Предыдущую часть статьи я закончил обширным цитированием книги Дмитрия Зыкина
"Как оболгали великую историю нашей страны", где на конкретных примерах разоблачается коммунофальсификация истории нашей Родины.
Закончу я цитирование этой замечательной книги вот этим довольно значимым, на мой взгляд, пассажем:
"Германский след усиленно раскручивался и, кстати, раскручивается до сих пор, но делается это для маскировки истинного заказчика «русской революции». Конечно, Россия проиграла не Германии, а кое-кому помощнее и покрупнее, то есть Британской империи. Именно она вырастила революционеров, организовала их, финансировала, дала им идеологию, прикрытие и т. д. и т. п.
Акции по дестабилизации положения в нашей стране проводились долгие годы, а в конце концов дошло до настоящей террористической войны, объектом которой стали представители государственного аппарата России. Убивали лучших людей нашей страны, самых компетентных, образованных и патриотичных. Уничтожишь элиту — разгромишь страну. Это понимают сильные мира сего и знают, куда бить, а для всех остальных приготовлено идеологическое пойло про то, что историю творят массы.
И вот здесь возникает закономерный вопрос, а почему же царь жесткими мерами не расправился с революционерами-террористами? Никакими гениями конспирации они не были. Сказки про то, как, например, большевики морочили голову «царским жандармам», оставим детям. Переловить их и расстрелять не составило бы большого труда. Да, кстати, революционеров и было-то не очень много, так что на одной чаше весов лежали бы несколько десятков тысяч трупов заведомых преступников, а на другой — миллионы спасенных жизней, экономическое процветание, победа в Первой мировой войне и многое-многое другое.
Почему же Николай этого не сделал? Проявил непростительную мягкость или псевдогуманизм? Глупости это все. Царь не был идиотом, прекрасно понимал, к чему все идет и какие моря крови заготовили для России «доброжелатели». А дело вот в чем.
Как уже было показано выше, конкурентами Британии были Германия и Россия. И не просто конкурентами, а смертельными врагами. Англичане планировали их устранить. Но в какой последовательности действовать? Проблема для Лондона заключалась в том, что уничтожение Германии резко повышало возможности России и наоборот. А устранить Германию и Россию одновременно сил не хватало даже у Британской империи. Для воздействия на Россию было два рычага — местная пятая колонна и прямое военное вторжение. Если Николай II расправляется с революционерами, то англичане обязательно спровоцируют войну против России, гарантировав Германии невмешательство и тем самым развязав ей руки.
В результате Россия в одиночку будет сражаться против Германии и Австро-Венгрии, которые вместе превосходили нашу страну по военному и экономическому потенциалу и были сопоставимы с Россией по численности населения. Для нас такая война обернулась бы катастрофой. Не стоит забывать еще и о Турции, которая в таких условиях запросто могла бы присоединиться к антироссийскому блоку. Но этот вариант англичан не очень-то устраивал, ведь он предполагал победу Германии.
Да, Германии победа над Россией обошлась бы недешево, и англичане получили бы передышку. Но тем не менее в среднесрочной перспективе им все равно пришлось бы встретиться с резко усилившейся немецкой державой. Лондону было бы выгоднее использовать Россию против Германии, а потом в последний момент задействовать свою пятую колонну. Николай II это прекрасно понимал. Но здесь у России все-таки был небольшой шанс выскользнуть из британской ловушки. Уничтожить революционеров до войны было нельзя, да и в начале войны тоже, ведь англичане в любой момент могли дать приказ своей агентуре развернуть революционный террор и саботаж.
В ситуации, когда Германия полна сил, это было для нашей страны очень опасно. А вот когда победа Антанты, а значит, и России уже будет очевидна, когда потенциал Германии будет в значительной мере растрачен, революционерам бы не поздоровилось. Но и англичане прекрасно это понимали. Вот тут и пошла игра наперегонки. Мы сейчас знаем, что враг успел первым. Но надо понимать, что перед царем стояла задача невероятной сложности. Выбрать точный момент удара по революционерам было очень трудно. Это именно тот случай, когда вчера рано, а завтра поздно. Но когда наступит «сегодня»? Точно неизвестно." http://www.litmir.co/br/?b=206...
"Спецпроект: Первая мировая Андрей Светенко Галицийская битва: дорога на Львов"
http://radiovesti.ru/episode/s...
Из книги Николая Старикова и Дмитрия Беляева "Россия. Крым. История":
"Главной целью русского Черноморского флота во время Первой
мировой войны были установление господства на Черном море, а также прикрытие фланга Кавказской
армии. Помимо этого он осуществлял переброску припасов и войск морем. Первоначально русское
командование планировало операцию по захвату пролива Босфор. Однако тактика немецкого адмирала
Сушона полностью изменила стратегические планы командования. Дело в том, что «Гебен», «Бреслау» и
другие вышедшие в Черное море корабли противника наносили точечные удары по нашим городам и тут
же уплывали, не дожидаясь подхода сил русского флота. Нужно было менять тактику, а для этого была
необходима новая личность во главе флота.
Летом 1916 года на смену А.*А.*Эбергарду на должность командующего Черноморским флотом был
назначен вице-адмирал А.*В.*Колчак, ставший в годы гражданской войны Верховным правителем России и
одним из предводителей Белого движения. Следует отметить, что данная перестановка произошла не из-за каких-то ошибок Эбергарда. Напротив, он действовал уверенно и своей железной волей ковал путь к
русской победе и превосходству на Черном море. Но энергии не хватало — ее и должен был внести
достаточно молодой и популярный адмирал Колчак, который ко всему прочему считался специалистом в
области минирования.
Колчак полностью оправдал возложенные на него надежды. Путем минирования турецких угольных
месторождений в местечке Зунгулдак ему удалось приковать турецкий флот к стоянкам. Последующее
минирование непосредственных подступов к турецкой столице окончательно отдало инициативу в руки
русского флота. Кроме того, в строй были введены новейшие линкоры-дредноуты «Императрица Мария» и
«Императрица Екатерина Великая». Объединенные в бригады с другими судами, они могли успешно
соперничать с «Гебеном» и «Бреслау». Дредноут «Императрица Мария» и крейсер «Кагул» составляли
- 74 -первую группу, дредноут «Императрица Екатерина Великая» и крейсер «Память Меркурия» — вторую.
Наконец, броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон» — третью. Теперь уже русская
эскадра стала периодически обстреливать турецкий Босфор, получив полное превосходство на море. В
помощь бригадам действовали миноносцы, расставляя минные заграждения, а также подводные силы и
морская авиация, о которой стоит сказать отдельно.
Большую роль в боевых действиях флота сыграла гидроавиация. К началу 1914 года, когда была
объявлена мобилизация, авиация Черноморского флота состояла из восьми самолетов, которые
базировались в Севастополе. Подобные авиабазы строились в Тарханкуте, Овидиополе, Акмечете,
Клеровке и Золокарах. К августу 1914 года было открыто около 30 авиабаз, что позволило использовать
гидроавиацию практически на всем побережье Крыма — от Дуная до Батума. Под авиатранспорты
переоборудовали пароходы «Император Александр*I» и «Император Николай*I», на которые вмещалось до
восьми летательных аппаратов. Первое боевое применение авиатранспортов случилось в марте 1915 года,
когда они в составе русской эскадры подошли к Босфору. Гидросамолеты прекрасно справлялись с
задачами разведки укреплений, а также бомбардировки фортов и судов. К 1*апреля 1915 года
черноморская авиация состояла уже из 18 самолетов. Регулярно проводились учения, боевая подготовка
кадров для авиации шла впечатляющими темпами, и уже на 1*января 1916 года в составе авиации
Черноморского флота числилось 30 офицеров, 371 нижний чин при 30 самолетах и упомянутых выше двух
авиатранспортах.
[281]Спустя год, в начале 1917-го, над Черным морем летало 110 русских боевых самолетов. Многие из
них производились на двух аэропланных заводах — в Симферополе и Карасубазаре.
Но говоря о боевых действиях флотской авиации в Первой мировой войне, нельзя не отметить, что
развитие и даже создание русской авиации связано именно с Крымом. Фактическим основателем
Севастопольской летной офицерской школы стал великий князь Александр Михайлович, фигура весьма
колоритная. Внук императора Николая*I, дядя Николая*II, он был женат на родной сестре императора
Ксении Александровне. Его дочь вышла замуж за Феликса Юсупова — того самого, который убил
Распутина. Но в историю России Александр Михайлович Романов вошел благодаря тому, что вовремя
понял грядущую роль авиации и, пользуясь своим положением, сумел «продавить» верное решение. Он
использовал для закупки самолетов остаток средств, которые русское общество собрало на
восстановление флота, сильно пострадавшего в русско-японскую войну.
Сам великий князь так пишет об этом в своих интереснейших мемуарах:
Подходящее поле для летной школы было найдено в 12 верстах от Севастополя вблизи долины реки
Кача около деревни Мамашай (Орловка). 21*ноября 1912 года в день второй годовщины со дня основания
в Севастополе офицерской школы летчиков состоялась закладка постоянных зданий. С учетом особой роли
основателя школы по высочайшему соизволению ей было присвоено наименование «Севастопольская его
императорского высочества Великого князя Александра Михайловича военная авиационная школа».
[284]К моменту начала Первой мировой войны Качинская летная школа под Севастополем работала
уже на полную мощность. В 1914 году на ее аэродроме приземлился самолет, ведомый автором «мертвой
петли» — П.*Н.*Нестеровым. Сегодня эта фигура высшего пилотажа носит его имя. В период с 1910 по 1917
год в школе было подготовлено 609 летчиков.
[285]
Возможно, и благодаря этому в первой половине 1917 года русский флот всецело господствовал на
Черном море. Босфор был заблокирован, а турецкое судоходство — полностью остановлено, побережье
Турции блокировано нашими эсминцами. В это время в Санкт-Петербурге и началась Февральская
революция. На Черном море все было спокойно — войска и флот планомерно готовились к десантной
- 75 -операции на Босфоре, которая была назначена на апрель 1917 года. Несколько дивизий отрабатывают
высадку со специально подготовленных кораблей. Взятие русскими турецких проливов Босфор и
Дарданеллы означало контроль России над стратегически важным выходом из Черного в Средиземное
море. Помешать этому и запереть наш флот в Черном море являлось целью политики Британии на
протяжении столетий. Допустить русских в мировой океан было для англичан невозможным. Вы никогда
не задумывались, почему крушение нашей государственности произошло именно в Феврале 1917 года?
На февраль как на крайний срок переворота указывала дата готовящейся русским генштабом
Босфорской десантной операции: март—апрель 1917 года.Революция после этого мартовского
наступления становилась неосуществимой, февраль был ее последний, крайний срок. После колоссальных
побед революций не случается, произойдет патриотический подъем и царю простят все за выполнение
вековой русской мечты. Такое развитие событий надо было предотвратить. Как это ни странно звучит, но
именно улучшение, а не ухудшение военной ситуации привело к февральскому перевороту! Надо было
спешить с развалом России — после войны такого шанса уже не представится. Еще немного — и не будет
войны, а значит, и повода для самой революции. Сомневаетесь — вспомните, что было дальше. Как по
заказу, падение монархии положило конец планам захвата Константинополя и проливов. Временное
правительство много об этом говорило, но ничего не смогло предпринять из-за полной политизации армии
и флота и нежелания солдат и матросов воевать. Десант откладывается, а потом русским становится и
вовсе не до того. Они начинают яростно убивать друг друга. И это совпадение?
Адмирал Колчак со своей стороны делал все, чтобы не допустить упадка дисциплины и поддерживать
на должном уровне боеспособность флота. На удивление, германо-турецкий флот не проявлял практически
никакой активности. Однако революционная бацилла начинает проникать и на Черноморский флот. Хотя
первым был разложен и потерял боеспособность флот Балтийский. Но и на Черном море на кораблях
создаются революционные комитеты, а офицеров начинают притеснять. Выход на боевое задание теперь
должен согласовываться «с товарищами из Комитета». В итоге, не имея возможности контролировать
ситуацию и не желая быть безвластным статистом гибели дисциплины и флота, 19*июня 1917 года вице-адмирал Колчак уходит в отставку. На календаре — жаркое лето 1917 года...
Под воздействием растущей на флоте анархии блокада Босфора начала ослабевать. 8*ноября в
Севастополе узнали об Октябрьской революции. К концу 1917 года боевые действия на Черном море
фактически были прекращены. Россия на всех парах шла к гражданской междоусобице...http://www.e-reading.by/chapte...
"Первая мировая: мифы и реальность". Достойное, аргументированное обсуждение.
Разоблачаются мифы, в том числе и о "империалистическом" характере этой войны для России.
https://www.youtube.com/watch?...
Смотреть с 5:22.
"ОЛЕГ ДЕНЕЖКА: «Великое сражение сечевых стрельцов»: Маковкой по Маковке"
"Итак, согласно сообщению на странице президента, равно как и многочисленным утверждениям украинских историков, сто лет назад, в годы Первой мировой войны, в Галиции «украинские сечевые стрельцы» обороняли господствующую стратегическую высоту Маковка от русской императорской армии и, как утверждается, оборонили. В итоге сражения русские якобы «с позором бежали».
Тут, правда, все, кроме того, что каждое слово — ложь.
Обороняли гору не украинские, а галицкие сечевые стрельцы, именно так их правильно называть на самом деле. И были они в составе Австро-Венгерской армии, а конкретно, в рядах Императорско-королевского Украинского Легиона, сформированного на базе галицких националистических организаций, вроде «Пластуна» или «Сокола». «Королевский», так как никакой Украины в составе Украины не было, а было Королевство Галиции и Лодомерии.
И были они все подданными престарелого австрийского императора Франца Иосифа.
Где тут государство Украина и народ украинцы? И за кого сражались сечевые стрельцы?"
http://nahnews.org/214451-veli...
"17 июля летчики российского Военно‑Морского Флота (ВМФ) отмечают свой профессиональный праздник - День авиации ВМФ России. Праздник был учрежден в соответствии с приказом Главнокомандующего ВМФ Российской Федерации №253 от 15 июля 1996 г. "О введении годовых праздников и профессиональных дней по специальности", а дата была выбрана в связи с тем, что 17 июля (4 июля по ст. ст.) 1916 г. была одержана первая победа российских морских летчиков на отечественных гидросамолетах в воздушном бою над морем.
В этот день четыре гидросамолета М‑9 с авианосного судна "Орлица" Балтийского флота провели воздушный бой над морем для защиты от ударов германских самолетов русской военно‑морской базы на острове Сааремаа. Во время боя два кайзеровских самолета были сбиты, а два других обратились в бегство. Российские летчики вернулись без потерь. Этот день принято считать днем рождения морской авиации российского Военно‑морского флота.
Однако мероприятия и события, связанные с зарождением морской авиации России, происходили задолго до этой даты. С появлением первых боевых самолетов морские специалисты дальновидно определили роль и значение авиации в вооруженной борьбе на море. В 1909 г. капитан Лев Мациевич на заседании Морского технического комитета в докладе "О типе морского аэроплана" изложил идею о возможности использования летательных аппаратов с кораблей. Зарождение морской авиации относится к марту 1910 г., когда французский летчик Анри Фабр совершил первый успешный взлет с воды на гидросамолете, а в августе 1911 г. ‑ первый полет на самолете‑амфибии "Канар". Первый в России поплавковый самолет в феврале 1911 г. построил Яков Гаккель.
Для подъема отечественного морского самолетостроения в 1911‑1913 гг. русским правительством были закуплены самолеты за рубежом. Такие же самолеты в модифицированном виде потом строились на отечественных заводах.
В 1913 г. производство аэропланов, в том числе гидросамолетов, было поставлено на промышленную основу во Франции, Германии, России, Италии и Англии. В России было создано пять авиационных заводов, и в том же 1913 г. было построено уже 270 самолетов.
В 1913‑1914 гг. в России впервые были сформированы авиационные войсковые подразделения, в том числе гидроавиационные станции для морского флота. В тот же период проведены первые полеты русского гидросамолета С‑10 Игоря Сикорского.
Первыми корабельными самолетами стали гидросамолеты, спускаемые подъемным краном на воду для взлета и поднимаемые на корабль с воды после посадки. Это объясняется дешевизной и простотой исполнения такого способа организации полетов на море. В российском флоте впервые в мире еще в 1913 г. было начато переоборудование пароходов в авиатранспорты.
К началу первой мировой войны Россия имела 65 морских военных самолетов.
Русские авиаконструкторы создали несколько типов летающих лодок, которые в первой мировой войне применялись для бомбардировки и обстрела с воздуха объектов военно‑морских баз и портов, кораблей и судов в море и даже для уничтожения самолетов противника в воздухе.
В июле 1917 г. в России было создано Управление морской авиации и воздухоплавания, а в составе ВМФ созданы две воздушные дивизии ‑ на Балтике и на Черном море. После 1917 г. на Балтике формируется воздушная бригада особого назначения. Позднее отряды гидросамолетов появились в составе Волжской, Каспийской и других флотилий. Всего на фронтах гражданской войны сражались 19 морских авиационных отрядов." http://ria.ru/spravka/20110717...
Из книги историка С.В. Волкова:
«Царизм» войны не проигрывал. К февралю 1917 г. русский фронт был совершенно благополучен, дела на нём обстояли никак не хуже, чем на западе и не существовало ни малейших оснований ни чисто военного, ни экономического порядка к тому, чтобы Россия не продержалась бы до конца войны (тем более, что не будь Россия выведена из войны, война бы кончилась гораздо раньше). Русская промышленность, разумеется, имела худшие шансы быстро приспособиться к войне, чем германская, но к лету 1916 г. кризис был преодолен, от снарядного голода не осталось и следа, войска были полностью обеспечены вооружением и в дальнейшем его недостатка не ощущалось (его запасов ещё и большевикам на всю Гражданскую войну хватило).
В ту войну противнику не отдавали полстраны, как в 1941–1942 гг., неприятельские войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний. Даже после тяжелого отступления 1915 г. фронт никогда не находился восточнее Пинска и Барановичей и не внушал ни малейших опасений в смысле прорыва противника к жизненно важным центрам страны (тогда как на западе фронт все ещё находился в опасной близости к Парижу). Даже к октябрю 1917 г. если на севере фронт проходил по российской территории, то на юге — по территории противника (а в Закавказье — так и вовсе в глубине турецкой территории). В той войне русские генералы не заваливали врага, как сталинские маршалы 30 лет спустя, трупами своих солдат. Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тыс. чел.) соответствовали таковым потерям Центрального блока как 1:1 (Германия потеряла на русском фронте примерно 300 тыс. чел., Австро-Венгрия — 450 и Турция — примерно 150 тыс.). Россия вела войну с гораздо меньшим напряжением сил, чем её противники и союзники.
Пресловутые тяготы войны — вещь весьма относительная. Выставив наиболее многочисленную армию из воевавших государств, Россия, в отличие от них не испытывала проблем с людскими ресурсами. Напротив, численность призванных была избыточной и лишь увеличивала санитарные потери (кроме того, огромные запасные части, состоявшие из оторванных от семей лиц зрелого возраста служили благоприятной средой для революционной агитации). Даже с учетом значительных санитарных потерь и умерших в плену общие потери были для России несравненно менее чувствительны, чем для других стран (заметим, что основная масса потерь от болезней пришлась как раз на время революционной смуты и вызванного ей постепенного развала фронта: среднемесячное число эвакуированных больных составляло в 1914 г. менее 17 тыс., в 1915 — чуть более 35, в 1916 — 52,5, а в 1917 г. — 146 тыс. чел.) общие потери были для России гораздо менее чувствительны, чем для других стран.
Доля мобилизованных в России была наименьшей — всего лишь 39% от всех мужчин в возрасте 15–49 лет, тогда как в Германии — 81%, в Австро-Венгрии — 74, во Франции — 79, Англии — 50, Италии — 72. При этом на каждую тысячу мобилизованных у России приходилось убитых и умерших 115, тогда как у Германии — 154, Австрии — 122, Франции — 168, Англии — 125 и т.д.), на каждую тысячу мужчин в возрасте 15–49 лет Россия потеряла 45 чел., Германия — 125, Австрия — 90, Франция — 133, Англия — 62; наконец, на каждую тысячу всех жителей Россия потеряла 11 чел., Германия — 31, Австрия — 18, Франция — 34, Англия — 16. Добавим ещё, что едва ли не единственная из воевавших стран, Россия не испытывала никаких проблем с продовольствием. Германский немыслимого состава «военный хлеб» образца 1917 г. в России и присниться бы никому не мог.
При таких условиях разговоры о стихийном «недовольстве народа» тяготами войны и «объективных предпосылках» развала выглядят по меньшей мере странно: в любой другой стране их должно бы быть в несколько раз больше, а население России не самое избалованное в Европе. Так что при нормальных политических условиях вопрос о том, чтобы «продержаться» даже не стоял бы. Напротив, на 1917 г. русское командование планировало решительные наступательные операции. Но, как известно, именно такое течение событий не устраивало тех, кто с победоносным окончанием войны терял практически всякие шансы на успех." http://swolkov.org/russia/russ...
Ещё из этой книги:
"Что, собственно, случилось тогда? Исчезла настоящая власть — фактор, игравший роль иммунной системы, и болезнетворные бактерии получили возможность неограниченного размножения. Можно, опять же, спорить, насколько она была эффективна, но даже будь она гораздо худшей, чем была, эту-то функцию она бы все равно выполняла. Остов — российское государство — продолжал по инерции существовать, а российской власти не стало; нерв, стержень был вынут, и заменить его было нечем.
Разумеется, конечной задачей «революционного движения» была ликвидация самой российской государственности, и на Феврале оно остановиться не могло, он был лишь решающим этапом, после которого достижение её было лишь вопросом времени. Достаточно взглянуть на динамику «революционных выступлений», которые, будь конечной целью Февраль, лавинообразно росли бы до него, а после — прекратились. На деле все было прямо противоположным образом — февраль открыл им дорогу: в армии за три года войны их было меньше, чем за три месяца после февраля 1917-го; то же относится и к аграрным и прочим беспорядкам. Определенную роль сыграло и то, что при огромном (шестикратном) за время войны количественном росте офицерский корпус не мог не наполнится и массой лиц не просто случайных (таковыми было абсолютное большинство офицеров военного времени), но совершенно чуждых и даже враждебных ему и вообще российской государственности. Если во время беспорядков 1905–1907 гг. из 40 тысяч членов офицерского корпуса, спаянного единым воспитанием и идеологией нашлось лишь несколько отщепенцев, примкнувших к бунтовщикам, то в 1917 г. среди трехсоттысячной офицерской массы оказались, естественно, не только тысячи людей, настроенных весьма нелояльно, но и многие сотни членов революционных партий, ведших соответствующую работу.
Дальнейшее было предрешено. Развитие любой революции характеризуется тем, что к власти последовательно приходят все более радикальные элементы. Так и тут, большевики, изначально уступавшие численно и по влиянию другим левым революционным партиям, получив безграничную свободу деятельности, быстро вырвались вперед, ибо были единственной силой, способной безгранично «играть на понижение». Они были единственной партией, чья цель лежала за пределами российской государственности как таковой. Даже наиболее левые участники революционного процесса, те же эсеры, были социалистами все-таки «почвенными», их замыслы не шли дальше установления желаемых порядков в России, о мировой революции они не помышляли. Поэтому для них существовала черта, через которую они не могли переступить. Они не могли сознательно желать (хотя их правление объективно этому способствовало) ни поражения России в войне, ни полного разрушения всех государственных структур. Они не могли призвать солдат немедля бросить фронт и полностью разнуздать разрушительные инстинкты толпы.
Для большевиков никаких ограничений не существовало в принципе, им нечем было дорожить в стране, которая мыслилась лишь как вязанка хвороста в костер мировой революции (каковая, по их предположениям, должна была начаться сразу после захвата ими власти в России). Поэтому они могли себе позволить бросать самые радикальные лозунги и, как верно заметил академик С.Ф. Ольденбург, «темные, невежественные массы поддались на обман бессмысленных преступных обещаний, и Россия стала на край гибели». Но если «революционная демократия» могла предаваться фантазиям относительно «сознательной дисциплины солдата-гражданина», то для трезвомыслящих людей перспективы керенщины были абсолютно ясны (Л.Г. Корнилов накануне своего выступления писал генералу А.С. Лукомскому: «По опыту 20 апреля и 3–4 июля я убежден, что слизняки, сидящие в составе Временного правительства, будут смещены, а если чудом Временное правительство останется у власти, то при благоприятном участии таких господ, как Черновы, главари большевиков и Совет рабочих и солдатских депутатов останутся безнаказанными»). Но в условиях «углубления революции» государственнические элементы не могли рассчитывать на поддержку тех, кто боялся и ненавидел их гораздо больше, чем своих соперников-большевиков. С другой стороны, предательское поведение по отношению к офицерскому корпусу деятелей Временного правительства (которые, одной рукой побуждали офицерство агитировать в пользу верности союзникам и продолжения войны, а другой — охотно указывали на «военщину» как на главного виновника её затягивания) привело к тому, что и «демократии», когда пробил её час, не на кого было рассчитывать (тем более, что суть большевистской доктрины большевиков мало кому была известна и они большинством патриотических элементов они воспринимались лишь как одна из соперничающих левых партий)." http://swolkov.org/russia/russ...
"При этом призывы Ленина к поражению России не оставались только призывами. Большевики вели и практическую работу по разложению русской армии, а как только представилась первая возможность (после февраля), их агентура в стране приступила и к практической реализации «войны гражданской» — натравливанию солдат на офицеров и убийствам последних. Уже к середине марта только в Гельсингфорсе, Кронштадте, Ревеле и Петрограде было убито более 100 офицеров. В соответствии с ленинскими указаниями первостепенное внимание закономерно уделялось физическому и моральному уничтожению офицерства: «Не пассивность должны проповедовать мы — нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц». Поскольку душой всякой армии является её офицерский корпус, а основой её существования — воинская дисциплина, лучшего средства обеспечить поражения России, естественно, и не было.
Пользуясь нерешительностью и непоследовательностью Временного правительства, ленинцы весной, летом и осенью 1917 года вели работу по разложению армии совершенно открыто, вследствие чего на фронте не прекращались аресты, избиения и убийства офицеров. Атмосферу в частях хорошо характеризует такая, например, телеграмма, полученная 11 июня в штабе дивизии из 61-го Сибирского стрелкового полка: «Мне и офицерам остается только спасаться, так как приехал из Петрограда солдат 5-й роты, ленинец. В 16 часов будет митинг. Уже решено меня, Морозко и Егорова повесить. Офицеров разделить и разделаться. Много лучших солдат и офицеров уже бежало. Полковник Травников.» В результате деятельности большевиков на фронте к ноябрю несколько сот офицеров было убито, не меньше покончило жизнь самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800), многие тысячи лучших офицеров смещены и изгнаны из частей.
Даже после переворота, полностью овладев армией, Ленин продолжал политику её развала, поскольку там сохранялись ещё отдельные боеспособные части и соединения. Как отмечал В. Шкловский (известный впоследствии литкритик): «У нас были целые здоровые пехотные дивизии. Поэтому большевикам пришлось резать и крошить армию, что и удалось сделать Крыленко, уничтожившему аппарат командования». Пошедшие на сотрудничество с большевиками бывшие генералы искренне не понимали, почему, уже захватив власть, они продолжают разрушать армию. Человек, воспитанный в государственно-патриотических принципах знал, конечно, что существуют революционеры, которые хотят свергнуть власть и переделать страну на свой лад. Но представить себе, что есть люди, которым Россия как таковая может быть вообще не нужна им было невозможно. Один из таких потом вспоминал: «Хорошо, — по детски рассуждал я, — пока большевистская партия не была у власти, ей был прямой смысл всячески ослаблять значение враждебного большевизму командования и высвобождать из-под его влияния солдатские массы. Но положение изменилось, большевики уже не в оппозиции, а в правительстве. Следовательно, заключал я, — они не меньше меня заинтересованы в сохранении армии, в том, наконец, чтобы сдержать германские полчища и сохранить территории страны. Партия и Ленин, однако, действовали совсем не так, как мне этого хотелось». Естественно: русская армия в любом случае представляла бы для них опасность и была помехой на пути мировой революции. Для последней же требовалась совершенно новая армия — армия Третьего Интернационала (каковая и была затем создана).
К середине декабря фронта как такового уже не существовало, по донесению начальника штаба Ставки: «При таких условиях фронт следует считать только обозначенным. Укрепленные позиции разрушаются, занесены снегом. Оперативная способность армии сведена к нулю... Позиция потеряла всякое боевое значение, её не существует. Оставшиеся части пришли в такое состояние, что боевого значения уже иметь не могут и постепенно расползаются в тыл в разных направлениях». Между тем большевики (в ещё воюющей стране!) в декабре 1918 — феврале 1918 перешли к массовому истреблению офицеров, которых погибло тогда несколько тысяч.
Учитывая эти обстоятельства, говорить о «вынужденности» унизительного Брестского мира не вполне уместно, коль скоро заключавшие его сознательно довели армию до такого состояния, при котором других договоров и не заключают." http://swolkov.org/russia/russ...
И, наконец:
"Сейчас, когда плоды большевистского расчленения страны сказались в полной мере и то, что называется Россией, пребывает в границах XVI века, и даже энергоносителями торговать не может иначе как прощая их наглое воровство лимитрофными «суверениями», трудно представить себе, что 90 лет назад вопрос стоял об обладании Константинополем и Черноморскими проливами, и до осуществления заветного лозунга «Крест на Святую Софию!» оставалось едва ли более года. Жертвы и усилия России в мировой войне были обесценены одним росчерком пера, и их плодами предоставлено было пользоваться бывшим союзникам. Но все это не имело значения для большевиков, рассматривавших этот мир как возможность удержания своей власти до момента, когда революция начнется в остальной Европе и всякие государственные интересы потеряют смысл.
Потому и борьба, которую вели большевики в 1917–1922 гг. со своими противниками непохожа на обычные гражданские войны. Если большевистская партия вполне справедливо характеризовалась её создателями как «партия нового типа», то и борьба её стала «борьбой нового типа» — не за власть в государстве, а за утверждение своей идеологии во всемирном масштабе. Но сначала, естественно, требовалось смести противников такой задачи в собственной стране. Наша гражданская война не была борьбой каких-то двух группировок за власть в государстве, как война «Алой и Белой розы», не была борьбой между одной Россией и другой Россией. Это была борьба за российскую государственность и против неё, за мировую коммунистическую революцию — борьба между Россией и Интернационалом, между идеологией классовой ненависти и идеологией национального единства.
Для того, чтобы понять, за что сражались стороны в Гражданской войне, достаточно обратиться к лозунгам, начертанным на знаменах тех лет. Они совершенно однозначны, и всякий, кто видел листовки, газеты и иные материалы тех лет, не сможет ошибиться относительно того, как формулировали свои цели враждующие стороны. Предельно сжато они выражены на знаменах в буквальном смысле этого слова: с одной стороны — «Да здравствует мировая революция», «Смерть мировому капиталу», «Мир хижинам — война дворцам», с другой — «Умрем за Родину», «Отечество или смерть», «Лучше смерть, чем гибель Родины» и т.д. Знамена красных войск, несущих на штыках мировую революцию, никогда, естественно, не «осквернялись» словом «Родина». Впрочем, создатель Красной Армии Троцкий смотрел на некоторые вещи гораздо более трезво, чем другие, и ему, между прочим, принадлежит мысль, легшая позже в основу идейно-воспитательной работы в армии: поскольку большинство населения несознательно, и мысль о защите отечества ему все-таки понятнее идеи мировой революции, то красноармейца следует воспитывать так, чтобы он, сражаясь за дело III Интернационала, думал при этом, что воюет за Россию.
Белое движение возникло как патриотическая реакция на большевистский переворот, и было прежде всего движением за восстановление уничтоженной большевиками тысячелетней российской государственности. Никакой другой задачи основоположники Белого движения никогда не ставили, их усилия были направлены на то, чтобы ликвидировать главное зло — паразитирующий на теле страны большевистский режим, преследующий откровенно антинациональные цели установления коммунистического режима во всем мире. В Белом движении соединились люди самых разных взглядов, сходившиеся в двух главных принципах: 1) неприятие большевистского переворота и власти интернациональных преступников, 2) сохранение территориальной целостности страны. Эти принципы нашли воплощение в емком и, собственно, единственном лозунге Белого движения: «За Великую, Единую и Неделимую Россию». Идеология участников белой борьбы не представляла собой какой-то специфической партийной программы. Она была всего лишь выражением движения нормальных людей против ненормального: противоестественной утопии и преступных результатов попыток её реализации." http://swolkov.org/russia/russ...
"Офицерский корпус притом включал едва ли не всю образованную молодежь России, поскольку практически все лица, имевшие образование в объеме гимназии, реального училища и им равных учебных заведений и годные по состоянию здоровья были произведены в офицеры. Эта масса молодых прапорщиков и подпоручиков, недавних студентов, гимназистов, семинаристов, рядовых солдат и унтер-офицеров, произведенных за боевые отличия, была весьма и весьма скромного материального положения. Объединяли её, конечно, не имущественные интересы, а невозможность смириться с властью антинациональных сил, выступавших за поражение своей страны в войне (которую эти офицеры считали Второй Отечественной), разлагавших армию и заключивших Брест-Литовский мир.
Но как бы ни была велика роль этих офицеров в белой борьбе, особенно на первом этапе, большинство в белых рядах составляли все-таки не они, а как раз «рабочие и крестьяне», причем, что очень важно — пленные из бывших красноармейцев. Лучшие части белых армий на Юге — корниловцы, марковцы, дроздовцы уже к лету 1919 г. в большинстве состояли из этого элемента, а в 1920 г. — на 80–90%. Все белые мемуаристы единодушно отмечают, что именно этот контингент, т.е. люди, уже побывавшие под властью большевиков, были гораздо более надежным элементом, чем мобилизованные в районах, где советской власти не было или она держалась недолго. На Востоке же и Севере России белые армии были практически полностью «рабоче-крестьянскими», целые дивизии состояли даже сплошь из самых натуральных «пролетариев» — ижевских и воткинских рабочих, одними из первых восставших против большевиков. Эти рабочие полки прошли при отступлении через всю Сибирь, вынося в тайге на руках свои пушки и боролись в Приморье до самого конца 1922 г.
Советская пропаганда, особенно впоследствии, говоря о гражданской войне, предпочитала делать основной упор на так называемых «интервентов», представляя белых по возможности не в качестве основной силы сопротивления большевизму, а в качестве «пособников мирового капитала», каковой и должны были воплощать страны Антанты. Антанта же усилиями апологетов партии, призывавшей к поражению России в войне с Германией превратилась в символ чего-то антироссийского. И из сознания советского обывателя совершенно выпал тот очевидный факт, что Россия — это и была главная часть Антанты, без которой её, Антанты никогда бы не сложилось. И так называемые «интервенты» не только не были врагами подлинной, исторической России, а были её союзниками, обязанными оказать России помощь в борьбе против немецкой агентуры, в качестве которой совершенно неприкрыто выступали тогда большевики.
Другое дело, что «союзники» оказались эгоистичными и недальновидными и не столько оказывали такую помощь, сколько преследовали свои корыстные цели. Теперь можно, конечно, рассуждать о том, на ту ли сторону стала Россия в европейском противостоянии. Но, как бы там ни было, а такова была воля её государей, и никаких других союзников у России в 1917 г. не было. И в любом случае вина их перед Россией не в том, что они проводили «интервенцию», а в том, что они этого как раз практически не сделали, предоставив большевикам утвердить свою власть и уничтожить белых — последних носителей российской государственности, сохранявших, кстати, безусловную верность союзникам и идее продолжения войны с Германией."
Оценили 9 человек
17 кармы