
На знаменитой картине Григория Чернецова «Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года» среди сотен персонажей есть один неожиданный — легендарный гусар и поэт Денис Давыдов. Удивительно, но в день парада его не было в Петербурге, а сама его фигура на холсте появилась благодаря цепочке случайностей и придворных интриг.
Почему Давыдова не должно было быть на картине?
Осенью 1831 года русская гвардия, занятая усмирением Польши, не успела вернуться в столицу к торжествам. Давыдов же, ветеран кампании, и вовсе проехал мимо Петербурга, направившись прямиком в своё симбирское имение.
К тому же у императора Николая I были причины относиться к нему сдержанно:
В 1825 году декабристы цитировали его вольнодумные стихи на следствии.
В 1829 году он был отстранён от службы на Кавказе — сам царь заметил: «Нельзя доверять человеку, которого выгнал Паскевич».
Ходили слухи о его жёстких методах в Польше, включая казнь местного дворянина «для устрашения».
Да и сам Давыдов не любил Петербург, называя его «гранитным северным градом». Даже для портрета в Военной галерее Зимнего дворца он не стал позировать — художник Джордж Доу писал его с литографии.
Как поэт-гусар всё же попал на полотно?
Всё изменилось в январе 1836 года, когда Давыдов после 20-летнего перерыва приехал в столицу — устраивать судьбу сыновей. За девять дней он успел:
Побывать на обеде у Пушкина.
Получить аудиенцию у Николая I, который неожиданно оказался «милостив и приветлив».
Посетить с Жуковским мастерскую Чернецова, где увидел почти готовую картину.
Художник, впечатлённый харизмой Давыдова, попросил его позировать. Сеанс состоялся на следующий день во время чтения «Ревизора» у Жуковского. «4 февраля начал писать Давыдова», — записал Чернецов в дневнике. Так генерал-поэт, не присутствовавший на параде, стал его символом — его фигура заняла почётное место на первом плане.
Последний штрих к портрету эпохи
Осенью 1836 года картина была выставлена в Академии художеств. Давыдов на ней — не просто случайный зритель, а живая легенда, воплощение духа войны 1812 года. Его появление на полотне словно примирило две эпохи: героическую партизанскую вольницу и парадный николаевский порядок.
Ирония судьбы: человек, избегавший Петербурга, навсегда остался в его истории — благодаря кисти художника и воле случая.
Первоисточник: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Оценили 12 человек
17 кармы