МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ ПОНИМАНИЕ ИСТОРИИ НЕВОЗМОЖНО…

Заголовок дан ради скандальной привлекательности: понимать историю можно как угодно, в том числе и материалистически, многие так и делают. Речь о том, что такое понимание будет неадекватным, оно заведёт субъективное мнение в тупик конфликта с объективной реальностью. В полемическом задоре, несколько упрощённо, мы можем выдвинуть такой тезис: где материя, там ещё нет истории, где история – там уже нет материи.

Вот, скажем, есть у вас часы с кукушкой. У них движутся стрелки, и каждый час кукушка выскакивает из окошечка, кукует. Движение есть, но есть ли в нём история? Движение механизма предопределено. Когда стрелки опишут полный круг, они всё начнут сначала. И кукушка, спрятавшись в положенный срок, в положенный снова выскочит. История ли это? Думаем, что нет.

Нам возразят, и справедливо возразят, что часы с кукушкой однажды сломаются. Это будет чрезвычайное явление, уже напоминающее исторический факт. Потому что оно случается однажды и неожиданно. Но когда мы отрицаем историю в предопределённых материальных процессах, мы же подчёркиваем, что полемически упрощаем!

Да, поломка часов, в отличие от их кругооборота уже «почти история». Вот они были на ходу. А вот сломались. Но данная история – энтропическая история. Она отражает закон накопления энтропии в неодушевлённом, материальном механизме. Казалось бы, он ходит по кругу и не может выйти из единожды заданного алгоритма. Ан нет! Однажды «металл устаёт» и ломается. Это уже не алгоритм, а как бы воля материи. Воля к неизбежному (вопрос только во времени) самоупрощению неуправляемой разумом системы.

Если мы попытаемся понять историю материалистически (как нам активно навязывали) – то обречены будем видеть её нисходящей в ничто. Она как бы ещё есть – стрелки крутятся, кукушка выскакивает каждый час – но только пока завод часов не кончился или поломка не вышла. В итоге: были часы, и перестали быть часами. Как материальный предмет они остались, но двигательная активность в них заглохла.

Если история человечества – такие вот часы, то она обречена нисходить в ноль. Открытым остаётся вопрос – как она вообще началась? Но, из сочувствия к материалистам обходя этот вопрос (пусть как-то началась, давно было, никто из свидетелей не дожил до наших дней, так что дело тёмное) - спросим у них: а какова её перспектива? Ну ведь очевидно же, что накопление энтропии в механическом движении доконает его, сведёт на нет!

Никакого восхождения (и малопонятно – что материалисты понимают под этим словом? ! ) быть не может.

Общественная система, если её понимать материалистически, обречена упрощаться. То есть невозможно из феодализма попасть в капитализм, а вот обратный путь очень даже очевиден, и, собственно, материалистами реализуется (причём даже без их воли и сознания, объективным процессом).

Всякий собственник, даже если начал гиперактивным дельцом – стремится к покою. Он устаёт, выгорает, стареет, его одолевают хвори. Наконец, он умирает – и его собственность переходит к наследникам. А чего им хочется – балдеть на достигнутом, или трудится неистово, днём и ночью, развивая полученное в наследство производство? ! Вопрос риторический…

Кот, которого сытно кормят хозяева – всё больше и больше спит. Из активного хищника, охотника он превращается в ленивого и тупого, сонного домашнего паразита. То же самое происходит и с богатыми по мере их усталости или наследования их богатств. Изначально, столкнувшись с вызовом нищеты, с угрозой голода и уничтожения, с жестокой борьбой за существование – капиталист, может быть, и «включает активного».

Но в его победе заключено и его угасание. Он делает всё, чтобы устранить угрозы, сделавшие его активным, а раз уходит причина активности, то гаснет и сама активность. Предпринимательский доход превращается в феодальную «мёртвую ренту», получение которой так обустроено, что вообще не требует никаких личных качеств от получателя.

Вкладчик в банке может не появляться годами – но, пока банк не надумает его «кинуть», процент на капитал там будет механически начисляться. Где при этом спит вкладчик (Обломов), встаёт ли он вообще с кровати – уже неважно.

В конечном счёте это формирует феодальную систему, в которой привилегии хозяина-собственника врождённые, от его личности и его личного вклада никак не зависящие. И это весьма понятно. В отличие от странной схемы, в которой, непонятно какой нуждой укушенный собственник вдруг превращается в гиперактивного инноватора, труженика, одержимого «протестантской трудовой этикой», и вместо снижения своей личной активности почему-то наращивает её…

Потому мы и говорим, что видеть в феодализме недоразвитый капитализм – неверно. Всё с точностью до наоборот: капитализм есть недоразвитый феодализм. Это разворошенный какой-то палкой феодальный муравейник, в котором муравьи отчаянно и быстро снуют туда-сюда, восстанавливая разрушенные ходы. Как говорит Н. Дроздов – «не будем им мешать и просто понаблюдаем за ними». Они восстановят разрушенное, и снова возникнет состояние покоя, до следующей катастрофы…

+++

Материалистическое понимание истории допускает только два состояния: либо механическое исполнение вложенного алгоритма (механическая кукушка кукует каждый час), или поломку (кукушка перестала куковать).

А что ещё может дать Сознание, если оно определяется материей, окружающим материальным миром? Если оно суть «отражение» происходящих в материи процессов? Если в зеркале стало отражаться то, чего в комнате нет – это уже мистика какая-то, привидения! Если на фотографии появляется то, чего не было перед фотографом – это пир для экстрасенсов!

Если бы сознание формировалось бытием, если бы оно лишь отражало вторично то, что есть в материальном мире – то либо отразило бы механическое движение, либо поломку. И то, и другое – задним числом. Мы видим, что часы ходят – и через некоторое время понимаем: им свойственно ходить. Мы видим, что часы сломались – и через некоторое время понимаем, что они сломались. Не сразу! Некоторое время мы по привычке ждём, что стрелка передвинется, а она не двигается, и постепенно до нас доходит отражение материальной реальности: эти часы больше не ходят.

Так же и капитализм при материалистическом понимании истории может или функционировать по алгоритму, или сломаться. Предположим, что все добросовестно исполняют свои обязанности – и он крутится, как в учебнике описано. Потом появляется один халтурщик, другой, там коррупция, тут халатность, и кругооборот капитала становится всё более неровным, дёрганным, нелепым…

Но с чего, скажите, ему развиваться во что-то более сложное? Часы с кукушкой куковали-куковали, и стали вдруг электронными? Открываем – а там вместо колёсиков микросхемы! Материалист объясняет, что «это они сами», потому что кукушка устала от эксплуатации, и перешла к новым производительным силам…

Материя устать может. Факт! Но устав, материя сломается – и только.

+++

Поэтому мы и говорим (несколько упрощённо), что где материя – там ещё нет истории, а где собственно-история появляется, там уже нет материи. Не в том смысле, что её вообще нет, а в том смысле, что совсем не в ней дело.

Упрощение наше заключается в том, что у материи есть собственная история, и суть этой истории – в стремлении материи к полному покою. Часы не хотят ходить. Если вы перестанете их заставлять, перестанете их заводить, перестанете в них лезть с отвёрткой при поломках – они остановятся. И без вас, часовых дел мастеров – навеки.

Любая материальная система если и движется – то имея прицел на угасание движения. Это кажется отвлечённо й и заумной философией, но, скажем, торжество материалистического понимания истории привело к тому, что СССР уснул, как рыба на берегу. Торжество материалистических взглядов привело к тому, что все процессы стали угасать, замедляться – а если материалисты этого субъективно не понимали, то тем горше их трагедия!

Что оборона, что производство, что культурное развитие: притупление вызова ведёт и к притуплению ответа. Человек начала ХХ века побеждал лень инстинктом самосохранения. В непосредственной близости к своим убийцам он проявлял активность, подавляя свою лень…

Но вызовы притупились. Каши стало досыта, а угрозу физического убийства вроде как отодвинул «ядерный щит»… И то, что в человеке побеждало «инстинкт экономности действий» (в просторечии «лень») – перестало её побеждать…

И потекли в советском обществе процессы ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ожиданиям Маркса и марксистов.

«Технология, — говорит Маркс („Капитал“, I), — вскрывает активное отношение человека к природе, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений».

«Проистекающих из них»! То есть человек плохой, потому что плохо живёт, мало кушает, весь в нужде. А стал продуктивнее работать – стало посытнее, и он стал… подобрее? Дали хлеб – добрый, дали сыр с маслом, ещё добрее, положили сверху икру – совсем раздобрел… в духовном смысле!

Популяризировал это почтальон Печкин из Простоквашино, который был злой, пока у него велосипеда не было (есть версия – что седла на велосипеде не было – вот и был злой). А появился у Печкина велосипед («непосредственный процесс производства его жизни») и развился («Шариков» - зачёркнуто) Печкин развился в «чрезвычайно высокую психическую личность»!

Простите за банальность, но для цивилизации важно не то, что Печкин или Шариков кушают, а то, во что они верят. Свинью можно кормить исключительно ананасами в шампанском – она свиньёй и останется, только спьянеет.

Цельную формулировку основных положений материализма, распространённого на человеческое общество и его историю, Маркс дал в предисловии к сочинению «К критике политической экономии» в следующих словах:

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в определённые, необходимые, от их воли не зависящие (? ! - ЭиМ), отношения — производственные отношения… Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определённые формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание».

Эта цитата – приговор всему марксизму, вкупе с другой, такой же безаппеляционной:

«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»[1].

Задача Маркса, как видим, весьма нелепа, но капитализм весьма её облегчил. Он создал такое положение людей, при которым им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО захотелось перемен по принципу «хуже не будет». Перефразируя Льва Толстого скажем: уничтожить «теперешнее состояние», полное кричащих противоречий и крайне уродливое – «и несложно, и не почётно». Ну, сломаешь ты это уродство – а ради чего? Ради «идеала, с которым должна сообразоваться действительность»? Нет. Просто, чтобы сломать.

Злой мальчик взял дурацкую, безобразную по виду игрушку и сломал её. И что, мы теперь должны считать его великим конструктором и гениальным инженером на основании того, что сломанная игрушка была дурацкой и безобразной? !

+++

Комментируя Маркса, В. И. Ленин писал, что «… на известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями…Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции».

То есть Ленин и сам верил, и за Марксом числил, что производительные силы толкают собой прогресс, восхождение, усложнение и совершенствование общества.

Но закон накопления энтропии в неодушевлённой материи говорит обратное: если мы дадим приоритет материальным орудиям, то они будут тянуть к упрощению, и общественные отношения потащат за собой вниз. Именно это и случилось с СССР при его очевидной деволюции 90-х годов.

То есть общество материалистов, следуя за «зовом материальных отношений» пошло не вверх, а вниз (в некоторых республиках до феодализма, а в некоторых, таких, как УССР – до каменного века).

Потому что материализм только так (накапливая энтропию) и работает! Удивительно было бы другое: если бы материализм породил в итоге не мрачных дегенератов, Ельцина с Чубайсом, а каких-то блистательных и благородных гениев восхождения…

Чтобы накапливалась не энтропия, а энергия – нужно, чтобы сознание определяло бытие, а никак не наоборот. Чего бытие (материальное) может определить? ! Вещь вчера была новенькой, а сегодня стала старенькой, и работает хуже, чем когда новенькой была! Вот и всё, что материальное бытие способно предложить сознанию.

С точки зрения материи не спит только то, чему злостно не дают спать. А то, что получило малейший шанс уснуть – тут же засыпает. И, если духом не будить, религиозно не накалять – с концами. Логика объясняет нам ту схему, которую мы и на практике по самим себе в позднем СССР помним:

1) Если Бога нет – всё бессмысленно.

2) Если всё бессмысленно – нужно стараться свести движения к минимуму (тогда будет минимум бессмыслицы).

3) Сведёшь свою активность к минимуму – тебя захватят с минимальными усилиями, чего сонную, дохлую рыбу не захватить? !

Соответственно, там где материалист ждёт социальную революцию – будет социальная деволюция (пример: 1991 год, торжество дегенератов).

+++

Если вся цель истории только в том, чтобы свернуться в ничто – тогда материалистическое её понимание возможно. И тогда само начало истории воспринимается как какая-то патология, «безумие свихнувшейся обезьяны». Если же попытаться понять историю как-то иначе – то материалистическое её понимание становится невозможным…

Николай Выхин, команда ЭиМ

----------------------------------------

[1] К. Маркс, «Немецкая идеология», 1955, с. 34.