Рубрика "Научный теизм": "...ТРУДНО ОПРЕДЕЛИТЬ, НЕВОЗМОЖНО ЗАМЕНИТЬ"

В дискуссиях с атеистами я сформулировал для себя довольно внятно одно правило (за что спасибо атеистам, надоумили): религиозную веру, веру в Бога определить трудно, а заменить невозможно. Хотя уместно сказать, что без веры невозможна вообще никакая разумная жизнь (только трилобит может выжить без веры) – не будем размахиваться, и скажем о достаточно узкой сфере социальной жизни, общественной организации.

Точно так же, как здание состоит из кирпичей и связующего их раствора, общество состоит из людей и связующих их в общество веры. Если вера разлагается в душах людей, то общество гибнет, потому что заменить веру «на стяжке» нечем. Много раз, все, кто в истории хотел доказать, что это не так, по итогу (погибая в муках) личным примером доказывали, что это именно так.

Вначале скажем о негативном: искренняя вера очень трудно определима. Вот, к примеру, номинальный коммунист (коих к 1990-му году было 25 млн – кстати, где они?). Установить, что он член партии очень просто: по наличию партбилета и учётной карточки. Как формальное членство, так и его отсутствие – однозначны, лишены какой-либо туманности, таинственности.

А вот как отличить настоящего коммуниста от притворщика? Ведь если он предъявит партбилет – вопрос закроется только для номиналиста. А для реалиста вопрос только начался! 

От того, что человек говорит "верю" – вовсе не следует, что он реально верит. Может, он крестится в храме, а в кармане фига! Бывает и наоборот (правда, реже).

Своей расплывчатой неуловимостью вера всегда раздражала сугубых практиков. И потому всегда были попытки заменить её чем-то более понятным и менее мистическим.

Но…

Если мы, читатель, с вами не «древние укры», а современные люди, то имеем память, которой укры и аквариумные рыбки лишены жестокой природой. Имея память, мы опираемся на опыт истории. А опыт истории нам говорит, что вера в Бога незаменима для существования общества. 

Щадя чувства верующих в атеизм, мы даже не станем ставить вопрос, хорошо это или плохо! Это просто данность, подтверждённая тысячелетиями (включая и ХХ век). Причём в избранном нами узком формате (исследование общественных связей) – данность, лишенная всякого мистицизма, материальная.

Если вы задумали возвести кирпичную кладку без раствора, то даже одноэтажное здание будет весьма хлипким и быстро обрушится. Тем более – если речь идёт о сложном многоэтажном здании! Просто вообразите себе эту картину – пять этажей кирпичной кладки, а раствором кирпичи не связаны – что получится? И – обратите внимание – в этой земной ситуации нет ничего потустороннего, мы специально заузили тему до связи общества, чтобы не говорить о загробном мире!

Если кирпичи между собой не связаны – то стена рухнет. А общество – это тоже здание, только вместо кирпичей в нём люди, а роль связующего раствора играет религиозная вера. И мы с читателем, как люди широких взглядов, прекрасно понимаем, чего в ней так бесит обществоведов-атеистов.

Таинственная неопределённость, неуловимость присутствия/исхода системообразующего фактора - раздражает донельзя. Очень хочется заменить этот туман чем-нибудь более весомым, грубым, зримым. Чтобы удалить элемент таинства, сделать общество от начала до конца рационально объяснимой конструкцией.

Не то, чтобы мы с читателем против, и полагаем даже, что Бог тоже не против: дерзайте, ребята, делайте, попробуйте без Меня – сказал он в 1941 году, посылая под Москву небывалые для ноября сильные морозы. Подсоблю!

В итоге то, что отстояли в 1941 году выпускники церковно-приходских школ (подчёркиваю этот факт, между 1941 и 1917-м всего-то 24(!!!) года) без единого выстрела, с чудовищным позором сдали выпускники советской школы. 

Не слишком много времени потребовалось, как видите, чтобы остаточная инерция религиозного склада мышления угасла. А когда она угасла – приходи, бери голыми руками, людей не осталось, одни крысы…

+++

Когда число людей, искренне верующих в Бога (именно искренних - а не учтённых формально), снижается в обществе до определённой, критической отметки – в социальном распаде нет уже ничего таинственного, ничего загадочного и туманного: он груб и зрим, очевиден, его можно и руками потрогать, он факт, и как факт – упрямая вещь.

Да, веру в Бога определить трудно, и это проблема: но заменить невозможно, и это проблема куда больше первой!

Если вы историк, то, наверное, ощущали, как и я, тот леденящий спину холод, при рассмотрении охранительных систем общества у атеистов: все институты, призванные хранить общество – превращаются, как по волшебству, в катализаторы его распада. 

Как только веру сменяет неверие – государственные и партийные органы, явная и тайная полиции, органы казённой пропаганды, армия с громадьём танковых армад, все общественные организации, типа профсоюзов и ДОСААФа, подцензурные государственные СМИ, академии общественных наук – словом, всё, что призвано ПРОТИВОСТОЯТЬ растлению и разложению – «вдруг» становится их ИСТОЧНИКОМ!

Пытаясь понять эту пандемию предательства, эту массовую измену присяге и долгу – теоретики-атеисты каких только химер не громоздят, вплоть до всесилия замаскированных инопланетян-рептилоидов. А концы с концами всё равно не сходятся!

На самом деле всё не так уж сложно (в теории, о практике другой вопрос). Вообразите себе крепость: в каком агрегатном состоянии находятся слагающие её кирпичи? Правильно, в твёрдом. Теперь представьте, что один кирпич по неведомым нам причинам перешёл в жидкое или газообразное состояние. Или раскрошился в мелкую пыль. Даже если речь идёт об одном кирпиче – это очень опасно: а ну как он занимал важное краеугольное место в кладке? В старых зданиях можно видеть выемки эрозии: часть кирпичей отсутствует, раскрошилась или выдолблена. Случалось видеть?

Но совсем уж плохи дела у крепости, если кирпичи начали переходить в состояние жидкой дристни один за другим, и по многу за раз! Коль уж так пошло, сдаётся мне – не останется на том месте никакой крепости. А вы как думаете?

+++

В дискуссиях с атеистами я пытался объяснить им «ошибку Фейербаха», то ложное положение у Фейербаха (кстати, сбившее с пути молодых Маркса и Энгельса), очень модное во второй половине XIX века. До Фейербаха люди делились на два лагеря: или признавали мораль, но уж вместе с ней и религию, где одно, там и другое. Или же, в роли нигилистов, «вульгарных материалистов» - отвергали религию, но уж тогда вместе с ней и мораль.

Видимо, молодые Маркс и Энгельс очень мучились этим. Им, как и многим в их поколении, очень хотелось Бога выбросить, а мораль оставить. Марксу и Энгельсу (а равно и Чернышевскому – «безбожнику-старообрядцу») чужды были ужасы социал-дарвинизма, спенсеровщины[1], чудовищные домыслы о человеке Фохта, Бюхнера и Молешотта[2]. 

Проще говоря – Маркс и Энгельс не видели в «каннибализме без границ» светлого будущего. Спенсер видел, Жак Аттали в наши дни видит – а Маркс и Энгельс не видели: люди ведь разные…

Потому Маркс и Энгельс сторонились «вульгарного материализма» (они и придумали этот термин, чтобы подчеркнуть – мол, мы не с этими ушлёпками), и даже бранились в его адрес.

Вопрос о Боге был для Маркса и Энгельса закрыт раз и навсегда: Бога нет, и точка. После этого логически наступает «карачун морали» - но этого Маркс и Энгельс не хотели. И тогда они начали плести всякую ахинею про «классовую мораль», «множество моралей», а в основе всей их моральной теории лежали домыслы Фейербаха.

То, что есть в марксизме глубокого и основательного, и сегодня ценного – идёт от Гегеля. А всё пустое и вздорное в нём – плод любви к Фейербаху, человеку неглубокому и легкомысленному. Кратко говоря, этот вертопрах решил, что «чужую беду руками разведу» и мигом «примирил» существование морали с атеизмом (правда, только у себя в голове, что передалось и в головы последователей).

- Понимаете – объяснил Фейербах – для крепкой общественной морали идея Бога не нужна! Мораль общества – штука полезная, без оной ад бы воцарился, не спорю! Но мораль общества – это «родовая сущность» человека, его представление о том, что его роду полезно. Ну, вот всё и разрешилось! Бога выбрасываем, религию – на свалку истории, а мораль поддерживаем рациональными разъяснениями её общественной полезности! И «ça ira», как пели санкюлоты… То есть, «это пойдёт на лад».

Прямо вижу, как молодые Маркс и Энгельс (и всё их поколение) облегчённо вздохнули и утёрли пот со лба: какое счастье, людоедство можно запретить не только именем Бога, но и именем Фейербаха…

А то нам очень не по себе было, понимаете? Бога нет – так мы твёрдо решили и озвучили.. Но тогда надо заниматься людоедством, а нам очень не хочется… А тут Фейербах пришёл, и всё объяснил…

+++

А как было на самом деле? Спойлер: совсем не по Фейербаху. Если идея очень примитивная и кратковременная, то она может быть забыта без последствий. Но всякая великая и многовековая идея – неизбежно оставляет после себя (даже если сама угасает) – многочисленные и ассиметричные аллюзии и паллиативы. Они суть есть «клочок прежнего», органически схожий с прежним, но оборванный, вне связного мышления, остаточный, инерционный.

Совокупность остаточных аллюзий минувшей церковности и составляет перманентно сжимающийся предмет "светской этики"..

Абсолютно прав Фейербах, что общественная мораль есть родовая сущность человека. Это, впрочем, всякому понятно и без него. Если каждый человек «пойдёт по беспределу» - то, ясен пень, человеческий род само-истребится во взаимо-пожирании.

Абсолютно никакого влияния на ПОДДЕРЖАНИЕ общественной морали это не имеет. 

Ошибка Фейербаха в том, что констатация факта, даже самого бесспорного – не есть аргумент к действию.

Допустим, некая отдалённая планета состоит из аммиака – и что с того? Я не собираюсь это оспаривать, с пеной у рта доказывать – нет, мол, не из аммиака она состоит! Мне пофиг, из чего состоит далёкая планета. Если меня насильно усадить за парту, и много часов, с хорошим научно-справочным аппаратом, доказывать, что планета именно из аммиака, я выйду из-за парты в полной уверенности, что так оно и есть. Я не хотел с ними спорить и до приведения аргументов, а уж с такими-то железными аргументами они меня окончательно убедили им не возражать!

Ну, из аммиака она, ну, правы вы, и что?!

В точности по этой же схеме идёт «мораль как родовая сущность» у Фейербаха. С кем он спорит – малопонятно, подозреваем, что со Спенсером, Бюхнером и Молешоттом, с Ламетри, придумавшем, что «человек – машина»[3], то есть спорит он с радикальным крылом собственного атеистического лагеря.

Именно этой публике, как нам кажется, Фейрбах (и примкнувшие к нему после Карл и Фридрих) пытается доказать, что «польза обществу полезна обществу».

Кому, кроме чокнутого Бюхнера, нужно это доказывать?!

Если выразить фейербаховщину одной фразой, то прозвучит такая формула: «Бога нет, а мораль выгодна для общества, для сохранения рода».

А мне, несомненно, было бы очень выгодно, если бы вы немедленно прислали мне тысячу рублей! Вряд ли вы будете спорить с этой МОЕЙ выгодой. Вы не пришлёте мне тысячу не потому, что МНЕ это невыгодно, а потому что – зачем ВАМ блюсти мою выгоду?

«Родовой сущностью» человека является не только мораль (что несомненно), но и кишка пуповины. Наличие у нас пупка доказывает, что каждый из нас её плод и продукт. А теперь вопрос на засыпку: кто из вас помнит, в каком месте погребена его пуповина и плацента? Скорее всего, они утилизированы в вашем роддоме как биомусор, но это неточно. Уверен, что до сегодняшнего дня вы про них вообще не вспоминали – хотя и не сможете возразить, что именно им вы обязаны и своим рождением, и всем благам, которыми вы пользуетесь в жизни. Вы не считаете нужным чтить свою пуповину: она вам послужила, отслужила своё и вы про неё (уверен!) до сего дня вообще не вспоминали…

Но ведь с «родовой сущностью человека» происходит ровным счётом всё то же самое, что и с пуповиной!

+++

Скажем менее аллегорически: никакая неопровержимость утверждения не является мотивом для действия. У нас нет ни желания, ни возможности отвергать аммиачный состав далёкой планеты. Пусть она будет из аммиака, и это сто раз доказано, и ни разу не опровергнуто – она сама по себе, а мы сами по себе. У нас свои дела, свои заботы, своя жизнь. А она из аммиака – да, убедили, красноречивые! И что дальше?

Обещаю вам (чтобы вы, наконец, отвязались), что если меня на улице спросят о составе этой планеты – я скажу, что она из аммиака. И даже не добавлю «но это неточно». Я скажу любознательному прохожему, что она из аммиака, и мало что в мире более убедительно доказано, чем этот её состав! Только обещайте, что вы оставите меня в покое, и дадите уже идти по моим делам!

Наверное, есть такие люди, которые считают Горбачёва мудрым освободителем, Ельцина – борцом за счастье народов, а Чубайса – бессребренником и гуманистом. Но таких людей – мало. Они, в основном, в психиатрических лечебницах. Но есть, наверное, и среди нас. Исчезающе малым процентом.

В подавляющем большинстве каждый из нас давным-давно знает, убеждённый лавиной неопровержимых доказательств, что Горбачёв – глупец и предатель, Ельцин – преступное чудовище, Чубайс – вор и сатанист. Мы все убеждены в этом так же, как в аммиаке той планеты, метафору которой я приводил выше. Если нас спросят – мы так и скажем. Сколько раз спросят – столько и скажем: они предатели, заговорщики, преступники! 

- Да у кого хотите спросите, вон, у первого встречного на улице – кто ж этого не знает?!

Мы не только говорим об этом, но и, когда дают голосовать – соответственно голосуем. Мы бумажку в урну бросаем, думая, что исполнили моральный долг, на основании нашего знания о преступной природе ельцинизма…

Всё, как с аммиачным составом далёкой планеты: ночью разбуди, отчитаемся сонно, но сразу: «она из аммиака».

+++

Какой отсюда вывод? У знания, даже установленного наиболее твёрдо, даже опирающегося на неопровержимые аргументы – нет привода к действию. Нет от слова «совсем»! Если веры нет, то нет и действия, движок разума работает вхолостую, «приводной ремень» ему перерезали. Движок мысли может разгонятся до космических скоростей, жужжать, фырчать, делать удивительные открытия, но всё это – внутри себя. Как «вещь в себе» по терминологии Канта.

Если бы знание имело влияние на действия, то самые глупые люди были бы самыми пассивными, а наиболее интенсивное и развитое мышление вело бы к наиболее интенсивной и разветвлённой деятельности. На что, кстати, рассчитывали коммунисты, уповая, что самые умные, толковые, преданные делу партии будут выдвигаться в «активисты», а кто поглупее – предпочтут оставаться в пассиве…

Но любые, даже самые глубокие и ценные наши познания – не мы сами, а энциклопедия под рукой. Она может быть очень качественной, подробной и содержательной, эта энциклопедия, но сама по себе она и шагу не сделает с книжной полки. Она откроется лишь когда вы захотите её открыть, и на той странице, на которой вы захотите. Энциклопедия – советник, консультант, но никоим образом не «орган действия».

Как желание действовать, так и преодоление в себе страха действия – движимы только и исключительно нашей верой. Можно всё знать, всё понимать – и ничего не делать. Что, кстати, с нами и случилось: не будем врать, что люди с лучшим в мире техническим образованием, советские люди, которых пичкали книжной премудростью с яслей – ничего не понимали о хищниках, захвативших страну. Всё они понимали. Но разрушение веры есть разрушение двигательной активности, сиречь – паралич. Прогрессивный паралич неверия.

+++

Вот вообразите двух людей: оба делают деревянные ложки. Один делает их очень плохо, коряво – но в огромном восторге, видя в своих действиях великий смысл. Другой куда более рукаст, и мог бы выточить деревянную ложку-шедевр. Но он не видит в этом смысла. Когда учился – видел, а потом потерял смысл. Он не хочет вырезать ложку, не мотивирован этого делать, не заинтересован. Он убеждён, что резьба по дереву в его случае – пустая трата времени и бессмысленный расход сил.

А если так – то важна ли его техническая умелость?!

Тот, кто делает ложки плохо, но с восторгом – постепенно научится их делать хорошо («переход количества в качество» называется). Но тот, кто не хочет делать ложки – потеряет со временем свою квалификацию, какой бы высокой она ни была на старте.

Даже очень тупенький человек, но верующий – способен многое изменить в жизни. Его активность опирается на веру, орган действия. Верующий бросает вызов потоку, идёт против течения, ломает преграды. Это как если бы Ельцин и Чубайс пришли к Жанне д'Арк и Козьме Минину с князем Пожарским!

Но Ельцин и Чубайс, плотоядные рептилии, приползли в страну, в которой вера истончилась до предельной хрупкости. Ничего не поднялось под знамёна Жанны, ничего (кроме говна) не забурлило в Нижнем Новгороде…

- Послушай, этот ящер жрёт людей!
- Я знаю!
- Ну, надо же что-то делать!
- А смысл?!
- Ну, как?! Людей от людоедов спасать!
- Я понимаю, а смысл их спасать? Потом всё равно помрут… Могли бы и вообще не рождаться, и запросто, на каждого родившегося по два аборта…

Ещё святитель Игнатий (Брянчанинов) подчёркивал, что собственной силы у масонства нет, а вся его сверхсила извлекается из разложения окружающий среды (это я современными словами пересказываю). Масонство не ветер – а парус, ловящий ветры. Парус сам по себе, без ветра, никакой двигательной силы не имеет, он повис бы тряпочкой, если бы ветра не было[4]. Только собственным гниением, только выделяемой при разложении души энергией и могут быть сильны Горбачёвы и Ельцины, обманщики, пришедшие к обманщикам.

+++

Проблема «светской этики» вовсе не в том, что кто-то пытается её публично отвергать. Публично с ней все согласны, за исключением, разве что, эпатажных отморозков, которые не слишком опасны, в силу редкости и вычурности их открытого хулиганства.

Проблема «светской этики» в том, что в ней затухает двигательная активность морального сопротивления злу. Способность к моральной диагностике, в большинстве случаев, сохраняется, и даже в безупречном состоянии, но вся сводится к рекомендациям – «что нужно сделать другим, дабы это безобразие прекратилось».

Фейребаховщина в легкомыслии своём исходит из того, что зло – лишь незнание, некомпетентность, и достаточно лишь как следует объяснить жизнь злодею – как он тут же из Савла в Павла обернётся. Потому «светская этика» и сводится к занудному морализаторству, чтению друг другу нотаций, в уповании, что «Чубайс, наконец, прозреет и осознает, что…»

Но в жизни не так. У зла свои источники, и с уровнем компетенции они никак не связаны. Зло может всё понимать – и чаще всего оно всё понимает. Зло может быть очень компетентным – и от этого становится только злее.

Практикующее зло – есть вера во зло, и противопоставить ей можно только веру в добро, и обе они «слепые».

Адресованные злодеям рассудочные выкладки в благообразном советском стиле – только подзадоривают зло, и смешат его. Довольно мир их слушал – однако же выслушал из них только Пиночета да Ельцина.

Кратко говоря: наши знания – «вещь в себе», «чёрный ящик», а действуем мы по вере своей.

Нет веры – нет и разумной жизни. Нет идеи Бога – нет никому дела до того, как разумно обстроить жизнь (если у вас насчёт этого сомнения – вспомните 80-е в СССР, посмотрите советские фильмы 80-х, передающие дух времени).

Да, изуверская вера порождает изуверские поступки, и это так же верно, как и то, что:

Никакая вера не порождает никаких поступков.

Безверие порождает меланхолию, которая, возрастая - плавно перетекает в небытие. Так что даже и не заметишь грань между меланхолией и смертью (именно так наши «эстетствующие интеллектуалы» в «белых одеждах» просмотрели 1991 год).

И это единственный вывод, который мы можем сделать из научной мировой истории.

А кто хочет делать выводы из сказочных «фентези» - ну, вольному воля…

Николай Выхин, команда ЭиМ

-------------------------

[1] Социал-дарвинизм — это направление, которое сочетает либеральную теорию «экономического человека» с идеями Дарвина о «борьбе за выживание» как движущей силе эволюции. Наиболее ярким выразителем социал-дарвинизма стал английский философ и социолог Герберт Спенсер. Спенсер считал, что общество для человека является тем же самым, чем природа для животных, и в обществе в полной мере действуют законы «естественного отбора» — «выживает сильнейший». По Спенсеру, каждый может делать, что пожелает для удовлетворения своих эгоистических интересов, и сильные добиваются в этом больших результатов, чем слабые, которые обречены на поражение.

 [2] В России вульгарный материализм был достаточно популярен в 1860-е годы («физиологические картины» Фохта, Бюхнера и Молешотта переводил и реферировал Д. И. Писарев), хотя некоторые революционные демократы подвергали его критике. В романе Достоевского «Бесы» нигилисты рубят иконы и зажигают церковные свечи перед произведениями этих трёх авторов. 

[3] «Человек-машина» — это книга французского философа Жюльена Офре де Ламетри, опубликованная в 1747 году. В книге Ламетри представил человека в качестве сложного механизма, сравнимого с часами, только намного более изощрёнными. Он утверждал, что все мысли, чувства и действия объясняются физическими процессами в теле и мозге. Ламетри выступил против тогдашних религиозных и дуалистических представлений о человеке, которые разделяли душу и тело на две отдельные сущности. 

[4] Святитель Игнатий (Брянчанинов): "Масонство - этот мыльный пузырь мнимой мощи и псевдоинтеллекта - в первую очередь надувается духом времени. В любой момент истории - возьми на пробу содержимое этого пузыря - и ты поймешь, что носится в воздухе".