Из архива. Производительность труда

Давным-давно, лет двадцать назад читал цикл лекций по культурологии в "рабочем университете" Ричарда Ивановича Косолапова. Думаю, пусть и здесь повисит - может, кому будет интересно.

2000-01-22

ЛЕКЦИЯ 1.

ПРЕДМЕТ: КУЛЬТУРОЛОГИЯ.

1. Понятие «культуры». Культура как способ бытия человеческой общности.

2. Гносеологические основы культурологии (субъект и объект, отражение и познание).

3. Уровни человеческого мышления (аналогическое, процессуальное, каузальное) и формы человеческого познания (предметно-логическое, эстетическое, этическое), закономерности их соотношения и динамики.

4. «Революции» в истории культуры (неолитическая, античная, современная) и аксиология культуры.

За последние двадцать лет культурология в России стала модной научной дисциплиной. Издано множество статей, монографий, учебников, посвященных культурологии, в ряде высших учебных заведений открыты даже кафедры культурологии. И этот интерес не может быть объяснен только изменением академической конъюнктуры. На развитие культурологии есть мощный социальный заказ.

Культурология, как следует из ее названия – наука о культуре. Но что понимается под словом «культура»? Даже исключив из рассмотрения специальные области научного знания – такие, например, как микробиология и археология, с их специфическим смыслоыым наполнением термина «культура», ограничив себя только сугубо гуманитарными дисциплинами, – мы обнаружим сотни толкований данного термина, не только не совпадающих между собой, но порой даже прямо противоречащих друг другу.

Поскольку наша задача – не ловить рыбку в мутной воде подобных дефиниций, а максимально точно и полно выявить, говоря языком диалектики, сущность феномена культуры, а также его внутреннюю и внешнюю форму в их взаимосвязи и взаимодействии, понятие «культура» будет рассматриваться здесь и далее в его предельно широком понимании – как способ бытия человека и общества. Иными словами – то, каким образом каждый из нас и все мы вместе существуем в этом мире.

Очевидное нарастание глобальных кризисов: энергетического, экологического, геополитического, демографического и так далее, – заставляет задуматься о целесообразности современной культуры, о ее соответствии долгосрочным потребностям человечества. Ни античный мыслитель Зенон Элейский, предвосхитивший исчисление бесконечно малых величин парадоксом об Ахилле и черепахе, даже Аристотель, разрешивший этот парадокс через понятие «границы», – разумеется, не могли предполагать, что занимавшая их проблема через две с лишним тысячи лет окажется проблемой выживания планетарной общности людей.

Ахилл бежит за черепахой. Наша повседневная деятельность вызывает бесконечно малые, но не стремящиеся к нулю изменения. Рано или поздно мы перешагнем границу. И кто знает, не стал ли сегодня брошенный кем-то на землю окурок или пластиковая упаковка уже необратимым шагом в катастрофу?

Но, даже задавшись подобным вопросом, что каждый из нас может сделать с массовой вырубкой тропических лесов и тайги, с таянием вечной мерзлоты, с кислотными дождями, с голодом в Сахеле или с феноменом международного терроризма? Что каждый из нас может сделать с лагерной мудростью «умри ты сегодня, а я завтра», взятой на вооружение Западом и ярко проявленной при разрушении Советского Союза, при бомбежках Ирака Югославии или Афганистана? Что каждый из нас может сделать с распадом собственной страны, с вымиранием и деградацией ее населения?

Для гибели человечества уже не нужна ядерная война – достаточно просто продолжать жить по-прежнему. Но что значит: жить иначе и как жить иначе? В чем должны заключаться необходимые изменения? Поиски ответа на эти вопросы привели в конце ХХ века к жесточайшему кризису нашего самосознания, нашей самоидентичности, который не преодолен и поныне. Различные формы проявления этого кризиса стоило бы рассмотреть подробнее, но к этому вопросу мы еще вернемся.

Кризис планетарной человеческой цивилизации, кризис межцивилизационных и внутрицивилизационных (межгосударственных, межэтнических, межконфессиональных и внутриконфессиональных) отношений, кризис общественной самоидентичности – вот чем, вкратце, обусловлен триединый социальный заказ, полученный мировой, а значит — и отечественной культурологией. Выполнить его невозможно без проникновения в сущностные свойства современной мировой культуры, без выяснения движущих сил и закономерностей её развития.

Отсюда, исходя из теоремы Геделя о неполноте, представляется абсолютно необходимым перейти за границы обсуждаемой темы, на более высокий уровень абстракции — и выяснить, чем взаимодействие человека и, соответственно, человеческих сообществ с миром отличается от любого иного взаимодействия. Ранее был поставлен знак равенства между существованием, бытием человека в мире и его взаимодействием с миром. Это действительно так.

Можно сказать, что существование любого объекта определяется наличием его взаимодействием с другими объектами. Не взаимодействуя с ними, как система своих элементов и объект не существует как целое. Взаимодействие между объектами осуществляется через их свойства, которые проявляются в этом взаимодействии, и одновременно приводит к непрерывному изменению самих объектов. Такая всеобщая форма взаимодействия известна в философии как принцип отражения.

Но из факта непрерывной изменчивости всего сущего сам собой следует вывод о его структурности. Объектная структура достаточной степени сложности может оказаться способной хранить в себе и воспроизводить следы подобных взаимодействий, что ведет к возникновению самоотражения, сознания. Поэтому взаимодействие человека с иными объектами обретает характер познания, а схема объект–свойства–свойства^–объект^ надстраивается схемой сознание–чувства–свойства познаваемого объекта–познаваемый объект.

Тем самым понятие “культуры” становится понятием гносеологическим и выступает не только как способ взаимодействия с миром, но и как способ человеческого познания этого мира. Теория познания (гносеология) так или иначе исходит из различения и противоположенности субъекта и объекта познания. Но при этом такая противоположенность не может быть абсолютной. Иначе необъяснимой и – более того – невероятной окажется их связь, их взаимодействие между собой, т.е. само познание.

Отсюда следует наличие некоего объект-субъектного единства, кстати, данного каждому из нас в непосредственном ощущении собственного бытия. Осознание такого двойственного — или даже тройственного, объект-субъект-проектного — единства способно принимать самые разные формы, о чем, в частности, свидетельствует само существование истории как научной дисциплины, истории философии — в том числе.

Отмеченные в ней представления о субъектности, одушевленности вещного мира являются, возможно, наиболее архаической и самой простой формой подобного осознания. Но здесь уже недалеко до наивной, стихийной диалектики вывода о том, что объект познания существует лишь постольку, поскольку существует его субъект.

Исторические вариации данного вывода, начиная с религиозных преданий о сотворении мира вплоть до «Cogito, ergo sum» («Мыслю, следовательно существую») Рене Декарта и нынешних трактовок роли наблюдателя в квантовой механике,– все эти вариации нет возможности здесь обсуждать или даже просто остановиться на них. Тем более нет возможности остановиться на производных обратной идеи: что субъект познания существует лишь постольку, поскольку существует его объект.

Очевидная зеркальность и, соответственно, равносильность этих идей позволяют, по состоянию на сегодня, развивать на их основе достаточно целостные гносеологические системы, выбор между которыми – по той же причине – происходит благодаря неким внешним факторам, чаще всего – практически социального характера, лишь переводимым в плоскость собственно гносеологии.

Имеет ли смысл уточнить приведенные выше положения, а именно: объект познания существует для субъекта лишь постольку, поскольку он для него субъектен, а субъект познания существует для объекта лишь постольку, поскольку он для него объектен? Во всяком случае, такое уточнение позволяет нам сделать несколько следующих шагов, поскольку в гносеологии подобного типа не только возникает представление о двух планах существования: объектном и субъектном; не только двойственная природа человека оказывается общей миру пока лишь в своей объектности, – но и сам процесс познания предстает перед нами по преимуществу как субъективизация внешнего мира, как формирование собственного мира, мира человека, или мира-для-человека, если воспользоваться терминологией немецкой классической философии.

Тем самым познаваемый нами мир есть, прежде всего, мир, перетекающий в субъектное бытие, в познанное из непознанного, из того Ничто, абстрактно мыслимой пустоты, которая никогда не наполняется и не может быть наполнена никаким действительным содержанием, ибо последнее – атрибут познанного.

Этот процесс перетекания Ничто в Нечто трудно представить и еще труднее осознать, освоить, если забыть о субъектности данного процесса, о том, что субъектно непознанное Ничто есть объектное Нечто, взаимодействие с которым еще не переведено в субъектный план человеческого бытия, не осознано как существующее. Непознанному нет места в познании – и все же оно необходимо там присутствует: как всепорождающее и всепоглощающее Ничто, как актуальное инобытие для человека.

Но само познание как процесс исходит из познанного, отталкивается от него и воспроизводит его в каждом новом субъекте – с теми изменениями, которые привносятся деятельностью этого субъекта. Ведь познание – не абстрактно, оно прежде всего – деятельность, воплощаемая и реализуемая только в процессе человеческого бытия. Но гносеологический аспект культуры всё же не совпадает с ее онтологическим аспектом, хотя и в том, и в другом случае культура существует и как некий суммарный объем деятельно познанного человеком мира, и как форма, структура, организация этого деятельного познания.

Заход и восход солнца означал одно для Птолемея, иное – для Галилея, третье – для Эйнштейна. «Я знаю только то, что ничего не знаю»,– парадоксальная формула Сократа возникла из реальных противоречий процесса познания. По легенде, поясняя свой парадокс, философ якобы рисовал на земле круг, а внутри него – круг поменьше. Первый символизировал его нынешние знания, второй – знания прошлые. Но разве сравнимой была их площадь с поверхностью всей земли? Разве не ничтожны наши знания в сравнении с тем, чего мы не знаем? Но только узнавая что-то, мы узнаем, что не знаем ничего, поскольку границы нашего соприкосновения с непознанным при этом раздвигаются. Сходный образ можно найти у Исаака Ньютона, сравнившего себя с мальчиком, собирающим раковины и камешки на берегу, в то время как огромный океан лежит перед ним непознанный.

Путь от незнания к знанию характерен и для общества в целом, и для каждого человека в отдельности. Этот путь становится все длиннее и длиннее. Образование, трансляция знания во всех его формах занимает все большее место в деятельности человека. Такое «познание познанного» является необходимым для «познания непознанного», для выхода на границу между знанием и незнанием. Преодолевая эту границу, человек преодолевает и отдельный, особенный характер своего знания, поскольку деятельностью своей начинает выражать уже родовую, всеобще-человеческую деятельность. Субъективно познаваемое становится познаваемым и объективно.

Если принять аналогию Сократа и попытаться представить культуру как присущий каждой конкретно-исторической общности людей особый круг объектов, явлений и процессов, вовлеченных в ее бытие, то совокупность таких кругов, состоящих, в свою очередь, из совокупностей культур индивидуальных, личностных,– и образует общечеловеческую культуру.

Пока данные круги не пересекаются или пересекаются незначительно, понятие общечеловеческой культуры остается мыслимым абстрактно. Похоже, реальным содержанием (прежде всего — физиологическим) обладало оно, насколько можно судить по археологическим данным, в эпоху палеолита. Иным реальным содержанием наполняется оно сегодня.

По крайней мере, говоря о культуре ХХ века, мы вполне можем указать, о чем, о каких общих для всего человечества объектах и процессах идет речь. Но, говоря, например, о культуре ХVIII века, мы обязательно будем вынуждены вносить уточнения, о какой именно культуре: испанской, японской или русской культуре мы говорим. То же самое – с понятием, скажем, греческой культуры: без указания на конкретную историческую эпоху внести в него реальное содержание не удастся.

Отрицание всеобщей первобытной культуры, каковым явились культуры всех исторических обществ, в процессе развития постепенно приходит к собственному отрицанию: возникновению общечеловеческой культуры на новом, несравненно более сложном, уровне. К.Маркс и Ф.Энгельс впервые обратили внимание на зависимость этого процесса от господствующего способа производства: «На смену старой местной и национальной замкнутости и существованию за счет продуктов собственного производства приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству».

Проблема соотношения и взаимосвязи культуры со способом производства еще ждет своего исследования. В общих же чертах, определив культуру как способ человеческой деятельности, мы должны прийти к выводу, что способ производства в любом случае суть понятие более узкое, относящееся к понятию человеческой культуры как частное к общему, как элемент к целому. Иными словами, круг, обозначающий способ производства, должен охватываться кругом, обозначающим культуру.

Действительно, производство выступает лишь одним из проявлений жизнедеятельности человека. Его значение определяется способностью человека выделять и закреплять в практике ряд собственных действий не по их конкретному результату, а по результату опосредованному, отдаленному в пространстве и во времени, по результату идеальному. Согласно известной формулировке К.Маркса, самый плохой архитектор от самой лучшей пчелы отличается тем, что заранее имеет в голове план своей постройки.

Но такое моделирование действительности касается не только связей «человек-мир», оно необходимо перетекает и на связи между предметами и явлениями действительности. Все эти связи опосредуются факторами процессуальными, т.е. пространственно-временными и причинно-следственными, а также факторами ассоциативными (аналогическими): по сходству свойств и характеристик объектов и явлений в их отношении к человеку как субъекту познания.

[Схемы аналогического и процессуального мышления сейчас не приводятся - нужно делать отдельные картинки, поэтому позже]

Направленная таким образом деятельность по созданию условий для удовлетворения тех или иных человеческих потребностей и есть труд. Но сам по себе процесс труда еще не гарантирует потребления, т.е. удовлетворения вызвавших его потребностей, а потому выступает двояко: как труд производительный и труд непроизводительный. Производительный труд, производство оказывается не только высшей ценностной формой человеческой деятельности, но и формой, наиболее зависимой от способности человека предвидеть результат своих действий, т.е. осознавать их.

В свое время тот же К.Маркс, характеризуя способ производства, отмечал, что общество определяется не тем, что оно производит, а тем, как оно производит. Но в последнее понятие марксистская традиция включала и включает лишь производительные силы и производственные отношения. Тем самым из рассмотрения исключаются все иные аспекты человеческой деятельности, не имеющие статуса производственных и даже трудовых, но тесно связанные с ними в рамках единой культуры и способные сильно влиять на дальнейшее развитие процессов производства/потребления.

Подобная теоретическая установка не только способствовала самодовлеющему вычленению материального производства из структуры человеческой деятельности и рассмотрению такого производства как самодостаточного явления, – она привела к отождествлению культуры со способом производства, целого с частью. На практике это проявляется тем, что продуктом труда признается, скажем, выплавленный из руды металл, а отвал пустой породы, возникший в результате того же трудового процесса, продуктом труда не признается и как бы не существует. В итоге вся нынешняя цивилизационная модель работает на свалку и пустыню – фальсифицированная система ценностей (аксиология) способа деятельности дает чудовищные плоды.

Но сама аксиология культуры существует и развивается на основе иной структуры взаимодействия человека с действительностью,– структуры, которая является следствием двойственной, субъектно-объектной природы человека. Известная ленинская формула: «От живого созерцания к абстрактному мышлению, а от него к практике»,– эту двойственность не различает.

Она охватывает деятельность (и познание) предметно-логические, рассматривающие объекты, процессы, явления как таковые. Другими словами, это определение касается познания человеком объект-объектных отношений, т.е. взаимодействий между объектами, процессами, явлениями, взятыми в отношении друг к другу и к самим себе. Это – самая фундаментальная, самая "спокойная" область человеческой деятельности: действие равно противодействию, скорость света в вакууме постоянна, при сжигании водорода в кислородной атмосфере образуется вода, по одной кости восстанавливается полный скелет животного, а по форме каменных орудий определяется эпоха, в которую они были созданы.

Иное дело – познание эстетическое, при котором некий объект не только представлен в ином объекте (например, бизон – в наскальном рисунке охрой и углем), но и взят в отношении к отражающему субъекту. Такое выделенное субъект-объектное отношение проявляется и в выборе значимых элементов (свойств) отражаемого объекта, и в воплощении (моделировании) этих свойств уже в иных отношениях, чем они даны в действительности.

Это и есть субъективная сторона эстетической формы познания, важнейшая причина того, что никто не смог бы по углу полотна воспроизвести, скажем «Джоконду» Леонардо да Винчи или же «восстановить» голову Ники Самофракийской. Тем самым искусство дает начало очеловечиванию мира, уже познанного в предметно-логической деятельности. «Все сущее – вочеловечить!» – слегка измененные стихи Александра Блока явственно выражают суть эстетического, «второго» познания, подготовляющего равноправный диалог человека с миром.

Наконец, этическая форма познания охватывает субъект-субъектные отношения, возникающие в том случае, если объект познания в процессе взаимодействия с ним проявляет свойства, которые системно могут быть присущи только субъекту. Здесь необходимо отметить, что набор таких свойств и качеств исторически изменчив. В первобытном обществе прошлого и в примитивных обществах современности свойствами субъекта наделяются не только животные, но и растения, явления природы и даже неживые предметы. С переходом к рабовладению, с дифференциацией общественного положения людей совершилось и отрицание все-субъектности первобытного сознания. Показательна в этом отношении характеристика Аристотелем рабов как «говорящих орудий».

А.Ф.Лосев детально рассмотрел истоки подобных воззрений, а также их тесную связь с предшествующей общественно-экономической формацией, особо указывая на принципиальную недостаточность фигуры рабовладельца как субъекта и на присущие античности попытки чем-то компенсировать подобную недостаточность. Строго говоря, именно с периода возникновения социального неравенства, перехода от всеобще-субъектного к единично-субъектному, начат и продолжается поиск особенно-субъектного: человека, личности в ее целостности.

Разъединенность, отдельность, отчуждение человека от человека неизбежно сужают само понятие «человек» и количественно, и качественно. Возникает образ «недочеловека»: «подобного, но не равного», — т.е. для каждой группы людей существуют иные группы, исключенные из этических, субъект-субъектных отношений: «не-люди», «враги». Наличие такого "образа врага" можно проследить, начиная уже с древнейших обществ. Но именно этическая форма познания, будучи самой интимной, самой «узкой» и высшей из всех его форм, самой растворенной в человеческой деятельности,– связывает формальную структуру способа деятельности с его аксиологической структурой.

Таким образом, познание осуществляется в трех взаимосвязанных и взаимопроникающих формах: предметно-логической (научной), эстетической и этической. Отношения, связи и взаимодействия, которые возникают между этими формами познания, равно как и объем освоенной ими действительности, являются специфическими характеристиками любой человеческой общности и составляют понятие «культуры». Продолжая нашу аналогию, можно изобразить их в виде трех концентрических, вложенных друг в друга кругов, внешний из которых представляет предметно-логическую деятельность, внутренний – этическую, а промежуточный – эстетическую.

Если исходить из этого представления о формах познания как некоторых составляющих единого способа познания, то мы должны отметить, что общий объем человеческого знания определяется объемом знания предметно-логического, а эстетика и этика следуют за ним. Но данный факт вовсе не означает, будто развитие этики всегда идет медленнее, чем развитие эстетики, а последней, в свою очередь, медленнее, чем развитие предметно-логического знания. Такое положение верно лишь в принципе, в пределе, но не верно для каждого конкретного культурно-исторического сообщества. Напротив, даже в самом «отставании» этики от эстетики, а эстетики — от предметно-логического, объект-объектного знания заложена возможность их ускоренного развития, ибо тем самым накапливается материал для такого ускорения.

В качестве примера можно указать на явное преобладание этической компоненты в культуре ранних христиан, когда возможности предметно-логического познания античного общества, основанные на господствующем способе производства, были во многом исчерпаны, а границы эстетически освоенного мира практически совпадали с границами мира, освоенного предметно-логически (вспомним хотя бы поэмы Вергилия и Лукреция Кара), а потому развитие касалось в первую очередь этики как таковой.

Очевидно, что основной чертой современной культуры является относительное отставание эстетического и этического познания от познания предметно-логического. Такая ситуация имеет, по крайней мере, два следствия. Одно, ближайшее: эстетическая деятельность становится все более эстетической и все менее деятельностью, что проявляется на практике вращением в кругу давно известного и освоенного (различные виды модернизма и «постмодернизма»). Второе, отдаленное следствие: неизбежность ускоренного развития эстетики после окончания данного периода, когда искусство станет прежде всего познанием.

Судя по всему, мы стоим на пороге такой «эстетической революции», необходимо предшествующей революции этической. В известной нам истории человечества это будет еще одна эстетическая революция глобальных масштабов, когда человеческая деятельность в целом станет характеризоваться преобладанием эстетической, художественной компоненты. В этом отношении чрезвычайно показательно распространение дизайна буквально на все современное производство, а «стилистики субкультур» — на всё современное человеческое сообщество.

Именно расширение эстетически освоенного мира обеспечит возникновение новой этики, столь необходимой нам сегодня. Ведь, только "пройдя" через эстетическое познание из предметно-логического, объект может попасть в круг этической деятельности. Такое включение в нее всё новых объектов, процессов, явлений приводит к расширению понятия субъекта. Субъектность уже признается за природными системами. Признается не в том смысле, что, скажем, лес наделяется способностью к мышлению, эмоциям и т.д. (такие допуски характерны больше для эстетики), а в том смысле, что изменяются сами критерии субъектности.

Человек признает за природой равноправность себе уже не только в сознании, – он начинает строить свою деятельность, исходя из интересов не исключительно своих личных или «своей» общности, но также – из интересов той или иной природной системы и природы в целом. Тем самым его деятельность становится поведением. Формируется своеобразная «космическая этика», необходимо присущая новому способу производства, который, по аналогии с господствующим последние 10-12 тысяч лет неолитом, можно назвать ноолитом, производством ноосферы.

P.S. к публикации

Интересным должен быть процесс правового обеспечения агуманной субъектности (систем искусственного интеллекта, например, представительства интересов биоценотических систем и т.п. проблемы, сегодня выглядящие чуть ли не бредом)