Катастрофа права и законности в пацифизме

Законов можно придумать много, хороших и разных. Таких, что скулы ломит от их прекраснодушия и благорастворения. Особенно способствует такому творчеству тихий уют психиатрической лечебницы, или ночь вахтёра, страдающего бессонницей. Никто не отвлекает, сиди да сочиняй прожекты, «как нам обустроить Ассирию», один другого краше…

Куда всё это народное творчество в итоге пойдёт – объяснять не нужно, потому что вы видите, куда оно регулярно идёт. Разумеется, реальная жизнь - зависит не от качества законов, а от их силового, принудительного сопровождения. Если такового нет, то законы могут быть наивысшего содержательного качества, и всё же хуже обычной туалетной бумаги, потому что она мягче и без текста…

Что такое реальная жизнь за пределами психиатрической палаты? Это столкновение силовых группировок, которым всё начинается, и всё заканчивается. Зачем силовым группировкам сталкиваться?

Ну, вначале-то, и в периоды упадка цивилизации они сталкиваются по-волчьи, без каких-то принципиальных отличий. Наука называет это «зоомахией» - борьбой одинаковых зверей. Которые хоть и одинаковые, да два, а каждый хочет остаться один.

Зоомахия – это пространство зоологического террора, в котором идёт борьба за персональную принадлежность материальных благ, и ничего больше. Феодал, побеждающий феодала, не думает о каких-то реформах феодализма или кодексах, он просто хочет жить в замке побеждённого, прибрать к рукам земли побеждённого, и т.п.

В зависимости от глубины кризиса цивилизации зоомахия может сопровождаться правовой демагогией, или нет. Чем глубже упадок культуры, тем меньше нужна правовая демагогия. Например, по мере деградации территории «украина» звери перешли от лживой демагогии о «регулярной сменяемости власти» к более правдивой, хоть и более примитивно-животной позиции: ни к чему вообще симулировать эти «выборы», маета одна, не ко времени они, так что лучше их просто отменить.

Но, как вы понимаете, что отсутствие правовой демагогии мало что меняет: когда она есть, всё то же самое, только «многа букф». Схлестнувшиеся силовые группировки не собираются выполнять никаких законов, независимо от того, говорят ли они про законы, или молчат. Если говорят – то это рудиментарный артефакт погибшей цивилизации, голова античной статуи для колки орехов вождём в шкурах.

+++

Выход из зоомахии связан, как вы понимаете, вовсе не с появлением законов, а с появлением ВЕРЫ в них. Вопреки мнению фетишистов, текст сам по себе никакой силы не имеет. Текст не является заклинанием, способным осуществлять волшебство – магия работает иначе. Текст – я вам объясню – это какой-то носитель и краска поверху. Совокупность условных значков, которая может быть полностью бессмысленной, или содержать в себе великий смысл – но только для способных понять.

Если вы дадите самую мудрую книгу на свете человеку, не умеющему читать, то вряд ли он придумает для этой книги что-то, кроме растопки очага. Для того, чтобы извлечь из книги мудрость, надо УЖЕ ИМЕТЬ мудрость, и это, в определённом смысле парадокс, замкнутый круг: дурак потому дурак, что не читает, а не читает он, потому что дурак. А как из такой ситуации выйти?!

Поэтому можно написать законы хорошие, или плохие, или вообще не писать, оставив бумагу чистой – пока отсутствует вера, всё это будет исполняться одинаково. То есть никак. Вы можете дать ордынском мародёру Канта или пустой блокнот, эффект будет один и тот же.

+++

С появлением веры появляются и т.н. «законники». Первоначально это начётники святых писаний. В Древнем Мире слова «законник» не существует в гражданско-правовом смысле, «законниками» называют верующих, почитающих какую-то священную для них книгу. Так происходит выделение законников из мира беззакония, потому что законники противопоставляют себя живущим зоологическими естественными регуляциями захватного права. Тем, кого «мой бог меня рабом не называл» - следовательно, и никакого закона не навязывал, мол, действуй, Киберслав, по обстоятельствам, как сам прикинешь…

Изначально «законники» - это даже не все монотеисты, а узкая секта среди монотеистов. У многобожников всегда отыщется божок, который любое преступление считает славным подвигом, в этом мире всё относительно, кроме силы. Да и монотеисты бывают разные: много таких, которые говорят – «что-то там сверху есть, конечно, но что, я не знаю, и конкретно чего ему от меня нужно – сказать не могу».

На этом фоне выделяется странная совокупность особо-верующих, которые не только отрицают анархию среди богов, но ещё и почему-то убеждены, что именно им Бог каким-то образом и зачем-то даровал скрижали вечной и неотменяемой Истины. Пока таких людей мало – они особенно бросаются в глаза своими странностями и воспринимаются окружающими как тоталитарная секта. Хорошо это описано у Максима Горького в романе «Мать», где через страницу идёт сравнение кружка марксистов с катакомбными христианами, и все в слободке, включая даже мать главного героя – сперва видят в этом кружке очередную секту, вроде молокан или бегунов-странников.

Для верующих закон – не просто текст (т.е. бумага с частичной прокраской). Они этот текст поглощают в голову, и сами им становятся. А когда они сами стали текстом – то они начинают докучать обществу требованиями по его исполнению. Текст-то, поймите суть, не докучал от слова «вообще»! Он, даже если и был, и даже понятным языком написан – всё равно тихо лежал на полке, пока на самокрутки не пущен. Никаких претензий по поводу своего неисполнения текст закона никому предъявить не может, он «глух и нем».

А когда этим текстом стали живые сектанты – они уже куда настойчивее, они давят, требуют, пристают. Когда их становится много – так и принуждают, объединившись в ватаги.

+++

Принцип стаи хорошо знаком животному миру, и ни у кого не вызывает изумления, или ассоциаций с законностью. Стая – инструмент коллективной охоты хищников. Против них выдвигается стадо – быки встают в круг и рогами бодают. В конфликте между стаями и стадами нет ровным счётом никакого правосознания. Человеческая зоомахия заимствует эту матрицу, и тоже, сбивается в стаи для охоты, по данной линии ничем от волчьей стаи не отличаясь.

Но вообразите, что бык бежал-бежал, устал, сломался, стая волков окружила, бык думает: сейчас сожрут. А его, вместо пожирания, вдруг заставляют… крестится. Пойми, говорят, бык, мы тебя не съедим, мы хотим, чтобы ты наш закон разделял. Не разделишь – тогда загрызём. А разделишь - будешь с нами ходить: ты нас защищай, а мы тебя.

Неожиданно для стаи, согласитесь?

По мере размножения законники стали сбиваться в особые стаи, не для охоты, а из религиозного фанатизма. Очень изумляя этим участников зоомахии, которые то недоумевали до паралича, то обманывали фанатиков до крайности.

С точки зрения материального мира, как была жизнь столкновением силовых группировок, так и осталась. Никакая вера не могла спасти стадо баранов, если его приходили жрать «аутентичные» волки. Но всё чаще стала появляться фигура «волкодава», который стремится не барана загрызть, а свою анатомическую копию – хищного волка.

И это внесло в социальную жизнь много нового. Вместо однообразия гомологических рядов зоомахии появились вкрапления иной битвы. Это когда силовая группировка законников напала на силовую группировку беззаконников, и победила. Причём не ради грабежа побеждённых, а для принуждения их к миру, и почитанию закона.

+++

Ленин в своё время говорил, что социализм – это советская власть плюс электрификация всей страны. Имел в виду, что власть должна быть советской, и при этом опираться на могучую индустрию, мощную производственную базу.

Однако уже Сталин добавил к этому особый компонент: «орден меченосцев». Суровые «меченосцы» (партия как силовая структура) являются стражами как советской власти, так и индустриализации. Уберите стражей с мечами – пыли не останется ни от советской власти, ни от индустрии.

Попытки «перестройки» доказать, что это не так, не только не опровергли, но и ярчайше подтвердили сталинскую правоту.

Не может выжить власть советов сама по себе, как, взяв шире, никакое правовое общество не в состоянии само выжить. Остановить волков могут только волкодавы, а не словоблудие ораторов, не прекраснодушная маниловщина, и не закорючки замысловатых в своём совершенстве законов.

Потому что жизнь в основе своей по-прежнему лишь столкновение силовых группировок. То, что некоторые из этих группировок веруют в закон, а не собственную шкурную выгоду – их дело, их проблемы. Драться их жизнь заставит на равных, без скидок на их верования.

Побеждай в кровавой сваре – и твой закон будет соблюдаться. Победят тебя – значит, и закон твой плох. И сам ты слабак, и всё, что ты проповедуешь – слабаками придумано.

Человек, который взвалил на себя веру в закон – взвалил на себя дополнительную обузу в драке, и не более того. Это его выбор, его решение, это его смысл жизни – но в драке это никак не поможет.

Беззаконники дерутся, как и положено хищным зверям, без правил и снисхождения. Пропустил удар – и карачун твоим законам, победитель свои продиктует. Если захочет. А так-то, вообще-то, какие у хищного зверя законы? Разве что инстинкты первобытные…

Дмитрий Николаев, команда ЭиМ