РОЖДЕНИЕ "МОСКОВИИ"

                                                                “Мы, смиренный Иоанн, царь и великий

                                                                 князь всея Руси по Божиему изволению,

                                                                 а не по многомятежному человеческому

                                                                 хотению...” 

                                                                                        Иван IV королю Баторию

Можно, конечно, и  возразить, что “объективно” в любом варианте развития тех событий серьёзно противостоять совершенной военной машине монголов, разрозненные русские княжества, вряд ли бы и могли - военная организация Чингиз-хана и сегодня поражает своей многоэтапной продуманностью. С другой стороны - мы не знаем (и никогда уже не узнаем), какое значение для принятия окончательного решения по завоеванию Руси сыграл в ставке Чингиз-хана исход битвы на Калке. Как это отразилось в его решении двинуть на Русь полчища в 500 000 воинов?..

Его армия, говоря современным языком, состояла из инженерных частей, вооружённых современной техникой и осадными орудиями для штурма крепостей, отдельно войском из покорённых народов, шедшим впереди основных частей, и отдельно его собственной армии, состоявшей исключительно из ударной рати самих монголов. Отдельно существовали службы снабжения, подготовки привалов, развёртывания и сборки шатров, почты, сбора, хранения и дележа добычи и даже разбора конфликтов при дележе. Всё это дополнялось абсолютной дисциплиной и ответственностью жизнью остальных за поведение каждого: за отступление или сдачу в плен одного, лишали жизни десяток, за отступление десятка – наказывалась сотня, за отступление сотни – каралась тысяча. Даже грабить побеждённых, войска не могли без особого на то приказа. Дисциплина же и безопасность на покорённых территориях была исключительной. По утверждению современника:

« Любой мог проехать его империю из конца в конец держа на голове золотое блюдо и не подвергаясь риску быть ограбленным.»

Не говоря уже о том, что везде по любому пути следования были готовы гостиницы, смены коней и почта. Цивилизация, да и только... Зато дальше шло сплошное варварство. Всё трудоспособное население покорённых территорий, захватывалось в рабство, сразу делясь на рабов, учёных и ремесленников, остальные же, полностью уничтожались, во избежание партизанских действий в тылу. Правда, ещё до начала военных действий, потенциальному противнику предлагалось согласиться, в общем-то, на достаточно приемлемые, условия: давать дань в размере 1/10 (советский подоходный налог) и поголовно переписать всё населения, взяв к себе монгольских наместников для вящего контроля. И, учитывая,что современный  налог не так давно доходил и до 80%(!), следует признать, что монгольское иго было всё же, примерно, раз в 8 раз легче правления на Руси её первого «Президента» - Бориса Ельцина. И только в случае категорического отказа от её “крыши”, армия монголов двигалась на манер гигантского бульдозера, оставлявшего за собой хорошо просеянную пустыню... 

Тактически она действовала, тоже, достаточно грамотно. Сначала с разных направлений - для дезориентировки противника – к нему засылались репортёры-дезинформаторы, сообщавшие, на манер нашей прессы, всякие подробности про зверства монголов. Потом с разных сторон вторгались многочисленные отряды конницы, за которыми шла, уже почти незамеченной, и вся остальная их армия, которая, опять-таки, состояла из двух частей на манер бронебойного снаряда: сначала в бой вступали войска из покорённых монголами народов, а уж затем дело решала монгольская гвардия. Эта армия имела только один видимый минус - по приказу своего повелителя, она ела всё подряд, не брезгуя в отдельных случаях и пленниками, а в осадах, случалось, что и друг другом. Правда, тут уже, строго по жребию... 

Собственно, трупоедство было тогда довольно распространено не только среди монголов, а и среди других южных, но, особенно, северных народностей. Впоследствии, русская администрация проложила немало труда в борьбе с этим печальным явлением. Так, что при известной фантазии, само слово «язычник», может означать не столько религиозную принадлежность, сколько быть определителем гастрономических пристрастий. Кроме этого, весьма пагубного свойства, монголы имели ещё один национальный обычай, также грозивший им, в перспективе, генетическими осложнениями. Они практиковали меж собою половые связи почти со всеми своими родственниками, не заключая браков только с сестрой, дочкой и матерью...

Вот этот-то бульдозер, вскоре после битвы на Калке, и прогрёб всю Русь так, что от неё уже мало что тогда и осталось. Летописец говорит, что когда они подходили к Киеву, то:

« от скрипа татарских телег, рева верблюдов и ржанья коней, киевляне не могли слышать друг-друга...»

От громадного Киева остались: могила Ярослава Мудрого, несколько келий печерских черноризцев и малый придел в Лавре. Всё… Киев просто перестал существовать, а с ним и вся прежняя «Киевская Русь». Мощный бульдозер снёс её, как ставшие ненужными, гигантские исторические декорации всей этой южной Руси, словно некий экспериментатор, вдруг решил, что эксперимент на этом участке земного шара можно прекратить, и смёл с его поверхности всё не нужное. Да собственно, тогдашнюю Русь лучше всего и представить, как гигантскую лестницу из иерархии её вотчин - где на каждой из ступеней, накапливалось всё больше и больше хозяев, непрерывно сталкивающих с неё друг друга. Междуусобные войны стали неизбежным следствием накопления большого количества претендентов на вершине административной пирамиды, которые со временем, начали уже и просто уничтожить друг-друга. Как знать, не было ли с этой точки зрения уже и само “иго” для той Руси, её единственным благом?!.

Потому, что молодое русское государство, имело довольно запутанную систему наследования власти, которая и была постоянной причиной княжеской вражды, битв и споров. Города и их правители имели чёткую иерархию: старшим среди всех считался Киев, затем шли Чернигов и все остальные. Поэтому, после смерти каждого правителя в Киеве происходило последовательное пересаживание и всех остальных правителей “со стола на стол” – вверх, по существующей иерархии. Но наследовать “столы” могли только дети тех князей, которым уже посчастливилось править в Киеве. Так появились на Руси князья, не имевшие наследственного права на власть - изгои.

Отдельно существовало право “наследования сбоку” - братьями умершего по “старшинству дядек”, по которому дядя князя считался старше племянника, даже если и был младше по возрасту. Так накапливались и росли ряды недовольных и князей-изгоев и со временем, всю киевскую Русь захлестнули нескончаемые междуусобицы, превратившиеся потом уже в постоянные побоища за власть между князьями и изгоями, дядьями и племянниками и самими князьями. О масштабах этих сражений можно судить по липецкому, где павших, только с одной стороны, было 9923 человека...

Во многом этому способствовала и сама структура русского государства и его населения, которые сложились тогда на киевской Руси. Кроме князей, их дружинников, купцов, горожан и крестьян, в самой русской среде уже жило тогда немало рабов-отпущенников, получивших свободу по откупу. Часть из них жила на границах русского государства смешавшись с соседними племенами под именем «черкасов», а часть, добившаяся высокого положения при княжеских дворах, уже активно участвовала в дворцовых интригах. Так на Руси появилось три абсолютно разных в духовном и в культурном отношении слоя населения: православные, язычники и инородцы. Княжеские роды боролись между собой за княжение в Киеве: брат иногда наследовал брату, сын - отцу, а иногда и просто один родственник выгонял другого потому, что был сильнее. Вскоре эти раздоры сделались непрерывными и по совету Мономаха, русские князья порешили слушаться не суда киевского князя, а сделать свой съезд, на котором и решать все споры. Первый состоялся в Любиче в 1097 году и далее он уже часто повторялся, причём потом князья договорились уже и отнимать уделы у тех князей, которые окажутся виновными. Но всего этого было достаточно лишь для того, чтобы их усобицы бы усилились и продолжались – так как, князья начали входить на княжение уже и не по старшинству, а по согласию с союзниками…

Все эти раздоры и ссоры князей, гибельно влияли и на весь остальной народ, подражавший им в их беззакониях и самоуправстве. Когда Изяслав звал киевлян на войну с родственниками великого князя Игоря, который был низвержен и пострижен, то тысячи голосов вдруг завопили, что прежде надо убить самого Игоря. Напрасно князь, митрополит и сановники удерживали их и молили. Неистовые, вопя во всю мочь, “Убьём Игоря!”, схватили свою жертву прямо в храме во время литургии, безжалостно убили и бросили нагого на площади. Игумен, совершая обряд погребения князя-схимника, возвестил:

« Горе живущим ныне! Горе веку суетному и сердцам жестоким! Где ты, любовь христианская?»

Пирамида русского общества состояла из православной вершины власти, языческого большинства и инородческого элемента, преимущественно на периферии. Этот-то, жестокий и языческий, не таящий в себе ничего романтического, отрезок русской истории и закончился страшным нашествием монгольских орд... Так над Русью был простёрт перст Божий, указующий, что отныне русские будут жить платой за своих правителей: страданием за их общие грехи и благоденствием за их благие деяния…

К счастью для русских, к тому времени под Киевом уже появился тот светильник Православия, который светит нам и поныне, много столетий спустя - Печерская Лавра. Нестор-летописец первый писал, что

« Много монастырей было поставлено от князей, бояр и от их богатства; но не таковы все они, каковы были поставленные слезами, пощением и молитвой…»

Чудеса, обыкновенные для святых книг, вызывают всегда у атеистов чувство недоверия, как например, все описываемые в Новом Завете. Но такие подвиги на русской земле, происходившие на виду у людей и вне стен монастырей, часто приводили лишь к конфликтам с властью и недоразумениям. С другой стороны, именно подвиги иноков и игумнов Лавры и приоткрывают нам, простым людям, какие возможности получает самый обычный человек, если не растрачивает свои способности, разгульно потакая своим страстям, слабостям и прихотям, а ведёт с ними постоянную борьбу…

Сами князья постоянно и неотступно следили за всем происходящим в Лавре, внимая сути чудес, не заметить которые было уже и невозможно, поскольку происходили они на виду всех. Чудеса, окружавшие многих иноков той Лавры, были, если позволительно так выразиться, тогда вещью естественной и даже обычной. Да и знаем мы далеко не о всех них, а лишь о тех, которые были связаны с иноками, посвящавшими себя служению исключительно своим мирским ближним.

Таким был Прохор, прозванный «Лебедником», так возлюбивший воздержание, что лишил себя даже и обычного ржаного хлеба. Вместо него, он собирал везде обычную лебеду, растирал её и пёк из неё хлеб, которым одним и питался. Кроме церковной просфоры и своего хлеба он не вкушал ничего, но был всегда весел и с радостью работал для Господа. И вот, в княжение Святополка Изяславича, наступил большой голод. Блаженный Прохор удвоил труды и раздавал свой хлеб уже и всем желающим; он был сладок как мёд, когда люди получали его из его рук явно и горек, как желчь, для воров, пробовавших брать его у него тайно. Когда прекратился уже и подвоз соли, то Прохор выгреб всю золу из всех монастырских келий и стал раздавать её людям - она была чистейшей солью!..

Святополк, решивший воспользоваться бедствием народным для своего обогащения, прознал про то и послал своих людей отнять у него всю эту соль. Те пришли, отняли у него всю эту «соль» и привезли: оказалось, что это зола… Целых три дня они продержали её у себя и выбросили. Тогда все нуждающиеся, по наставлению Прохора, стали собирать уже и выброшенную золу, которая у них вновь становилась солью… Узнав про это, князь в глубоком раскаяньи пришёл в монастырь с повинной и тем примирился с игуменом Иоанном, которого он прежде уже ссылал в заточение и возвратил только по настоянию самого Мономаха. К блаженному же Прохору он вообще возымел беспримерное уважение, заключив с ним такой договор:

« Если я прежде тебя умру, то положи меня в гроб своими святыми руками, чтобы видно было на мне твоё незлобие, а если же ты преставишься прежде меня, то я возьму тебя на плечи и сам отнесу тебя в пещеру, чтобы Господь простил мне грех мой перед тобою!..”

В 1107 году, когда Святополк собирался на свою очередную войну с половцами, блаженный прислал ему сказать, чтобы он пришёл, если хочет исполнить своё обещание. Дав наставления князю, Прохор предрёк ему победу, благословил и скончался. Князь своими руками отнёс его в пещеру, отправился на войну, откуда и возвратился с победой. После чего уже всякий раз перед походом приходил за благословением в обитель.

Другие подвижники имели дары исцеления. Первым здесь был черноризец Дамиан, не вкушавший ничего кроме хлеба и воды до самой своей кончины, лечивший всех молитвой и елеем, от которых все страждущие и получали исцеление. Также был и постриженный “безмездный”(безвозмездный) врач Агапит, лечивший всех страдальцев только своей повседневной пищей - варёной травой. Отовсюду к нему приходили больные люди и он никому не отказывал. Как-то, больной Мономах, княживший тогда в Чернигове, не получив помощи от своих врачей, послал его звать к нему. Вместо себя Агапит прислал травы, которой князь и исцелился. Тогда, благодарный князь пришёл уже сам поблагодарить чудотоворца, но тот скрылся, а оставленное ему князем золото, всё выбросил из кельи вон…

Продолжительное чудесное врачевание Агапита вызвало зависть в одном армянине, который тоже далеко славился своим врачебным искусством, но убедившись многократно, что тут действует искусство совсем не земное, а сама сила Небесная, сам после этого сделался вскоре иноком, кончив в добрых подвигах уже и свою жизнь.

А Преподобный Григорий-чудотворец столь успел в духовной жизни, что творил чудеса, провидел будущее и одним своим приближением изгонял бесов. Особенно благотворно действовал он на воров, которые трижды покушались обворовать его и которых он трижды приводил к покаянию. Недостойному брату Мономаха, Родиславу Всеволодовичу, идущему в половецкий поход, он предсказал, что тот утонет в реке (что и случилось), за что, по воле разгневанного князя, был тут же утоплен в реке сам, однако на третий день был найден мёртвым в своей келье с привязанным камнем на шее...

Такие чудесные появление монахов в своём монастыре были не единожды. Когда к половцам попал в плен киевский преподобный Никон (прозванный потом «Сухим»), хозяин его, половчанин, держал его постоянно в оковах. Богатые родственники хотели было выкупить Никона, но тот отказался, объяснив:

«Не тратьте денег - если бы Господу было угодно, чтобы я был свободен, то он бы не отдал бы меня в руки беззаконников – поэтому я охотно перенесу всё, что случится по Святой Воле Его...»

Тогда, ещё более озлобленные неполучением за него выкупа, и без того злые половцы, стали морить его голодом, бить, резать и жечь в огне. Летом они сажали его на солнце, а зимой держали на морозе. Так прошли три года. Наш страдалец всё молился, пока, наконец, удостоившись откровения, не предсказал своим мучителям, что через три дня он будет в Печерском монастыре. Думая, что так он мыслит побег, половец перерезал ему на жилы на обеих ногах, но на третий день в самый полдень он сделался, вдруг, для них невидим, тут же явившись, весь в ранах и цепях в Великой Церкви Печерской...

Некоторое время спустя пришёл в Киев и тот половец, у которого был в плену Никон. Чудесное избавление так поразило жестокого язычника, что он немедленно крестился, постригся и далее усердно служил своему бывшему пленнику в монастыре до самой его кончины. Ставшее сразу широко известным это чудесное избавление Никона привело к крещению и многих других половцев, а в конце ХI и в начале ХII веков крестились и вступили в брак с русскими князьями и дочери трёх половецких ханов.

Страдания и телесные болезни себе призывали и многие другие подвижники. Преподобный Пимен, прозванный «многоболезным», родился больным и вырос в болезнях. Многочисленные страдания очистили его душу и он много раз просил родителей, чтобы ему дозволили бы постричься, но тем не хотелось расставаться с ним – их единственным наследником. Наконец, они отнесли его в Печерскую обитель, чтобы молитвы отцов испросили бы ему исцеление. Молитвы, однако, оказались безуспешными, поскольку в то время, как другие молились о его здоровье, сам больной молил себе умножение своей болезни, лишь бы ему остаться в монастыре и получить иночество…

Наконец, он был услышан - в одну ночь к нему пришли, наконец, невидимые иноки, которые и совершили обряд его пострижения и облекли его в иноческую одежду. Никто не знал, как в запертой церкви, да ещё в раке преподобного Феодосия оказались отнятые при его пострижении волосы, только звуки пения дошли до некоторых, но когда на невидимое пение пришли к нему, он был уже пострижен, в иноческой одежде и с горящей свечой в руках.

Более 20 лет Пимен пробыл ещё в своей тяжкой болезни, так что прислужники его часто им тяготились и оставляли сутками без еды и питья, что он переносил всегда только с радостью. Наконец, к нему принесли ещё одного такого же, что бы слуге было удобно ходить за двумя сразу, но и после этого их часто оставляли без помощи и присмотра. Наконец, Пимен сказал своему соседу:

« Брат, служащие тяготятся нами. Если Бог исцелит, сможешь ли ты исправлять эту службу?»

Больной обещал посвятить жизнь служению больным и по слову Пимена стал тут же здоровым и принялся служить ему, пока тоже не обленился, после чего вновь заболел.

« Маловерный! - сказал ему Пимен - разве не знаешь, что болящий и служащий ему получают равную награду?! Здесь - скорбь лёгкая, а там - веселье вечное. Бог, который исцелил тебя, мог бы исцелить и меня, но я не желаю. Пусть я сгнию в этой жизни, лишь бы там плоть моя осталась без тления, пусть здесь будет вокруг меня смрад, лишь бы там наслаждаться мне благоуханием.”

Перед смертью, он сделался совершенно здоров, обошёл все кельи, простился с братьями, указал место своего погребения и скончался в мире…

Хоронили монахов в тех же пещерах. Марк, прозванный «гробокопателем», постоянно копал места для погребения братии. За свои труды он не брал ничего, всё раздавая нищим, но однажды, утомившись, не успел раскопать могилу нужной длины. Место оказалось столь тесным, что больного едва уложили в его могилу. Братия, не имея возможность ни убрать покойника, ни возлить на него елей стали роптать на Марка, который лишь смиренно кланялся и всё говорил:

«Простите меня, отцы святые, по худости моей не докончил.”

Но ропот не останавливался, а даже и усилился. Тогда, вконец расстроенный Марк, обратился уже к самому умершему:

«Сам, брат, потрудись: возьми и возлей на себя елей!”

Мёртвый его послушался - протянув руку, он взял масло, возлил его себе крестообразно на лицо и грудь, отдал сосуд, оправил на себе одежду и почил. Всех объял ужас...

Все эти чудесные события являлись не сами по себе, а были, как бы, чудесным камертоном России - теми её чудными звуками, которые не раз и не два будут происходить впоследствии среди русских людей в русской истории. Так же возьмёт своей мёртвой рукой себе разрешительную молитву святой благоверный князь Александр Невский - уже и мёртвый, лёжа в своём гробе. Так же будет печь и раздавать голодным людям свои сладкие хлебы из лебеды одна добрая вдова в далёком Новгороде. Так же пророчества, излечения и другие невероятные чудеса будут сопровождать всю историю России до наших дней: войска Гитлера под Москвой остановятся там, где облетит самолёт с иконой Казанской Богородицы, а в Петербург не смогут войти иноземные войска до тех пор, пока там находятся мощи святого благоверного князя Александра Невского…

Вот как близко от нас все те чудеса!..

Таковы далеко не все поразительные случаи из того сонма чудес, который сопутствовал тогда братии в монастыре, основанном преподобным Антонием около 1028 года. Потом к нему пристал Никон, а затем уже и Феодосий. Три этих светила иноческих, первыми взошли над русскою землёю. Все они питались ржаным хлебом с водою, а в субботу и воскресение ели варёные бобы или горох. Понемногу вкруг них и стали собираться другие подвижники. Из-за двух из них, у молитвенников возникли серьёзные проблемы с властями…

Сын одного из бояр Изяслава, полюбил беседы Антония и его сподвижников и сильно возжелал тоже отречься от мира, уверяя, что готов претерпеть любые мучения, лишь бы, не возвращаться в мир. Он был пострижен с именем Варлаама. Другим постриженным оказался любимец князя - его скопец, пользовавшийся у него исключительным доверием. Отец первого - видный боярин – явился в Лавру, выволок своего сына из пещеры и переодев его в боярское платье, потащил домой, причём тот, по дороге, не упустил ни одной лужи, чтобы не шлёпнуться в грязь. Боярин держал отступника взаперти дома, однако, после трёх дней, в течение которых тот не взял в рот ни еды, ни питья, принуждён был отпустить его назад в свою пещеру…

Пострижение их сильно прогневало князя Изяслава и он призвав к себе Федосия и Никона, потребовал от них вернуть новопостриженных в мир, угрожая в противном случае, сослать старцев в заточение, а саму пещеру раскопать. Но тут вмешалась в дело уже супруга Изяслава - польская княжна, хорошо помнившая, какие беды обрушились после изгнания черноризцев на её Польшу…

Главная причина тех бед, также была к тому времени уже в Печерской лавре - преподобный Моисей Угрин, служивший ещё у святого князя Бориса, умерщвленного Святополком Окаянным на реке Альте. Крепкий, статный и красивый, он попал в плен в Польшу, где пять лет пробыл в оковах. Там на него положила глаз одна знатная богатая полька. Она выкупила его и истомлённая страстью, пускала в ход все свои угрозы и ласки, предлагая красавцу всё своё состояние, руку и сердце. Она томила его в темницах, морила голодом, жаловалась на него королю, всё было напрасно - Моисей дал Богу обет быть только иноком. Случай скоро представился и афонский черноризец тайно постриг Моисея. Узнав, что предмет её обожания уже инок, похотливая полька сначала приказала бить его палками, а потом и вовсе оскопить. В угоду ей, Болеслав и выгнал черноризцев из всех своих владений. Суд Божий не замедлил: сам Болеслав внезапно умер, а в Польше разразился мятеж, в котором погибло много панов, в числе которых была и нечестивая полька, мучавшая инока…

Так что Изяслав, всегда боявшийся гнева Божьего, прознав про то, тут же отпустил Никона и послал вернуть всех, уходивших было, из Лавры, отшельников. Её отцы-основатели, Антоний и Феодосий, обладали силою получать молитвами всё, что надо было монастырю и братии - и ангелы клали перед ним золотые, и закрома монастыря по их молитвам наполнялись, и сами храмины от воров вверх поднимались. Здесь затруднительно перечислить все их беспримерные подвиги - гораздо лучше всё это изложено в “Повести временных лет”...

Русские князья Изяслав и Святослав всегда благоговели перед старцами, и всегда слушались их, одаривая и сам монастырь. Изяслав зауважал ещё больше Феодосия и его устав монастырский, когда его не пустил сторож во время послеобеденного отдыха братии. Особенно ему пришлась по вкусу простая монастырская трапеза и он, как-то спросил Феодосия, отчего это в его доме более дорогая и изысканная пища менее вкусна, чем самая простая монастырская?

«Оттого - отвечал ему Феодосий - что здесь братия готовит всё с молитвою и благословением, а твои рабы клянут друг-друга, дерутся и ссорятся, когда готовят тебе…»

Как-то раз, Феодосий пожаловал и к Всеволоду во время очередного княжеского пиршества, когда музыка и песни оглашали дворец княжеский. Сев смиренно поодаль, Феодосий опустил глаза в землю, а потом, взглянув на князя спросил:

“Будет ли так на Том Свете?”

Князь заплакал и игры велел прекратить. И всегда и после все песни у него сразу смолкали, стоило лишь возвестить о появлении благоверного мужа.

« Если бы мой отец восстал из мёртвых - говаривал Святослав - я не так бы обрадовался ему, как твоему приходу.”

Но самым смиренным послушником монастыря стал преподобный князь Николай Святоша, в миру Святослав-Панкратий, первым из русских князей добровольно принявший иночество, хотя имел уже к тому времени и жену, и детей. Дочь его была супругой святого князя Всеволода-Гавриила. Оставив своё княжество, он три года проходил различные послушания в обители: работал в поварне, рубил дрова, носил из реки воду, готовил братиям пищу. Три года простоял он у ворот, как сторож, отлучаясь только в храм. Потом был взят служить братьям при трапезе, где снискал общую любовь. Никто не видел его никогда праздным: он насадил перед своей кельей сад и сам занимался рукоделием, имея постоянно на устах Иисусову молитву. А всё, что получал от родственников, тут же раздавал нищим. Братья его князья много старались, чтобы возвратить его в свой мир, но безуспешно. В 1142 году он совершил свой последний мирской подвиг - прекратил очередное междуусобие, примирив князей Черниговских с братьями Всеволода и тут же почил. После чего, брат его Изяслав выпросил себе благословение на крест и власяницу умершего, которые всегда надевал, отправляясь на войну...

Лавра направляла свои лучи подобно солнцу, во все стороны: просветителем диких вятичей был Кукша – священно-инок Печерский, ведя свою деятельность севернее Курска, где проходила тогда северная граница Православия - Мценск, Брянск и Козельск оставались тогда всё ещё языческими…

«Все ведают - писал блаженный Симон, архиепископ Владимирский - о преподобном Кукше - как он бесов гнал, вятичей крестил, дождь свёл и озеро иссушил, сотворил многие другие чудеса и после многих мучений был убит учеником своим.”

В один день и час скончался с Кукшой и его друг Пимен-постник, исцелявший недужных и имевший дар пророчества; он предсказал и свой конец ещё за два года. Став посреди церкви, он вдруг громко воскликнул:

“Брат наш Кукша убит!”

И, едва это произнеся, и сам, тут же, преставился. Трудно шло дело просветительства в Ростове и Суздале - вера Христова там никак не укоренялась: первый епископ Феодор был вынужден оставить Ростов и поселиться в Суздале, второй - его восприемник грек Илларион - и вовсе вернулся в Царьград, очевидно глубоко удручённый существовавшим там беспросветным язычеством. Третьим епископом Ростовским был святой Леонтий из числа иноков печерских, великий по делам земной жизни своей как равноапостольный просветитель Ростовского края, но не успел привести ко Христу всю “заблудшую чудь”, приняв сам смерть мученическую.

Четвёртому - Исайе - помогал уже Мономах, построивший в тех местах церковь. Всего же из Печерского монастыря вышло около 60 епископов-просветителей, несших свет любви Христовой во все уголки нашей тёмной Родины.

К тому времени у русских уже были, кроме духовного солнца Печерской Лавры, свои святые - Борис и Глеб - тело последнего, пролежав 5 лет в сырости на берегу реки, оставалось как живое - свежим и благоуханным: ни птицы, ни звери его не посмели тронуть.. Русские обратились за помощью к своим отцам-просветителям грекам, но те подняли их на смех:

«Уж мы уже столько столетий в Господа нашего Иисуса Христа веруем, а и у нас таких чудес не случалось. А вы, не успели уверовать, а уже со своими «чудесами» приходите!»

Но… поехали… А когда в храме открыли гроб – ужаснулись – чудесный аромат тела объял весь храм…

А на Руси был даже уже и свой церковный суд - отдельные преступления тогда судила только сама Церковь. Но несмотря и на этот свет Истины, проистекавший из Лавры, большая часть князей и их людей, всё ещё оставались злыми и жестокими язычниками…

Сейчас, среди атеистов-язычников, появилось много и «нео-язычников», решивших, что именно истоки славянского язычества столь незамутнённо чисты, что самое время оставить народу «эту его еврейскую религию во Христа» и вернуться к своим прежним корням и идолам: Перуну, Даждь-богу и Стри-богу. «Жить по Прави» и «исповедовать Явь!.» Ну, и так далее, вплоть до венков по воде, хороводов и прыжков через костры на «Ивана Купала»… Вероятно им будет неприятно узнать, что никакого не то что «единства», а и простого уважения к жизни даже и родственников, тогда не было. Родственников – хотя бы, даже и своих родителей (!) убивали у язычников-славян за власть повсеместно. Брать же в пленники друг-друга с последующим выкупом или продажей, вплоть до самого царствования Ивана III (!) было делом обычным даже и у первых христиан. Как, впрочем, и кровная месть, которую не смогла пресечь даже Церковь…

Между тем, от страха перед монголами дрожала уже и вся остальная Европа: англичане даже не ловили свою селёдку из-за этого! Монголофобия продолжалась до тех пор, пока их не остановили, наконец, храбрые чехи. У измочаленной же Руси, сил хватило только на то, чтобы отбиться от шведов (наши потери составили 20 человек, шведы нагрузили три корабля телами своих только самых знатных воинов), от немцев (когда лёд на Чудском озере был в крови и трупах на протяжении 7 верст!), и несколько раз они отбивались от литовцев… А у Батыя на Волге всегда было до 600 000 татар (потомство от браков монголов с тюрками) и ещё 60 000 их стояло в степях Поднепровья - силы по тем временам невероятные...

Орда заставила русских князей расплачиваться за своё прежнее безрассудство теперь уже и своей - княжеской кровью: В Орде их травили зверями, резали и рубили им головы, когда они отказывались поклониться огню, кусту и идолу. Но главное, что за время татарского владычества над Русью, происходило и обычное в таких случаях, взаимопроникновение культур: в Орде была выстроена православная церковь и среди татар появились выкресты (представителем которых является ныне режиссёр Говорухин, своим обличьем и нравственными качествами более схожий с легендарным Фантомасом).

Так, что со временем, среди татар появились и первые христианские благоверные мужья, благо монголы не предпринимали гонений на христиан, признавая единого высочайшего Бога - как истинные язычники, они велели чтить всех богов, чьи бы они там ни были. Отсюда были и толпы жрецов идольских в Орде, и уважение к жрецам всех религий. В ярлыках Орды, выдаваемых русским правителям, запрещалось хулить веру русскую под страхом смертной казни. Заметим, что самим татарам, при этом, грабить храмы не запрещалось. Здесь произвол завоевателя был выше любой религии, тут они говорили уже прямо:

”Бог владеет небом, а хан, как сын Божий – землею и всем, что на ней!”…

Впоследствии, Орда была уже и сама замучена борьбой в ней за престол ханами и распалась на несколько ханств (Казанское, Астраханское, Крымское). А многие знатные татары переселились в Россию, получая «на кормление» города и посады. Если вообще не находились на содержании и службе у русских царей. В программе одного богословского факультета шибко престижного университета я мельком увидел пункт - “Москва, как центр Православия”. Наверно, я кого-то разочарую: Москва никогда не была «центром Православия». Скорее уж так можно назвать Новгород, особое место которого показала невероятная история, связанная с появлением в Новгороде «Антония Римлянина»...

В один прекрасный день, новгородцы увидели на берегу Волхова странного вида нездешний камень и стоящего на нём человека в иноземном платье, совершенно не понимающего их речь. Чужестранец простоял на своём камне в молитвах три дня, пока не выяснилось, наконец, что он понимает по-латински. Месяца через три, когда незнакомец как-то освоился и даже научился и изъясняться, он поведал свою историю по секрету местному епископу. Он оказался православным итальянцем очень знатного рода, который после гонений на Православие в Риме, заключил самую ценную церковную утварь в бочку, бросил её в море, а сам стал молиться, чтобы Господь привёл бы его к его единоверцам. В его ежедневных молитвах на камне прошло много времени, пока в один прекрасный день, этот камень, не двинулся, наконец, с места и в три дня не доставил его к Новгороду…

Поражённый его рассказом, епископ, посоветовал ему в честь этого чудесного путешествия, заложить в Новгороде храм. Когда храм был готов, Антоний заключил договор с рыбаками, что первый улов, попавший в их невод, будет его. Рыбаки, согласились, но когда вытащили на берег бочонок, в который Антоний в своей далёкой Италии сложил всю церковную утварь, заспорили, что “они подряжались ловить только рыбу, а не бочонки”. Именно благодаря этому спору до нас и дошло решение судьи о нём с точной переписью всего имущества, обнаруженного в бочонке. Всё оно пошло в храм, устроенный Римлянином и было в полной сохранности до самой революции, кроме двух кубков и потира, которые забрал Грозный в Успенский собор Кремля во время своего погрома Новгорода. Мощи же самого  РИмлянина и сегодня имеются во многих русских храмах в мощевиках…

Так, что Москва к центру Православия никакого отношения не имеет, скорее наоборот: в ней пышно расцвела новая татарская забава - кулачные бои до крови и даже и до смерти, за участие в которых, православным полагалось отлучение от Церкви. Режиссёры часто изображают их “истинно русской удалью”. Это – ложь! Русскому человеку участвовать в этих “забавах” было совершенно невозможно и это тогда знали все. В этих страшных московских мордобоях, могли участвовать только язычники, которых было тогда особенно много в Москве, почему, собственно, эти бои и не утихали. Так, что Москва и без чужой славы, всегда останется тем, чем она была всегда - средоточием всех видов купли-продажи и порока - смесью рынка, публичного дома и кабака с караван-сараем. Чудные храмы же её, живут своей – особой жизнью...

Можно начать уже даже и с самого символа этого славного города – истукана напротив Моссовета, приведя краткую характеристику его у историка М.Толстого:

« Юрий не имел добродетелей своего великого отца, не прославил себя в летописях ни единым подвигом, ни одним действием искреннего добросердечия, свойственного племени Мономаховому. Он не уважал святости клятв и часто волновал Русь в пользу своего честолюбия. Будучи сыном Мономаха, которого любили во всех концах земли Русской, он не сумел заслужить народной любви ни на севере, ни на юге, где ему удалось, наконец, незадолго до смерти, занять престол великого княжения. Народ киевский настолько ненавидел Долгорукого, что узнав о его смерти, поспешил разграбить дворец княжеский и не дал похоронить его тела подле гробницы Мономаховой. Юрия похоронили за городом в Спасском Берестовском монастыре”…

Видимо, этой запоздалой любви аборигенов, князь и обязан тем, что свои лучшие годы он провёл в этих местах, тяготясь ими, как ссылкой. И, хотя он и основал города Юрьев-Подольск, Переяславль-Залесский и Димитров, строил церкви в Суздале, Владимире и на берегах Нерли, делал дороги в лесах дремучих, он постоянно считал себя несчастным изгнанником, беспрерывно тоскуя по, милому его сердцу, Киеву:

« Неужели и детям моим не будет части в земле Русской?..»

Часто вопрошал он, имея в виду, добыть Киев. Как его там приняли и проводили, мы уже знаем. Так, что это исключительно удачный символ самой сути Москвы - законченный, всеми ненавидимый, плохо кончивший, карьерист…

Центр Православия - это наш Спаситель и Церковь Его на небесах. Духовных же центра Православия на Руси было во все времена только два: на юге - Печерская, а на Севере - Сергиевская лавры. Если же, говорить о «православности» самих жителей города, то подсчитать “истинную православность” его жителей, в общем-то, легко: сам смысл существования православной общины вокруг храма, один - быть в нём на церковных службах при жизни и лечь в его ограде на погосте по смерти. Таким образом, в городе при 100% «православности» его жителей, количество храмов должно приходится, примерно 1 на 200 - 300 человек. Так, оно в общем-то, и было тогда, всегда, в среднем по России: в Галиче, например, во времена жительства там царевича Димитрия на 30 000 его жителей было 100 храмов. Это отношение существовало, приблизительно, и по всей остальной России, нарушаясь лишь в кандальной Сибири: в наиболее культурном её городе, заслужившем прозвище “Сибирских Афин” – Красноярске, на 100 тыс. жителей до революции приходилось 26 православных храмов (во времена же большевистской чумы - 2 кладбищенских церквушки на миллион, но сейчас там уже 9 храмов). В Москве же благолепие поднималось или монастырями, представлявшими, скорее уж памятники определённых событий:

- Чудов - заложенный в честь выздоровления ханской жены Тайдуллы

- Новодевичий - в честь присоединения Украины к России

И так далее… Часто же, практиковался простой перевоз сюда мощей чужих угодников и святителей и вывезенных из других городов, икон. Можно сказать, что городу повезло только с его духовным основателем - святым праведным Даниилом Московским, устроившем здесь свой первый монастырь, но уже его сын Георгий (несмотря на все просьбы блаженного митрополита Максима, не искать не полагавшегося ему великого княжения), вызвал своими беззаконными происками страдальческую кончину своего дяди Михаила Тверского в Орде, как потом же, из-за происков той же Москвы в Орде, казнили и Александра Тверского, и его сына Феодора. Появление богатого, всё всасывающего и затягивающего города-рынка Москвы означало поворотный пункт во всей русской истории - впервые в ней появился такой гигантский город-паразит, отбирающий у других городов всё сколько-нибудь ценное, чтобы подкупить потом на эти деньги чиновников Орды и получить ярлык на княжение, дающий право на ещё больший грабёж…

Москва появилась и разжирела на народной крови, как гигантский упырь на соках из других городов, только и благодаря монгольскому игу. Если раньше князья воевали за княжества и их границы, в то время как жизнь определялась ремёслами, хозяйством и торговлей, то с появлением Москвы грабёж получил вид уже и государственного промысла…

Она сразу стала развиваться как своеобразный “центр русской жизни” – как гигантский спрут, высасывающий из всех окружающих её городов, самое лучшее. Казалось ли это чудотворных мощей, икон, средств или людей. Возникшая на пересечении нескольких торговых путей, она постоянно яростно боролась за эту свою монополию то с Тверью, то с Новгородом. Её представители сразу резко выдвинулись своими интригами в Орде – сказывалась начавшаяся концентрация капитала. Как-то, меня сильно удивил покойный генерал Лебедь, кратко заметивший, что 96% финансов России имеют свой оборот в Москве.

Сам не ангел, он первый за всю историю России, обратил внимание, что столица государства фактически представляет собой колоссального упыря, пьющего кровь всей страны - даже план её являет собой паутину кровососа. Недаром и сейчас в радиусе 700 километров от неё, вы не найдёте сколько-нибудь крупных городов - всё всосал в себя из европейской части страны этот многовековой гигантский паук. Возле него нет и не может быть никакой самостоятельной жизни - ни сейчас, ни тем более, тогда…

Издревле существовала постоянная высылка в Москву наиболее рьяной оппозиции из всех городов-конкурентов. Примерно, по 1.5-2 тысячи наиболее отъявленных смутьянов из каждого враждебного ей города. Благодаря чему население Москвы быстро и приобрело тот, свой фирменный, хамско-вороватый налёт, который местами, живуч ещё и поныне. Как верно и то, что лишь с появлением Москвы в России проявилась и другая сторона русской жизни - её воинственная государственность. Только появление этого упыря всероссийского масштаба и смогло, наконец, положить конец и самому монгольскому игу…

Зато, потом уже и все самые кровавые правители России – и Иван “Грозный”, и Пётр I - тоже вышли из Москвы. Характерно, что в Москве, несмотря на все её циклопические размеры и обилие всевозможных монастырей, из святых были преимущественно юродивые, обвинявшие, как юродивый Максим, сограждан-москвичей, что у них:

« Божница домашня, а совесть продажна...

По бороде Авраам, да по делам Хам!

Всяк креститься, да не всяк молится.

Бог всякую неправду сыщет.

Ни он тебя, ни ты его не обманешь!”

Москва, как некая, всё вбирающая в себя, воронка, стала и спасением, и проклятием России, постоянно высасывая из неё все соки и мешающая развитию других городов на протяжении нескольких столетий во все периоды русской истории - и в княжеский, и в царский, и в советский, и в «демократический». Да и сейчас тоже. Она постоянно высасывала и высасывает до сих пор из всех окружающих городов России и деревень все ресурсы, людей, сырьё и ценности, богатея на своей привычной лихве - разнице цен. Только в Москве могла сложиться уникальная по алчности, абсолютно бездушная порода лихоимцев, с патологической жадностью заглатывающих всё, к чему прикасался их взор. Этих, столь ненавидимых всеми русскими и другими народами, отвратительных “москалей”…

В сущности - именно из-за этой гнусной породы – как утверждали многие национальные периферии Союза, развалился потом уже и сам СССР. Многие просто, устали от того идеологического террора и от неистребимой алчности центра и его воронки, в которую всосало едва ли не всю Россию. Поэтому столь бурно и начала развиваться «Россия демократическая», плодя национальные анклавы, что народы устали от бюрократического монстра. Что оказалось роковым выбором, так как столь гигантские территории могут управляться только царём или диктатором…

Поэтому и сама Федерация постепенно превращается в Конфедерацию. Власти на местах опять устали и от диктата центральной власти, и от этой засасывающей всё к себе, московской посреднической глотки. Поэтому так не хотят иметь никаких дел с московским жульём и иностранцы - само слово “Москва” давно уже превратилось в символ коррупции и ненависти многих поколений русских людей к этому ненасытному бюрократическому племени… И, пока это кубло коррупции и монстр бюрократии не будет снова стреножен, Россия не поднимется с колен. Но… Кто же прекратит этот рынок торговли подписями высших чиновников?!.

Иван IV первым понял утробу и суть этого города, где концентрация бюрократии и ссыльных из других городов, (которых он и сам же постоянно сюда и ссылал), порождала совершенно невероятные боярские интриги, жульничество и преступления. Он первый и объявил  этому городу и всему его боярству, как вечно интригующему чиновничеству, свою первую личную войну. Тем более, что тут была отравлена ими уже и его любимая жена. Раздираемый слухами и сплетнями, он метался меж «восставшими» городами, не понимая, что сам стал кровавой марионеткой, уничтожающий, часто уже и невинных людей их врагами при помощи лживых и фальшивых «подмётных» писем…

Как потом уже и Пётр I, что также быстро понял эту абсолютную опасность Москвы для царей и всей остальной России и последовательно ненавидел её всю свою жизнь, сразу замыслив и свой побег отсюда. Как потом ему пришлось скакать в исподнем, спасая жизнь… Вот только сам его побег не удался, поскольку бежал он не в Россию, а прямиком в свою иноземщину…

Вот почему, лишь три новации вкупе, только и могут воскресить Россию: новая идеология, новый правитель и новая столица. Странно, что никто из современников, кроме покойного генерала Лебедя, не заметил эту исключительную опасность для государства нахождения в ней места, где происходит избыточная концентрация всего и всех, но, в особенности, супер-активных человеческих ресурсов. Не надо быть большим знатоком человеческих душ, чтобы понять, что от избытка друг друга, люди всегда нивелируются и обесцениваются. Потому, что физически не могут найти нормального выражения своих способностей в их полную силу… Пётр I, это, быть может, тоже не сразу понял, хотя ещё ребёнком ощутил вековую затхлость этого места, почему и удрал из него...

Вместо прежней «киевской лестницы», русская бюрократия и цари создали некую мега-воронку, в которую, стаскивая все богатства других, собиралась и сами. И именно отсюда и пошли в русском обществе все эти сложные, почти термоядерные процессы, обусловленные скоплением массы богатств и бюрократии на ограниченном пространстве. В виде бесконечных подсиживаний, сплетен, лжи, слухов, подлостей, подставок и интриг. Так как ничто не действует так нивелирующе и уничтожающе на любую личность, этих гигантских скоплений безликих человеческих масс. Что выражается в появлении новой породы людей - рыхлых, бесцветных, некрасивых, почти бесформенных созданий, поражающих лишь одним - своей неумной жадностью…

Все градоначальники Москвы - от Калиты до Лужкова, были заняты одним - как побольше деньжат, налогов и товара стащить в свой город со всех его сторон, создав из него очаг гиперинфляции. Что, в общем-то, у них, всегда неплохо и получалось. Москва при этом, всегда остаётся тем, чем она всегда была для всей остальной России – главной политической сценой, ядром и ширмой, бюрократическим кублом, супер-рынком и неявным экономическим врагом…

С другой стороны и само несчастное население Москвы тоже постоянно терпело за эту свою столь ущербную для всего остального отечества роль. Где всегда был хронический переизбыток приезжих, жуткие пожары, страшные нашествия, лютый голод, эпидемии и моры. Несколько раз она выгорала, вымирала, уходила в плен: только за один поход татарами, с неё было уведено в рабство 840 000 человек. Постепенно оно всё более и более взаимно усреднялось, вырождаясь в некий тип, всё менее похожий, по своим душевным качествам, на человека русского. Тип, как бы, человека совсем уже нового: всё знающего, но ничем всерьёз не интересующегося, во всё сующего свой нос, но ни во что всерьёз не вникающего, всюду лезущего, но эмоционально нигде не задействованного. Тип явного духовного вырождения…

Как бы-то ни было, но в то время, пока сама Москва строилась и расширялась, высасывая из своего окружения все его соки, и во второй половине ХIV столетия, из Москвы до Феодосии (Кафы) открывался следующий пустынный вид:

«Повсюду была совершенная пустыня; нигде не было видно ни городов, ни сёл; там, где прежде были красивые и цветущие города, теперь были только пустые и бесплодные безлюдные места. Нигде не было видно человека, везде были одни только дикие животные...”

Так писал о той местности, там путешествующий епископ...

Вот, на этом-то фоне, стараниями череды московских князей, великое княжение на Руси татары и отдали потомкам Калиты, сим утвердив окончательное владычество Москвы. Ходила Москва походами и на Псков, и на Торжок, и на Тверь и на Новгород. Постепенно владычество Орды падало, а Москвы возрастало, пока Иван «Грозный» не покорил Казань уже окончательно в 1552 году…

Летом 1994 года и я тоже принял посильное участие в «новом штурме» Казани. Правда, на этот раз его штурмовали не русские и татарские войска, а всего лишь, группа депутатов Государственной Думы, которую режим Шаймиева на манер Едигера, тоже никак не хотел пускать в свой город. Так, что для того, чтобы выступить на центральной площади города перед своими избирателями, нам пришлось пробиваться в окружении масс милиции и даже многих войск МВД к центральной площади этого древнего города.

Этот очередной“штурм” Казани, подробно описанный в “Наслаждении Гибели” , был перепечатан потом солидным “Новым Русским Словом”(кажется, в № от 14-20. 6. 96г.) - единственной газетой на русском языке, выходящей в 144 странах мира...

Но, в одной из брошюр современных татарских националистов, пачками которых тогда забросаны наш теплоход и автобусы, я нашёл рисунок, на котором волоокие татарские красавицы, томно взирали со стен города на бесчисленные толпы грязных русских варваров, окружавших её.

Правда, очевидец описывает этот эпизод, несколько иначе:

«С безстыдными телодвижениями, повернувшись спиной и поднимая своё платье они кричали: Смотри царь! Вот так ты возмёшь Казань!”

Надо сказать, что превращать грязные жопы в томные очи это, и есть, собственно, главное предназначение истории. Во всяком случае, именно так, её многие и понимают. Татарских националистов и тех, кто их науськивает на их русских братьев, подвело обыкновенное невежество. Незнание собственной истории - есть тягчайшее оскорбление памяти своих предков! Грозный шёл на Казань не для её “захвата”, а лишь для того, чтобы сместить Едигера (как ставленника Крыма) и посадить на трон своего татарского же, царя - Шиг-Алея!..

Благо, к тому времени в самой Казани уже давно была своя, и довольно мощная “московская партия”, состоявшая, естественно, из одних татар. Ей, в общем-то, и принадлежала идея похода царя на Казань, для чего они и покинули её во главе с самим Камай-Мурзой, придя к Ивану IV и постоянно оказывая ему знаки внимания (читай, подарки), и существенные разнообразные услуги его войску. Только благодаря их помощи и их непосредственному участию в боях и была столь быстро взята Казань, ворота которой, были открыты их сторонниками (татарами же), изнутри. Так, что это была борьба не меж татарами и русскими, как бы это не хотелось кому-то, представить, а борьба меж двумя исключительно татарскими партиями: крымской и московской. В которой последняя победила, используя впервые точно так же, помощь Москвы, как раньше сама Москва использовала помощь Орды…

Вот так, Москва впервые и стала тем политическим центром, который мог оказывать влияния уже и на тех, кто раньше управлял ею. И это при том, что партии из Крыма также много и постоянно помогали её сторонники. Другое дело, что при взятии Казани в городе было освобождено ещё и 60 000 рабов-христиан, но об этом, эта националистическая литература, уже почему-то, умалчивала...

Когда-нибудь, наверное, возникнет уже и такая наука как "Сравнительная История" и прозвище Ивана IV - “Грозный” приобретёт уже совсем другой смысл, а тот кровавый образ, который существует сегодня, созданный папскими нунциями, невежественной средневековой молвою и советской историографией сталинских времён, наконец, померкнет…

Как и желание придворного мега-лжеца Эйзенштейна втиснуть Иосифа Виссарионовича в один исторический ряд с “царями-реформаторами”: Иваном «Грозным» и Петром «Великим». Собственно, тут и втискивать-то было нечего - это и без того уже было одно и тоже историческое лицо. Единственное, что Грозный положил, конечно, в сотни раз меньше людей, чем все последующие за ним “реформаторы”…

А ведь, это было то самое время, когда по всей Европе горели на кострах инквизиции евреи-ксендзы, проповедовавшие под видом католичества, иудаизм, споря, в сущности, сами с собой (см. ”Диспут” Хамонида). Ортодоксальным католикам же, вся эта откровенная проповедь иудаизма в католических храмах пришлась не по вкусу и они уничтожали своих оппонентов на кострах. В «цивилизованной» же Англии, кровь просто лилась рекой...

В России также вскрылась ересь “жидовствующих” с астрологией и каббалой, в которую оказались вовлечёнными даже и высшее русское духовенство, и даже сам княгиня, но тут обошлось без костров, хотя около десятка наиболее рьяных проповедников и потеряли свои головы. Большинство же, отделалось тюрьмой и ссылкой.

Как, в то же самое время - в Варфоломеевскую ночь - 30 тысяч протестантов было мгновенно вырезаны вместе с их семьями и грудными детьми, а папа Григорий ХIII на радостях даже закатил пир, иллюминацию и приказал выбить памятную медаль.

Генрих VIII периодически казнил своих жён, а Елизавета казнила не только Марию Стюарт, но ещё и около 1000 католиков. В Испании Кровавый Совет приговорил к казни 18 000 человек. Не отставали от своего времени и остальные современники Грозного - Эрик ХIV, Христиан II, Мария Тюдор, Филипп Второй Испанский, герцог Альба и прочие достойные люди. «Культура на марше», что и говорить...

Реакция Грозного была не характерологической и не педагогической - как бы этого кому бы ни хотелось - а вполне естественной на ту концентрацию современной ему бюрократии - бояр и их интриги, которые сконцентрировались тогда, чисто географически, опять же, все в Москве. В сущности, где-то, уже и сама Москва и породила тогда жестокость «Грозного». Как потом уже и Петра, и Сталина - в России они могли появиться только в ней. Всю свою жизнь, как и Пётр, "Грозный" тоже пытался убежать из неё, но смог лишь создать вместо новой столицы, свою личную слободу.

Казни же Иоанна IV – подавляющее большинство которых, было по лживым доносам с сооружением целых систем лживых доказательств. Чего стоит донесение одного только «волынца», (как звали тогда хохлов), указавшего, что в Новгороде духовенство с властями задумали примкнуть к Литовско-Польской унии, для чего составили уже и письмо к ним с подписями даже и самого митрополита! И хранится оно за иконой в его кафедральном соборе. И действительно, посланный лазутчик его там и обнаружил, после чего Грозный и двинул своё войско на усмирение мятежного Новгорода…

И никому не пришло в голову, зачем хранить такую страшную улику, как письмо с подписями, да ещё и не дома - в ларце, а в таком общественном месте, где каждый мог его обнаружить. И почему это, уже написанное «письмо», да ещё и с подписями, было не отправлено адресату, а для чего-то, «хранилось»? Почему?! Не потому ли, что и было подложной фальшивкой?! Наконец, как узнал о столь секретном деле сам этот «волынец»?! И почему его не пытали – дело, в таких случаях, обычное?..

Ничего этого тогда царём сделано не было, а была сразу же снаряжена военная экспедиция, а потом уже следствие и расправа. Причём, подписи «на письме» были такого уровня, что обвиняемые признали их подлинность!.. Мало того, даже и вся дошедшая до нас хроника этого события, так же, запутана. Так, например, царь, хотя и отклонил благославление митрополита при их встрече, отстоял в храме всю проводимую им службу, а потом уже отправился к нему в дом и отобедать, где, видимо и произошло главное обличение, а потом и наказание виновных…

Но, больше всего, на современный образ Грозного повлияла известная всем картина Репина, где царь сумасшедшими глазами взирает на кровавую сцену им содеянного. Вообще-то, вся эта история была от начала и до конца, выдумана тем папским нунцием, которого послали к Царю с предложением перевести Русь из православия в католичество. И, поскольку отказ был мгновенный, категорический и окончательный, то папскому посланнику пришлось уже и в Риме характеризовать «царя как безумца, который даже там и сына своего собственного убил!» Дескать, вот почему и переговоры с таким человеком сразу же, и сорвались…

Причём топорная ложь эта постоянно изменялась. Поначалу говорилось, что причиной ссоры было нахождение царя на женской половине - в покоях у жены сына. Но, после того, как выяснилось, что на Руси даже и царь никак не может там оказаться, вся эта история зазвучала уже совершенно иначе. Дескать, ссора меж ними произошла из-за расхождения их взглядов на методы ведения войны… Что совсем уже полная нелепица, так как, во-первых, царь всегда был открыт чужим мнениям – даже уже и для откровенного предателя кн. Курбского, а уж тем более, для сына. Не говоря о том, что за это не убивают… Ложь нунция, пошла гулять сначала по католической Европе, а потом была увековечена и у нас И.Е.Репиным. Который за увековеченье ли этой лжи, получил проклятие самой своей кисти: в русском обществе быстро заметили, что те, кого он написал, уже не жильцы. Дольше всех протянул психиатр Бехтерев. Развалилась и сама страна после того, как он написал её «Собрание Государственного Совета»…

Самое время заметить, что все «казни Грозного» - в отличие от всех его современников и последователей - всегда проводились только после самого тщательного расследования и должны были быть обязательно подтверждены (кроме самих доносов), ещё и убедительными вещественными доказательствами и свидетельскими показаниями. После следствия и вынесения решений об этом только судом! А в случае бояр – ещё и утверждением самими боярами. Что стало нарушаться лишь после смерти его любимой жены от боярского яда...

Все «жертвы Грозного» легко счесть – есть абсолютно полный их список - все они были занесены в его синодик для ежедневного(!) поминовения каждого им самим. Занятый постоянными войнами с осаждавшими со всех сторон Россию врагами, царь не переставал искать наилучший способ управления страной - без опостылевших ему бояр, от которых он натерпелся горя с самого своего детства. Он нашёл её в «опричине» - как новой системе управления страной, осуществлять которую, и должен был, этот, придуманный им, полу-монашеский орден. Страна в этом эксперименте была разделена им на две части. Одна управлялась по старому - боярством и его приказами - «земщина», а вот другая, управлялась уже по-новому – «опричина» («опричь» всего – кроме). Сама идея передачи власти людям морально чистым (отсюда и орден), жива в России и до сих пор (см. борьбу им.Путина с коррупцией) и была тогда особенно распространена в Европе. Достаточно вспомнить храмовников и крестоносцев. В то же самое время, Игнасий Лойола в Польше создаёт и свой орден иезуитов с их современным девизом ”Цель оправдывает средства!”...

Как позднее и Пётр, “Грозный” постоянно ищет новые формы управления страной. Но, поскольку старые разрядные книги ещё не сожжены, и потому боярство ещё не утратило своей силы, он пробует создать свой альтернативный “орден власти” и своё альтернативное “духовенство”, формируя из наиболее преданных ему людей, свою реформаторскую силу – «опричину». (Как и позже г.Путин свою «Единую Россию»). Так как, к тому времени монастыри представляют из себя, уже гигантскую силу не только в духовном, но и в материальном отношении. Обладая значительными земельными угодьями, рабочей силой и средствами, они получают в течение длительного времени всевозможные дары, наследства и земельные угодья от нескольких поколений русских князей и царей. И все эти богатые монастыри и начинают играть всё большую и большую роль в жизни растущего русского государства...

Гигантские запасы в них хлеба, позволяют населению не испытывать теперь голод даже и при длительных неурожаях. Кроме этого, при каждом монастыре находятся свои школы, больницы, приюты и богадельни. Даже в кельях у настоятелей считалось обычным делом содержание тяжёлых больных - ”расслабленных”, нуждающихся в постоянном уходе, что рассматривалось как первейший долг каждого христианина.

Христианство и тогда было той мощной живой силой, настоятельно требующей ежедневного, кроме молитв, постов и церковных служб, исполнения своего христианского долга по отношению к ближнему: голодного накорми, раздетого одень, больного посети. Поэтому перед Грозным не было тогда и ни какой другой альтернативы светской власти, кроме власти духовной, которую он попытался и создать, и реформировать сам, но … Не смог! Все его идеи были продиктованы, опять-таки, не страстью к реформаторству, а тем, что он тоже вёл свои длительные войны, требовавшие больших денег и обязательной концентрации власти в одних руках...

Вот это-то его желание и натолкнулось на сильное противодействие бояр, почему нередко сами “реформы” и сводились лишь к карательным мерам к заговорщикам и смутьянам. Полностью эту часть его идеи смог выполнить только его сын - царь Федор Иоаннович, которого сам Иван считал, выражаясь современным языком, “бесперспективным” за его тихий нрав и склонность к частым молитвам. Но именно его Фёдору и удалось не только осуществить план отца, но и создать ту “симфонию властей”, которой предстояло и в дальнейшем стать чисто русской идеологией власти. Царь Фёдор первый из всех русских царей, создал Патриаршество, как параллельную систему духовной власти в России! Хотя полностью свою эффективность эта система проявила уже только во времена тандема царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. Но тогда боярская бюрократия, как класс профессиональных московских интриганов, ещё не была уничтожена, и поэтому своими интригами развалила и эту, столь перспективно задуманную, русскую властную структуру в том русском государстве...

Феодор первый установил в России две власти: монаршую - над жизнью телесной и патриаршую - над жизнью духовной. Причём, первая, безусловно и постоянно соотносилась, если и не совсем подчинялась, второй. Сам Федор Иоаннович являл собой пример истинно русского православного государя. Летописец трогательно описывает, как в его царствование, в 1595 году, крымские татары Кази-Герея пришли прямо к Коломенскому, в результате чего в городе царили ужас и паника. Вот как описывал их летописец:

«Войско русское сразилось с неверными в виду храмов и палат кремлёвских, перед глазами царя и царицы. Стены, башни и колокольни были унизаны вооружёнными и безоружными, исполненными любопытства и ужаса: дело шло о Москве. Народ то безмолвствовал, то вопил, следуя душою за всеми движениями кровопролитной сечи - зрелища нового для нашей древней столицы, которая видела приступы к стенам её, но ещё до того не видала полевой битвы на её равнинах. В эти роковые часы, когда сильно трепетало сердце даже и в столетних старцах московских, только один человек наслаждался спокойствием души неколебимой: тот, чьё имя призывалось вместе с Божиим, всеми русскими воинами в пылу битвы - тот, за кого они умирали перед стенами столицы - сам Государь!.. Утомлённый долгою молитвою, Феодор мирно отдыхал в час полуденный. Потом встал и равнодушно смотрел из высокого терема на битву. За ним стоял один добрый боярин и плакал. Феодор обратился к нему, увидел его слёзы и ласково сказал: ”Успокойся. Завтра не будет хана.” Слово царское оказалось пророческим: хан со всеми своими полчищами бежал за час до рассвета, преследуемый русской ратью, руководимой Годуновым...»

Через два года царь “был утешен” переложением мощей святого митрополита Алексия в серебреную раку. Он заставил Годунова коснуться мощей, сказав ему:

«Осязай святыню, правитель народа христианского! Управляй им и впредь с ревностию. Ты достигнешь желаемого, но всё суета и тление на Земле...»

Прощаясь навеки с русскими, род Рюриковичей явил, наконец, истинного монарха: кроткого, ласкового, мирно стоящего ногами среди своего народа, с душой отверстой Господу. Напоследок они показали миру, каким должен быть православный царь в русской стране. Одной своей кротостью, без “реформ”, войн и волнений, он создал в стране идеальную власть с толковым управителем. Время его запомнилось спокойствием и благоденствием - оно было точным слепком с него самого. История, как и наука, слишком часто бездумно смакует образы вылепленных “героев”: в Москве стоит памятник героям Минину и Пожарскому, как образцам “несгибаемости духа русского народа” в борьбе против завоевателей. Неплохо бы правда, для полной ясности, там, где-нибудь, ещё бы и приписать, как к самому “герою” Козьме (по его же признаниям в соборе), преподобный Сергий Радонежский трижды обращался в видениях, прежде чем упёртый Козьма, сдвинулся бы, наконец, со своего места. После первой просьбы святого, он упорно считал, что “устроение войска не его дело”, да и во второй раз тоже его не послушался. Понадобилось ещё более строгое внушение преподобного Сергия уже и в третий раз, с подробным пояснением, почему это надо делать, и как пойдёт у него это предприятие. Это к вопросу о “Несгибаемости духа народного”. Слов нет, дух, он, конечно же, поднимается, если гнать сам народ на доброе дело ещё и пинками. Это только на что худое он сам собирается...

Во времена Феодора, России предстояло получить свой, идеальный образец национального государственного устройства на века. Очень жаль, но вот этого, как раз и не случилось - население продолжало неявным образом делиться на православных, обрусевших язычников и инородцев, хотя сама структура русского общества, уже изменилась: взаимное проникновение русской и татарской культур неизбежно привело к ухудшению и очень сильному падению нравов в России. В то время как “низы” населения стали более православными, сама власть часто становилась в своих диких мерах, ещё и хуже языческой. И, хотя число инородцев в стране уже и увеличилось, но они всё ещё не влияли заметно на жизнь русского общества. Вот тут-то в России и появился Пётр!..