Есть такое фундаментальное философское понятие, как упорядочивание. Оно предполагает:
1) Существование,
2) Наведение,
определённого правильного состояния жизни. Оно – опять же, философски, фундаментально – противостоит беспорядку, хаосу. То есть множеству неправильных и неопределённых состояний, которому противопоставляется (сперва, разумеется, в сознании, как идея) правильное и определённое состояние.
Что же является «дочерним» от вышеописанного? Совершенно очевидно, что «дочерними структурами» идеи упорядочивания жизни выступают мораль, закон, критерии психиатрической вменяемости, а так же культура доказательного мышления, предполагающая систему аргументации в процессе познания мира, изучения наук.
Если устранить в «корневом каталоге» идею упорядочивания, то всё это окажется и невозможным, и ненужным. Если, к примеру, есть «правильное» мышление, то есть и правила. А если правил нет – то не может быть и «неправильного» мышления, никакая форма мышления не может быть признана неправильной, неистинной.
Отсюда «горячий привет» психиатрии и методологии преподавания научных дисциплин. Или в вашей основе есть идея упорядочивания мира, или вас нет!
Мораль и закон тоже исходят из того, что есть правильный порядок, и есть его нарушения, норма поведения, и, соответственно, отход от неё. Ежели её бы не было – то от чего отходить?!
+++
Этой идее упорядочивания жизни противостоит ЗООЛОГИЗМ, т.е. идея саморегуляции жизненных процессов, которые не нужно, да и невозможно регулировать. В её пределе возникает «весёленький мир», в котором нет ничего святого, ничего запретного, и кто попало убивает, кого попало, грабит, кого попало, насилует кого попало, жрёт, что попало и т.п. И это не просто какая-то умозрительная конструкция, этот мир, на закваске чистого зоологизма (социал-дарвинизма) почти уже сложился!
Очень важно понять (лучше поздно, чем никогда!) что никакие альтернативные формы планирования не являются отрицанием самого принципа планирования. Никакое обсуждение смены одной формы порядка другой не является отрицанием самого принципа упорядочивания.
Допустим, жизнь организована определённым образом.
Нам не нравится, как она организована.
Мы предлагаем организовать жизнь иначе – это не значит, что мы предлагаем дезорганизовать её!
Исправление ошибки приводит к новому ответу – но не к отсутствию ответа, как такового (иначе это уже не исправление ошибки, а безумие и апокалипсис)!
Допустим, принято считать, что 2х2=5.
Мы предлагаем вместо 5 - 4. Но это же не значит, что мы предлагаем «любое другое число, кроме 5»! Был один ответ, однозначный. Мы предложили другой, но тоже однозначный ответ.
+++
Фокус в том, что любой вариант упорядочивания находится внутри социализма, как идеи построения «правильной» жизни, отличающейся от «неправильных» форм жизни. Видя, к примеру, ошибки в планировании, мы не только имеем право, но даже и обязаны, должны – обличить их, исправить. Но в таком формате, как ни крути – всё равно получится внутренний спор социалистов между собой!
Одни говорят «брито», другие «стрижено», но ведь обе стороны исходят из парикмахерских действий.
Потому что если сказать – пусть всё течёт, как течёт, пусть все делают, кому что вздумается – то ведь невозможны ни мораль, ни закон, ни критерии психической вменяемости, ни борьба со лженаукой, ни… Да, собственно, на форме жизни «человек разумный» можно вполне ставить крест!
Разумность не нужна и невозможна, если в ней всё амбивалентно, всё переменно, и нет никаких констант. Самыми первыми шагами Разума при его становлении, без которого попросту невозможны последующие шаги, это:
1) Отделение Добра от зла
2) Отделение Истины от заблуждений и лжи.
Если этого СНАЧАЛА не сделать, то все мыслительные операции бессмысленны, да и невозможны. Зачем мы к чему-то стремимся, если в благе его не уверены? Зачем нам с чем-то бороться, если мы не уверены, что это зло?
Но отделив Добро от зла, а Истину от лжи, Разум обречён выстраивать системы поощрения и предотвращения. Это и называется «упорядочивание жизни», сходное с прополкой грядки: что нам нужно, насаждаем, а что считаем вредным – удаляем, выкорчевываем. Этим, собственно, огород разумного существа отличается от дикой поляны в диком лесу.
Как только мы приступили к упорядочиванию жизни – «ловушка социализма» за нами тут же «захлопнулась». Сама идея порядка автоматически включает насаждение и отсечение, противоположные зоологической (либеральной) свободе и рыночной неопределённости, принципиальному отказу планировать. Ведь планировать – это, значит, понимать свои действия, понимать, к чему они ведут, понимать причинно-следственные связи.
Если нам чего-то надо, а мы говорим «нам безразлично, вырастет оно или не вырастет» - значит, нам этого не надо. Если нам что-то омерзительно и противно, но мы никак не препятствуем ему быть – значит, оно нам не противно и не омерзительно. А как иначе-то?!
+++
Враги коммунизма лгут, что у него, якобы есть единая версия. Но любой, кто хоть немного образован, легко опровергнет эту ложь: у коммунизма никогда не было единой во всех деталях версии! Будучи лишь одной из локаций коммунизма, СССР за 70 лет умудрился поменять несколько версий, фактически с каждым вождём выдвигая новое представление о коммунизме.
Из этого можно сделать другой ошибочный вывод: раз так, то никакого коммунизма вообще нет, это звук пустой, химера, каждый псих вкладывает в это слово какие-то свои собственные домыслы, и т.п.
Но это тоже, очевидным образом, не так!
Базовой и единой идеей социализма (и коммунизма, как его развитой формы) является насаждение «правильных» форм жизни, с преодолением и устранением «неправильных».
Формула тут такова (как в таблице умножения): есть один правильный ответ и множество неправильных. Правильный или установлен, или мы его пока ещё только ищем, но намерены найти, и именно как единственно-правильный.
Чтобы проще было это понять, вообразите себе таблицу с двумя колонками. Мы не знаем, что записано в этих колонках, но это не значит, что самой таблицы не существует! Понятно, что у разных бухгалтерий разные цифры в колонке «дебет» и колонке «кредит», но обе колонки есть у всех бухгалтерий (иначе пропадает смысл существования бухгалтерии).
+++
Изначальная теоретическая версия социализма – «белая и пушистая». Красной она стала потом, от крови. А вначале она была белая и пушистая: члены общества свободно обсуждают, что хорошо, а что плохо, в режиме аргументированной дискуссии все явления жизни распределяют по двум колонкам: добро и зло.
Есть то, что нужно поддерживать, насаждать, умножать. А есть то, что нужно удалять, устранять, от чего следует избавляться. Сама по себе идея коммунизма исходит из религиозности: из того, что Добро существует, и познаваемо.
И зло тоже существует, и познаваемо. Изначально религиозный человек в рамках культа ставил базовый вопрос (собственно, и породивший цивилизацию, как таковую):
- Что в жизни соответствует Закону Божьему?
- А что не соответствует и противоречит Закону Божьему?
А вопросы эти вовсе не так просты, как может показаться на первый взгляд, и потому, как на дрожжах, ОТ НИХ стала развиваться культура доказательного мышления, логика, система аргументации, в которой не удар дубиной, а ссылка в рамках принятой кодификации является главным доказательством правоты в дискуссии.
Ты говоришь, что служишь добру? А докажи! Логически свяжи своё поведение с божественной заповедью! Ты говоришь, что другой человек делает зло? А докажи! Построй логическую связь между конкретным поведением этого человека и сакральным табу!
+++
Это как раз и есть та точка, откуда пошло развитие научных дисциплин, правоведения, морали, психиатрии и т.п. Это разные ветви (с веками всё дальше расходящиеся) но корень то у них очевидно-един! Есть благо, и его нужно достичь. Есть зло – и его нужно устранить. Этим занимаются и отвлечённые науки, и юридические, и сфера культуры, да и вообще – все институты цивилизации.
Две колонки, как у бухгалтера, сиди и сортируй: в правую – всё то, чего должно стать больше. В левую – всё то, чего должно стать меньше. При этом ошибки не только могут быть, но и неизбежны. Иначе бы и не потребовались ни логика, ни вся культура доказательств: ведь где ничего опровергать не нужно, и доказательства не нужны!
Там поприще широко: очень быстро рядом с добросовестными заблуждениями людей появились и оккультные мороки, т.е. сознательная подмена добра и зла для торжества какой-либо локации в ущерб для общей совокупности. Вор не напишет на лбу «вор» - он, наоборот, громче всех орёт «держи вора». Разумеется, и всякий лжесоциалист не говорит, что он лжесоциалист, а наоборот, с пеной у рта кричит: именно моя форма (которую он придумал, чтобы всех обмануть) и есть настоящий социализм!
+++
Но, как бы ни была сложна и запутана внутренняя борьба социалистов – мы понимаем, что вся цивилизация, без остатка и исключения, герметично закупорена в этой борьбе. Отменить потребность в насаждении добра и устранении зла – значит, подорвать сам фундамент цивилизации: ведь тогда она в прямом и буквальном смысле существует «ни для чего».
Разумное существо не может остаться разумным, если разучится отделять добро от зла и мечтать искоренить определённое «злом». Между тем антикоммунизм как раз и требует:
1) Прекратить различать добро и зло.
2) Не пытаться устранить зло (тем более, что его и не выделили из общей свалки житейских событий).
При этом антикоммунизм имеет собственную, мягко говоря, «экзотическую» версию картины мира. В ней «злом» выступает коммунизм, т.е. способность и желание отличать добро от зла, закон от беззакония, и т.п.
В этой причудливой картине мира всё, что лишено приставки «красный» лишено и осуждения. Осуждается не террор, а только «красный террор» (иной же признан полезным и благотворным), не концлагеря, а только «ГУЛАГ» (а если концлагерь создан врагами коммунистов, то он похвалы достоин) и т.п.
+++
Между тем, чем решительнее отказ от социализма, тем решительнее отказ от всякого упорядочивания жизни, провал в первичную биосферу, в которой все всех жрут, и всё зависит только от уникальной случайности. Лев, конечно, сильнее шакала, но если лев болен или мёртв – то шакал его ест, и т.п. Трупные черви выступают вершиной этого антимира, мира перевёрнутых ценностей, потому что они «едят последними».
Навязывание именно такого мира и привело социалистов к красному цвету крови (причём не сразу, а через долгий ряд их истерик) из первоначальной, белой и пушистой, версии. Причина проста: с ними просто отказывались разговаривать. Вместо того, чтобы опровергать аргументы – проламывали череп тому, кто выдвигает аргументы. Чтобы другим неповадно стало.
Со всеми вытекающими для деления явлений на добро и зло, истину и ложь, для культуры доказательного мышления и искусства дискутировать (при таком отношении попросту ненужного: мышцы качай, дурак, а не книжки читай!).
+++
В конце ХХ века антикоммунизм предстал в двух прокатных версиях. Первая говорила, что упорядочивать жизнь вообще не надо, а пусть просто раз за разом побеждает сильнейший, заранее неизвестно кто – строго по Дарвину. Вторая – что упорядочивание нужно, но оно вырастет… из хаоса. Первая версия известна как «фашизм», вторая – как «либеральная демократия».
Энтропическая природа обоих подходов – лежит на поверхности, и видна невооружённым взглядом.
Либеральная демократия в 1989-90 годах представляла себя (разумеется, лживо) – как «улучшенная версия социализма». Людям внушали, что все институты цивилизации продолжат работать, но только лучше и эффективнее, чем в СССР. Вас не лишат жилья, а наоборот, предоставят его больше и комфортнее. Суды будут всё так же судить – но только тщательнее и проницательнее. Образования вас не лишат – но наоборот, сделают его более качественным и информативным, и т.п.
На это люди и купились – а на что иное они могли купиться?! Люди не понимали (в 1990-91 годах особенно) что речь идёт не о совершенствовании механизмов цивилизации, а об их сломе, ликвидации! О том, что в конце «крутого маршрута» все институты попросту исчезнут, как объективная реальность, а «правом» станут называть силу, и ничего больше.
Если представить цивилизацию в виде лестницы к идеалу, то это даже не спуск на ступень или три ступени ниже, а это обрушение самой лестницы, как таковой.
Если же мы возьмём современного украинского дегенерата – то он в корне отличается от активиста «перестройки» 1990-го года, хотя напрямую и вырос из него (как бабочка из гусеницы). Украинский дегенерат (и, взяв шире, либеральные зомби) не в состоянии не только оценить факт, но даже и просто установить его.
Мышление складывается из двух стадий: установка факта и его оценка. Если кто-то хочет меня убить, а я этого не понимаю, то я не могу возмутиться, «перепрыгнув» через аналитическую стадию, не умея установить злого умысла. Чтобы негодовать – я сперва должен понять. А если я не способен даже понимать того, что со мной делают, куда ведут – то как ждать от меня оценочных реакций?! Но это уже терминальная стадия разложения мозга и некроза цивилизации.
Что же касается либеральной демократии, то проблема её не в том, что она даёт мало прекраснодушных обещаний (она даёт таких обещаний больше, чем любая другая система), а в том, что ни одно её обещание не имеет обеспечительного базиса. Это как рассуждение, что если бы боксёр перестал меня бить, и сел бы со мной играть в шахматы, то я бы у него выиграл. Очень может быть – но кто заставить боксёра выбрать именно шахматы орудием дуэли?!
Многое чуждо антикоммунизму, но наиболее чужда ему реалистичная оценка природы человека. По сути, он выбросил золотую середину, и включил в себя две крайности, которые диалектически смыкаются в ничто.
Религиозный, культовый взгляд на природу человека дал два необходимых цивилизации логических полюса работы с человеком:
1) Богоподобие
2) Грехопадение.
Богоподобие делает идеал доступным, возможным, вероятным, а грехопадение – проблемным, сложно достижимым.
Если из этой схемы выбросить хотя бы один элемент – то сразу очевидно, что цивилизации и культуре делать нечего. Если идеал недоступен и невозможен, то это снимает все вопросы к социальной работе. А если он гарантирован – тоже.
То есть: нам нужен кувшин, но у нас есть только глина. Если мы будем правильно работать с глиной, то получим кувшин. Если неправильно – то нет. А если сразу принять, что глины нет? Или если считать, что кувшин уже есть, или что он вовсе не нужен?
+++
Социал-дарвинизм, гностический фундамент фашизма, рассматривает человека как разновидность плесени и случайный продукт брожения гнили.
Это существо, которое случайно и нелепо появилось, и – заранее известно – так же исчезнет, обратившись в ничто. Отсюда и логика социал-дарвинистов: «ващще неважно» что происходит с этим существом между двумя бессмыслицами, его появлением ни для чего, и его исчезновением в никуда.
Потому нисколько не важно (и является лишь делом личных вкусовых пристрастий) – сколько выживет людей, как они будут жить, и выживет ли вообще кто-нибудь.
Биосфера регулярно стирает множество видов, и одним больше, одним меньше – невелика потеря (как, впрочем, и потеря её всей).
Экологический фашизм рассматривает человека как зло, и его повышенную смертность как благо. Кроме этой крайности (весьма популярной на современном Западе) есть и такое распространённое мнение, что человек – ноль, ничего плохого, но и ничего хорошего, плюс ноль, минус ноль на сумму не влияет.
Укоренившись, такого рода картина мира порождает чудовищные картины гигантских зверств, столь поражающих ранимое воображение гуманистов.
+++
Но есть и другая крайность, когда человека признают богоподобным, но не грехопадшим. Она свойственная либеральной демократии (например, горбачёвщине). Такой взгляд, в корне оторванный от реальности, выставляет человека изначально идеальным, который, если ему дать свободу – только добро и станет делать. А злым он был только как почтальон Печкин без велосипеда, то есть потому что у него свободы не было…
Цивилизации незачем существовать, если она не признаёт богоподобия человека: если он плесень, то восходить ему некуда и незачем. Но цивилизация не может выжить и без понимания глубины грехопадения человека, без понимания того, насколько он сырой материал для идеального, пока существующего только умозрительно, общества.
Если дать человеку свободу без ограничений, то он (как уже много раз бывало) – в эйфории самолюбования всё расхерачит.
Если же не видеть в человеке ничего, кроме зверя, то не остаётся ничего, кроме как отстреливать его.
+++
Потому мы и говорим, что цивилизация (в самых ранних её формах) является зачаточной, начальной формой социализма точно так же, как сам социализм является начальной формой коммунизма.
Здесь очень чётко видны стадии развития общества, как единого организма, обладающего единым, коллективным разумом (в итоге, если не сразу).
Вначале образуется некий эмбрион, очень маленький, слабый и беспомощный, который ещё не умеет, а только мучительно учится отличать добро от зла, истину от лжи, и его система аргументации находится в самом зачаточном состоянии. Как и понимание её важности – тоже. То есть и сам человек ранней культуры очень слабо умеет что-то доказывать, и слушать его доказательства тоже мало кто хочет. Дубиной-то махать легче, чем в этом богословском крючкотворстве сутяжничать!
Но, если цивилизация не погибает – то её эмбрион развивается. Он из зачаточного состояния становится всё более умным и всё более сильным. Он учится искать Истину, и учится её отстаивать, защищать. Он в одной руке держит измерительный прибор, а в другой – карающий меч, без которого измерительный прибор сломают, а его самого съедят.
Он только потому и выделяется из дикой природы, из биосферы – что не просто борется за выживание, личное и групповое (хотя его никто не освобождает от такой борьбы), но и, «в нагрузку», отягощая себя в драке, несёт на себе груз идеалов для дальнейшего раскрытия в отдалённой перспективе.
У него из века в век всё больше и больше средств навязать окружающей среде то, что он считает правильным. И всё больше и больше средств, чтобы удалить из неё всё, что он считает неправильным. Эта зачистка реальности под идеал – конечно, искусственна, противоречит естеству биосферы, и инстинкту свободы живого существа. Почему, собственно, социалистов всегда и упрекают в том, что их прожекты «профессора в кабинетах придумали» (что, в общем-то, правда).
Потому что предшественник социалистов не просто искал готовую пещеру (как делают звери), а выдумал искусственно себе выстроить жилище. Не то, какое есть, а то, какое должно быть, какое вышло из его мечты, из его идеала, фантазии. Этот процесс непреодолим – если речь не идёт о сломе цивилизации и уничтожении вида «человек разумный».
Но, увы, он преодолим (и часто поворачивает вспять) – когда с людьми случаются рецедивы зоологизма, одичания.
Как только мы решили для себя, что недопустимо кому попало убивать и жрать кого попало – мы уже встали на путь социализма. Остальное в нём – приложится в виде раскрытия этой логики…
Николай ВЫХИН, команда ЭиМ
Оценили 10 человек
18 кармы