбоносной битве при Молодях, в 70 верстах от Москвы. (Эта битва была не менее судьбоносной, чем Полтавское сражение. Но мы ухитрились ее забыть, потому что либеральные гуманитарии посчитали, что царь Иван IV и опричный воевода Д. Хворостинин не могут выступать в роли спасителей Отечества.)

В правление царя Ивана русские выходят на Северный Кавказ, ставят крепости на Тереке, Сунже, Койсу-Сулаке. При Иване Грозном происходит разгром Сибирского ханства; с исчезновением этого государства было снято основное препятствие как для освоения Урала, так и для долгосрочного движения русских на восток, к Тихому океану. Иван Грозный, предвосхищая Петра Великого, добивается широкого выхода к Балтике. Но и усилия его врагов становятся более согласованными. Быстро формируется цепь фронтов; и уже во время первого наступления в Ливонии, зимой 1558 года, Русь получает удар с южного рубежа, от крымцев.

Тем не менее, если бы не исторически случайное перемирие 1559 года, которое заключил царь Иван с Ливонским орденом под влиянием Дании и боярской “Избранной Рады”, война за Балтику могла бы завершиться быстрой победой Московской Руси. Царю удалось разгромить Ливонский Орден, лежащий на пути к Балтике, но к концу перемирия Русь столкнулась уже с рядом сильных западных государств, поделивших между собой прибалтийские земли.

Теперь в ряду противников ведущие военные державы того времени – Польша, Литва, Швеция, которых поддерживает Ганза, Германская империя, Римская курия; в союзе с Западом выступает Крымское ханство и ряд других кочевых орд, за которыми стоит Османская Империя. Население вражеской коалиции превосходило 5-6-миллионное население Московской Руси в несколько раз, несравнимо большими были денежные возможности западных противников по вербовке войска. (Если б численность стрельцов не была бы намного меньше числа наемников, нанятых вражескими государствами, то исход Ливонской войны оказался бы другим.) Русь расходует силы в борьбе на нескольких фронтах, и крупные вотчинники, с самого начала не желавшие воевать против ливонских баронов и польско-литовских панов, склоняются к саботажу, а затем и предательству.

Уже со второй половины 1550-х князья и бояре, обозленные оскудением вотчин (семейства вотчинников росли, а крестьяне согласно Судебнику могли покидать вотчины и искать себе новое место), отменой кормлений и обязательной службой (несущей все больший риск, так как началась Ливонская война), терявшие административный и судебный контроль над уездами и волостями, наращивали противодействие центральной власти.

Озлобление боярства и князей на царя усиливается дальнейшим ограничением их прав на наследование и преумножение вотчин. Указы 1562 и 1572 гг. запретят князьям продавать, покупать и менять вотчины. Вотчинные владения смогут переходить по наследству только к ближайшим потомкам собственника («дале внучат вотчин не отдавати роду»), а в случае отсутствия наследника мужского пола будут отходить в казну. Переход к ближнему родственнику по завещанию сможет происходить лишь с разрешения правительства, «посмотря по вотчине, по духовной и по службе». Вотчины, купленные у казны из фонда «порозжей» земли, можно будет передавать только сыновьям или в приданое дочерям. В случае бездетности они станут отходить в казну с некоторым возмещением родственникам.

С 1562 начинаются побеги бояр в Литву; в феврале 1563 князья М. В. Репнин и И. Д. Бельский игнорируют приказ царя о наступлении в Литве, войдя в сношения с литовскими князьями Радзивиллами и гетманом Г. Ходкевичем; член адашевского клана, Шишкин-Ольгов, пытается сдать литовцам Стародуб; а в 1564 году царю изменяет высокопоставленный военачальник, князь Курбский. Отрабатывая денежные и земельные пожалования от польского короля, первый наш диссидент господин Курбский сперва выдает информацию о передвижении русских войск к Орше, что приводит к гибели отборной русской рати, застигнутой литовцами и поляками врасплох. Затем выдает полякам на казнь графа Арца, работавшего на русские интересы в Ливонии, возглавляет разорительный польско-литовский поход в район Великих Лук. Царь Иван, возмущенный изменой элиты, переходит к чрезвычайным методам правления, которые столь заклеймены либеральными историками.

На самом же деле опричнина опиралась на северо-восток Руси, где преобладали черносошные и монастырские крестьяне, активно участвовавшие в земском самоуправлении и судопроизводстве. Направлена же была опричнина против феодальной системы, фактически против крупных привилегированных землевладельцев: княжат (потомков удельных князей) и бояр-вотчинников, многие из которых были связаны с Литвой и по происхождению, и по убеждениям. Интересы этой феодальной знати капитально расходились с интересами служилого дворянства, простонародья, да и всего Русского государства. Как пишет проф. С.Ф. Платонов: “опричнина сокрушила землевладение знати”, и привилегированные феодальные землевладельцы превратились в “рядовых служилых землевладельцев”, расселенных преимущественно по окраинам и обязанных защищать страну. С.Ф. Платонов называет это “мобилизацией землевладения” и “разгромом удельной аристократии”. «Ликвидируя в опричнине старые поземельные отношения, завещанные удельным временем, правительство Грозного взамен их везде водворяло однообразные порядки, крепко связывавшие право землевладения с обязательной службой».

Опричнина привела к превращению множества самовластных вотчинников в рядовых служилых землевладельцев на окраинах государства и тем способствовала колонизационным процессам. Княжата лишались наследственных владений, где правили как государи, и получали поместья (вместе со службой), по словам Дж. Флетчера, «в отдаленных областях». В первый же год опричнины было перемещено на окраины около 150 князей и княжат, их холопы получили свободу. «При Грозном еще можно было застать таких владельцев, но при (его) сыне после опричнины они уже были предметом воспоминаний», — пишет Ключевский. Особенно много потеряли те крупные земельные собственники, что резко увеличили свои владения в период боярщины конца 1530-х — начала 1540-х гг.: Челяднины, Шуйские, Воротынские, Горбатые.

Таким образом, Иван IV, проводя своего рода “революцию сверху”, разрушает отжившую феодальную систему – схожие процессы, но с еще большей кровью, идут и в Западной Европе. Жертвами этого разрушения за все время царствия Ивана IV, за 37 лет, становится около 3-4 тыс. человек (наиболее реальная оценка, базирующаяся на синодиках и других документах). При том очень многие из казненных были виновны в государственных преступлениях, как например участники заговора Челяднина-Старицкого 1567 года – крупные феодалы, каждый из которых имел многочисленных вооруженных слуг и боевых холопов. Этот заговор происходит именно в то время, когда Иван IV идет с армией в Литву – царь вынужден прекратить поход, который мог радикально изменить ход войны. Польский же король, вместо того, чтобы готовится к обороне Вильно, стоит с войском на литовско-русской границе, в Радошковичах, и ждет благоприятных известий о перевороте в Москве. А новгородские казни января 1570 (последовавшие вслед за тем, как предатели сдали литовцам важнейшую северо-западную крепость Изборск) предотвратили переход Новгорода на сторону Польши-Литвы, что означало бы крушение всего Русского государства.

Кстати, само новгородское «сыскное изменное дело» таинственным образом исчезло из российских архивов на рубеже 18 и 19 веков, когда там стали работать либеральные историки. Однако с ним успела ознакомиться императрица Екатерина II и сделала четкий вывод, что Новгород вовлекался в унию с Польшей: «Новгород, приняв Унию, предался Польской Республике, следовательно царь казнил отступников и изменников…» (Архив князя Воронцова, кн.5., ч.1, М., 1872, «Разбор сочинения Радищева „Путешествие из Петербурга в Москву“, написанный императрицей Екатериною Второю», сс.410–411.)

Шведский посланник Паавали Юстен, находившийся в Новгороде именно в январе 1570, не фиксирует никаких массовых казней, хотя пишет об ужасах чумы, которая «свирепствовала по всей России». (Неурожай с чумой в Новгороде были частым явлением и во времена его самостийности.) Недобросовестные историки взяли и приписали «свирепости» Ивана Грозного всех жертв эпидемии чумы и голода в Северо-Западной Руси 1568–1571 годов. Но как пишет исследователь Р. Скрынников: «Неблагоприятные погодные условия дважды, в 1568 и 1569 гг., губили урожай. В результате цены на хлеб повысились к началу 1570 г. в 5–10 раз. Голодная смерть косила население городов и деревень… Вслед за голодом в стране началась чума, занесенная с Запада. К осени 1570 г. мор был отмечен в 28 городах. В Москве эпидемия уносила ежедневно до 600–1000 человеческих жизней. С наступлением осени новгородцы „загребли“ и похоронили в братских могилах 10000 умерших». Вот этих умерших от голода и чумы людей, либералы зачислили в жертвы опричнины.

И после подавления измены Новгород вовсе не опустел, в нем всё также 5,5 тысяч дворов ремесленников, и он остался третьим, после Москвы и Смоленска, городом Московской Руси по торговым оборотам. (Кстати, последняя измена новгородских бояр состоится в 1611 году, когда, с их содействием, шведы возьмут город. Сколько либеральных чернил пролито при описании «Иоанновых казней» 1570 г., но события шведской оккупации Новгорода 1611–1617 не получат и мизерной доли внимания историков. В 1617 г., когда хорошо порезвившиеся шведы покинули Новгород, там осталось лишь несколько десятков дворов – его население было истреблено, бежало от грабежей, проводимых «цивилизованными европейцами» или умерло от голода.)

Обратимся к истории Западной Европы XV, XVI, XVII веков, которая показывает нам примеры куда более масштабного истребления людей, предпринимаемые во имя преодоления феодальной раздробленности или просто из корыстных интересов правящего слоя.

Можно вспомнить льежскую резню с десятками тысяч жертв, устроенную Карлом Бургундским, и гекатомбы войны Алой и Белой розы в Англии, когда было уничтожено до 80% высшей аристократии. Подавление крестьянства в Германии в 1525, обошедшееся в сто тысяч жизней (благородные рыцари могли собрать и сжечь за один присест три тысячи безоружных людей — как бревна). Виселицы для согнанных с земли английских крестьян. Репрессии Генриха VIII Английского, уничтожившего 72 тысячи своих подданных, от крестьян до священников и аристократов (W. Harrison. The description of England prefixed to the Holinshed's Chronicles, vol.I, 1807, p.186). Варфоломеевскую ночь (30 тысяч жертв) и другие массовые убийства времен французских религиозных войн, жертвами которых,  в итоге, стало более миллиона человек . “Охоту на ведьм” – всего один саксонский судья Бенедикт Карпцоф-младший вынес двадцать тысяч смертных приговоров «ведьмам», то есть невинным женщинам и детям. Процессы против “еретиков”, когда горели на кострах десятки тысяч людей по всей Европе – в одной только Испании сожжено 40 тысяч человек. Бессудное истребление сотен тысяч вальденсов, от мала до велика, совершенно поголовное в Провансе и Савойе. И массовое уничтожение анабаптистов («от множества трупов выступившая из своих берегов река Аа гнала по Мюнстеру кроваво-багряные волны» – 1536 год). «Стокгольмскую кровавую баню», устроенную датским королем Кристианом II и тысячи собственных подданных, истребленных шведским королем Эриком XIV. Половину ирландского населения, 600 тысяч человек, уничтоженных армией Кромвеля (массовые уничтожения ирландцев, чьи земли передавались колонистам-протестантам, предпринимались и до Кромвеля). Походы шведских войск, во времена Тридцатилетней войны, истреблявших за раз по 500-800 немецких деревень (война эта запечатлелась в истории не столько битвами, сколько истреблением населения, предпринимаемого как войсками немецких государей, так и армиями их союзников; она сократила население Германии на 7-9 млн. чел., примерно вдвое). Вспомним замену миллионов истребленных “ленивых” индейцев на миллионы “трудолюбивых” негров в американских колониях западных стран. За полтора века после прихода западных колонизаторов индейское население Америки сократилось с 75 млн. до 9 млн. чел. (Zeiten und Menschen. Paderborn: Schoeningh, 2011) А на каждого доставленного на американские плантации живого африканского раба - а было их всего до 12 млн - приходилось 3-4 африканцев, погибших при отлове и транспортировке, как сухопутной, так и морской.

Московское же государство борется за выживание и любое ослабление мобилизационных усилий или измена элиты означало военную катастрофу и последующую массовую гибель русского населения от вражеских войск. Предатель Курбский приводит в марте 1565 на Русь вражеское войско, состоящее из поляков, литовцев и ордынцев (“измаильтян”, как сам он написал в третьем послании Грозному), которое убивает 12 тысяч русских, преимущественно простых крестьян. Крымский набег 1571 года обходится стране в тысячи потерянных жизней – и в немалой степени за счет особой позиции некоторых бояр-воевод, которые считали, что “чем хуже – тем лучше”. В 1579-1581 поляки и шведы вырезают население целых городов (Великие Луки – 10 тысяч убитых, Нарва – 7-10 тысяч убитых, Корела – 2 тысячи убитых русских).

История Франции и Англии XVI века – всего лишь история (из которой, как изюм из булки, нынче вытаскиваются страшилки про ведьм и вампиров), а история России того же века – это актуальная политика. Извращениями далекой русской истории либералы сегодня занимаются уже не на уровне попрыгунчика Э. Радзинского, а с помощью фильмов и сериалов, хорошо профинансированных за счет налогоплательщиков), я уж не говорю про регулярные информационные атаки западных СМИ и всяких "британских ученых".

Либеральные “специалисты” приписывают царю Ивану и опричнине сокращение пашни в некоторых северо-западных районах Руси в 1560-х начале1570-х гг. Меж тем, серьезные исследователи установили, что причиной сего прискорбного факта были неурожаи и эпидемии, которые многократно поражали этот регион и задолго до Ивана IV. Например, в первой половине 15 века в совсем еще независимом Новгороде происходила долговременная депопуляция, а новгородские летописи пестрели такими душераздирающими записями: «А в Новегороде хлеб дорогъ бысть не толко сего единого году, но всю десять летъ… толко слышати плачь и рыданье по улицам и по торгу; и мнозе (многие) от глада падающе умираху». Голод с чумой, усиленные неблагоприятными климатическими изменениями, прошли по новгородским краям и в начале 1550-х, забрав 30 тысяч жизней, за десяток лет до опричнины. Неурожаи, голод и чума в 1580-е опустошали соседнюю Швецию – может, и туда дотянулся столь нелюбимый либералами «Тиран Васильевич»?

В царствование Ивана IV местные неурожаи в неплодородных перенаселенных регионах вызвали отлив людей на юго-восток – в регионы с более плодородными почвами, которые были именно им присоединены к Московской Руси. Как пишет проф. Платонов: «В новых областях от верховьев Оки до Камского устья залегал почти сплошной, с небольшими островами песка и суглинка, тучный пласт чернозема. Этот чернозем давно манил к себе великоросса-земледельца… Когда же по взятии Казани правительство московское утвердилось на новых местах, и жизнь на этих окраинах стала безопаснее, сюда по известным уже путям массой потянулось земледельческое население, ища новых землиц… Успехи колонизации этих новых земель так же, как и успехи колонизации в понизовых и украйных городах, обусловливались тем, что свободное движение народных масс соединялось в одном стремлении с правительственной деятельностью по занятию и укреплению вновь занятых пространств». Уже в 1575 посланник Германской империи Кобенцель свидетельствует о хорошем состоянии русского хозяйства – больших запасах хлеба, воска, сала, пеньки, поташа и «разной доброты мягкой рухляди (пушнины)», идущих, ввиду излишка, на экспорт. (Вот бы, кстати, господам либеральным “специалистам” обеспокоиться вымиранием русской деревни в годы либеральных реформ 90-х годов 20 века, когда страна потеряла половину пашни, или колоссальными территориальными потерями страны, случившимися в 1991 году, волей Ельцина и его либерального окружения.)

Царь Иван Васильевич вдвое увеличил территорию России; земли, присоединенные им, стали нашими навсегда. Иван принял Россию с 160 городами, а оставил с 230. На землях, которые собрал Иван Грозный, затем столетиями происходил очень быстрый рост российского населения, равного которому не было ни в одной стране Старого Света. Терпимость к другим конфессиям и культурам, что являлось “визитной карточкой” царя Ивана IV (и что было так несвойственно Западной Европе), стало матрицей устойчивости российского государства. Даже в Смуту недавно присоединенное Поволжье не пробовало отложиться от России и, более того, послало бойцов для освобождения всей страны от интервентов и “воров”. Смута не разнесла Россию на кусочки также и потому, что феодальный сепаратизм был вырван Иваном Васильевичем с корнем…

Московская Русь XVI века нуждается даже не в честном историке, а в честном географе. Сама география, природно-климатические условия, геополитические угрозы делали мобилизационные инструменты необходимыми для выживания Русского государства. А сильное государство было, по сути, инструментом выживания народа. Именно поэтому ни одно произведение устного народного творчества не представляло Ивана IV, как несправедливого и своекорыстного правителя. Не возмутилось против царя и дворянское войско – многочисленное и вооруженное поместное дворянство, обладающее органами самоуправления. Да, царь Иван был сыном своего времени, но отнюдь не самым жестокосердным. В это время “гуманный” европейский суд отправлял на виселицу голодного – за кражу курицы, и ребенка на костер – за «ведьмовство»; и те же европейцы сбегались на зрелище жестокой казни типа варки фальшивомонетчика в масле, как на финальный футбольный матч.

Нельзя не пройти и мимо ртутной интоксикации царя Ивана. Это стремительно разрушало его организм. Любимые рассуждения либеральных историков про «лечение сифилиса» – абсолютно лживы. М. М. Герасимов в отчете о вскрытии царской усыпальницы писал: «…Был обнаружен очень большой процент ртути. В связи с этим напомним, что нередко говорят, опираясь на неясные сведения, о болезни царя Ивана, намекая на то, что у него был люэс (сифилис). Исследование скелета дает нам право говорить, что это не так. Ни в костях скелета, ни на черепе нет следов этого заболевания». Иван был отравлен, как и его мать Елена Глинская, как и его первая жена Анастасия Романова. Современные исследования царских успыльниц показало – в останках цариц тоже ртуть, её еще больше, чем у Ивана IV. Похоже, боярство вело против царского дома настоящую химическую войну, и это не могло осуществиться без помощи иностранных “специалистов”.

Выдумкой оказалась и «история» о том, что Иван Грозный убил своего сына. В останках царевича Ивана Ивановича, также как и в останках его отца, было обнаружено крайне высокое содержание всё той же ртути, до 1,3 мг на 100 грамм навески (естественный фон — сотые доли милиграмма). Значительно был превышен и естественный фон по мышьяку. Как проинформировал московский НИИ судебной медицины: «При исследовании волос, извлеченных из саркофага Ивана Ивановича, крови не обнаружено». Не убивал жезлом царь своего сына, сбрехнул художник Репин, начитавшись Карамзина, а тот передрал эту злобную чушь у иезуита Поссевино. (К сожалению, многие либеральные историки незамысловато черпали «сведения» о царствовании Ивана именно у тех, кто ненавидел его, да и Россию впридачу. Но это все равно, что писать биографию Путина на основании «сочинений» Литвиненко, Политковской, Новодворской.)

16 век, и особенно эпоха Ивана IV, были осевым временем нашей страны. Царь Петр во многом исполнил то, что собирался сделать царь Иван. Впрочем, многие поздние петербургские правители творили империю в виде рыхлой коллекции регионов и национальностей, скрепленной только вестернизированной бюрократией и привилегиями окраин. Напротив, Иван IV формировал национальное государство, nation-state, и земли, присоединенные им, стали российскими навсегда. Он прорубил «окна» на Восток и Юг, задав многовековые вектора расширения России и направления русской крестьянской колонизации. Он создал сильное государство, с идеологией равного справедливого (взаимного) служения всех сословий и слоев общества (которую элиты так и не смогли извести). Собственно, с Ивана Грозного Россия стала страной, которую невозможно уничтожить.