14 мая 1829 года в районе Босфорского пролива было жарко. Не в том смысле, что стояла жаркая погода. Просто шла очередная русско-турецкая война, русские корабли крутились около Босфора, а турки пытались их отгонять. Если было чем. В тот день было. Русские фрегат «Штандарт» и бриги «Меркурий» и «Орфей» нарвались на эскадру из 14 турецких кораблей. Понятное дело, русские корабли попытались уйти. Но одному из бригов – «Меркурию» скорости не хватило, два линейных корабля 110-пушечный «Селимие» и 74-пушечный «Реал-бей» догнали невезучий бриг.
Всего за пару дней до этого другой русский корабль - фрегат «Рафаил», оказавшись в похожей ситуации – окруженным вражеской эскадрой, сдался без боя туркам. Командир фрегата Семен Стройников по какой-то совершенно непонятной причине посоветовался с офицерами, потом и с матросами и те … попросили его сдаться. И командир сдал корабль, несмотря на устав, присягу и так далее. В дальнейшем Стройников получил свое, заслуженное за сдачу корабля по полной программе.
Но, мои читатели, дьявол кроется в деталях. Сейчас вы поймете, что все очень непросто в нашей жизни.
Итак, к «Меркурию», у которого имелось 18 пушек, подошли два корабля, располагавшие почти двумя сотнями пушек. В общем, бриг попал как кур в ощип и судьба у него было вполне очевидная.
Вот только на бриге никто не рассусоливался. Хотя совет командир корабля капитан-лейтенант Казарский не так давно назначенный командовать бригом (это важно, почему, поймете немного позже) , конечно, провел. Решение на этом совете приняли простое:
корабль дерется до последнего, тот офицер, который останется в живых, взрывает корабль, для чего около крюйт-камеры сразу приготовили пистолет. Чтобы потом, во время боя время не тратить.
Чтобы всем всё было еще понятнее, около флаг-фала Казарский поставил вооруженного часового, отдав приказ пристрелить любого члена экипажа, если кто попытается спустить флаг.
Выбор был сделан, дороги назад не было.
Особенностью «Меркурия» было то, что этот бриг был парусно-гребным. Поэтому, можно было грести, чтобы маневрировать и попытаться продать свои жизни подороже. Чтобы поставить больше человек на весла, офицеры сами встали к пушкам. В том числе и Казарский.
И началось. Турки долбили по бригу, бриг огрызался и уворачивался, потом опять огрызался и снова маневрировал. Паруса изодрало в клочья, на бриге три раза начинался пожар и три раза его успевали потушить. Но в итоге меткой стрельбой удалось повредить рангоут «Селемие», а потом и «Реал-Бея». Да так, что те потеряли возможность преследовать «Меркурий». Бриг смог уйти от линейный кораблей, обладавших подавляющим перевесом по силе залпа и численности экипажа. Случай, можно сказать, уникальный в истории морских сражений. Нет, бывали истории, когда случались захваты более сильных кораблей. Но вот чтобы с таким перевесом…
Во время боя один русский пленный офицер, находившийся на «Реал-бее», сказал турецкому командиру:
«…капитан сего брига никогда не сдастся и если он потеряет всю надежду, то тогда взорвет бриг свой на воздух…»
Надо сказать, что турецкий капитан честно признал, что дрался с очень достойным противником:
«…имя сего героя достойно быть начертано золотыми литерами на храме Славы…»
Кто был этот пленный русский офицер, который так уверенно говорил турку, что они получат только дырку от бублика, а не «Меркурий»? Тут все достаточно просто – разговор же зашел с неудачи «Рафаила». Это был его бывший командир бесславно сдавшегося фрегата Семен Стройников. А почему он был так уверен в «Меркурии»?
Все просто. Александр Казарский, герой русско-турецкой войны, получил назначение на «Меркурий» незадолго до знаменитого боя. До этого, в 1828 году, он командовал бригом «Соперник», бомбардирским кораблем, отличившимся во время осады Анапы (смог подойти по мелководью крепости и бомбардировать ее в течение длительного времени). А «Меркурием» с 1826 по 1828 годы командовал … Семен Стройников.
Да, мои читатели, команду, которая не спасовала в трудную минуту, не прогнулась и не сдалась, подготовил тот самый офицер, который так бесславно сдал «Рафаил» за два дня до славного боя. Стройников командовал этим бригом два года, захватывал на нем турецкие транспортные корабли. Но в 1829 году его повысили – дали под командование фрегат «Рафаил», а Казарскому – «Меркурий».
А дальше получилось то, что получилось. Видно времени на спайку команды на «Рафаиле» Стройникову не хватило. На «Меркурии» то команда была отличной. Потому что бравый и отчаянный капитан, «Первый после Бога», это, конечно, хорошо. Но без хорошей команды сложно завоевать свою славу.
Но это, знаете ли ещё не конец. Я же обещал печальный финал. Он воспоследует.
За славный бой на Александра Казарского пролился дождь из наград и почестей. И вполне заслуженно. На тот момент ему был 32 года, карьерные перспективы у него стали просто отличные. В 1831 году Казарский стал капитаном 1-го ранга, включен в свиту Николая I.
В 1833 году его послали с ревизией в Николаев. Проверять тыловые службы и склады Черноморского флота. И там по официальной версии он поел мороженого и попал под дождь, простудился и быстро отправился на небеса. Для понимания ситуации дело было в июне. Здоровый 36-летний морской офицер. По неофициальной версии, Казарскому как-то очень быстро стало плохо, после того, как его угостили очень вкусным кофе. Кофе был вкусным, потому что в него добавили мышьяк. А мышьяк добавили по той причине, что ревизор Казарский слишком много всего накопал и собирался докладывать императору.
Впрочем, копать дальше, вкусный там был кофе или на самом деле простуда свалила бравого капитана так никто и не стал. Исключать того, что это на самом деле была скоротечная болячка – тоже нельзя. Медицина тогда оставляла желать лучшего.
А в Севастополе в 1839 году открыли памятник. На памятнике древнегреческая трирема будто бы плывет по волнам, установленная на вершину усеченной пирамиды. И надпись, простая и пробирающая до печенок:
«Казарскому. Потомству в пример».
Вот ведь как бывает в этом мире.
Оценили 0 человек
0 кармы