Русские всегда приходят за своим
Куземка Ленин и другие русские жители Приневья XV века
Взглянем на то, что представляли собой русские поселения в Приневье до шведской оккупации.
Вскоре после перехода новгородских земель под власть великого князя Ивана III, начиная с 1500 года, составляются Писцовые (Переписные) книги.
Отметим, что Господин Великий Новгород ко времени вхождения в состав единого русского государства, отличался не столько уже засильем торгового патрициата, как скажем ганзейские города, а господством землевладельческой олигархии, боярства, к которым относился и церковный владыка новгородский. В их вотчинном частном владении и находилось большинство обрабатываемых земель. При новых властях значительная часть этих земель была использована для оклада служилым людям. В отличие от более поздних помещиков они не имели земельной собственности; переписные книги определяли, какое довольствие (оброк) дают им крестьяне для несения их службы. Так в Переписной окладной книге Вотской пятины 1500 года «писаны пригороды и волости и ряды и погосты и села и деревни великого кнзя и за бояры и за детьми за боярскими и за служилыми людми за поместщыки и своеземцевы и купетцкие деревени и владычни и манастырские деревни».
Во времена Господина Великого Новгорода территория будущего Питера относилась к Спасскому Городенскому Погосту Ореховского уезда Вотской пятины – к северу от правого берега Малой Невы – то есть, Охта, Петроградская стороны и острова между Малой Невой и Большой Невкой. И Никольскому Ижорскому погосту того же уезда и той же пятины – то есть большая часть современного Питера. Это административное деление сохранилось при переходе этой территории в единое русское государство.
К северу от Невского устья, до реки Сестры шли земли Карбосельского погоста, что включало нынешние Курортный, Приморский и большую часть Выборгского районов. К югу тянулись земли Дудоровского погоста.
В Переписной книге 1500 года значатся острова Невского устья, имеющие население. Васильев, который именуется так до сих пор, и Фомин, то есть нынешняя Петроградская сторона.
Жили здесь русские и православная обрусевшая ижора (не путать с финнами, переселенными из Финляндии в Приневье во времена шведской оккупации). В число их занятий входило и земледелие, и скотоводство, и рыболовство, и выделка железа. Обслуживали они и ход судов по Неве, Ладоге и Финскому заливу, который получил такое именование лишь в конце XIX века, а тогда имел название Котлин-озера.
Так что некая шведско-финская основа, на которой, дескать, возник Петербург – это такой же фантом, как и псевдоистория про «шведа Рюрика». Кому-то очень не нравится самостоятельная русская цивилизация, и они старательно ищут способы сделать ее зависимой, несамостоятельной и не цивилизацией. Тогда кого-то будут цитировать в Скопусе и приглашать на международные конференции.
Переписная книга 1500 года дает нам понять о населенности Приневья и территории, которая позднее будет Санкт-Петербургом. О русской населенности.
Всего на территории, занимаемой нынешним Петербургом (не включая Курортного района) насчитывалось 1082 двора и 1516 взрослых душ мужского пола. Тесноты не видно. Земли хватало и молодые мужики, женившись, обзаводились своим двором или вообще устраивали заимку, из которой вырастала новая деревня.
Так что Протопетербург вполне себе существовал и рос. И если перенять (у Москвы или Казани) привычку считать основанием города появление первых означенных в документах поселений на его территории, то Петербург, можно сказать, определенно существовал уже с XV века (на самом деле и еще ранее).
«Приют убогого чухонца»? Никак нет, при всем уважении к нашему национальному гению. Просто во времена Пушкина только начиналось изучение русской древности, в немалой степени благодаря началу археографических экспедиций в эпоху Николая I. А Русское историческое общество, чьей целью было «всесторонне содействовать развитию русского национального исторического просвещения» появилось только в 1866, и возглавил его, кстати, князь Петр Вяземский, близкий друг Пушкина. А Переписная книга 1500 года, дающая представление о населении Приневья того времени, сплошь русском, – опубликована лишь в 1851 году.
В Никольском погосте, занимавшем значительную часть Приневья, была церковь, дворы церковного причта и торговых людей. Кстати, ближайший к Приневью каменный храм находился в Тихвине – Успенский собор, поставленный в 1515 году по образцу московского Успенского собора. Там находились деревни Кандуя, Минино, Валитово и другие. Обитали там, в основном, «непашенные люди», занимающиеся ремеслами, промыслами и торговлей. На Ижоре недалеко от современного Колпина стоял торгово-ремесленный «рядок» Клети.
На мысе, перед впадением в Неву реки Славянки (а это уже нынешняя городская черта) стояли деревни Колено на Лезье и Сояка (Сойкино) Иконникова. За впадением Славянки деревня Гудилова (на позднейших шведских картах Gudiloff-hof).
В западной части Рыбацкого проспекта находилась деревня Каргуево. На стыке Рыбацого и Шлиссельбургского проспектов, при впадении речки Мурзинки в Неву – деревня Кайкуши.
На левом берегу Мурзинки – деревня На Туршую Ручью на Неве. Жили там в 1500 году Гаврилко Сипин, Офанаско Тимохин, да Климко Федков, да Иевсюк Смешков.
Ниже располагалась деревня Лоткина.
При впадении реки Утки в Неву деревня Сабрина.
Возле нынешнего Речного вокзала – деревня Матвеева. А на правом берегу – возле Володарского моста деревни Глезново и Ластово.
За ними Борисковицы на Неве.
А на левом берегу Невы ниже Володарского моста – деревня Михайлино.
На правом берегу, на выходе к Неве улицы Новоселов – Марковская.
Ниже выхода к Неве улицы Дыбенко – Дубок Нижний. Забавно созвучие названия старинной деревни и имени большевика. Был неподалеку и Дубок Верхний.
На правом берегу – в начале Малоохтинского проспекта деревня Нижний Омут на Неве.
Ниже Финляндского моста на левобережье была Осинова на Неве.
У впадение реки Волковки в Неву двумя рукавами (именно так, это сейчас она впадает в Обводный канал) находилась деревня Вихрово Федорово на Неве. Где обитали Куземка Васков, Иголка Ивашков, Стехно Конанов, Гришка да Кондратко Тимохины. А шведы, переименовали эту деревни в Викторис, ошибочно посчитав, что на этом месте они в 1300 поставили крепость Ландскрону, ту, что по-быстрому снесло русское воинство. Там и будет впоследствии царь Петр строить монастырь во имя Святых Троицы и Святаго Александра Невского, ошибочно посчитав, что там состоялась Невская битва 1240 года.
На левом берегу Волковки – около Волковского кладбища – стояла деревня Волковка.
В Переписной книге 1500 года упомянуты деревни на Галатееве острове, находящегося в районе нижнего течения Волковки – Васкино, Левкуевское, Лемонтово, Лигомовичи, Овсеевское, Петчела, Селезнева, Сиденье, Сукина, Тимуева, Толстые Головы, рядом с островом – Осинево на реке на Неве. Однако до сих пор не установлено, где этот остров находился.
На Волковке также стояли деревни Гаврилово и Кухарево.
У впадения речки Оккервиль, носившей тогда название Чернавки, в Охту стояла деревня Чернецкая. На выходе Магнитогорской улицы к Охте – Минкина на усть Охты.
Кстати, много рек и речек в этом регионе имеют в названии корень «черный». Это фирменный цвет вод Петербурга, определяемый осадочными породами. Не какой-то там легкомысленный голубой.
В устье Охты, на мысу, стояло село, населенное «непашенными» людьми, согласно Писцовой книге 1500 года, именуемое Кулза, и рядом еще крохотные деревеньки: Корабленица Нижний Двор на Неве в два двора, Нижний Двор Ахкуево на Кулзе в три двора. Ахкуя – это очевидно и есть река Охта. А Кулза происходит от русского слова кулига – клин или мыс.
Оно и стало в начале XVI городком, который в Писцовой книге 1521 года именовался Невское Устье. (Куник А.А. Предисловие// Писцовые книги Ижорской земли. Т.1, отд. 2. СПб., 1862, с IV-V)
Известно, что туда ходили суда ганзейцев из Ревеля. К 1521 году относится сообщение выборгского коменданта Рольфа Матссона датскому королю Христиану II, который тогда правил и Швецией (документ этот находится в Копенгагенском архиве): «Да будет вашей милости известно, что здесь, вблизи России, явился корабль с несколькими яхтами к одному городу, называемому Ниэном, который они ограбили и сожгли, и взяли у Русских все, что им попалось под руку».
Собственно, описывается нападение пиратов на городок Невское Устье, при впадении Охты в Неву.
Там где расположился Смольный, на стыке Смольного монастыря со Смольным институтом, располагалось село Спасское, центр Спасского погоста. Поблизости располагалась деревянная церковь Спаса Преображения, шведы снесли ее, когда строили тут земляное укрепление. На запад от него вела дорога к Дудорову. Здесь же, уже при шведах располагалась таможня, в которой на приезжающих по суше купцов взимали пошлину
На набережной Кутузова, где въезд на Литейный мост, находилась деревня Палениха. На углу улицы Кирочной и Литейного – Лаврова деревня. На выходе к Неве Потемкинской улицы – Фроловщина (Враловщина позднейших шведских карт).
Переписная книга 1500 года упоминает деревню Койкоска на Неве (обитатели Данилко Ондрейков и Бориско Кузьмин), Нижний Омут на Неве (Ортемко Андреев), Логиново Нижний Омут на Неве (Сенка Степанов и сын его Максимко, Ондрейко Максимов и сын его Игнат, сеют яри пятнадцать коробей, а сена косят тридцать копен.)
Деревня Кандуя находилась у Ерика Безымянного (будущая Фонтанка). Там же и деревня Калинки – от нее происходит название Калинкина моста.
Усадище находилось у истока Фонтанки.
Возле будущего Таврического дворца находились деревни Сабирино и Осиновое. Между Охтой и Большой Невкой деревни Одинцово, Гринкино и Максимово.
В районе шоссе Революции – Рублевики, рядом Исаковка и Жерновка.
В южной части нынешней территории города – деревни Купчино (в районе Белградской улицы), Саблино, Лукьяновка.
На пересечении современных улиц Калинина и Трефолева – Волынкина.
Была деревня и на берегу Карповки на Крестовском.
Там, где разбит парк имени Трехсотлетия Петербурга – деревни Ускина, Ликунова.
В нынешнем Выборгском районе находились деревня Опока и усадьба служилого человека Одинцова (на картах периода шведской оккупации нечленораздельно прозываемая Адицова, да что с них супостатов взять).
На Черной речке – Таракановка.
На месте улицы Зодчего России имелась деревня с приятным названием Новинка. В районе Гороховой улицы – Кукушкино, на углу с Московским проспектом – Гришкино. На пересечении с Измайловским проспектом – Максимовка.
Острова в устье Невы именовались Васильевым или Васильевским, Лозовым (Гутуевский), Крестовым (Крестовский), Каменным, Хвойным (Аптекарский), Столбовым (Петровский), Фоминым или Березовым (Петроградская сторона). На Фомином острове у Сампсониевского моста стоял двор, единственное место, где мог находиться чиновник, приезжающий из Орешка и управляющий Городненским и Карбосельским погостами. Деревня на Фомином острове, состоявшем в Спасском погосте, насчитывала 38 дворов – и была одной из самых населенных в Приневье.
У Кронверка, напротив Заячьего острова, находилась деревня Мишкина с часовней.
Что касается острова, где пишутся эти строки, то в Переписной книге 1500 года упомянуто: «А на Васильев острове на на устые Невы… Микитка Сменов, сын его Исак, Михал Сидков, Гришка Дмитров, Ивашко Фомин, Мартьянко Тимохин, Гришка Ивашков, Ивашко Гридин, Логинко Сменов, сын его Ондрейко, сеят яри пятнадцать коробей, а сена косят пол пята десять копен… А непашенных, Гаврилко Логинов, Юхно Онфимов, Гришка Феофилактов, Куземка Ленин, Матюк Борисов, Гаврилко Васьков, Микитка Степанов…»
И если Владимир Ильич так сказать, губа не дура, взял себе псевдо у старинного рода, происходящего от землепроходца XVII века, Ивана Посника, исследовавшего Восточную Сибирь, то происхождение фамилии, а точнее отчества Куземки с Васильевского острова - пока тайна. Во всяком случае ирония судьбы налицо – в будущем Ленинграде за 400 лет до того уже имелся свой Ленин.
Как мы видим, и топонимы на территории будущего Петербурга указывают на то, что основное население здесь было русское. Но, впрочем, и ижора, и водь, жившие к югу и югу-западу от Невы, и карелы, жившие к северу от Невы, тоже были нашими, православными, усвоившими русскую культуру, обычаи, одежду, язык. Что, в общем, тогда и определяло национальную принадлежность.
К 1610 относится сообщение шведского придворного историографа Ведекинда, что Якоб Делагарди «послал в Выборг предписание комиссарам задержать все находящиеся там русские торговые суда – и по продаже их груза употребить вырученные деньги на уплату жалованья войску, и что он сам также задержал на Неве два нагруженных солью судна, и захватив еще несколько тысяч бочке соли в городе, повелел поспешить туда как можно скорее с транспортными судами для перевозки этой добычи». (Видекинд Ю. История десятилетней Шведско-Московитской войны. Holmiae, 1672. С. 184.) Собственно, этот типично шведский грабеж происходит как раз в русском городке на Неве – в Невском Устье.
А само событие знаменует переход от шведской «помощи» царю Василию Шуйскому в отражении польско-литовской интервенции – в захват и оккупацию северо-западной Руси. Когда Швеция прибрала к рукам все русское балтийское побережье, Приневье, северное Приладожье, города Ивангород, Орешек, Ям, Копорье, Корелу, Гдов и Новгород. Для этого и предлагалась «помощь». В 1617 шведы ушли из Новгорода согласно Столбовскому мирному договору, оставив его полностью обезлюдевшим, в первую очередь от страшного голода. «Описание Новгорода 1617 года» Мезецкого и Зюзина, опубликованное только в 1984, дает картину разорения города в период шведской оккупации. Пребывание европейцев в Новгороде закончилось для города хуже некуда – население практически исчезло, жилыми осталось лишь несколько десятков дворов.
Из Тихвина шведы были выбиты местным ополчением в 1613, причем тихвинцы создают озерную флотилию, действующую против шведов на Ладожском озере. Тихвин (нынешняя Ленобласть) становится центром русского сопротивления шведской оккупации, ополчение действует против шведов также в Карелии и Олонецком уезде. Известны даже имена некоторых партизанских командиров – Иван Ракаччу и Максим Рясинен, которые по происхождению были карелами или вепсами. Шведы же набрали зверья из числа подданных Речи Посполитой, чтобы захватить Карельское Поморье и Заонежье, но отряды укров-черкасов были разбиты андомскими, пудожскими и шальскими ополченцами под командованием воеводы Богдана Чулкова. Были отбиты шведские отряды от Холомогор, Сумского, Толвуйского и Шунгского острогов, берегов Олонки и Мегрети. Притом русские и карельские крестьяне действовали заодно.
В 1615 псковичи наносят сильное поражение шведскому войску, которое под командованием короля Густава II Адольфа пыталось взять город, причем венценосный был ранен, а фельдмаршал Эверт Горн убит. Город-герой Псков второй раз, за тридцать с небольшим лет, пресекает европейскую интервенцию.
Шведская оккупация. Бегство населения от Европы
На риксдаге в 1617 шведский король Густав II Адольф, торжествуя, говорит о Столбовском договоре, полностью отрезавшем Россию от Балтики: «Теперь этот враг (русские) отделен от нас озерами, реками и болотами, через которые ему не так-то легко будет проникнуть к нам... Вся эта богатая русская торговля теперь должна проходить через наши руки». Этот в общем-то победоносный конунг явно поставил себе кляксу в карму. В Тридцатилетнюю войну, где его дисциплинированные войска разоряли за один поход по 600-800 немецких деревень, насилуя и грабя всё, что движется и не движется, он погиб от сущей безделицы. Потерял очки во время битвы при Лютцене, заблудился и попал на шпагу австрияку.
По условиям Столбовского мира 1617 года все население северо-западной Руси, захваченной шведами, за исключением дворян, обязано было остаться на месте. Дабы кормить и поить оккупантов – шведской знати на завоеванных землях были выделены огромные поместья.
Оккупированные русские земли были разделены на пять ленов: Ивангородский, Ямский, Копорский, Нотеборгский (Орешек) и Кексгольмский (Корела). Первые четыре составляли губернию Ингерманландию – General-Governementet Ingermanland – с губернатором в Нарве.
Однако население побежало от «цивилизованных европейцев», с нарастающей интенсивностью. И если шведская Писцовая книга за 1618-1623 Ingermanlandzboken pro Anno 1618, 1619, 1620, 1622, 1623 показывает абсолютное преобладание русского населения (а также православной ижоры и корелы с русскими же именами), то затем ситуация меняется. Бежали и крестьяне, и духовенство, и дворяне, за исключением пяти коллаборационистов (Рубцов, Бутурлин – бывший военнопленный, Аполлов, Аминов, Пересветов), и карелы, и ижора. Те же карелы обосновывались в Тверском уезде, под Москвой, Тамбовом, даже на степном Пограничье, в Курском уезде. Именно тогда на Карельском перешейке не осталось карел. От тех времен идет и русская фамилия Карелины, носителей которой особо много в Тверской области (каковая была и у прабабушки автора этих строк). Шведское господство характеризовалось захватом лучших земель шведскими аристократами, грабительскими поборами, религиозным, национальным и языковым гнетом, стеснением торговой и ремесленной жизни в пользу шведов. Люди бежали не только от языкового и религиозного гнета, но и от насилий со стороны шведской солдатни, которые происходили еще с начала шведской оккупации в 1610. Как писал шведский историк Юхан Видекинд «… солдаты вознаграждали себя за всё, даже жены и дочери крестьян были в их полном распоряжении (Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны. — М., 2000.)
«Плач о реке Нарове» (1665) Леонтия Петровича Белоуса рассказывает о невыносимой жизни русских людей в «цивилизованной Европе», от Наровы до Невы – притеснения, унижения, произвол.
До войны 1656-1661 русское правительство обязано было выплачивать шведской короне денежную компенсацию за ушедших в Россию людей. В эту войну русские потерпели неудачу при осаде Риги – не хватило артиллерии, однако шведы под командованием Магнуса Делагарди были наголову разбиты под Гдовом, а русские отряды под командованием Петра Потемкина, состоящие из казаков, стрельцов и православных карел, заняли устье Невы вместе с Ниеном, а также остров Котлин, выбив с него шведский гарнизон. Тут в 1657 состоялась, наверное, первое морское сражение между русскими и шведами, когда казаки атаковали на своих гребных судах шведскую гребную флотилию и крепко всыпали супостату, взяв суда и пленных. Хотя война эта закончилась скорее к успеху России, русское правительство вынуждено было отказаться от всех занятых земель, ввиду возобновившей войны с Речью Посполитой. По Кардисскому миру шведы должны были согласиться на свободный уход людей с оккупированной территории, после чего этот поток еще более увеличился. Во время военных действий русское население, православные карелы и ижора помогали русским войскам, чем могли: строили укрепления, вели партизанские действия против шведов, жгли баронские усадьбы. Так что оставаться под немилостивой властью шведов совсем уж не было причин.
Обезлюдевшие земли раздавались шведским и немецким феодалам. Так, например, район Стрельны принадлежал Юхану Шютте, фавориту короля, канцлеру Уппсальского университета и генерал-губернатору Ливонии, Ингрии и Карелии. Его поместье именовалось Strallna Hoff. Ему же принадлежал и Дудоровский погост с Дудоровским озером, получивший название Duder Hoff. И сегодня поселок в этом районе носит наименование Дудергоф. Следующая волна переименований придет уже в советские 1920-е годы.
Кто-то должен был работать на новых хозяев. Шведское правительство принудительно переселяет на захваченные земли финнов из этнических групп савакот и эвремейсет. Кстати, савакоты происходили из Саволакса, долгое время принадлежавшего русским князьям, так что и название это есть искаженное русское «Заволочье». Захваченный шведами край получил наименование Ингерманландии, а новое население стало по-научному называться ингерманландскими финнами, а как их называли тогдашние русские – известно из знаменитого стихотворения Пушкина «Медный всадник». Новое население поставило новые деревни, как правило, крохотные, с курными избами, топившимся по-черному (так разительно отличавшимися от северных русских домов), и дало многим локациям новые названия.
Краеведы, глядя на шведские карты, часто не усматривают в названиях населенных пунктов Usadissa – исконнее Усадище, в Kiskone – Кошкино, в Ariska – Орешек. И иногда, глубокомысленно глядя на шведскую карту, говорят, что у Волынкиной деревни есть и финское название Vallinginkyla. Хотя и ежу понятно, что «финское» название - это транскрипция русского названия. И даже на шведской карте 1640 года Фомин (Петроградский ) остров обозначен как Phomin Ostroff eller Koyfiusari, однако его почему-то упорно именуют Койвусари. Некоторым очень хочется, чтобы иностранного было побольше, а русского поменьше.
Как уже упоминалось, по условиям Столбовского договора единственным монопольным торговым «партнером» России становилась Швеция. Все русские товары должны были попадать на внешние рынки только через принадлежащие шведам Ригу, Ревель, Нарву, Ниен, и через Стокгольм.
Некоторые краеведы радостно ищут очаг цивилизации в единственном шведском поселении в Приневье. Только это был городок Невское Устье, который шведы переименовали в Ниен.
Рядом, на Охтинском мысу, там, где позднее расположился Петрозавод, в 1611 было построено шведское укрепление, названное Нюенсканс (Nyenskans), в нашем традиционном написании Ниеншанц. Кстати, появилось оно за 6 лет до подписания Столбовского договора, в разгар Смутного времени, и это вполне отчетливо указывает на то, что шведы собрались отхватить у России Приневье сразу, как стали оказывать «помощь» царю Василию Шуйскому.
Все товары, поставлявшиеся на внешний рынок русскими купцами, должны были обязательно попасть в руки шведских перекупщиков в Выборге или Ниене, они и назначали цены для русских, естественно имея на этом колоссальные прибыли. Притом торговая корпорация Выборга постоянно старалась уменьшить привилегии Ниена, а то и вовсе отнять у него право на торговлю русскими товарами.
Но надо отметить, что земля была слишком чужой для шведской короны – по климату, природе и т.д. За сто лет своего господства она не смогла ни мало-мальски заселить ее, ни освоить.
Кстати, на том месте, где затем была поставлена Петропавловская крепость – на Заячьем острове, было имение-мыза шведского аристократа графа Стенбока. Который дал острову свое название Lustholm – Веселый остров. Но веселье длилось недолго. Осенью мыза была затоплена и разрушена, зимой ее обитатели, слуги и дворня, лишенные крова, вымерзли.
Война за освобождение Приневья от шведской оккупации
Война за освобождение Приневья насчитывает много событий, перечисление которых явно не укладывается в рамки данной статьи. Так что ограничимся самыми важными.
Задача русской армии была непростой. Ибо позиции шведов были сильным уже в силу географических условий. Большая часть оккупированной врагом территории – обращенная к нам фронтом – была сплошь покрыта лесами с заболоченными почвами и болотами, без каких каких-либо путей сообщения. На флангах этого фронта находились каменные шведские крепости: на западном – Нарва, замыкающая выход из реки Наровы, на восточном Нотебург (бывший Орешек), находящийся на островке и преграждающий выход в Неву с Ладоги. На Чудском, Псковском и Ладожском озерах плавали шведские военные флотилии. На Чудском и Псковском это была флотилии капитан-командора Лешерна из 14 кораблей. На Ладоге флотилия вице-адмирала Нумерса из 8 кораблей, которая могла еще принять на борт отряды финляндских войск, к примеру, в Кексгольме (бывшая Корела). К устью Невы, где находилась шведская крепость Ниеншанц, могли подходить суда со снабжением и боевые корабли из Выборга.
Да, сперва было позорное поражение наших в Нарвской битве. Но люди «длинной воли» так просто не сдаются. Зимой 1700/1701 в Москве стали набирать людей возрастом от 17 до 30 лет в новые драгунские и солдатские полки, причем на добровольных началах, как прежде верстали в стрельцы и прочие «служилые по прибору». Не исключая и крепостных. Всем назначалось жалование в 11 рублей в год, и за зиму нашлось большое число охотников. На новые пушки были израсходованы все имевшиеся запасы меди, не исключая церковные колокола. Только в Москве за 1701 год было отлито 269 орудий, качеством лучше прежнего – царь лично входил во все тонкости любого производства. Тем временем русская конница вела малую рейдерскую войну в пограничных землях Эстляндии и Лифляндии, уничтожая небольшие шведские отряды, заставы, караулы и фуражиров.
А в декабре 1701 шведские войска в Эстляндии, коими командовал Шлиппенбах, были разгромлены войсками Бориса Шереметева неподалеку от Дерпта (Юрьева), а потом еще раз у мызы Гумоловой в июле 1702 года, где было уничтожено 5,5 тысяч шведов.
28 августа 1702 (все даты по старому стилю) флотилия полковника Тыртова атаковала шведскую эскадру вице-адмирала Нумерса, стоящую на якоре у Кексгольма, две шведские шхуны были сожжены, одна потоплена и две взяты в плен, 300 шведов погибло. Увы, и сам Тыртов пал в бою. После такого поражения корабли Нумерса ушли с Ладоги, по Неве и Финскому заливу в Выборг. Ладожское озеро целиком оказалось в руках русских.
И тогда Петр отправляет на Ладогу Шереметева, который вышел из Пскова с 16500 солдат – со стороны Ливонии опасности уже не было. Сам царь двинулся от устья Свири по направлению к Старой Ладоге. Русские войска встретились на Назье и двинулись к Нотебургу. В ночь на 12 октября Нотебург был взят штурмом. «Зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, счастливо разгрызен», – писал Петр. Армия Шереметева на зиму вернулась в Псков, а в Нотебурге, переименованном в Шлиссельбург, был оставлен сильный гарнизон. И тут же началась подготовка к весеннему наступлению по направлению к Ниеншанцу.
Петр торопился, надо было овладеть Ниеншанцем до прибытия значительных шведских сил в Приневье морем из Финляндии, Швеции и Польши. Ведь англичане и голландцы прилагали всяческие усилия по замирению шведского короля Карла XII с польским королем Августом II. В самой Польше против Августа начала действовать конфедерация (так в этой стране называлось военно-политическое объединение магнатов и шляхты, действующая против короля или другой конфедерации), что также высвобождало силы Карла. Да и тревожные вести поступали с юга, крымский хан, понукаемый османским великим визирем, собирался в набег на Россию.
14 апреля войско под командованием Шереметева выступило из Пскова по направлению к Шлиссельбургу. Отдельный русский отряд двинулся к Яму.
22 апреля 1703 года у Шлиссельбурга для похода к Ниеншанцу были собраны Преображенский и Семеновский гвардейские полки, отряд генерала Чамберса, дивизия под командованием Аникиты Репнина, отряд генерала Брюса. Всего 16 тысяч человек, командовать которым должен был фельдмаршал Борис Шереметев. 23 апреля он вышли в поход и двинулись к Ниеншанцу правым берегом Невы, по Келтушскому пути.
В ночь на 25 апреля в устье Невы высадился отряд можно сказать русской морской пехоты, который направился к валу, имевшемуся к востоку от Ниеншанца. Сбив заставу в 150 шведских драгун, он овладел валом. 25 апреля к крепости подошел осадный корпус и первым делом прокопал траншею рядом с крепостным рвом. Полки Чамберса и Брюса встали у восточного вала. Дивизия Репнина, переправившись на правый берег Охты, обложила город Ниен от Охты до Невы. В ночь на 26 апреля русский отряд овладел шведский ретраншементом на левом берегу Невы. 26 апреля прибыл по Неве из Шлиссельбурга Петр с артиллерией. Осадная работа закипела, возведены были апроши, поставлена мортирная батарея у западного фланга бастионного фронта крепости. 27 апреля были поставлены еще три мортирные и две пушечные батареи. Начался обстрел Ниеншанца. На взморье, на Гутуевском острове, были поставлена застава для наблюдения, не идут ли шведские корабли. Местному населению – после столетней шведской оккупации это были уже преимущественно ингерманландские финны - были розданы грамоты, которыми гарантировалась полная безопасность и рекомендовалось не уходить из своих домов.
1 мая Ниеншанц сдался, в крепость вошел Преображенский полк. Гарнизон был отпущен со стрелковым оружием, движимым имуществом и провиантом, также были отпущены и горожане. Ничто не напоминало то, как шведы брали наши города и что они делали с русским населением этих городов – достаточно вспомнить полное истребления населения Ивангорода и Корелы.
Под вечер 2 мая в русский лагерь под Шлотбургом (так нынче назывался Ниеншанц) прибыл курьер от заставы на Гутуевском острове – рядом с Невской дельтой появилась шведская эскадра из девяти вымпелов и встала на якорь около впадения Екатерингофки в залив. Когда вице-адмирал Нумерс дал приветственные залпы из корабельных пушек, из Шлотбурга ему также ответили приветственными залпами. Так что шведский командир остался в приятном неведении относительно судьбы Ниеншанца.
Затем русские взяли в плен одного шведа, высадившегося на берег, который собирался в Ниеншанц за лоцманом. От него и узнали всю правду о корабельном составе и планах Нумерса. Остальным шведам удалось вернуться на шлюпке к эскадре, однако Нумерс не придал значения исчезновению одного матроса. Два шведских корабля, десятипушечный бот «Гедан» и восьмипушечная шнява «Астрель», вошли в Большую Неву и бросили якорь, чтобы утром продолжить путь к Охте и Ниеншанцу.
Однако ими уже занялись тридцать лодок с царем и Меньшиковым. Часть из них ожидала момента атаки у истоков Фонтанки, другая у деревни, в честь которой затем назвали Калинкин мост.
В мае в Питере уже, считай, белые ночи, однако, под утро разразился проливной дождь, что также не редкость в наших краях. Отряд лодок, что был у верховья Фонтанки, стал спускаться вниз по Неве, а Петр, двинувшись от деревни Калинки, шел со стороны взморья, вдоль берега Васильевского острова.
Конфузия у шведов была полной, они проспали атаку русских, которые быстро взяли их на абордаж. Петр первым забрался на борт «Астрели». От шведской команды осталось только восемь пленных – абордажный бой дело суровое. Два шведских корабля стали первыми серьезными трофеями русских в этой войне.
8 мая фельдмаршал Шереметев двинулся к Копорью. Петр заботливо писал Шереметеву, чтобы наши иррегуляры не смели ничего разорять по пути. А Шереметев сообщал Петру 23 мая, что местное население «не смирны, чинят некие пакости и отсталых стреляют».
Ям сдался русскому отряду, под командованием генерала Вердена, 14 мая, а Копорье досталось нам 27 мая, едва к осаждающим русским войскам были доставлены мортиры.
16 же мая (27-го по новому стилю), в день Св. Троицы, была заложена на Заячьем острове, в присутствии царя, крепость. Что и считается датой основания города. А 20 июля произошло крупное сражение на реке Сестре, где Петр нанес поражение шведскому корпусу генерала Крониорта, который выступил из Выборга и ставил целью занятие устья Невы, причем наши потеряли только 32 человека убитыми, а шведы на порядок больше.
Сражения со шведами за Приневье длились до 1709, по сути, до Полтавской виктории. Но, можно сказать, что эти земли вернулись к нам относительно легко. Борьба шведов за них не отличалась упорством. Этот регион был слишком чужой для шведской короны – по климату, природе, расстояниям и т.д. Швеция за сто лет оккупации этих земель не смогла ни освоить их, ни заселить. И использовалась они только как средство блокады и грабежа России.
Использованная литература:
Временник московского императорского общества истории и древностей Российских. М., 1851.
Мавродин В.В. Основание Петербурга. Л., 1978.
Шарымов А.М. Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год. СПб., 2009.
Петров П.Н. История Санкт-Петербурга. СПб., 1884.
Тимченко-Рубан Г.И. Первые годы Петербурга. Военно-исторический очерк. СПБ.,1901.
Оценили 7 человек
10 кармы