Записки Физика Экстрасенса... Квантовый кот

Квантовый кот и медицинская диагностика...

В году примерно 35-м века XX нобелевский лауреат, один из отцов-основателей квантовой механики Эрвин Шрёдингер придумал эксперимент, который кочует теперь по всем учебникам квантовой физики и имеет название «Кот Шрёдингера». Шрёдингер предложил такой мысленный (все равно нехороший!) эксперимент. Он состоит в следующем. Берется коробка, в нее помещается живой кот, а чтобы он не скучал, в коробку к нему ставятся колба с отравляющим газом и устройство, которое разбивает колбу, если в радиоактивном источнике, также находящемся в коробке, произойдет акт распада. Коробка закрывается, и до поры до времени в нее нельзя «заглянуть», чтобы определить состояние кота. Включается секундомер, выбирается такой интервал времени, чтобы вероятность распада составила пятьдесят процентов. Это значит, что если неоднократно проводить такой жуткий эксперимент, то половина котов уцелеет, а половина прикажет долго жить. Если проводить эксперимент неоднократно и набирать статистику, то кроме пятидесятипроцентной гибели котов ничего нового о мире мы не узнаем, и спорить в этом случае не о чем. Шрёдингера интересовало другое. Если рассматривается эксперимент с единственным котом, то, согласно принципам квантовой механики, следует считать, что до открытия коробки нельзя ничего сказать о том, жив кот или умер. Получается, кот находится в третьем, особом состоянии: он и не жив, и не мертв. Говоря научным языком, вектор состояния кота может коллапсировать двумя способами: в сторону жизни и в сторону смерти.

Вы скажете, что в этом нет ничего нового, коробка закрытая, а с котом происходят обычные житейские события, которые мы просто не видим. А вот и нет! Это как бы смесь двух состояний, ситуация, которую человеческая логика, идущая от Аристотеля, осилить не может. Аристотелева логика двузначная: да или нет. Специалисты по квантовой механике ввели третий член в логику: может быть. Это настолько необычно, что кот Шрёдингера больше чем полвека не сходит со страниц научной печати.

Конечно, строго описать состояние этого кота на языке физики можно, только используя математические формулы, но перед этим придется десяток страниц (как минимум!) объяснять, что они означают, и то без полной уверенности в успехе. Поэтому я снова сошлюсь на книги Доронина и Заречного, на которые я уже давал ссылку. Но если вернуться к сути, то никого из физиков не удивляет строгое математическое описание состояния распадающегося атомного ядра как суммы состояний ядра первоначального и ядра распавшегося, которое упоминается в перечне того, что находится в закрытой коробке. С позиции здравого смысла, это чушь, потому что означает, что в любой момент времени ядро немного распалось и одновременно не распалось, а у него нет «настоящих» промежуточных состояний! И только прямое измерение произведет так называемую «редукцию» этой странной математики, и ядро будет признано распавшимся или не распавшимся. Фактически Шрёдингер к этому ядру «подвесил» кота. Если открыть коробку, то сразу будет понятно по состоянию кота, что с ядром. То, что атомное ядро — объект микромира — в этой коробке находится в несуществующем состоянии полураспада, физиков уже перестало удивлять, но Шрёдингер замахнулся на большее — показал, что если следовать строгим формулам квантовой механики, которые и тогда, и сейчас одни и те же, то в макромире, нашем с вами мире, существуют странные полуживые-полумертвые привидения. Такой взгляд был необычным тогда и вызывает вопросы сейчас. (В дальнейшем я пишу именно об этих «привидениях», поскольку встречаюсь с ними в процессе любого серьезного лечения.)

Юджин Вигнер — тоже нобелевский лауреат, и он тоже не может оставить в покое кота Шрёдингера. Он усложняет условия эксперимента, введя категорию друзей котомучителя. В итоге опыта экспериментатор дрожащими ручонками развязывает коробку, и оттуда с мявом выпрыгивает живой кот. Ура! Вектор состояния кота в момент измерения (открытия коробки) коллапсирует в твердое «жив». За секунду до этого кота живым признать было нельзя — он был жив только частично. Итак, в лаборатории кот признан живым. Это знают все люди, находящиеся в лабораторной комнате. Но в коридоре, где расхаживает друг, кот еще в прямом смысле ни жив, ни мертв. В этой Вселенной или той ее части, которая сцеплена с другом, не случилось еще события, которое решило проблему кота. И только когда экспериментатор просовывает голову в дверь и кричит другу в коридор: «Кот жив», только в этот момент во Вселенной друга кот возникает из странного полунебытия. Но этого мало, на далеком континенте Австралия тоже обеспокоены судьбой кота — за результатом нетерпеливо следит Мэри. Для нее кот все еще в полусмерти-полужизни, и только когда она получит от друга телеграмму или компьютерное послание, в ее мире кот оживет. В результате такого последовательного поступления информации ко всем заинтересованным лицам, и только когда у последнего из них наступает ясность, кота можно признать полностью живым в нашей Вселенной. До этого момента в масштабе Большой Вселенной кот оставался полуживым и полумертвым одновременно.

Если ты, читатель, не бросил чтение на полдороге, утомившись или возмутившись, то теперь мы займемся делом. Итак, с точки зрения нобелевских лауреатов, кот вполне может быть квантовым объектом. А человек? Думаю, что не в меньшей степени. Теперь давайте посмотрим с этой точки зрения на абсолютно безобидную, казалось бы, медицинскую процедуру — диагностику. Человек «практически здоровый» может сколько угодно диагностироваться: при всех измерениях (в квантово-механическом смысле) приборы будут показывать варианты нормы. В этом смысле здоровый человек до диагностики (эксперимента!) — суперпозиция* нескольких здоровых состояний, и эксперимент диагностики выбирает одно из них. Все счастливы. Никому в голову не приходит искать еще один вариант нормы у данного человека. Как говорится, «от бобра бобра не ищут»!

* Суперпозиция двух квантовых состояний напоминает сложение двух волн на поверхности воды: где-то выпуклости или впадины двух волн удваиваются (попали в фазу), а где-то вычитаются до нуля (попали в противофазу). Основным отличием суперпозиции от простого суммирования является возможность взаимоуничтожения двух сильных эффектов, находящихся в противофазе. В результате суперпозиции возникает мозаика интенсивностей, которая изменяется во времени и пространстве... Я применяю строгий научный термин «суперпозиция», а не «сумма» по единственной причине: сумма состояний человека больного и здорового столь же абсурдна, как и сумма состояний кота живого и дохлого. Но математически эти суммы имеют смысл и, в конце концов, когда наступает итог, приводят к правильным физическим результатам. Поэтому «суперпозиция» — это странная «сумма» того, что суммировать согласно здравому смыслу нельзя в принципе. Но надо.

А если у человека болит что-нибудь, например, имеются систематические боли в районе желудка, суперпозиция его состояний включает состояния больного человека, очень больного человека и смертельно больного человека. То есть человек со своими неопределенными симптомами болен как бы несколькими болезнями сразу, но частично и виртуально. У него частично — рак, частично — язва, частично — гастрит. В момент приборной диагностики происходит окончательный выбор, и какой-то из диагнозов становится реальным. В результате эксперимента диагностики может произойти несчастье — прибор надежно покажет наличие неизлечимого заболевания. А дальше все пойдет по Вигнеру. До эксперимента диагностики об этом не знал никто, после — вся врачебная бригада, все родственники. Результат будет записан в историю болезни. Вся Вселенная узнает, что человек болен неизлечимо. Тогда человек обречен. Почему? Потому что для его излечения понадобится ЧУДО. В средние века такое излечение было вполне возможным, поскольку чудеса никого не удивляли. Однако по мере развития науки в обществе стала умаляться роль религии и связанных с ней чудес. И если в средние века какой-либо умелец вполне мог вылечить рак или проказу, то в конце XX века никакой лекарь-колдун не сумел бы этого сделать, поскольку в наше время чудес не бывает.

Есть у меня еще одно соображение, почему чудеса в наше время невозможны. Думаю, стоит отвлечься на него. Очевидное чудо в нашем обществе недопустимо, поскольку оно послужило бы доказательством бытия Божьего, что, видимо, в планы Господа на данном этапе не входит. К такому выводу я пришел, размышляя над следующим случаем в моей практике.

...Меня встретили в вестибюле и провели в палату. Палата была вполне ничего — одноместная, с регулируемой кроватью, с разными кнопками и лампами. А Дмитрия Ивановича я на кровати не увидел. Он сидел на крохотном стульчике, как ребенок в детском саду на горшке. Седой человек с глубокими морщинами на лице. Сидел, поджав к груди колени. Оказывается, это была единственная поза, при которой он мог жить. Поэтому его нельзя было положить под томограф и поставить окончательный диагноз. Для этого его сначала надо было разогнуть. А как разогнуть, если вступает нестерпимая боль?

Честно скажу, я растерялся. Человек в крайней беде, и от меня ждут чуда. А могу ли я его сотворить вот так публично, при народе, в хороводе? Я начал задавать ничего не значащие вопросы, чтобы выиграть время. Постепенно я успокоился и заговорил более уверенно. Я сказал ему, что хотел бы, чтобы он разогнулся, что я ничего не обещаю, но сделаю все, что в моих силах, и когда приду в следующий раз, то надеюсь увидеть его в лучшем виде. В общем, это была чистой воды психотерапия, но она, к моему удивлению, была воспринята вполне благожелательно и с надеждой. Я обещал прийти через день.

Через день ситуация была совсем иной. Дмитрий Иванович сидел за столом, мы с ним долго пили чай с вареньем и хорошо поговорили о семьях и детях, о смысле жизни и о Боге. В следующий мой визит Дмитрий Иванович заметил, между прочим, что томограф показал отсутствие рака позвоночника, и его даже будут готовить к выписке. Надо только сделать некоторые анализы. Я сильно усомнился в справедливости последних слов, поскольку не далее как вчера лечил и его позвоночник от рака, и печень, и правую почку. Конечно, своих сомнений я ему не высказал, но отметил, что прогресс налицо. «Знаете что, — сказал он мне, придерживая за пуговицу в дверях, — вы мне на многое открыли глаза. Я никогда не думал так конкретно о Боге, я полагал, что если Он и есть, то занимается своими делами. Словом, говоря словами Лапласа, „в этой гипотезе я не нуждался". Вы меня зацепили, я вам очень благодарен. Знаете, Илья Витальевич, когда все это останется позади, приходите ко мне в триста двадцать первую комнату, у нас будет о чем с вами поговорить. Выпьем по пятьдесят грамм казенного напитка... Согласны?» Я ответил, что согласен, безусловно.

Когда я вышел в коридор, ко мне подошла его жена и спросила, как дела. Я ответил, что дела идут хорошо, удивительно, что он так быстро начинает восстанавливаться. «Я тоже удивляюсь, — воскликнула она, — какой вы молодец!» Я покачал головой и показал пальцем в потолок. «Все оттуда», — сказал я.

Прошло еще два дня, и вдруг его жена звонит мне на работу и говорит, что врачи сделали пункцию и обнаружили онкологические процессы в печени и почках.

— А разве они об этом не знали? — удивился я.

— Понимаете, они были так увлечены его позвоночником, что ни о чем другом не думали. Теперь у них нашлось время, — сообщила она.

Этот разговор вызвал у меня необъяснимую тревогу. Я успешно лечил его печень, и опухоль вроде бы уменьшалась, и в почке ничего особо страшного не было. При том режиме наибольшего небесного благоприятствования, который проявился при лечении позвоночника, вполне можно было рассчитывать на успех и в остальном. Я немножко успокоил жену, подчеркнув, что мои надежды от ее сообщения не уменьшились, чего и ей желаю. Сказал, что загляну к нему завтра. Двигаясь домой, я внезапно получил команду: «У него остановилось сердце — запускай!» Я запустил сердце и поехал дальше. Вдруг снова команда: «Запускай сердце!» Запустил и, сев на диван метро, спокойно стал читать книжку. Дома лечил его печень и почки. Все шло как надо. А утром — звонок. Плачущий голос: «Он ночью умер от остановки сердца! Два раза удалось запустить, а на третий раз ничего не вышло!»

Я был в ярости:

— Господь Бог! Ты же РАЗРЕШИЛ мне его вылечить!!! Почему Ты изменил свое решение?

— А ты его вылечил.

— То есть как вылечил? Он умер!

— Ты его вылечил. Он, как блудный сын, вернулся ко Мне. Поэтому и умер он не от рака, а от остановки сердца, избежав мучений.

— Но мы, люди, под излечением понимаем излечение физическое...

— Сын! Чудо было бы слишком большим...

Этот разговор остался в моей памяти опять-таки на всю жизнь... Если бы Дмитрию Ивановичу не сделали эту злосчастную пункцию, или если бы он перед ней сбежал в казенных подштанниках домой, он мог бы еще пожить на этом свете и выпить со мной в комнате триста двадцать первой ОПИ-2 те самые пятьдесят грамм казенного напитка. И жена бы не рыдала...

Я долго размышлял на эту тему и понял, что могу вылечить любую болезнь, но не могу творить Большие Чудеса. Они несвоевременны. Навсегда? Не знаю...

Итак, не должно быть БОЛЬШОГО ЧУДА, поэтому, если диагностика показала «неизлечимая болезнь», человек обречен. Но читатель может спросить, как же я, зная плохой диагноз, могу вылечить пациента? Дело в том, что болезнь, установленная мной, имеет виртуальный характер. Заболевание как бы и есть, но его на самом деле и нет. Поэтому я могу, постепенно переводя вектор состояния из положения «болезнь» в положение «норма», совершить маленькое, незаметное, допускающее двойное толкование ЧУДО. Будем настраиваться именно на него. Ведь чудо для одного, оно может быть любым, и как это прекрасно!

Следующий вопрос очевиден. Если я так неодобрительно высказался в отношении медицинской диагностики, то что я могу посоветовать больному человеку? Иногда мне звонят и спрашивают: «У меня болит зуб. Надо ли мне идти к зубному врачу, или само пройдет?» Я отвечаю одинаково: «Это зависит от уровня вашей духовности. Если она высокая, вы справитесь с приступом зубной боли, и в дальнейшем будете хозяином положения — что делать с зубом. Если вы чувствуете (именно чувствуете (!) — животом, сердцем, печенкой, только не головой, только не разумом), что такое вам пока не по силам, то бегите скорее к зубному врачу, а то лишитесь не только зуба, а всей челюсти. И решать — вам. Я только комментатор». Те люди, которые имеют со мной дело, давно уже усвоили, что если что-то заболело, стоит сначала позвонить мне, а уж если не получается со мной, отправиться к врачам. Иногда я советую сразу идти к врачам, а иногда — подождать пару дней. Но если человек по-настоящему ни в какое духовное лечение не верит, а элементарно боится, то я его лечить не могу, просто не знаю, как это делать. Тогда ему для начала надо научиться преодолевать свой страх, научиться рисковать...

Хочу сделать существенную оговорку. Мой комментарий к вопросу о медицинской диагностике в данном месте есть только обсуждение научной проблемы и никоим образом не является призывом никогда ни под каким видом не диагностироваться. Проведу аналогию. Когда открыли антибиотики, то казалось, что найдено универсальное решение, и отныне все люди будут здоровыми. Но потом выяснилось, что многие микробы научились противостоять антибиотикам, а человеческий организм и антибиотики в больших количествах друг с другом не уживаются. Массовое применение антибиотиков привело к многочисленным неприятностям для рода человеческого: дисбактериоз, аллергии и т. и. По существу антибиотики можно использовать два-три раза в жизни в момент действительной опасности, а не при банальном ОРЗ. Что касается диагностики, то здесь ситуация схожая. Особенно трагичным является установление точного диагноза в тех случаях, когда официальная медицина не имеет средств лечения данного заболевания. Тогда точная диагностика является способом убийства (!). Если бы диагностика была приблизительной, то могли быть шансы. Надо сказать, медицинская диагностика — изобретение абсолютно материалистическое. «Идеалисты» должны избегать ее использовать — вредно для здоровья. А материалистам ничего другого не остается. Оставить материалиста без приборной диагностики и таблеточного лечения означает подвергнуть его большой опасности. В то же время насильно заставлять идеалиста глотать таблетки и диагностироваться, оставляя в запустении духовные пласты лечения, тоже означает подвергать его опасности. Каждый выбирает свое. Поэтому я уже десять лет услугами медицины не пользуюсь — опасно это для меня.

Мне хочется поучаствовать в дискуссии (длящейся уже много лет) между поклонниками классической медицины и целителями — представителями других направлений, которых я объединяю общим термином «экстрасенсы». Я не беру в расчет шарлатанов, которые встречаются в обоих лагерях. Представители классической медицины обычно говорят: «Если вы, экстрасенсы, действительно что-либо умеете делать, давайте работать так: сначала диагностика, потом ваша работа, потом снова диагностика — и так до излечения». Разумно? На первый взгляд вполне разумно, однако с учетом опыта пребывания кота Шрёдингера в подвешенном состоянии — никуда не годится. Экстрасенсы пытаются лечить человека, изменяя вектор его состояния. Этот способ принципиально отличается от лечения по канонам классической медицины. Пресловутые экстрасенсы изменяют этот вектор таким образом, чтобы при неизбежном последующем диагностировании возможность реализации состояния типа «смертельная болезнь» была близка к нулю. Говоря предельно упрощенно, они пытаются перевести рак в язву, а еще лучше — в гастрит. Совсем замечательно, если живот вообще перестает болеть. Для изменения вектора состояния нужна некоторая пауза. Результат должен в прямом смысле созреть. Ведь экстрасенс воздействует на «чертежи» человеческого тела. Каждое «чертежное воздействие» должно изменить ситуацию на клеточном уровне. На это требуется время, в течение которого любое дополнительное воздействие мешает лечению. Поэтому после сеанса связи я предлагаю пациенту два часа (или десять часов!) не думать о болезни, выталкивать из себя мысли о болезни, стараться увлечься чем-нибудь посторонним, и тогда через два часа (или десять!) наступит облегчение. Его надо заметить и проявить оптимизм. Почему действовать надо именно так? Потому, что каждый человек по отношению к себе самому является экстрасенсом с отрицательным знаком. Сделанное мною он начнет разрушать своими сомнениями. Это во-первых. А во-вторых, даже мне нельзя пытаться лечить дополнительно в этот период. Не только лечить, но даже и смотреть, то есть применять свой, облегченный способ диагностирования. Вот поэтому совершать одновременно лечение данного человека и диагностику просто невозможно — одно исключает другое.

Однако встречаются многочисленные публикации об исцелении заведомо безнадежных больных с установленным диагнозом в результате воздействия тех или иных экстрасенсов. Можно ли этому верить? Осторожно говоря, такое возможно. Но здесь чаще всего срабатывает вигнеровский эффект друга. Пусть человек в городе Москве подвергся диагностике и получил свой неоперабельный рак. Вселенная, которая связана с данным человеком в Москве, знает, что он обречен, и тут у него нет никаких шансов. Но человек делает ход конем. Он отправляется, например, в Таиланд, или на Филиппины, или в какое-нибудь африканское племя и начинает все сначала. На Филиппинах или в джунглях его томограмма не востребована, на Филиппинах его вектор состояния снова имеет варианты, в филиппинской Вселенной у него вместо московского рака может образоваться филиппинский гастрит, а с ним вполне можно жить. Единственное, что можно сказать твердо: лежа на диване и поплевывая в потолок, неоперабельный рак победить невозможно.

Но в то же время нельзя хвататься и за что попало. Мне как-то пришлось оказывать психологическую поддержку женщине, больной раком в неоперабельной форме. Мы с ней провели по телефону несколько бесед, разбираясь в ее духовных проблемах. В начале очередной беседы я заметил, что ее голос звучит как-то необычно. Оказывается, на ее голове находился пчелиный улей. Нашелся какой-то умелец, кандидат от медицины, который взялся таким образом вылечить рак. Мне удалось выдавить из себя только один вопрос: «Дорого берет?» Она ответила: «Очень!» Конечно, у нее от пчелиных укусов поднялась высоченная температура, пчеловод-медик радовался, рассматривая подъем температуры как начало исцеления, а потом, чтобы сбить температуру, ее поместили в больницу, из которой она уже не вышла.

Предыдущий абзац я вставил для того, чтобы читатели были осторожны. Не все то золото, что блестит. В этом разделе мы размышляем только о квантовом коте и медицинской диагностике. Мы не формулируем алгоритм поведения во время онкологической болезни. Для всех людей алгоритмы разные.

Можно задать вопрос: а когда имеет смысл диагностироваться? Например, когда экстрасенс избавил больного от камней в почке. Действительно болеть перестало, тогда после окончания лечения надо сходить на самую подробную диагностику и получить на снимке отсутствие камней. Тем самым мы производим коллапс вектора состояния человека в режим нормы. Иногда полезно отметить такое событие в кругу друзей, чтобы в вашей Вселенной все знали, что вы — человек здоровый. Короче говоря, на диагностику надо идти победителем. Диагностика — это экзамен.

Иногда я сам нарушал мною же сформулированные правила, и это приводило к проблемам. Ну, нельзя диагностироваться где попало!

Однажды в одной из больниц я принимал участие в испытаниях медицинского прибора, созданного в ИАЭ, — так называемого «матричного кардиографа». Он представляет собой сорок восемь электродов, закрепляемых на груди, боках и спине пациента. На всех электродах одновременно измеряются электрические потенциалы и пересчитываются компьютером для создания пространственной картины распределения потенциала по поверхности сердца во времени. Получается своеобразный мультфильм... Электроды закреплены на «жилетке», которую надо одеть на пациента. Во время клинических испытаний прибора приходилось вносить много изменений, так что до измерений на больных дело пока не доходило. Требовались, напротив, люди не больные, а здоровые, варианты нормы. Обычно это были аспиранты и инженеры, участвовавшие в отработке прибора. Но как-то раз никого из них не было. В наличии оказались я и женщина-врач, сотрудница больницы. Пришлось мне снимать рубашку и надевать эту жилетку. Надели, застегнули, а потом я же приступил к измерениям самого себя.

Надо заметить, что в этот день я себя не очень хорошо чувствовал: и спать хотелось, и шатало из стороны в сторону, но «место встречи изменить нельзя». Я включил запись потенциалов, потом их расшифровку, через пять минут получился маленький мультфильм, где главный и единственный герой — мое сердце. Я посмотрел на экран, перевел взгляд на Надежду Петровну, а она уже смотрит не на экран, а на меня.

— И что будем делать? — спрашивает она.

— Будем считать, что прибор не настроен, — отвечаю я.

— Ложитесь на кушетку. Сейчас я вас проверю на стандартном кардиографе.

— Надежда Петровна, мы не будем снимать кардиограмму. Я сейчас оденусь и тихохонько поеду домой.

— Илья Витальевич, я надеюсь, что вы все понимаете. Вы работаете у нас. Палата для вас немедленно найдется.

— Надежда Петровна, ничего не надо, я знаю, что делаю. Спасибо вам за заботу.

Мы оба понимали, что согласно мультфильму мое сердце продемонстрировало классический инфаркт. Я доехал до дома, провалялся три дня на диване, и этим все закончилось, без необратимых последствий, без некроза и последующего рубца. Можно и дальше бегать за трамваем. Но урок был серьезный. И я принял меры. Поскольку считалось, что я работаю во вредных условиях, меня на работе ежегодно принудительно диагностировали. Я выкрал свою медицинскую карту и перестал где-либо числиться.

Был и другой случай, уже не со мной. На меня вывели одного мужчину, назовем его Борисом, у которого всякого рода анализы, его жалобы на боли и, главное, снимки УЗИ брюшной полости заставляли предположить наличие рака поджелудочной железы и желудка. Я начал проводить с ним длительные изматывающие разговоры по телефону. Иногда мы говорили по часу или более. Я понял, что этот человек, увлекшись наукой, совершенно перестал обращать внимание на семью: на жену, у которой были проблемы со здоровьем, на дочку, которая переходила из института в институт в безуспешных поисках «своей» профессии и своего принца. Он считал священной обязанностью приносить домой деньги. И все.

Через пару недель мне удалось убедить его, что в данном случае, его случае, онкология имеет источником его инфантильность по отношению к семье. Он согласился и вроде бы получил прощение. Во всяком случае, онкологических символов в его биополе я больше не видел. Все эти две недели врачи им совершенно не занимались, что меня крайне

удивляло. Я просто не понимал, каким образом Бог может «разрулить» эту ситуацию. И вдруг — звонок. Борис, слегка заикаясь от испуга, сообщает мне, что врачи зашевелились и направляют его завтра на томограф сделать снимки на самом современном тогда диагностическом аппарате. Я пожелал ему удачи и велел непременно мне позвонить после всех событий.

На следующий день раздался звонок, и Борис сообщил мне, что томограф ничего не

нашел.

— Что будем делать? — растерянно спросил он.

— Как что, — ответил я, — водку будем пить!

— А почему водку? — спрашивает он.

— Можно и коньяк, — уступаю я.

— Нет, правда, почему?! Объяснитесь, пожалуйста!

— А потому, — строго говорю я ему, — что вас помиловали. Не пытайтесь разобраться, почему УЗИ рак показывал, а томограф не показал. Был у вас рак, был, а теперь его нет. Это для вас должно стать вторым рождением.

Мы с женой были приглашены к нему домой и в узком кругу родственников и друзей отметили его возвращение к жизни. Прошло уже больше пяти лет. Рака, слава Богу, нет. Не хотелось бы сглазить.

Возможно, кому-то покажется, что в случае с Борисом я проигнорировал указание Бога не брать мзду со своих пациентов. Но я так не думаю. Не нужны мне были его водка и коньяк. Мне нужно было всем своим авторитетом, который я тогда в том доме имел, воздействовать на домочадцев, чтобы они запомнили навсегда, что рак у Бориса был, что он просто помилован в надежде на его лучшее поведение в будущем. В общем, это застолье тоже входило в программу его лечения.

Лечение правильное и неправильное

Отчего же зависит эффективность моего лечения, что влияет на успешный или неудачный его исход? Для того чтобы можно было озвучить главные правила «игры в излечение», давайте сначала рассмотрим схему, по которой происходит (должно происходить) взаимодействие больного и экстрасенса.

Примерная схема лечения

Идеальной схемой лечения я вижу следующую. Пациент обращается ко мне до медицинского обследования с жалобой на какие-то неприятные симптомы. Я его диагностирую на расстоянии и обнаруживаю там, допустим, рак. Но рак, установленный мною, имеет, как я уже говорил, виртуальный характер — он и есть, и его нет одновременно. Это состояние — суперпозиция нескольких исключающих друг друга болезней и здорового состояния. Надо изменить такое состояние, чтобы при диагностике получить болезнь по минимуму. Это можно сделать, не прибегая к операциям, химиотерапии и другим костоломным методам. Не объявляя диагноза, я предлагаю пациенту попробовать вылечить заболевание, устранив его духовную причину. Если он готов, то мы вступаем в беседы душеспасительного характера. Но надо это делать быстро. Тянуть очень опасно.

Пусть нам повезло, и мы установили духовную причину. Например, конкретный поступок с тяжелыми последствиями (каузальный уровень), или неправильные мысли (ментальный уровень), или неправильная жизненная концепция (буддхиальный уровень). К сожалению, может оказаться так, что исходя из неправильной жизненной концепции возникли неправильные мысли и эмоции, которые привели к роковому поступку. Тогда надо разбирать завалы на всех этажах. Разобрались.

Далее я предлагаю пациенту обратиться к Богу и вымолить у Него прощение. (Как лечить убежденных атеистов, я не знаю. Да они и не придут ко мне.) Я предлагаю пациенту обратиться к тому Богу, в которого он верит. На худой конец, к какому-нибудь «Высшему Разуму», то есть в любом случае — к инстанции, стоящей над людьми. Если все удачно, то через некоторое время по каналу яснознания я получаю РАЗРЕШЕНИЕ вылечить данного человека. Можно на этом этапе произвести диагностику и подключить официальную медицину. Но если я не получаю такого РАЗРЕШЕНИЯ, тогда мне остается только сказать пациенту: беги к врачу, получай свою порцию страданий, может быть, поумнеешь, и мы получим РАЗРЕШЕНИЕ.

Но, предположим, РАЗРЕШЕНИЕ получено. Я начинаю лечить. Как мне представляется, в процессе лечения я исправляю какие-то чертежи, в которые вкрались ошибки. В свою очередь, пациент должен в соответствии с нашей договоренностью регулярно звонить мне и рассказывать о своих медицинских успехах и духовных находках, а я по каналу ясновидения вижу объективную картину его организма, комментирую его высказывания и в итоге получаю РАЗРЕШЕНИЕ на углубленное лечение. Через некоторое время боли уходят, мы расстаемся.

Если мне предлагают гонорар за лечение, особенно вперед, это плохой признак, пациент не понял. Нельзя покупать дары Бога.

Для иллюстрации правильной последовательности этапов лечения и одновременно типичных ошибок приведу в пример себя: как все происходит, если у меня возникают проблемы со здоровьем. Здесь все очень наглядно.

Я уже больше десяти лет еженедельно хожу в церковь, которая находится в Москве на углу Маросейки и Армянского переулка. «Фирменное блюдо» этого храма — молебен о недужных. Однажды отец Федор, закончив молебен, спустился в народ и задал молящимся вопрос на понимание:

— Зачем вы пришли сюда?

В ответ — хор богомольцев:

— Здоровья просить у Бога...

— А вы думаете, Бог не знает, что вы больны?

— Знает, батюшка, конечно, знает...

Что вы Богу предлагаете взамен?

А в ответ — молчание. Было понятно, что речь идет не о свечках. А о чем же тогда? В самом деле, чем можно «заплатить» Богу за здоровье? Только одним, вероятно, — стать лучше.

Через пару лет после этого случая я опять стою в том же храме, но на этот раз в качестве пациента. Уже две-три недели у меня нехорошо болит живот. Очень нехорошо. И я догадываюсь, поскольку к тому времени я уже поднаторел в диагностике и бесконтактном лечении, что эта боль свидетельствует о крупнейших неприятностях, которые ожидают меня в самом ближайшем будущем. Я стою в полупустом храме и мысленно разговариваю с Богом.

— Отец Небесный! Ты ведь знаешь, что я перелопатил всю свою биографию. В ней было много всяческой дряни. Я покаялся Тебе во всех грехах, которые нашел, и Ты мне очень в этом помог. Но, видимо, не все я нашел. Скажи, пожалуйста, что я упустил такого, что заслужил известную Тебе болезнь?

А в ответ — тишина. Я стою в проходе церкви, построенной еще М. Ф. Казаковым, слушаю, как отец Федор бубнит себе под нос имена людей «во здравие» из кипы записок, которые лежат перед ним, а хор из трех женщин и одного мужчины пытается из звуков выстроить для нас, грешных, хрустальный мостик от Земли до Неба. Я гляжу на иконостас — ничего нового, гляжу на спину отца Федора — тоже ничего нового... И почему-то мне мысленно представляется в зимнем лесу наряженная живая елка и костер рядом с ней. И мы, юноши и девушки, встречаем Новый год в лесу, потому что мы — туристы, и нам хорошо встречать Новый год именно так. Нам хорошо, но тревожно. Нам всем по семнадцать лет, и это наши последние безмятежные школьные каникулы. В наступающем году мы закончим школу, а дальше — у каждого свой маршрут...

И вдруг я вижу лицо девушки. Как же ее звали? Может быть, Вера? Она потом еще училась в одном со мной институте, но на другом факультете. Вера... Да, именно — Вера. И вдруг я вспоминаю, и мне становится страшно и очень стыдно. В тот новогодний вечер она объяснилась мне в любви. Как Онегин Татьяне, прямо, не оставляя никаких надежд, я ей сказал, что она меня совершенно не интересует и вряд ли заинтересует когда-нибудь. Она отошла.

— Отец Небесный! Я все понял. Хамство, высокомерие со стороны человека, в которого она влюблена. Может быть, я нанес ей удар, который она запомнила на всю жизнь! Отец, я был глуп и жесток! Прости меня. Прошло сорок с лишним лет. Не знаю, жива ли она, и не узнаю никогда, но болезнь будет для меня уроком. Наверное, я все свое заслужил...

В ответ — опять тишина. Нестерпимо заболел живот, я нашел взглядом свободную лавочку в углу и сел. Минут через пять отпустило. Я встал. Потом снова сел, потом снова встал. Когда я выходил из храма, в животе чувствовались остаточные боли заживающей раны. Через неделю исчезли и они. Навсегда, надеюсь. Мне была сделана операция. Потом я сам делал похожие операции другим...

Но это только схема. Жизнь гораздо богаче, и схему приходится корректировать.

Как правило, до медицинской диагностики ко мне обращаются люди, которые меня хорошо знают и не побегут ложиться под томограф, не поговорив со мной. Здесь могут быть свои проколы с очень тяжелыми последствиями. Нам может показаться, что духовная задача решена, но на самом деле мы ее подменили. Предположим, например, что есть женщина — великий альтруист, которая бросается закрывать собой все возможные амбразуры. За это ее все любят и ценят. Она становится легендой. Но именно поэтому она может быть домашним тираном для своей дочки, не давая ей принимать самостоятельных решений. И иногда вред, приносимый дочке, гораздо важнее всего остального. А мы, в силу дружеской симпатии, не хотим это видеть. Мы принимаем бревно за соломинку. Тогда, рано или поздно, — катастрофа. Блат здесь отсутствует. Правила одни и те же для всех. Понимаешь это слишком поздно.

Но чаще всего другой вариант: ко мне обращаются уже после того, как поставлен диагноз. Происходит это обычно так. Человек жил-поживал, потом что-то кольнуло где-то. Как законопослушный обыватель, привыкший поступать по правилам, он отправляется в районную поликлинику и с возмущением получает тяжелый диагноз — рак, например. Он не может этому поверить. Он, такой «белый и пушистый», неожиданно оказался на краю могилы! Ему кажется это недоразумением, нелепой ошибкой, и он с удовольствием набирает мой телефон, который ему кто-то подсунул, в надежде, что я его спасу без боли и желательно до поездки в Турцию, которая предстоит через две недели. Поговорив со мной, он получает дополнительную порцию обиды: я не только его не вылечу, но скажу ему, что он вовсе не такой белый и пушистый, каким себя считал, и именно в этом дело, в этом причина его болезни. И тогда человек делает свой выбор: либо лечиться и одновременно учиться жить заново, либо на всю оставшуюся ему недолгую жизнь сделаться профессиональным больным, которого весь остальной мир должен лечить.

P.S. Текст из книги взят и ничего личного, хотя мог бы еще дописать от себя кучу всего, возникли идеи кое какие. И по мне еще лучше все го читается печатный вариант и мысли свежие приходят в голову. ТК интернет текст хочется скопировать, пролистать итд.

Больше всего понравилось "Специалисты по квантовой механике ввели третий член в логику: может быть." И оказывается Больной - это Професия :) Интересно сколько людей на планете земля находится в пограничном состоянии, тоесть не рыба и не мясо....

Полный вариант книги ищите в интернете !!!