Хорошо известен экономический закон о снижении себестоимости единицы продукта на крупносерийном производстве. Суть его в том, что если производить продукцию малыми партиями, то, в силу очень многих факторов, существенно растёт себестоимость, обойти которую производитель никак не может. Всякий понимает (я надеюсь!), что если предприятие выпускает 100 кувшинов день, каждый из кувшинов будет стоить гораздо дороже, чем на предприятии, выпускающем 100 000 кувшинов в день.
Этому способствует много факторов, начиная со снижения простоев и полноты мощности, улучшения координации и кооперации на крупносерийном производстве, но главная причина – разумеется, ОБОРУДОВАНИЕ. Для крупносерийного производства будет создано оборудование, которое никогда не сможет окупить себя при мелких товарных сериях.
Ясно же, что совершенно бессмысленно закупать огромный трактор или современный комбайн для садового участка в 6 соток! Потому на мелких полях преобладает ручной труд, он низкопроизводительный и весьма затратный. А вот для гигантских угодий – уместна и выгодна гигантская техника, колоссальные по своей мощности, точности и возможностям устройства. Но это – требует крупной серии выпуска продукта.
Поэтому, говоря кратко – чтобы отдельно взятый товар становился всё дешевле и дешевле, реализуемая серия его сбыта должна становиться всё крупнее и крупнее. Вообразите разницу между шайбочкой, выпиленной вручную, напильником слесаря – и штампованной на заводском агрегате! В одном случае на единственную шайбочку мастер потратит час времени, или даже больше. В другом – за секунду штампуется тысячи шайбочек…
Таким образом, совершенно очевидно, и можно считать законом экономики, что наиболее целесообразное производство чего бы то ни было – это наиболее крупное производство. Вместе с укрупнением серии не только снижаются затраты на единицу продукта (он становится объективно-дешевле), но и качество его растёт, за счёт автоматизации процессов проверки качества.
Отсюда и появилось понятие «товары широкого потребления»: то есть стандартные продукты, изготовляемые в огромных количествах, сразу для множества потребителей по одному шаблону. Разумеется, стоимость «ширпотреба» в разы и многократно ниже, чем у «шедевров», создаваемых индивидуально, в единственном числе или сверхмалой серией.
+++
Закон «больше, значит дешевле» - собственно, и породил всю экономическую глобализацию. В одном, отдельно взятом месте, лучше делать что-то одно, но много, чем много чего, но помалу. Так возникают специализации в рамках производственной кооперации, сперва межрегиональной, а потом и международной, по итогам которых на прилавок в провинциальный городок поступает продукция из десятков, даже, может быть, сотен стран мира, каждая из которых старается специализироваться на своём.
Зачем так делать? Ответ дан выше: чтобы нарастить МАССИВ потребительского потенциала. Специализация на узком круге продукции, в обмен на поставки всего остального – увеличивает доступность продукта для потребителя. Теоретически бананы можно выращивать даже за Полярным кругом – но вопрос: зачем?! Они же там «золотыми» будут (хотя технически возможность их оранжерейного производства есть и там).
Бананы мы покупаем там, где бананы растут лучше всего, и в мире много стран, где картофель дороже апельсинов.
+++
Но нарастание массива потребительского потенциала создало проблемы УЗЛОВ, имеющих, в сущности, криминальную, бандитскую природу. Поскольку у нас не получилось (пока) производства в рамках государственного и общепланетного планирования – в процессах товарообменов господствуют рыночные отношения.
А они создают те УЗЛЫ, с которыми мы сегодня так грубо столкнулись: УГРОЗУ ЖЕСТОКОГО ШАНТАЖА.
Да, в изоляции мы производим меньше продукта, и он оказывается менее доступен рядовому потребителю – но мы его производим САМИ.
В условиях же глобализации – мы, получается, САМИ ничего не производим. Вместе с удобствами товарообмена растёт и зависимость от поставок, которые мы никак не можем контролировать. А это уничтожает национальные государства, уничтожает суверенитет народов, отдаёт всю власть на произвол мировой мафии.
Эта мафия не только открывает для нас кран изобилия, когда хочет, но и закрывает его, когда ей в нас что-то не нравится.
Я приводил в предыдущих работах простой пример с ремесленником-гончаром, который пошёл на керамическую фабрику.
Допустим, гончар вручную лепил 10 горшков в день. Соответственно, ему поступала выручка от 10 горшков. На керамической фабрике новейшее и мощнейшее оборудование, и там гончар производит 100 горшков в день. Это в 10 раз продуктивнее, чем в одиночку и вручную.
Хозяин фабрики забирает себе плату за 60 горшков, но плату за 40 горшков отдаёт ремесленнику, ставшему рабочим.
Соответственно, уровень жизни у гончара повышается в 4 раза, после чего все гончары в округе закрывают свои мастерские, распродают помещения и оборудование ручной лепки – и радостно идут в пролетариат.
Потом, по каким-то причинам (не всегда жадность, бывают и объективные) – хозяин фабрики стал отдавать рабочим плату только за 30 горшков, из 100, ими на его оборудовании произведённых. Тоже не беда, правда! Всё равно в 3 раза больше, чем было у ремесленника!
Дальше вы понимаете, что случится: аппетит приходит во время еды. Наш бедолага-гончар стал получать за 10 горшков, как во времена, когда он сам всё делал. Он уже подумывает вернуться к самозанятости – но вот беда: ему некуда возвращаться! Мастерской больше нет, продано и помещение и оборудование… Он давно уже рабочий, и только рабочий. Он уже разучился всё делать сам, привык делать только одну операцию, как придаток к производственной кооперации.
И вот начинается страшное: производя 100 горшков, он получает уже за 5, за 4, за 3, за 1…
И что ему делать? Назад дороги нет. Впереди – нищета, связанная с законом рыночного капитализма: всякая зарплата рабочего есть издержки работодателя.
Возникает ЛОВУШКА ШАНТАЖА: при очень высокой производительности в целом, отдельно взятый трудящийся имеет убывающе-малую долю. А попытки протестовать приводят к очень простому разговору: «если тебе чего-то не нравится, вали, куда знаешь»…
+++
Нечто подобное происходит и со странами мира, вовлечёнными в процессы глобализации. Они превращаются в заложников поставок извне. Начиналось всё красиво: рос массив продукции, росла её доступность, повышался уровень жизни. Делать всё у себя казалось глупым и бессмысленным: это объяснил ещё Рикардо в его знаменитой притче о вине и сукне*.
И всё хорошо бы – если бы не угроза шантажа, не знающего ни границ, ни совести!
Страны (такие, как РФ, про Армению я уж и не говорю, там в пять раз труднее жить, чем в РФ) – начинают видеть, что уровень жизни пошёл в обратную сторону. Навязывается разоряющая народы модель поведения, а стоит ей воспротивится – включаются «санкции», эмбарго, мировая мафия угрожает прервать жизненно-необходимые поставки. А делать то, что жизненно-необходимо внутри страны – уже разучились…
Совершенно очевидно, что мировой рынок в условиях капитализма не выравнивает, а наоборот, поляризует потребление. Несмотря на рост потребительского потенциала, как массива, прочные узлы шантажа приводят к обратному эффекту.
Богатые становятся всё богаче и богаче, при этом бедные – всё беднее и беднее, и конца этому не видно.
У богатства и бедность один источник: неэквивалентный обмен. Есть сторона, которая навязывает свои условия – и эту сторону обыватели называют «богатыми». И есть сторона контракта, которая вынуждена принимать чужие условия, плясать под чужую дудку. Эту сторону обывательский язык прозвал «бедными», «нищими».
Если бы обмен был хотя бы приблизительно эквивалентным, то и богатые и бедные в основном, исчезли бы, сравнявшись. Остались бы сверхбогатые, как узкая группа гениальных людей, обладающих немыслимым для остальных интеллектуальным потенциалом, и нищие – как узкая группа патологически ленивых, во всём бездарных людей.
Но ни то, ни другое погоды не делает. В основной своей массе люди работают одинаково, и если бы плата соответствовала их реальному трудовому вкладу, то она и была бы у всех примерно одинаковой (с исключением для гениев и тунеядцев).
Но источник богатства – возможность обменять лёгкое на тяжёлое. Источник бедности эта же возможность, только наоборот. Отсюда появляется, например, возможность нанять слуг, которой никогда бы не было, если бы зарплата слуги была бы близка по величине к доходам нанимателя.
+++
Если технологическая кооперация, переход на широкие поставки товаров из центров их крупносерийного производства увеличивают МАССИВ потребительского потенциала (в теории способны сделать всем легко доступными все блага), то хищническая природа человека вносит в эту ситуацию свои коррективы.
Мы шагаем в мир господства и подчинения, при котором стремление к господству порождает массовый и очень жестокий шантаж.
Получается ещё один, уже не производственный, а рыночный закон: «всё, чем вас технически можно шантажировать – непременно будет использовано против вас».
И это особенно заметно в эпоху крушения международного права, когда мировая мафия, сидящая на нефтедолларе, отбросила всякую правовую аргументацию, и попросту делает – что взбредёт в голову. Никакое соглашение, действующее сегодня, не может быть гарантированно от того, что завтра мировая мафия его в одностороннем порядке разорвёт и аннулирует. А тогда зачем заключать соглашения и о чём-то договариваться?!
Разумеется, изоляция снижает серию продукта, и усложняет жизнь потребителям. Но выход из этой изоляции в условиях торжества капитализма и краха СССР, его практик планирования – слишком рискован.
Очень часто возможности глобализации оказываются сыром в мышеловке: подманивают выгодами предложения, а потом ломают хребет.
Вот что нужно учитывать и правительству, и каждому из граждан.
В. Авагян, экономист ЭиМ
-----------------------------------------
* Д. Рикардо в своё время сделал вывод: если каждая страна сосредоточилась бы на производстве только того продукта, по которому имеет сравнительное преимущество, — то есть Португалия производила бы только вино, а Англия только сукно, — а затем организовали бы торговлю друг с другом, то каждая страна могла бы потреблять больше вина и сукна, чем если бы производила оба товара самостоятельно.
Оценили 5 человек
8 кармы