Константин Симонов о страданиях людей в фашистской оккупации и о горячем желании героя его книги прийти к ним на помощь

1 151
Картина художника Владимира Серова

/Герой книги К. Симонова «Живые и мёртвые» слушает воспоминания партизанки о могиле расстрелянных фашистами людей/

…Дальше – сверху ровная, такая же, как всюду, пелена снега, а под снегом наспех накиданные куски мёрзлой земли, а под ними – босые, полуголые и голые тела, мужские и женские, со страдальчески выгнутыми головами, с негнущимися шеями, с раскинутыми в стороны ледяными руками, со скрюченными, ещё царапавшими землю и умершими уже потом, после всего остального, пальцами…

Она раскапывали зимой одну такую яму /…/

А потом, весной, земля начинает оседать, и там, где была ровная снежная пелена, становится виден длинный прямоугольник осевшей земли /…/

«Вот и похоронили Машу, - подумал Артемьев, - около кирпичного завода, в километре от бараков… /…/ Кто так с ней в могиле, сколько людей, каких, почему их убили? /…/ И мать, наверное, лежит в какой-нибудь такой же яме под Гродно, если не убили ещё в первые дни на дороге вместе с той маленькой девочкой» /…/

«Да что же это такое, как мы позволили, чтобы они там гибли, умирали, чтобы их пытали и насиловали, и расстреливали босых на снегу, и накидывали верёвки на тонкие девичьи шеи! Как мы допустили, чтобы это было!.. Боже мой, как это страшно и стыдно!»

Он испытывал щемящую жалость уже не только к сестре, а вообще ко всем, кто и сейчас ещё там, кого продолжают забрасывать туда, в пекло, к чёрту в лапы, и сейчас там попадается, гибнет, идёт на виселицы. В Смоленске, в Брянске, в Орле, в Могилёве. Сколько этих проклятых гнёзд, этих гестаповских костоломок, из которых не выходят живыми, сколько их по всей России там, за линией фронта! Подумать страшно… Он испытывал жестокое, почти нестерпимое чувство мужского, именно мужского стыда за всё то, что выпало на долю этих девушек и женщин, таких же, как его сестра и как эта меленькая, сидевшая против него. В чём душа-то держится!..

«Нет, на фронт, на фронт, скорее на фронт… Бить эту фашистскую сволочь, бить, не щадя, не жалея, до смерти!.. И пленных не брать! Пусть хоть под трибунал, всё равно!»

К. Симонов «Живые и мёртвые» (3 тома) (М.: «Худ. лит.», 1989 г., т. 2, с. 153-154, 157)

Улыбка истории. Нацистская Латвия празднует день спасения Советской России.

Ровно год назад одна национально-ушибленная представительница “Тримды” - зарубежных латышей - поведала под бурные и продолжительные аплодисменты, что с 11 по 18 ноября Латвия отмечает “побег из тюрь...

Обсудить
  • а потом милосердие к врагам, которое вылилось сейчас на наши головы. Все восстанавливать, терять все роды погибших юношей и девушек, выползать из этого ужаса и зализывать раны, вкладывая огромную кучу труда, чтобы вернуться туда, где застала война. А они враги, отряхнулись, отошли, отъелись, и опять войной на нас. И снова разрушаются города и гибнут дети, а с ними и целые будущие поколения россиян. Опять восстанавливать, опять начинать все сначала. И опять милосердие к врагам, они выживут, чтобы опять отъесться за наш счет и опять в будущем убивать уже наших детей. Доколе? Эта неразборчивая милость? Доколе эта неразумное кормление народов за наш счет? Почему их, а не нас. За что им такая привилегия? Должна же быть и в милосердии какая-то разумность. Воины наши сильны, они добывают нам победу, дипломаты ее нивелируют, а капиталисты откармливают нам врагов на будущее.