Дед Павел

Жил в деревне дед Павел, откуда он взялся, никто не знал. Старожилы говорят, появился где-то в конце пятидесятых. Поселился у одинокой старухи, на краю села, устроился работать на ферму. Он ходил зимой и летом в кирзовых сапогах, солдатских брюках и гимнастёрке. Правда зимой к его гардеробу добавлялась телогрейка и шапка-ушанка. Новое обмундирование он надевал к празднику 9 мая. Его не приглашали на митинг, как всех ветеранов, ему не дарили подарки ко Дню Победы. На все вопросы, он отмалчивался. За ним замечалась одна странность, при ходьбе он закладывал руки назад и тихонько насвистывал. Какую именно мелодию он насвистывал, понять было нельзя, да никто и не стремился к этому.

Я никогда не верил советской пропаганде, и лживой партии коммунистов, но мне было интересно узнать правду о войне, о плене и наказании после плена.

В деревне жило много фронтовиков, но почему-то к середине семидесятых годов они все как один служили в разведке или на худой конец ординарцами у высших чинов СА. Один даже рассказывал, что был ординарцем у самого Рокоссовского, что когда он вечерами играл на аккордеоне, у генерала капали из глаз слёзы. Конечно, можно было и поверить, если бы не одно НО, кроме маленького кусочка из песенки «Эх, румба ты, румба», «Ординарец» ничего больше играть неумел.

Уже не помню кто, но мне посоветовали пораспрашивать деда Павла, он и на фронте успел повоевать и в плену побывать, да и наших советских лагерях посидеть. Дело оказалось не простым, не очень любил дед Павел на тему войны говорить.

Шли годы менялась власть, сменился строй, но не менялся дед Павел. Первый раз деда Павла пригласили на митинг в честь 9 мая, во времена горбачёвской перестройки, он категорически отказался, сказав, что у вас свой праздник, а у меня свой. Иногда деревенские мужики, после митинга, заходили к деду в гости, прихватив с собой бутылочку, поминали погибших. Стал захаживать к деду Павлу и я. После парочки рюмочек он начинал плакать и сквозь слёзы рассказывать о своей жизни.

Оказывается дед Павел пошёл добровольцем на фронт, приписав себе год, которого не хватало до призывного возраста. В первом же бою из-за трусости командиров, бросивших необстрелянных пацанов на поле боя, попал в плен. Сначала в концлагерь в Польше потом их погнали на запад, до самой Франции, где их и освободили союзники. Союзники предлагали не возвращаться на Родину, но куда там, все мысли были только о доме. Только дорога домой оказалась длиной в целых десять лет. Так Родина встретила своих воинов, которые не по своей вине, попали в плен.

Я спрашивал деда, а была ли разница, между концлагерем и зоной в СССР, он ухмыльнулся и ответил: «Конечно была, фашисты мертвецов сжигали в крематориях, а наши закапывали в огромных рвах складывали штабелями и засыпали землёй».

Дед Павел начал прибаливать, пенсии он почти не заработал, так гроши. Он никогда, ни на что не жаловался, воспринимал жизнь такую, как она есть. Работать он уже не мог из-за болезни и старости. Соседи заметили, что он реже стал выходить на улицу. Как-то собрались бабы и решили взять над дедом шефство. Ухаживали по очереди, сегодня ты кормишь, убираешься в доме, завтра другая.

Умер дед Павел так же тихо, как и жил. Похоронили на деревенском кладбище, без почестей и салюта.

Поставил точку, а на душе так противно, ну вот за что спрашивается судьба, отмерила человеку столько горя?