Высоцкий и Шукшин

Странный какой день сегодня…

Шукшин и Высоцкий. Один 25 июля родился, другой умер. Один полюбился народу в роли вора, решившего покончить с воровской жизнью. Другой — в образе милиционера, который не стеснялся выходить за рамки закона в своей войне с преступностью.

Оба – любимы миллионами. Оба – актёры и словесники. И, самое главное, оба – мужики. Такие… ну совсем-совсем мужики. Видимо, всем послевоенным поколениям в нашей стране остро не хватало такой вот гипертрофированной мужественности. Мальчишки, выросшие без отцов, видели в героях Шукшина и Высоцкого образ идеального мужчины, эталон мужского поведения. И в то же время, оба какие-то… подломленные, с надрывом, с шатанием из крайности в крайность.

У обоих на самом пике их творческого усилия, в лучших их произведениях – слова, обращённые к Богу. В «Калине красной» герой Шукшина, повидавшись с матерью, брошенной им на многие годы из-за его воровских «приключений», бежит к разрушенному храму с рыдания-ми: «Не могу так жить, не могу больше! Господи, прости меня, если можешь!»

А у Владимира Семеновича в его программной песне «Я не люблю», среди множества раз-личных отрицаний звучит лишь одно удивительное для советского человека утверждение:

«…Вот только жаль распятого Христа».

Наивно было бы сейчас, задним числом утверждать, будто были они людьми церковными. Оба родились и выросли в стране, где воинствующий атеизм был государственной идеологией, где любое упоминание о Боге даже преуспевающему артисту, режиссёру, писателю могло стоить как минимум карьеры. Но, несмотря на это, всё же говорили они эти слова во всеуслышание, во весь голос своей невероятной славы. А народная любовь к ним бережно сохраняла ска-занное, словно драгоценные крупинки золота в пустой обезбоженной породе советского искусства.

О строке из другой знаменитой песни Высоцкого – «Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий…» есть интересное свидетельство богослова и философа Виктора Николаевича Тростникова:

«Я лично имел случай расспросить человека, который побывал в морге, оттуда, по настоянию жены, был перемещён в реанимационную палату, там пришёл в себя и прожил ещё несколько лет. Речь идёт о Владимире Высоцком. Однажды мы посидели в дружеской компании, где он спел пару своих песен, и стали расходиться. В коридоре я оказался с ним с глазу на глаз и спросил, правда ли, что его «Кони привередливые» отражают загробный опыт.

– Да, правда – ответил Высоцкий. – Только не думайте, что я там и вправду видел коней. То, что я там видел, невозможно передать людским языком, для этих образов у нас на земле не выработано названий, ибо тут их нет. Поэтому мне пришлось взять такие земные образы, которые ближе всего передают чувства, возникшие во мне от созерцания того, что мне предстало: быстрое движение, неуправляемые кони, собственная безпомощность, пропасть…»

У этой пропасти по краю и гнали своих коней Шукшин и Высоцкий.

Дружили много лет, работали на износ, писали, снимались в кино. Оба рано ушли, оставив о себе светлую память в сердцах читателей, зрителей, слушателей.

Один 25 июля родился, другой – умер.

Упокой их, Господи, и прости им все прегрешения, вольные же и невольные…

Александр Ткаченко

взято вконтакте.

Владимир Высоцкий в 1974 году написал песню Памяти Василия Шукшина.

Ещё — ни холодов, ни льдин,

Земля тепла, красна калина,

А в землю лёг ещё один

На Новодевичьем мужчина.

Должно быть, он примет не знал,

Народец праздный суесловит,

Смерть тех из нас всех прежде ловит,

Кто понарошку умирал.

Коль так, Макарыч, — не спеши,

Спусти колки, ослабь зажимы,

Пересними, перепиши,

Переиграй — останься живым.

Но, в слёзы мужиков вгоняя,

Он пулю в животе понёс,

Припал к земле, как верный пёс...

А рядом куст калины рос —

Калина красная такая.

Смерть самых лучших намечает —

И дёргает по одному.

Такой наш брат ушёл во тьму!

Не буйствует и не скучает.

А был бы "Разин" в этот год...

Натура где? Онега? Нарочь?

Всё — печки-лавочки, Макарыч, —

Такой твой парень не живёт!

Ты белые стволы берёз

Ласкал в киношной гулкой рани,

Но успокоился всерьёз,

Решительней чем на экране.

Вот после временной заминки

Рок процедил через губу:

"Снять со скуластого табу —

За то, что он видал в гробу

Все панихиды и поминки.

Того, с большой душою в теле

И с тяжким грузом на горбу,

Чтоб не испытывал судьбу,

Взять утром тёпленьким в постели!"

И после непременной бани,

Чист перед Богом и тверёз,

Взял, да и умер он всерьёз —

Решительней, чем на экране.

Гроб в грунт, разрытый опуская

Средь новодевичьих берёз,

Мы выли, друга отпуская

В загул без времени и края...

А рядом куст сирени рос —

Сирень осенняя, нагая...