Воспоминание русского из Грозного

Это главы дневника тогдашнего шестнадцатилетнего человека - русского, родившегося и выросшего в русском казачьем городе Грозный.

***

Глава первая. Грозный довоенных лет
(Впервые опубликовано 16 ноября 2010 года)

Сегодня, облазив весь яндекс, рамблер и иже с ними, с огромным удивлением узнал: чудесного сайта по истории войны в Чечне (и не только, но я пользовался только этим разделом), больше не существует. А ведь сайт не содержал никаких агитационных материалов, там были только факты от 5–6 веков про возникновение вайнахского этноса и до чеченской компании, до наших дней... Странно в этом то, что напечатанное там, большей частью изучалось в советских школах на уроках истории, за исключением откровенных моментов, которые могли тут же вызвать межнациональные конфликты.

Попробую восполнить своей собственной историей информационный пробел в статьях о «героическом вайнахском этносе».

Порывшись в сети, я понял — не могу найти истинных причин выселения чеченов Сталиным: элементарное процентное соотношение призывников к дезертирам и бандитов — абреков в горах. Нет нигде упоминания и о том, как после возвращения мудаком-Хрущёвым их из Казахстана, началась огромная резня завезенных туда русских (оставшиеся в результате всех репрессий казаки, как-то еще могли постоять за себя).

И про русский бунт в Грозном, если не ошибаюсь в 1958 году, тоже ничего. И про то как ещё советское КГБ при СССР помогало отбирать последнее оружие у казачества терского (гребенского, наурского). Дедовы шашки, старые охотничьи ружья. Ну и как у кого, что и поновее конечно. Ибо казак тоже воин, он без оружия гол.

При этом, не только не трогались соседние чеченские аулы, но и оставлялась им на разграбление большая часть оружия войск, дислоцированных в ЧИАССР. Я сам в возрасте одиннадцати–двенадцати лет участвовал (пассивно) в одном таком разграблении. Стоит толпа, ждёт когда выйдет за ворота части последний «Урал» с солдатами и ну — ломиться через открытые ворота в часть. Я в давку-то не полез, да и страшно мне было: и тут, и там, уже мелькали зеленые повязки. Но всяких прицелов от техники я себе набрал. Чего ещё пацану надо? Всё равно до складов с реальным боевым оружием русскому пацаненку не добраться было.

Ну а что было потом знают наверное все. Сформированные батальоны, с этим оружием, помогли БЕНЕ (Ельцину) в Абхазии вместе с казаками (у которых, в отличие от чичей, оружие по окончания компании отняли). Наголову разбили грузинскую армию и получили полный карт-бланш: «Берите свободы сколько хотите»©... Ну и взяли. Сначала осторожно, по одному по двое пропадали русские жители. Потом семьями, потом и на станицы попёрли — не в открытую, а хитро. Купят несколько домов, а по ночам соседей режут. Казаки-то знали — кто да что, но оборониться нечем (см. выше), а часто и некому.

Про этнический состав Грозного до войны скажу так. В 41-й школе (позднее Гимназия № 1), в нашем классе, на 35 человек был один парень-чечен, две девчонки и одна ингушка. Остальные, по-разному — и армяне, и азеры. Но в основном — русские. К 92–93 годам состав стал резко меняться, и буквально за пару лет пропорция стала прямо противоположной. Это приехали горцы, которых в самом городе и не было-то никогда.

Как пример: мы жили на третьем этаже, а семья горцев на четвёртом. Хрен знает — откуда они были, но всё как положено: мужики в «песах» (шапочки такие), бабы укутаны с ног до головы. Первое время выкидывали бытовой мусор просто с балкона, пока мой отец, и несколько местных городских чехов не объяснили им, что так нельзя, что сами этой сранью дышать будут. А они привыкли так у себя — выкинул в ущелье и всё.

Потом уже и появились плакаты «Русские не уезжайте — нам нужны рабы» возле площади Минутка и так далее. И уже потом, лично меня вешали в сортире страшеклассники-чичи. Дело в том, что мне пришлось переехать из центра на Старые промыслы и пойти в местную школу. Ну и начались прописки... А я с шести лет — в дзюдо знаменитой грозненской школы.

Короче, в первый день — семь драк, по числу перемен. В классе, кроме меня, двое русских, но забитых. И помощи ждать неоткуда. На следующий день — еще семь, потом затихло. А потом пошли старшеклассники на уровне тринадцати-четырнадцати, да и шестнадцати-семнадцати. Разница сильно чувствуется... И они меня били по-честному — один на один, пока не поняли, что я каждый раз встаю и снова лезу в драку, как меня отец учил. Либо на следующий день сам жду обидчика за школой. Тогда меня отлупили толпой. Не помогло.

Короче, видимо решать проблему с наглым казачонком стали по совету старейших —радикально, и, заманив в сортир, связали и повесили. Спас Бог, через минуту зашел физрук и снял меня.

Подавать заявы я не стал: бессмысленно, там их же родственники... Перевёлся в другую школу. И там, как не странно, после стандартных проверок вписался в коллектив. Скорее всего потому, что драки класс-на-класс и район-на-район были популярны там. И неплохой, для своих лет, дзюдоист им не помешал. Потом и в футбол помог первенство города взять. Тут вообще за своего стал. Кстати, через неделю, меня в автобусе отпрессовали до полусмерти боевики, только из за диалога.

— Хазки вуй (ты хазки)? — А «хазки» — это оскорбительное название русских, «человек свинья», где-то так.

— Хазки вац (я не хазки)!

— Хо милъ вуй, къанти, вайнах ву (так кто же ты, мальчик, вайнах что ли)?

— Вайнах вац, Со арсси ву, казак ву (не вайнах я, Русский (в литературной чистой форме), и еще казак я)!

После чего меня, собственно, и начали бить, смеясь и приговаривая: «Где твоя шашка казак, где твой конь?» и так далее. Чем дальше, тем сильнее. Я не плакал, не просил пощады. Я уже не раз видел, что нападавших это только раззадоривает. Я молчал, стиснув зубы, боясь проронить хоть слово, потому пощады уже сказал, а не проклятий... Понимал, что тогда просто отрежут голову.

Потом потемнело, и пришел я в себя в канаве придорожной, в пяти остановках от дома. Остановилась машина, довезла до дома, хоть я и был весь в крови. Четыре ребра сломано, в двух трещина, двойной перелом носа, сотряс, трещина в коленной чашечке и куча рассечений, гематом и так далее. Повезло, в общем. Машина, кстати, чеченская... А ещё через еще два месяца началась Первая чеченская.

***

Глава вторая. Война-95: до и после
(Впервые опубликовано 17 ноября 2010)

Вторая часть будет исключительно о войне. Вернее, об ощущениях шестнадцатилетнего пацана во время новогоднего штурма 1995 года и январско-февральской компании.

Первое мое впечатление о войне были, одновременно, и пугающими, и смешными. Разумеется исключая те выпуски новостей, где показывали про то, что где-то идут бои. Паноптикум... Как наверное и всё на войне. Скорее даже гротеск.

Как-то, ближе к концу декабря, а точно я естественно уже не помню, мы с пацанами сидели на «железке» — промышленной железной дороге, заброшенной и тянущейся почти вдоль всех Старых. Собралась нас там компания из пятерых русских и одного обрусевшего чечена Резвана. Отец его директором библиотеки был. Со стороны лесополосы вышли люди с оружием и в камуфляже. За эти годы мы таких видели много, поэтому значения особого не придали. До тех пор пока те ближе не подошли...

Подошедшие были немногим старше нас, с висящим не по размеру камуфляжем и, что самое главное, с нашивками российского триколора на руке. Вы не представляете чувства, которые наполнили меня в этот момент... СВОИ!!! Неужели правда освободят, а не только по телеку попонтуются?!... Я готов был вскочить и обнять каждого из одиннадцати стоящих передо мной ребят, и не сделал это только потому что все они целились в нас. Но через минут десять мы уже объяснились. Резванчика не сдали, тоже назвав русским мирным жителем... гыг).

Расселись вперемежку с ними и мирно курили. Они были рады потягать нормальных, не Прима, сигарет, а мы — поиметь возможность пообщаться с освободителями. И, чем больше общались, тем сильнее я впадал в шок.

Пацаны были призваны меньше месяца назад... Проводы, дома автобус до вокзала, загрузили в поезд, два–три дня, двери открываются, «Здрасте, бойцы, это Моздок, туда за бельем, туда за оружием, туда за пайком, а туда потом мы пойдем присягу прочитаем (во как) и на войну в Грозный». Даже присягу-то прочитали далеко не все... Всё, служба началась.

Самый опытный был сержант Толян из-под Рязани откуда-то. Он КМБ прошел полное и потом еще сержантские курсы почти полностью. Потому ему и доверили целое мотострелковое отделение для, внимание, «ВЫЯВЛЕНИЯ КРУПНЫХ ОПОРНЫХ ПУНКТОВ И ОГНЕВЫХ ТОЧЕК ПРОТИВНИКА».

Одиннадцать салажат, даже без КМБ... Клянусь, что сам некоторым показывал — как рожок быстро набивать, а не дрочить по одному патрону из ушанки.

Ну, короче пообщались мы часа два, после чего Толян-то и выдает: «Ну мы пошли». И показывает в сторону блокпоста между городком Иванова и Катаямой... Мы ему пытаемся объяснить, что там чехов, как минимум, раз в пятьдесят больше, и станкачи, и артиллерия... Короче, хорошо укрепленная база. И нех... там смотреть. А он в ответ: «У нас приказ идти до первого огневого контакта».

Так они и пошли до первого огневого, секунда за тридцать. А потом тишина и никто назад не вернулся. Так и воевали ебанутые генералы, посылающие не солдат, а детей, мудаки-командиры, приказывающие идти на разведку отделению, а не роте обычных «желторотиков». И сами салажата еще не до конца понимали — куда попали, что тут не кино, вторых кадров не будет. И погибали, то ли как герои, выполняя глупые приказы, то ли как глупцы... Спустя столько лет, я так и не понял.

Это первые впечатления от настоящей войны, которая коснулась меня, а не бубухнула вдалеке взрывом или всполошенными очередями.

После этого был налёт авиации. Я, как в военной технике с детства разбирающийся (клеил её, журналы там в библиотеках брал) понял — СУ-25 на нефтехранилища и аэродромы, с базировавшимися там учебными, переделанными под боевые, «Сесны». Мы, через полгода где-то, лазили туда: стояло их там штук восемь, не больше... И ещё одним ярким ощущением являлось то, когда на высоте меньше километра, Сушка над твоим домом на сверхзвук перейдёт. Акустический удар невероятной силы.

А потом лично для меня началось самое страшное... На нашем доме заняли позицию боевики. С крыши отлично, в одну сторону, обстреливалось Старопромысловское шоссе, а в другую, дорога из пригородных садов Катаямы, которые практически под Ханкалой были.

Отца моего уважали не потому, что должность хорошую в Грознефти занимал (об этом как раз скрывали), а потому, что, помимо основной специальности энергетика, он был хорош как электрик. Когда в ноябре вырубили свет, то он сагитировал всех купить дизелёк, развёл его по фазам, по квартирам, всё подключил. Поэтому жители нашего дома нас боевикам не сдали. А когда он и боевикам свет провёл (а что сделаешь — жена, сын...), то вообще по-человечески заговорили.

Ну и, в один из дней, они сказали: «Юра, звони нохчи-друзьям, пусть вас увозят в горы к себе, тут ничего не будет, равнина будет». В горы мы конечно не собрались, но по работающему телефону дозвонился он до двоих своих друзей-подчинённых, которым вроде как мог доверять. Да и в осаждённом городе поменялось отношение чечен и русских. Я теперь понимаю что такое «Стокгольмский синдром». Те же ваххабиты на крыше дома, куда я в тайне забредал, давали, и из СВД пальнуть, и из их «лопаты» АК-74. И не смотрели на меня с такой же ненавистью, как ещё месяц назад. Но чувствовалось: только дай повод, порвут как собаку.

Но суть не в этом. Суть в том, что решили мы рвать когти конечно не в горы к «друзьям-знакомым», поимая — к чему это приведет. А попросили мы их, не безвозмездно конечно, перевезти нас из Старых промыслов в Октябрьский район к бабушке в частный дом. В частном секторе, в низине, да ещё и натуральное хозяйство — всяко шансов выжить больше.

Идея была здравой, но вмешался случай. Это было как раз 31 декабря... Мы шли на двух машинах — первая родители, водитель и чич с автоматом (они все с ними ходили, как мы с телефонами сейчас), а во второй — я с вещами, с водителем и еще с одним чичем. Полдороги проехали нормально. Но вот напротив самого президентского поста, большой блок-пост. Первых пропускают, нас тормозят... Родители, проехав сто метров, попытались встать. Им выстрелами показали ехать дальше. Нас начали шмонать. Мне водитель Хамзат шепнул: «Только это не ополченцы, это гвардия... Смотри, не вздумай сказать что не вайнах»! Не сказал. Вообще ничего не успел сказать...

Я так и не понял, что это было — мины, бомба самолета, «град» или еще что-то, но пост накрыло. Я и чечен с оружием (как его звали — не помню, брат Хамзата), выпали из машины, а сам Хамзат газанул и на всей скорости понёс к берегу Сунжи. Увидев, что он лежит грудью на руле, я сам открыл дверь и выпрыгнул. Бог с ними, с вещами, и с Денди, о которой столько мечтал, и с видаком. Пофиг на всё... Повернулся назад — блок-поста почти нет, но нет и пути через Сунжу. А мои на той стороне... Я был уверен, что ждут. Попробовал в плавь, но декабрь всё же, да и не узкая она, не осилил бы...

И пошёл я на мост около района «Бароновка», мимо Совмина и Нефтяного, через парк. Возле кинотеатра «Космос» (про мост около него я почему-то забыл и, как оказалось потом, выбрал я самый неудачный путь) одно из лучших и сильнейших подразделений боевиков засело в Нефтяном институте. А то, что было на Бароновке вы могли видеть в фильме «Чистилище» Невзорова. Но тогда этого всего я не знал и пошёл. Через минут пять — первый обстрел. То ли снайпера, то ли случайный (кто там за что — не поймёшь). И я забежал в первый дом, потом в подвал...

Выйти пытался несколько раз за день, но огнём прижимали. Даже до лужи в пяти метрах не достать. Сколько дней — не помню, смазано. Помню только, что ползал по этажам здания, собирал тёплые вещи, матрасы и одеяла. И из всего этого устроил себе лежак, который позволял не замерзнуть без костра. Один раз развел его, на третьем или четвёртом этаже. Хорошо то ещё, что одно кресло успел сломать и спустился за дровами. Так как костер мой технично, с первого залпа, кто-то откуда-то накрыл...

Для себя лично понял, что война — это всегда обязательно голод, грязь и холод. Голод утолял найденными солениями в разбитых квартирах, ну и еще кое чем, о чём говорить не буду. Единственное, что скажу — не каннибализм.

Однажды ночью меня разбудила сильнейшая перестрелка. Как потом оказалось — наши на штурм пошли, из здания Совмина, напротив. По-моему это была гостиница и ресторан «Кавказ». А с утра начали чистить мое жильё. Чистить как: гранату в комнату, а потом туда заходят. Я это по последовательности шагов и взрывов понял. И когда услышал, что и к моему схрону идут, заорал: «Пацаны, не губите, Христа ради, русский я, не чечен, не боевик, прячусь здесь»!!! И так несколько раз... Потом тихое «Да и похуй» и тут же «Отставить». Тот же голос, что и «отставить» приказал, говорит мне: "Если русский, "Отче наш" прочти".

Блин, какой "Отче наш", я же ещё недавно пионером был, религия опиум для народа и так далее. И тут, из глубин памяти всплыло, как совсем еще маленькому, мне бабушка перед сном, после сказки говорила:

Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наша,
Яко же и мы оставляем должником нашим;
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукавого.
Аминь!

Запинался, но прочитал, сам себе удивляясь. Это и спасло. Капитан дядя Витя спас, не давший гранату без доппроверки кинуть. И много чего ещё что сплелось в один единственный фактор "я был еще жив".

Я пропущу путь от Совмина до площади Минутка, пройденный вместе с моими спасителями, ставшими для меня старшими братьями. Пропущу потому, что написав правду, подведу под статью, и себя, и этих людей. Тех из них, кто выжил. Скажу только, что первую контузию заработал именно в здании Нефтяного, где учился мой отец. Отошёл быстро. Санитаров не было, медсанбата не было. Были бинты -- мало и походные аптечки - красные. Всё...

От Минутки, с "лопатой" трофейной и почти полным вещмешком, я двинулся в Октябрьский район, к бабушке. Туда, где должны были быть мои родители и сама бабушка. Шёл осторожно, преимущественно по ночам.

И дошёл 29 января 1995 года, почти через месяц. Постучал, открыла бабушка, расплакалась, обняла. И долго я ничего от неё не мог понять, кроме одного: родители мои пытались назад прорваться через мост возле Космоса (про который я забыл), но не смогли... Отец силой заставил мать успокоиться и сказал: "Если он выжил сейчас, то он придёт, я верю в него". И поехали они к бабушке, у которой не дождались меня ПОЛТОРА ДНЯ...

Узнав о том, что Минутка взята, они пошли назад. Думали -- раз меня всё еще нет, то я уже мёртв. И пошли искать меня среди трупов, чтобы не в братскую меня. Тогда отец поседел... В декабре, когда я его видел крайний раз, у него не было ни одного седого волоса. А когда я увидел его в апреле, он бы уже почти весь седой. А с родителями я только в апреле и встретился. Причём, ни они, ни я, до этой встречи ничего не знали друг о друге. Не знали о судьбе друг друга.

Из интересного про войну... Больше, пожалуй, ничего. Однажды ночью к бабушке в дом ломились нарки какие-то местные. Они пол-улицы русских стариков перебили за похоронные. Но получив короткую, на три пули, очередь, свалили через дверь. А ещё, через несколько дней, к нам во двор забежали солдаты из остановившегося рядом "Урала", задали вопрос "русские?" и, получив утвердительный ответ, эвакуировали. Сначала в Назрань, потом во Владикавказ, оттуда в Москву, а из Москвы - направление на проживание в гостинице в Великом Новгороде. Но это тоже уже другая история, она не про Первую чеченскую.

***

Глава третья. Геноцид Русских в Чечне
(Впервые опубликовано 18 ноября 2010 года)

Позволю себе небольшое отступление от временной последовательности моих постов о жизни Русского мальчика в Грозном. И рассказать об очень важным моменте, который мной действительно как-то упущен. Построив свои повествования на эгоцентрическом принципе, я рассказал только то, что касалось непосредственно меня. И не зря получил упрёк в том, что я, как очевидец, упустил из внимания такое явление как — ГЕНОЦИД РУССКОГО НАСЕЛЕНИЯ.

К примеру, случай из первой части о том, как меня вешали, мог быть частным и никак не относиться к общей картине. Но это не так... Это всего лишь один из десятков и сотен случаев, которые происходили в то время. Недаром я упомянул своих двух одноклассников нечеченской национальности, на помощь которых я рассчитывать не мог. А не мог по одной простой причине — это уже были не просто люди, а полузабитые существа, которые вздрагивали от резкого движения.

Познакомившись и немного разговорившись с одним из них — Ромиком — я с удивлением узнал, что до 5-6 класса он, благодаря своему росту (длинный был как шпала), был не только самым сильным в классе, но иногда и со старшеклассниками схлестывался. Парень занимался баскетом и был неплохо физически развит. А потом, буквально в течении одной четверти, максимум двух, секция закрылась (убили тренера — русский был он). Уехала большая часть друзей-одноклассников, родители которых поняли то, что будет по итогам 1991 года и по приходу Джохара к власти. Собрали вещи и уехали — кто куда.

Кстати, основной поток русских беженцев пришелся на 92-93 годы, когда люди увидели, что такое новая власть, какое положение они занимают при ней и что их всех ждёт. И Ромика сломали каждодневными побоями не только руками, приехавшие с гор новые одноклассники...

Остались те, кому ехать было некуда. К примеру, нашу квартиру брали за 500 баксов, что составляло как раз стоимость контейнера с вещами в центральную Россию. А дальше что? Ведь мы бы не считались беженцами, так как в Чечне всё нормально. С проверками не раз приезжали депутаты и общественные деятели. Посидят за накрытым столом в ресторане «Кавказ», налупятся нахаляву... К примеру, Кабзон был в таком состоянии, что потерял парик и ему срочно делали на следующий день новый. Ковалевы всякие приезжали и так далее. И у всех всё хорошо. Хотя депутату точно не помню фамилию, по-моему Юшенков или что-то созвучное) было незаметно передано письмо обслуживающим персоналом гостиницы. И привело это только к тому, что русские больше на таких приёмах не работали, а большинство тех, кто работал в тот раз, бесследно пропали.

Еще не могу не сказать о своих соседях по дому, три семьи которых просто испарилось. Ночью были, а утром там уже чеченская семья. И никаким ментам нет до этого дела. Девчонок русских на улицах хватали и силой затаскивали в машины. И их больше никто не видел.

Лично моя знакомая — Ольга (покойся с Богом) — была изнасилована, в то время как их дом грабили. На глазах у отца, насиловали вместе с матерью, одновременно, а отец связанный лежал. Потом мать убили за то, что она в воинской части поваром работала в свое время. Причислили ее к ФСБ. Отец спился и попал под машину (я думаю не случайно), а Ольга повесилась за неделю до своего семнадцатилетния...

Много еще могу рассказать частных случаев, но общая картина, я думаю, ясна. Если ты русский и у тебя есть что-то ценное, то оно уже не твое, а ты, скорее своего, не жилец.

Нам в это период повезло. У нас в подъезде жили два дудаевца, которые не раз и не два бывали у нас в гостях, нарушая заповеди Корана о водке и сале. И видимо они прикрыли нашу семью до начала боевых действий. Потому что 90% остальных русских семей были как минимум ограблены ворвавшимися боевиками.

Мой отец занимал очень хорошую должность в Грознефти. Потом к нему зашли и сказали, что он тут больше не работает, а работает вот этот Ваха. Как сказал отец, этот Ваха в слове «заявление» две ошибки сделал. Когда отец пошёл к начальству в кабинет, то ему прямо сказали:

— Юра, передай ему дела, это не моё решение, это ИХ решение... Выбора нет, а лучше вообще уезжай хоть куда-нибудь.

Так специалиста с двадцатилетнем стажем выкинули только за то, что его кабинет и должность понравились человеку с автоматом.

Так же я помню, что всегда перед тем, как к нам должны были прийти в гости чечены, мы прятали дорогие вещи, технику, и так далее. Может быть и поэтому не ворвались к нам. А может из-за ТРОЙННОЙ двери которую отец сварил сам.

Более пятидесяти тысяч пропавших без вести — это наверное тоже не геноцид...

Среди моих знакомых четыре семьи пропали, вместе с моими друзьями. И никто не спрашивал — куда они делись, все всё прекрасно понимали. И это только за период Дудаевского правления, а тогда ваххабитов-то не было еще. По-моему только в Улускерте Хаттаб появился со своей базой...

В период с 1991 по 1995 годы, в Грозном в частности, и в Чечне в целом, безусловно был геноцид. Но он был тихий, не такой к которому привыкли — с концентрационными лагерями и тому подобным. Нет, такого не было. Просто люди пропадали и некто ничего не видел. А если и видел, то молчал. Потому что глупо заявлять об этом факте тем людям, которые, с большой вероятностью, сами это и сделали. Слышал я пару историй про стариков, которые все же искали правду. Я думаю так, что даже продолжать не надо о том — что с ними было, вернее как их не стало.

Это только период до первой чеченской компании. Самое страшное началось после предательства генерала Лебедя в 1996-ом, когда он бросил не только пацанов на блок-постах, в окружении, но и всё русскоязычное население Грозного. Вот тогда и начался настоящий классический геноцид, и с концлагерями, и с массовыми расстрелами.

Но этот период я раскрою позже, так как о периоде относительного мира 95-96 годов мне много что рассказать есть. А на тему геноцида Русских в Чечне при Дудаеве я сказал все, что помнил в общих чертах, не вдаваясь в подробности. В такие, как в истории про Олю. И про то, как утром идя в школу, я видел как из шестёрки выкинули соседа-армянина, и прямо там пристрелили у всех на глазах. Сели в машину и поехали...

P.S. Все эти сведения я готов подтвердить госорганам, при необходимости. Только вряд ли им это будет интересно. Потому как толстая тётенька в здании ФМС в Москве, выслушав рассказ моей бабушки, который она еле дорассказала из-за слез, ответила одно:

— Вы знаете, у нас другие сведения и не надо тут мне сказки рассказывать!

Так что, уважаемые читатели, всё это сказки и у официальной власти другие сведения!

***

Глава четвёртая. Возвращение на Родину.
(Впервые опубликовано 17 ноября 2010)

Новгород Великий

Последнюю часть мемуаров, а с вашего позволения, я назову свою писанину именно так, я закончил на том, что оказался на Северо-западе России-матушки, в городе Новгороде Великом. В общежитии. В принципе, тут особенно ничего сказать не могу. Никаких компенсаций не было, но комнату нам с бабушкой выделили. И хоть она и на четверых человек была рассчитана, я добился того, чтобы мы вдвоем жили. Все функции мужика взрослого пришлось взять на себя, больше некому.

Выдавали талоны на еду в кафешке. Есть можно, но растущему организму мало. И ходить было далековато — километра три для моей бабули, по три раза в день туда и обратно, было проблематично... Не помню точно — то ли я добился, то ли просто совпало, но карточки заменили талонами, на которые можно было затариться в магазине при общаге. Это было намного выгоднее и лучше: и больше выходило, и разнообразие продуктов опять же. В общем, бабуля готовила на кухне, а я продолжал доставать администрацию общаги.

Придя на приём, сказал: «Жить в таких антисанитарных условиях невозможно. И где вообще обещанные стиральные машинки»? О них я прочитал в газете: какой-то меценат приобрёл их для нас. И вообще — не помешало бы мебели, кроме кроватей с тумбочками. Люди-то тут не на день и не на два.

На всё это получил я предложение организовать в комнате, напротив туалета, постирочную: притащить, разобрать, подключить и собрать всякие столики там какие-то и тумбы. За это получил шкаф типа мини-стенки: сам маленький, но отделения, и для одежды, и для книг. Я сначала подумал — откуда тут книгам взяться? А потом ничего, за пару месяцев пополнил чуток. В общем, политика государства была «на отъебись». Чехам — дома отдыха и санатории, а потом и компенсации. А нам всё с боем выбивать приходилось.

Ну собственно, на этом повествование о жизни в эмиграции можно бы и закончить. Были там, и свои плюсы, и минусы. Были первые для меня, русского парня из Чечни, дискотеки, первые танцы, первые поцелуи. Но это всё лирика и особого отношения к тематике повествования не имеет.

В выходные я спал довольно долго, а в будни ходил в школу. И однажды утром, в выходной, я проснулся от плача в коридоре. Обычное, в принципе, явление: бывало, что кто-то узнавал о своих родственниках, с которыми пораскидала война. Узнавали плохое или хорошее — не важно, всё равно плакали всегда одинаково. Плакали бабульки на кухне или у телевизора, который был один на этаж. Так вот, проснулся я и с удивлением услышал, что плач движется в нашу сторону. «Это еще что за плачливый обход этажа», — подумалось мне. Когда он совсем приблизился, то я уже был готов к самому худшему. Наверное пришла инфа о моих... И инфа не самая лучшая. Я тогда не настолько знал женщин, чтобы понимать — они и при хорошей новости такие истерики закатывать могут!

Плач остановился напротив моих дверей. Дверь открылась и рядом с бабушкой я увидел свою мать (которую, напомню, потерял в начале военной компании). Ну, радость встречи описывать, думаю, не стоит. Интересен только первый осмысленный диалог после обниманий, поцелуев и прочего:

— Отец жив? — Дрожащим от волнения голосом спросил я.

— Жив... — и после секундной паузы, — А я за тобой приехала. Поедешь назад? — Стоял конец апреля 95 года.

— Конечно. — Не задумываясь ответил я.

Ух, как меня отговаривали все друзья, знакомые — и с общаги, и те местные, с кем успел сдружиться. Но я принял твёрдое решение и отступать не собирался: там был мой дом, а боевиков добивали в горах. Так говорили по ящику. Это потом-то я понял, как это далеко от истины. Но в тот момент меня не мог остановить никто. Я ЕХАЛ ДОМОЙ К СВОИМ ЖИВЫМ РОДИТЕЛЯМ. Что может быть прекраснее?

Грозный

Вернувшись, первым делом нашёл старых друзей из нашей компашки. Оказалось — все они выжили, так или иначе. Пошёл опять в школу. Но главным нашем занятием было — лазить по местам боев в поисках чего-нибудь огнестрельного. Что было ОЧЕНЬ большой редкостью: не одни мы такие. И основным занятием было снятие гранат-натяжек... Этого добра было навалом. Только надо было действовать аккуратно, проверяя — с секретом ли она. С другой стороны могли оказаться проволоки или лески.

Зачем? А х.з. У вас тут были петарды, а мы взрывали гранаты в заброшенных садах. Не всегда, правда, удачно снимали и взрывали. Но, слава Богу, в обоих случаях повезло. С незамеченной натяжкой повезло в том, что граната была не «нулёвкой» — то есть не ноль секунд до взрыва. Один из нас отделался только осколком в ноге: успели впрыгнуть в соседнюю комнату. Во второй раз спасло только проведение. Рассказывать не буду, никто не поверит. Я сам до сих пор не верю в то, что всё кончилось только второй контузией, гораздо более слабой, чем первая.

Так, собственно, и жили. Чехи не лютовали, наоборот — вели себя тише воды, ниже травы. До одного момента... Для вас он связан с началом переговоров с «сепаратистами», хотя до этого их называли исключительно бандформированиями. А лично для меня всё связано с покушением на генерала Романова в тоннеле под площадью «Минутка». И дай Бог ему сил восстановиться полностью хоть когда-нибудь.

Для меня эти моменты связаны потому, что Романов занимал чёткую и жёсткую позицию — добить гадину в горах, раз и навсегда. А Бене Ельцину (в цитате Задорнова) нужен был мир. Там ему Госдума импичментами грозила, а народ заедали цинковые гробы. Ну и в итоге, с покушением на Романова, начавшиеся переговоры о бесспорной сдачи всех бандитов в плен, превратились в шоу Бенни Хилла. Ежедневные переговоры ни о чём, разъезжающие без сопровождения по городу боевики на машинах с зелёными флагами и криками «аллах акбар»...

Естественно, это не могло не настораживать, но сделать мы ничего не могли. Кроме одного. Однажды, когда такой вот зелёный кортеж проезжал мимо, и по привычке, увидев молодежь, начал сигналить, палить из окон и орать про своего великого аллаха, вся наша туса, стоявшая вдоль дороги, не сговариваясь показала им средний палец. Никогда не забыть мне этих удивлённых бородатых рож и глотки, заткнувшиеся посреди крика. Благо, проходили мы в тот момент около бывшего поста ДПС, превращённого в укрепрайон Русской армии и местных ментов. Иначе думаю так, что пару очередей в наш адрес они бы сделали. И не знаю — то ли мне показалось, то ли это самовнушение: но потом, когда я встречал подобные кортежи, они были уже гораздо спокойнее.

Так незаметно прошел 95-й и наступил 96-й год. По мелочи много чего могу написать. Но это нужно целую книгу... А на мне итак одна незаконченная висит. Так что, буду только основные события рассказывать.

Так мы его и проводили — в поисках оружия на местах боёв, начавшегося обучения в школе и охуевших взглядов шакалят-чехов, которые вдруг поняли, что ни один русский, в нашей школе, не остался без нашей защиты. И как-то получилось так, что мы стали, в своей школе и в районе, главной подростковой силой. Силой, прошедшей войну. Ведь русские, в массе своей, в отличие от чичей, город во время войны не покидали. Силой мы были жёсткой, а порой жестокой. А после нескольких экстремальных инцидентов, типа подрыва на растяжке и проноса через полгорода одного из наших, силой сплочённой и готовой друг за друга глотки рвать.

А родственники-боевики и бойцы шариатских батальонов нам были параллельны, так как МЫ ИСКРЕНЕ ВЕРИЛИ В ТО, ЧТО РУССКАЯ ВЛАСТЬ ВЕРНУЛАСЬ НАВСЕГДА. И в то, что теперь мы можем жить как жили до 91-го года. То есть сильнее не тот, у кого правильная национальность, а кто просто сильнее. Да плюс ко всему, походы наши по местам боёв были не совсем безрезультатными. И совсем безоружными нас назвать нельзя было. Это в отличие от большинства наших сановных ровесников-шакалят — не получивших должной закалки под бомбами и ракетами Первой чеченской. Какими же мы были наивными, и как слепо мы поверили в то, во что хотели поверить...

В последней части я расскажу о мартовском захвате Грозного боевиками. О том, что геноцид медленно, но верно возвращался. О том, как мы поплатились за свою самоуверенность и о том, как нас, всех Русских жителей Грозного и солдат в блоках, предал славный генерал Лебедь.

З.Ы. А то, о чём более всего позитивном хочу сказать в этой статье, это о том, что, во время компаний 90-х годов в Чечне, мы отбили у зверей наших девчат, взяв их под свою защиту. И общение наше уже проистекало не только в мужской компании. Что до этого было просто нереально.

Окончание следует...