Чтобы читатели сразу поняли, о каком явлении идет речь в данном письме - предлагаю погуглить на термин "педоистерия". И прочитать о множестве вопиющих случаев.
Также на Третьем Всероссийском Съезде Отцов, проходящим 15 и 16 марта в Москве - было принято обращение к Президенту, где, среди прочего - упоминались и зачастую бездоказательные "посадки" людей по статье, о которой будет упомянуто ниже.
И выступления там были на эту тему: Холматова Юлия Юрьевна, председатель координационного совета "Закон един для всех", доклад "Ложные обвинения в половых статьях - кому это выгодно?" часть 1
Когтева Милена Вильевана, доклад "Ложные обвинения в половых статьях - кому это выгодно?" часть 2.
А теперь текст самого письма:
"Письмо к Аффидевиту!
Друзья! Если к вам попало это письмо (а я попросил разослать его тем, кто меня знает), то, наверное, вы меня таки знаете. Я Александр Лебедев, психолог, мой сайт был r.eedd.cc, теперь r.eedd.in, я издавал книги и писал статьи под псевдонимом Иоганн Сваммердам.
Со мной случилась неприятность. Вы, возможно, это заметили - я пропал из виду и со связи уже года полтора как. Неприятности бывают мелкие и крупные. Крупные - касающиеся жизни, здоровья, свободы и благополучия близких. Мелкие – все остальные. Так вот, повторяю, у меня именно крупная.
Какая именно - будет понятно из текста, который я прошу вас распространить. Ну, попросту запостить где попало.
У вас могут быть сомнения: там указаны имена, и кое-кто думает, что это личные данные. Нет, это не они. Там описаны события, и кто-то может решить, что транслируя их описание, он участвует в клевете. Нет, клевета есть распространение заведомо ложных сведений, а всё, написанное мной - чистая правда. Конечно, кто-то будет недоволен. Но и всё.
Я не жду от этого текста эффекта разорвавшейся бомбы и хайпа - для этого нужны другие усилия. Но сейчас я нуждаюсь в поддержке, в том числе тех, связь с кем я за давностью лет или по другой причине потерял. Я надеюсь, что кто-то из них наткнется на этот текст, и найдет, чем выступить на моей стороне.
Не в последнюю очередь, независимо от того, как ситуация сложится, я хочу выступить в защиту своего доброго имени, чести и репутации. И сейчас последняя возможность это сделать.
Аффидавит
Я - Александр Николаевич Лебедев, 1962 года рождения. Кто-то знает меня как психолога, практикующего более 30 лет, может быть по центру практической психологии “Синтон”, хотя с той поры прошло много времени, кто-то как автора книг и статей, изданных под псевдонимом “Иоганн Сваммердам”, кто-то - как автора, нашумевшего когда-то текста “Слова Ванталы”, кто-то по сети “Дегунино” как Крысолова…
Начну издалека..
В 1939 году моего деда, Николая Александровича, посадили по позорной статье - за антисоветскую деятельность. Он злонамерено подрывал боевой дух советского народа, утверждая, что Гитлер - сильный противник, и война будет тяжелой. В 1943 году, когда все имели зримые свидетельства его правоты, он умер где-то в лагерях.
Вы знаете, что в те годы эта статья была статьей для расправы, оправдаться было практически нереально.
Есть такая статья и сейчас. Это тоже позорная, статья 132 УК – насильственные действия сексуального характера. Оправдаться по ней также нереально, особенно по 2 части 4 - в отношении несовершеннолетнего, не достигшего 12 лет. В 2023 году судом было рассмотрено 1726 дел по этой статье и этой части. Оправдательных приговоров - 7 ~ 0,3%.
Если вы сомневаетесь - попросите соседку написать заявление, что вы приставали к ее ребенку, и посмотрим, удастся ли вам остаться на свободе. Мне приходилось читать фантастически нелепые обвинения, и такие же фантастически нелепые приговоры. Как вы уже поняли, эта беда настигла и меня. Мне 62 года, сроки по этой статье - от 12 до 20 лет, здоровье у меня так себе. По всей видимости, вы меня больше никогда не увидите, и никогда обо мне не услышите. Удручает меня больше всего то, что пока я буду гнить в лагере, недоброжелатели, отправившие меня туда, будут распространять обо мне гнусную ложь, а я не смогу ответить. В “МК” даже уже промелькнула гнусная заметка о моем случае. Без имен, но все же гнусная. Я понимаю, что у моих врагов гораздо больше возможностей меня оболгать, чем у меня оправдаться. Это всегда так. А уж учитывая, что я сижу за решеткой без средств связи и внешних контактов… Поэтому хочу воспользоваться последней возможностью известить тех, кто меня знает или знал когда-то, что я не маньяк-насильник-извращенец, и донести, что со мной случилось на самом деле.
Итак.
В 2016 году я с благодарностью расстался с моей женой Ольгой, и приехал в Богородицк Тульской области по делам, где познакомился с совершенно очаровательной женщиной Марией, умницей и красавицей, изящной, грациозной, неизменно достойной и независимой, нежной и трепетной. Я ей тоже приглянулся, и мы сошлись. Через некоторое время к ней вернулись из деревни от бабушки две дочери 6 и 9 лет – младшая А. (с целью сохранения персональных данных, сведения о девочках исключены, далее по тексту А2) и старшая А. (далее по тексту А1).. А2 - золотой ребенок, умница и красавица, в маму, самостоятельная, ответственная и оптимистичная. А А1… Я сразу обратил внимание на ее мрачный вид. Как оказалось, вид более чем соответствовал характеру. Необязательная, лживая, неопрятная, ленивая, эгоистичная, не буду продолжать...
Мария воспитывала детей очень тщательно и очень мягко, она - мама-кошка, наседка, дети были для нее целью и смыслом жизни. Я старался не вмешиваться в воспитательный процесс, только помогал - водил детей в школу, к врачам, мы вместе гуляли и я их развлекал запусканием змеев, какими-то мероприятиями… Не более. Нет у меня педагогической жилки, хотя есть природная заботливость.
Может быть от невнимательности, а также потому, что я прогуливал патопсихологию, я не заметил, что поведение А1 складывается в симптоматику.
В 2017 мы переехали в Черноголовку, а годам к 12-13 симптоматика А1 обострилась, начались самоповреждения, о которых мы узнали позже, а в то время только неудомевали, почему А1 носит исключительно закрытую одежду и ходит на речку отдельно от мамы. В своих показаниях она говорит, что поступала так для того, чтобы “не быть сексуально привлекательной” для меня, но когда о самоповреждениях нам стало известно, то эта иллюзорная привлекательность волшебным образом перестала ее пугать, и она начала наряжаться в юбочки и маечки.
Но это потом, а пока мы поняли, что наших воспитательных талантов не хватает, и стали обращаться с А1 к неврологам и психологам (сам я не могу с ней работать - не положено пользовать близких людей, но даже если пытаться, есть методические сложности, часто непреодолимые). Это тоже помогало мало, и с начала нам намекали, затем прямо сообщали, а потом настойчиво рекомендовали показать ребенка психиатру.
Психиатр поставил депрессию, назначил терапию, но А1 бросала пить таблетки, начинался синдром отмены, обострение… В какой-то момент психиатр сказала, что удаленно больше ничего сделать не может, нужна госпитализация.
Скрепя сердце мы выбрали лучшее в Москве заведение для подростков - центр им. Сухаревой. А1 там полежала, ее подлечили, ей стало лучше, но диагноз поставили более тяжелый - биполярное аффективное расстройство.
Тем временем мы решили, что имя Маша Марии не подходит. Ну не похожа она на Машу. Выбрали для домашнего пользования имя Ф. Естественно, через какое-то время, поскольку я называл ее так и на людях, окружающие (тоже понимающие, что вот это аристократичное и веселое существо на Машу не похоже) подхватили, и, когда все стали Машу звать Ф., она подумала, сходила в ЗАГС и стала Ф.К..
Примерно в это же время произошло еще одно незначительное событие, приведшее к серьезным последствиям.
Директор маленькой частной школы, где учились А1 с А2, некто Щ., искавшая в то время, как бы ей расшириться, по недоразумению решила, что я очень богат.
А1 продолжали лечить. Симптоматика смягчалась, она стала спокойнее, оптимистичнее, ответственное, контактнее, приходила ко мне за советами по выбору одежды, музыки и по рисованию, обсуждала взаимодействие с друзьями, ходила с семьей гулять… Хотя все еще предпочитала всем фильмам ужастики, и продолжала рисовать в большом количестве расчлененных уродцев и монстров, и оставалась ленивой, эгоистичной, необязательной.
После второй госпитализации А1, директор Щ. порекомендовала нам психолога - свою подругу С., так как та уже поговорила с А1, и у них случился контакт.
Забегая вперед: С. оказалась профессиональной торговкой с юридическим образованием, ее занятия психологией могу охарактеризовать как максимум хобби (диплом у нее был, но все мы знаем, чего нынче стоят дипломы при наличии денег, а следователь Н. охарактеризовала С. как “очень обеспеченную женщину”), и С. нарушила едва ли не все протоколы работы с 4 душевнобольным подростком в конфликтной ситуации (скоро станет ясно, что не по недосмотру).
Ни как психолог, ни как человек С. нам не понравилась, но мы решили, что коль скоро ребенку заходит - пусть будет. Денег она брала больше других психологов, но - здоровье ребенка, понимаете ли… Медикаментозная терапия непременно должна поддерживаться работой психолога.
Работа “психолога” С. с А1 произвела неожиданные и неприятные результаты: А1 отдалилась от семьи, полностью отказалась (такое впечатление что принципиально) делать что-то, кроме того, что ей хочется, в школу заходила только на часок-другой потусоваться, категорически не делала ничего по дому, как бы мало от нее не хотели (а было у нее три обязанности: убирать за собой, мыть в свою очередь посуду (я готовил, а девчонки по очереди мыли посуду), причем загрузить посудомойку тоже считалось, и самой для себя покупать молоко и яйца = поглощала она это в количествах).
Как нам позже сказала одна психолог: “завоевать доверие подростка очень просто: надо ничего от него не требовать”. Если вы внушаете подростку, что родители плохие, все время чего-то хотят, заставляют ходить в школу и убираться, а подросток - свободная личность, имеет право и не обязан, в то время как родители, наоборот, обязаны, то ребенок легко уходит из-под контроля родителей под контроль альтернативного лидера, который его “понимает”.
Ну, что и случилось
Имя психолога А1 произносила с трепетом, а всех остальных, как вытекает из ее дневников (о них позже) ненавидела.
Нас эта ситуация не устроила, хотя в то время мы еще не подозревали злонамеренности, а предполагали непрофессиональный перенос у С. (психологи в курсе, а остальных, если интересно, отошлю к моей книге “О психологах психологам и не психологам”, к главе “Почему хочется быть психологом”).
Ф. отказалась от “услуг” С., но (как, опять же, выяснилось позже), та продолжала “работать” с А1 вопреки, тайком, и теперь уже бесплатно.
Осенью 2022 года (А1 уже 16) С. вызвала Ф. для серьезного разговора. Она сообщила, что по рисункам А1 диагностировала сексуальное насилие в семье, и А1 подтвердила. Ф. пыталась выяснить подробности, но С. отделалась общими словами и рассказами о других семьях, где происходили такие ужасы.
К слову сказать, позже мы показывали рисунки А. автору учебника по проективным методикам, и та сказала, что ничего подобного в этих рисунках нет, и что, вопреки, надрывному заявлению С., образ “ангела, плачущего кровавыми слезами в психологии” вовсе не “символизирует насильственную потерю девственности”. Еще к слову, с девичеством А1 рассталась вот совсем недавно.
Ф. в панике поехала домой, изложила мне эти обстоятельства. Я был в шоке и недоумении. Напрягшись, я мог вспомнить только один эпизод: в период ремиссии у А1 было обыкновение приветствовать нас объятиями.
Однажды, когда я нес что-то по коридору, А1 со мной обнялась, моя рука ненамеренно оказалась у нее на заднице (а А1 заметно выше меня, и ноги у нее существенно длиннее). Она недовольно вильнула попой, я спохватился и передвинул руку выше.
Всё.
Мы позвали А1, стали выспрашивать, когда, как, где, но она была в растерянности и ничего внятного сказать не смогла.
Несколько раз позже друг семьи Леонид тоже пытался выяснить у нее подробности, но тоже ничего конкретного не услышал. Детали обвинения были сочинены позже.
Ф. оказалась в очень непростой ситуации. С одной стороны - сожитель, пусть и ни разу за восемь лет ее не обманувший, с другой - душевнобольная врушка, но родная дочь.
По всей видимости С. и компания ждали от Ф. обвинительной позиции по отношению ко мне, что она не станет разбираться, а с негодованием меня выгонит. Но - умница, филолог, этнопсихолог, дочь академика, самостоятельная и независимая, решила разобраться, а не рубить с плеча.
Разобраться ей удалось только 13 мая 2023 года, когда она смогла прочесть показания А1 и С., и увидеть, сколько там наврано не только про меня, но и про нее.
А пока что в переписке, не со мной, она признавалась, что не может доверять ни А1, ни мне. Будь я помоложе и понаивнее, я мог бы на это обидеться, но будучи пожилым психологом, я признаю позицию Ф. взвешенной, разумной и логичной. Тем не менее, имея неразрешенную конфликтную ситуацию, Ф. попросила меня съехать, и я снял квартиру неподалеку. Мы с Ф. продолжали общаться.
Это было не то, чего хотели Ст & Co.
Намекаю, что целью были мои иллюзорные богатства. Они тоже намекали, но я намека не понял. Поэтому, после ожидания, намек был прояснен: С. сообщила, что обязана заявить в полицию. Кстати, не обязана, ни по закону, ни по диплому. Это может быть прописано в этическом кодексе психологического сообщества, но С. в сообществах не состоит. Видите ли, для юриста намек был более чем прозрачен, тем более при реплике С. “давайте решать, как жить дальше”: заявление - осуждение по безвыходной 132-й - гражданский иск о моральной компенсации.
Но, во-первых, мы с Ф. не юристы, о ситуации с 132-й статьей нам ничего не было известно, а во-вторых, денег, чтобы “решать, как жить дальше”, у нас все равно не было (кто меня знает давно - не удивится).
Поэтому, во время очередной госпитализации А1 в центр неврологии и психиатрии, С. таки подала заявление. Психолог С., а не А1. Этим они избежали преследования по ст. 307 УК РФ “Заведомо ложный донос”: А1 заявления не писала, а просто пожаловалась, а С. просто передала услышанное, так что о “заведомой ложности” речи нет.
Я в этот момент находился в Питере. Я узнал, что допрошены А1 и С., и был удивлен, что меня никто не трогает. Вернувшись из северной столицы, я написал следователю, что нахожусь в недоумении, и жду встречи с ним.
Следователь К. оказался интеллигентным, вежливым человеком, согласился со мной, что ситуация бредовая, и сказал, что дело будет закрывать. Это внушило мне наивную надежду на закон и справедливость, и лишило адекватной оценки опасности моего положения.
Именно в материалах по мере пресечения мы с Ф. нашли показания А1, психолога С., директора школы Щ. и третьей подружки - учительницы той же школы Ш., у которой А1 некоторое время пряталась от злой мамы, лишь иногда приходя домой.
Мы с удивлением читали, какие мы плохие. Ф. увидела, сколько там наврано про события, которые она наблюдала, а также в которых она участвовала. Много было наврано и про нее саму. Мы еще удивлялись: ну ладно я А1 не по душе, но маму - то за что? (Потом увидим, зачем это было нужно). Ф. убедилась в моей невиновности.
Нам посоветовали посмотреть в комнате А1, не найдется ли чего полезного для защиты. Надо сказать, что мы уважали право на личное пространство, не контролировали его, и не знали, что у кого из девчонок где лежит. Знали только, что у А2 порядок, а у А1 бардак.
Ф. нашла дневники А1, которые та вела несколько лет. И была шокирована. Приличная девочка, хоть и со странностями, оказалась полна садизмом, развратом, алкоголем, враньем и при всем при этом во всем дневнике я ни разу не упоминался в сексуальном контексте - ни в положительном, ни в отрицательном. Стиль дневника оказался разительно отличен от стиля записки, адресованной директору школы Щ., на которую ссылается обвинение, а описанная симптоматика никак не совпадает с той, на которую жалуется А1 в своих показаниях и в интервью на экспертизе.
Ф. было очень грустно всё это видеть.
Тут внезапно оказалось, что из Краснодарского края приехал биологический отец детей, некто У. Раньше он не проявлял к детям никакого интереса, только принимал их (а потом только А1) в каникулы у себя в деревне. Несколько раз он нас навещал, и ни разу я не видел его трезвым. Кстати, когда дети заразились от его отца, дедушки детей, туберкулезом и провели 9 месяцев в больнице, это не вызвало его внимания. Ещё кстати: как выяснилось из дневников А1, они вместе напивались и курили травку.
Сразу же У. стал донимать Ф. звонками с предложением оформить отцовство над А2 (оно у него формально было только над А1). Ф. спрашивала: Зачем? - - Хочу о ней заботиться. - - Кто ж тебе мешает? Зачем для этого отцовство? - - - - А как ты хочешь заботиться? Почему вдруг сейчас?
А прикол в том, что их (Ф.с детьми) квартира - в долевой собственности, поровну у Ф. и у каждой дочери. У. хотел быть опекуном. С А1 получилось легко: Ф. отстранили и назначили У.. А с А2 не вышло - сейчас ее опекает дедушка, папа Ф.. И в смысле распоряжения квартирой У. это неудобно.
Сейчас он за это отцовство судится. Так его приперло. Вдруг. Конечно, до совершеннолетия А2 с этой квартирой ничего толкового не сделать, но пока что У. может ею пользоваться (что и делает), а как они намерены нейтрализовать права А2 - подумать страшно. С А1-то все просто: если ее не лечить, или лечить не от того (а обвинение ей клеит ПТСР, нанесенную мной травму), то достаточно быстро она окажется пригодной для психоневрологического интерната.
Опекунство над А2нужно еще для того, чтобы подать гражданский иск. В обмен на который С & Co и организовали ему жилье в Подмосковье.
Схема выглядит сложной, но по исполнению она безумно проста: зайти с телефончика на сайт МВД и подать заявление. Ну и пару раз допроситься. Дальше следствие и суд все сделают сами, бесплатно и без риска.
Так вот, он приехал, и выписал А1 из больницы, прервав лечение. И А1 исчезла.
Ф. была в панике. Вообразите - у кошки отняли котенка. Она металась, бегала в полицию, в ОДН (????), куда-то писала, куда-то звонила, пыталась хотя бы выяснить, где дочь. Тщетно. В ОДН ей говорили, что она с папой, с ней говорили по телефону, у нее все в порядке, и “не надо думать о плохом”.
К этому моменту относится попытка Леонида разобраться, что происходит, и как-то сгладить ситуацию. Он созвонился и встретился с А1, попытался объяснить, чем ее поведение грозит Ф. и мне, спрашивал, не нужна ли помощь. Второй раз поговорить с ней ему не удалось. “С. сказала, что ты поступаешь плохо, и не надо с тобой встречаться”. Между прочим, Леонид дважды спасал А1 жизнь, и раньше она очень с ним дружила.
На фоне этой нервотрепки у Ф. случился нервный срыв такой силы, что ей пришлось лечится в психушке им. Соловьевой. “Тревожно-депрессивное расстройство”. С ужасом вспоминаю ее состояние.
Назад к повествованию
Следователь К. уволился, и вместо него объявилась следователь Н.: толстая тетенька с глумливой ухмылкой. Она сказала мне, что потерпевшая, по ее мнению, говорит правду. В основном.
И снова я не среагировал на звоночек. Даже то, что друзья убеждали меня, что закона и справедливости я не дождусь, не пошатнуло моей дурацкой веры в торжество правды.
В мае я собрался навестить приятеля в Нижнем Новгороде, и честно сообщил об этом следователю Н., а получив добро, взял билет на 13 мая 2023.
12 мая, в моей день рождения, следователь Н. пришла к нам с обыском. Ф. пришлось возвращаться с дороги в МГУ, где она преподавала японский, и я весь день рождения просидел перед домом в компании оперов. К вечеру обыск закончился, и меня попросили проехать к следователю, якобы осмотреть изъятое при обыске. В кабинете следователь Н. сказала “А я вас задерживаю”. Я сначала не понял…
13 мая - суд по мере пресечения. Следователь Н. врет, будто я собирался скрыться и тайно взял билет. У меня запись разговора с ней, письмо к ней о том же с отметкой почты России об отправке, и статус свидетеля, к которому вообще понятие “скрыться” неприменимо.
Судья просит Н. принести еще хоть что-то и откладывается до 15 мая. Н. что-то приносит, но суд меня отпускает. Может быть, в том числе, потому, что я долго и убедительно опровергал доводы следствия.
Там еще несколько абзацев о том, как следователь Н. и опера отправили меня, гипертоника, ждать суда в НВС без таблеток, и как после суда у нее в кабинете я намерял 194/100, но бог с ним, это не очень важно.
Обратите внимание: я свидетель, я предупреждал следователя, что собираюсь уехать на недельку, билет я взял 5 мая, допустим, 6-го она об этом узнала, она что, не могла позвонить и уточнить, если были сомнения?
Думаете, она случайно испоганила мне день рождения? Она ведь не знала, что не отмечаю я, не люблю календарные праздники. А первый допрос маленькой А2 она устроила в ее 13-летие. Вместе с издевательским вопросом: а как бы ты хотела провести этот день?
На этом моменте я уверился в злонамеренности следствия, но решение суда снова вселило в меня уверенность в торжестве справедливости. Ну дурак я был, дурак.
1 июня случилась апелляционное заседание Мос обл суда по жалобе адвоката А1, о том, что я все-таки гад, и меня надо запереть. Дело вернули в первую инсталляцию - в Ногинский суд.
17 июня я опять приехал в суд. Вместо следователя Н. был некто О. Весь какой-то нескладный, перекошенный, с лицом двоечника. Как он врал! Как он врал! Рассказывал, будто я не являлся на допрос, уехал в другой регион, меня преследовали, задержали…
Судья листала дело, у нее брови поднимались все выше. Снова она попросила еще материалов, снова отложилась. На следующем заседании 19 июня меня снова отпустили.
И снова апелляция адвоката А1.
24 августа - Мос обл суд.
Неожиданно - домашний арест. По месту прописки, где я не жил уже лет 15. Мне запрещены любые контакты, кроме следователя, адвоката и инспектора, который следит за соблюдением запретов. Ни интернета, ни телефона.
Я воспринимаю это как ущемление и несправедливость. Позже мне объясняли, что то, что я полгода ходил без меры пресечения, и то, что мне назначен был домашний арест - какое-то редкое чудо. Обычно по 132-й сразу сажают в СИЗО. Вот утром заявление, а вечером - уже в тюрьме.
О том, как живется под домашним арестом - отдельная тема. Не буду сейчас.
В УПК (уголовно-процессуальном кодексе) есть такая статья 100, где сказано, что если после избрания меры пресечения обвинение не предъявлено в течение 10 суток, то мера пресечения прекращается.
К этому времени следователь у меня уже некто К2.. Была у меня некоторая надежда. Ладно, думал я, следователь Н. - сволочь, О. - брехло, но вдруг этот нормальный?
Ага, как же.
Проходит 3-е сентября (не вспоминайте мне песню, надоело, и не слушал я такого), 4-е…
5-го я звоню инспектору и говорю, что пора отпускать. Он отвечает, что оно так не работает, мера пресечения назначается, изменяется, отменяется по постановлению следователя или суда. Вот если бы у меня истек срок, указанный в постановлении суда…
Звоню следователю К2: мол, отпускайте меня. Он срывается, и приезжает ко мне. Начинает уговаривать меня подписать предъявление обвинения задним числом. А он мне за это поблажки режима.
Эх, будь я похитрее… Я ведь записывал разговор. Если бы я согласился, мне было бы что предъявить (служебный подлог). Но те, кто меня знает, знают также, что я - человек прямолинейный. В интриги не умею. Поэтому вместо этого я прочел ему лекцию о чести, честности и договороспособности. Чем, наверное, его обидел. Лекция, кстати, хорошая получилась.
Ладно, он уехал. Я пишу ходатайство, я звоню в полицию, я звоню адвокату...
Из этого происходят следующие результаты: К2 на ходатайство не отвечает. То есть в деле ответы есть, но мы с Ф. и адвокатом их не получаем. В секретариате следственного комитета нам говорят, что трек-номера получить можно, но только с разрешения следователя. А как получить разрешение? А пишите ходатайство.
Между прочим, я все же получил ответ. 12-го декабря. А Ф. и адвокат (они тоже писали по этому поводу) - не получили.
В деле ответ для Ф. есть. В том смысле, что ее законные интересы не затронуты, и нечего тут. В ответе мне вообще красиво: а давайте срок меры пресечения исчислять не с решения суда (как написано в кодексе), а с того момента, как браслет на ногу надели. А тогда сроки не нарушены.
Ф. добивалась личной встречи с следователем К2. Он с ней договаривался на день и час, а когда она приезжала и звонила (3 часа в одну сторону) безмятежно сообщал, что он отсутствует, на следственном действии, и не может. Он и с адвокатом моим так поступал.
Из-за того, что Ф., как жена декабриста, не обвиняла меня или хотя бы не сидела тихо, ее обвинили в пособничестве и закрыли под стражу 18 декабря 2023 года.
Когда обвиняют любимого человека, а вы лишены возможности его защитить или хотя бы поддержать - это мучительно.
В 2024 году ее адвокат договорился с следователем К2, что если она признает хоть один эпизод, то он ее выпустит под домашний арест. Она признала что-то. Он обманул. “Вы не понимаете” - говорил он с улыбкой - “Так не получится”.
А зачем ему что-то делать? Он получил уже, что хотел. В деле - допрос, и на следующий день ходатайства Ф. о домашнем аресте и об изменении статьи. И отказы следователя. Арестанты говорят, что это обычная форма предлагаемой следователями сделки: вы что-то делаете, а взамен они что-то пообещают. Никогда не надо соглашаться.
Я по каждому продлению подаю апелляцию. Каждый раз я объясняю, где нарушен закон, почему нет причин держать меня за решеткой. Каждый раз суды увиливают, иногда очень изобретательно, от соблюдения закона.
В одном из протоколов формальная часть, потом час никаких записей, потом две строчки, смысл которых: “Защита что-то там возражала”. Понимаете, я ЧАС приводил доводы, аргументы и доказательства, ссылался на статьи закона…
В другом суде судья прямо запретил мне ссылаться на кодексы и пленумы.
Грустно это все.
Про того адвоката, что у меня тогда был, отдельно скажу: Есть адвокаты “по соглашению”, нанятые вами за деньги. Это обычно десятки тысяч за одно действие (явление Христа), обычно 10 000 - 50 000, и сотни тысяч и миллионы за сопровождение. Если у вас денег нет, то вам назначается бесплатный адвокат, получающий от государства вроде как 2000 за явление. И ничего за старание. Это могут быть одни и те же люди. Иногда бывают и деятельные адвокаты по назначению, и саботажники по соглашению, но как правило адвокат по назначению не делает ничего. Их так и зовут на жаргоне: “коридорные кивалы”. Изредка они, по слухам. даже сотрудничают со следствием.
Так вот, у меня тогда был именно адвокат по назначению, и я почему-то на него надеялся.
Так что остался я сидеть дома, а 12 октября… Отправился в суд на продление меры пресечения. Почему-то в Тверской суд. А это оказалось изменение меры пресечения. На содержание под стражей. И судьей был К. (который в процессе Магнитского). Вел он себя хамски, меня затыкал, перебивал, одергивал… и 12 октября я оказался за решеткой.
Теперь что принес следователь К2 на это изменение меры пресечения (и что носил на продление):
В квартире, где я сидел под домашним арестом, было две или три коробки с журналами по фото (я четверть века назад увлекался фотографией). Среди них они нашли: 2 журнала издания какого-то иностранного общества натуралистов (это такие люди, которые предпочитают наготу). Да, с голыми детьми. Один журнал с действительно детской эротикой, и один журнал “Seventeen” с барышнями, стилизованными под тинейджеров. Все 1980-х годов издания. Кто мне их принес 20 лет назад - не вспомнить. Держал я их как курьез, и совсем о них забыл, да и сын, живший в этой квартире, тоже забыл. Как они относятся к делу - непонятно. Но, да, характеризует.
Ещё был допрос специалиста Екатерины Викторовны Васкэ. Личность одиозная. Гуглится. Она участвовала в допросе Ф. и меня. С Ф. она вела себя хамски и истерично: исходила наводящими вопросами, требовала на них однозначного ответа, кричала, стучала по столу. Есть запись. Со мной она вела себя несколько приличнее (я был с адвокатом), но вопросов формата “Почему вы, когда из-за карточных долгов торговали в Крыму наркотиками, обманывали покупателей?” была масса. Из этих допросов она сделала ни на что не опирающиеся выводы, что я полностью подчинил Ф., и она вообще малоэмоциональна (вообще-то она просто вежливо сдерживалась из последних сил).
Далее. Несколько лет назад я с командой единомышленников делал исследование сексуальной ориентации, в том числе латентной.
Согласитесь, было бы странно, если бы психолог за 30 лет ни разу не заинтересовался человеческой сексуальностью.
Там все очень интересно, и есть методика, и есть работающий скрипт, правда с недоделанным статистическим модулем...
Ну, у меня эта методика отдельно описана. Так вот, в какой-то период в качестве стимульного материала использовалась специально скачанная извращенская порнуха: детская и гомосексуальная. Потом я ее удалил за ненадобностью, так как оказалось, что человек реагирует на сексуальный объект независимо от того, одет он или нет. Так вот, следователь К2 все это восстановил и предъявил. Без гомосексуальных картинок. Опять же, убедительно характеризует. Среди восстановленного была и фотосъемка семьи Ф. с детьми в неглиже, сделанная одной дамой по возвращению с речки. Следователь К2 тут же присвоил авторство мне, и добавил статью о производстве детского порно. С целью распространения. Как можно распространять удаленные файлы - не знаю. Я собирался предъявить даму-фотографа, но сокамерники меня отговорили. К ней же, говорят, придут опера и объяснят, что не надо давать показания и ходить в суд. Так что ждем суда.
Ах да, там еще был пост на пикабу, сделанный, по заверениям следователя К2, под домашним арестом. В нарушение режима. Кто знает Пикабу, тот в курсе, что в заголовке сайт округляет возраст поста, и надо зайти в сам пост, чтобы увидеть точную дату. К2 в деле цитировал этот пост (обрезав его так, чтобы выглядело двусмысленно), так что реальную дату он видел. Обманул он судью.
Нет, не буду говорить, что это всё, что есть против меня в деле.
Там еще нашлись фото моделей, которых я фотографировал 20 лет назад. Некоторые кадры есть на js.eedd.in. Одна или две из них действительно были моложе, чем нынче положено. Но все как минимум с паспортами - без этого съемку не брали.
Там есть фото бритой налысо А1 в ванной - снимала ее подружка, и на одном кадре при желании можно углядеть сосок.
Там есть цитаты из моих статей с сайта, обрезанные таким образом, что смысл полностью искажается. “Большой ошибкой было бы думать…” (с) В.И. Ленин
Там есть мои неприличные фото с одной дамой, по мнению следователя К2 “визуально не достигшей 16 лет” (я точно помню, что дама была в разводе).
Но это почти все, чем можно пытаться меня застыдить. А они искали. В моем деле 13 томов. Они докопались до моей бывшей жены, с которой я расстался в 2009. Они надеялись, что она скажет обо мне что-нибудь плохое. Фиг. Они допрашивали людей, с которыми я виделся несколько раз 20 лет назад. Фиг. Даже моделям, которых я фотографировал в начале нулевых обнаженными, не в чем меня упрекнуть: я всегда относился к ним безупречно корректно, деликатно и бережно.
Между прочим, что невдомек следователям с их грязными мыслями, обнаженность не равна эротике, а эротика не равна сексуальности. Но это отдельная тема.
Право, не знаю, зачем оно там все.
Посмотрим на обвинительное заключение. Инкриминируется мне, что я с самого начала (в первых показаниях даты другие), с 2016 года (в одном месте даже написано с 2015, когда меня и близко не было) щупал А1 за интимные места, заставлял ее меня чмокать, ходил дома голышом, постоянно фотографировал ее без одежды…
Кто меня знает, тот понимает, в какой степени это не совпадает с моим поведением. А те женщины, с кем у меня что-то было, в курсе, что целоваться я не люблю и не умею. Тем более чмокаться с А1, у которой изо рта воняло как из помойки (что-то желудочное)...
В общем, не буду сейчас объяснять, в какой степени это чушь и как я намерен опровергать ее в суде. У меня много, очень много, что сказать, что показать, кого спросить…
Сейчас не время.
Но проблема в том, что это 132 - статья для расправы. За то время, что я провел в тюрьме, а это уже больше года, я видел много обвиненных по этой статье людей, видел изрядное количество обвинительных заключений чудовищной фантастичности, много обвинительных приговоров потрясающей нелепости, листал дела, по сравнению с которыми мое выглядит исполненным законности и здравомыслия. Сажают всех, не только при отсутствии доказательств вины, но и при наличии доказательств невиновности. Зачем так - не знаю. Сажай невиновных, чтобы виноватые боялись?
Опера от меня пытались добиться признательных показаний (самооговора). Зачем? Пугали меня, что зеки меня отпетушат и забьют. Враки. Зеки давно знают, что такое 132 УК РФ. Много таких видели. Надежда моя на суд иллюзорна, как я уже писал - 0,3% оправданий. Сейчас по России сидят примерно 20-30 тысяч “стотридцатников”, большинство - по оговору (повторяю, видел я и дела, и приговоры). Зачем? Есть надежда на апелляцию и кассацию - но кро-о-охотная.
Так что бороться, конечно, буду, но по всей видимости, жизнь моя закончится в лагере, и довольно скоро.
Это печально, но я прожил достаточно долгую и бурную жизнь, и у меня было много рискованных ситуаций, когда я мог погибнуть пусть так же глупо, но в более молодом возрасте. За Ф. только очень обидно, за А2, да и за А1 тоже. Она не субъект, а инструмент. Субъекты - это директор Щ. с психологом С., ждущие возможности получить якобы имеющиеся у меня деньги, субъекты – биоотец девочек У. с мамой, живущие сейчас в квартире, где жили мы с Ф. с детьми…
О чем я еще не написал?
А, экспертизы. Написать могу много и подробно, но вывод один и простой: в экспертизе будет то, что нужно следователю, как мне и обещали сокамерники.
Так что прощайте, друзья, с вами было хорошо.
Мне уже никогда больше не послушать любимую музыку, не посидеть с друзьями и детьми за шашлыком, не искупаться в речке, не поискать грибы в осеннем лесу, не написать статью и не дописать книгу, не помочь клиенту в трудной ситуации, не поспорить в чате о науке, искусстве, культуре, не сходить в музей, не погулять с женой по Невскому, не принести ей цветы, не посидеть с женой за ужином…
Никогда, никогда не.
Сделайте это за меня. Порадуйтесь жизни, как это делал я, пока мог."
Оценили 4 человека
10 кармы