…Шло лето 1976 года. Первый советский авианосец, а точнее - тяжёлый авианесущий крейсер (ТАВКР) «Киев» заканчивал Государственные испытания (ГИ) первого этапа, которые проводились на Чёрном море.
Я уже с месяц находился на нём в составе сдаточной команды (порядка 15 человек) опытного образца РЛС «Фрегат». К этому времени на крейсер приехал и Леонид Алексеевич Родионов, Главный конструктор РЛС, начальник нашего КБ.
Примечание. О Л.А.Родионове я немного написал в https://cont.ws/@vladivil/1167265
Я считал себя «старожилом» корабля, знал и видел много интересного. И, в первую очередь, полёты Як-38 - палубного штурмовика вертикального взлёта и посадки.
Во время их полётов находиться на взлётно-посадочной палубе (ВПП) посторонним категорически воспрещалось. И это было абсолютно правильно. Если первые полёты Як-38, выполнявшиеся асами, внешне выглядели совсем простыми, то с прибытием новичков сразу стало очевидно, насколько эти полёты сложны. Особенно в момент взлёта штурмовика, когда пилот, подняв самолёт над палубой на струях трёх реактивных двигателей, должен был мягко изменять угол наклона хвостовых турбин для разгона самолёта по горизонтали. Вот тут случались очень неприятные ситуации, когда штурмовик вдруг начинало «заносить» прямо на главную надстройку «Киева». Да и вообще, полёты – есть полёты.
Эти полёты мне, да и многим другим представителям контрагентских организаций промышленности – «контры», как нас ласково называли моряки – удавалось, так или иначе, увидеть своими глазами. Но, конечно, находясь вне ВПП.
В этот день «Киев», готовясь к предстоящим в ближайшие дни последним мероприятиям первого этапа ГИ и выходу в Чёрное море, стоял на внешнем рейде Севастополя. А мы, по указаниям Л.А.Родионова, проводили небольшие экспериментальные работы, делали различного рода замеры работы РЛС в реальной погодной и радиолокационной обстановке, собирали статистику.
По корабельной громкоговорящей связи уже дважды командным голосом старпома корабля объявлялись запреты выхода на ВПП в связи с полётами палубной авиации. Но мы знали точно, что Як-38 в этот день летать не будут. По сложившейся к тому времени практике лётчики для обеспечения этих полётов всегда настаивали на обязательной работе нашей РЛС: «Без «Фрегата» летать не будем!». И давали соответствующую заявку.
Поэтому, получив 10-тиминутное разрешение от находившегося в центральном посту (ЦП) РЛС Родионова, я решил заглянуть на ВПП и немного подышать свежим воздухом. Поднимаясь к носовой кромке ВПП по трапу, я увидел, что дверь на палубу открыта настежь. А выйдя на палубу - только два стоящих неподалёку вертолёта Ка-27, со сложенными лопастями. Затем, прислонившись к стенке рядом с этой дверью, начал любоваться видом на море и Севастополь.
И поздно заметил, что от группы стоящих далеко в центре ВПП военных в мою сторону, а также в сторону ещё одного представителя «контры», стоявшего в середине надстройки «Киева», направилась три человека – офицер-лётчик, мичман и матрос. Все – с повязками дежурной команды по кораблю.
Не доходя до меня, офицер дал команду морякам: «Вы забирайте того (в сторону «контры») и ведите к старпому, а я – этого (уже в мою сторону)!». Убегать было явно поздно, да это показалось и несолидным.
«Ваши документы!» - потребовал лётчик. «Да какие же у меня тут документы, товарищ капитан! Они у меня в каюте». «Пошли!» - и капитан прихватил меня за локоть. «Вот только этого не надо, я же не пацан какой-то!» - прореагировал я. И мы двинулись за моими документами.
Мичманская каюта на 6 человек, в которой я в то время жил с нашими ребятами, располагалась неподалёку от того места на ВПП, где остался стоять старпом, палубой ниже. Но идти к ней по палубе напрямую на глазах корабельного начальства я, конечно, не мог. А по трапам и коридорам корабля путь получился довольно длинным. Сначала, на каждом повороте шедший немного позади лётчик касался моего локтя, что-то бурча под нос. Я каждый раз дёргал рукой. Но, к моему удивлению, когда я в последний раз повернул из основного коридора в сторону нашей каюты, офицера рядом не оказалось.
Вхожу в каюту. Кто-то из находившихся в ней ребят спросил: «Ты чего здесь делаешь? Тебя Родионов уже по телефону разыскивает!». Я объяснил ситуацию и сказал: «Пришёл за документами». «Да ладно! Ерунда всё это!». Пришлось ответить: «Да не ерунда. Я же лётчику сказал, кто я и откуда. Выйду, поговорю со старпомом, может быть и обойдётся».
Через несколько секунд я подходил к старпому, рядом с которым стояли вахтенные мичман и матрос с документами «контры». Я обратился к нему: «Товарищ капитан второго ранга! Я виноват, но, честное слово, это – случайность. Вот мои документы. Но, может быть, достаточно моих извинений?». Старпом, удивившись, спросил: «А где же сопровождающий!?». «Не знаю, он где-то потерялся по дороге в нашу каюту». Брови старпома поднялись ещё выше: «Да я ему!..».
Может быть, мы и решили бы мой вопрос «мирно», если бы в этот момент на палубу не вылетел запыхавшийся лётный капитан. Он подбежал к нам и снова схватил меня за локоть. Но старпом ничего доложить ему не дал, только презрительно махнул в его сторону рукой. Затем засунул мои паспорт и командировочное удостоверение в нагрудный карман форменной рубашки и сказал: «Слушайте объявление по кораблю»!
Примечание. Как стало известно позднее, капитан-лётчик прибыл на «Киев» только два дня назад и на этой махине длиной без малого 300 метров практически ещё совсем не ориентировался.
Медлить было нельзя. И я пулей помчался в ЦП «Фрегата». Влетев в пост, первым делом сообщил к Родионову: «Леонид Алексеевич! Я «влип» в дурацкую историю!». И коротко рассказал о случившемся. Реакция Родионова была мгновенной. «Слушай, Стас!» - обратился он к ответственному сдатчику нашей РЛС, Станиславу Сергеевичу Антифееву, который до работы в нашем КБ долгое время служил офицером ВМФ. «Вы же со старпомом, кажется, друзья?». «Да, мы кончали вместе один курс военно-морского училища имени Попова». «Бегом к нему! И без его документов (пальцем в мою сторону) не возвращайся! Скажи старпому – под мою ответственность!».
Дверь в ЦП вслед за Антифеевым только успела закрыться, как по громкоговорящей связи раздался знакомый бас старпома: «Сегодня, несмотря на все мои неоднократные предупреждения, в очередной раз грубо нарушили порядок проведения работ на корабле представители промышленности … (город Николаев) и …(город Москва). В назидание им, а также всем остальным представителям промышленности, даю команду на немедленное списание с корабля этих нарушителей!».
В ЦП наступила тишина. Родионов и остальные находившиеся в этом посту ребята, человек 5, молча смотрели на меня. А мне оставалось только смотреть в пол.
Вскоре вернулся Антифеев и молча отдал мои документы Родионову. После чего передал разговор у старпома, его главные слова: «Стас! Мы давно и хорошо знаем друг друга. Я очень уважаю и Леонида Алексеевича, и его «Фрегат». Но после того, что я объявил на весь корабль, своё решение отменить не могу. Второму лицу на корабле такое не положено. Единственное, что на командировочном удостоверении сегодняшнее число не проставлю. Даю вам ещё сутки. Но если я его (меня, то есть) увижу ещё раз, то не обессудьте…». И затем Антифеев добавил: «Кстати, память на лица у него просто фантастическая».
Родионов некоторое время просидел, обняв голову руками. «Ну и что будем делать? Списать!!! А кто же импульсы в синхронизаторе двигать будет?..». И меня дружно решили спрятать.
Стас вспомнил, что у нас есть резервная «каморка» в самой глубине корабля. Меня туда за считанные минуты «эвакуировали». И с этого момента я стал жить «на особом положении». В «каморку» мне приносили еду, на работу в ЦП («двигать импульсы») и обратно я шёл в сопровождении «разведчиков», чтобы не налететь на старпома. И в полной мере ощутил жизнь без солнечного света. Да и шуточек в свой адрес наслышался вдоволь…
Но как же жизнь может вдруг развернуться на 180º!
Прошло три дня. Я находился в ЦП, когда по громкой связи адмирал - председатель Госкомиссии торжественно объявил об успешном окончании первого этапа Государственных испытаний ТАВКР «Киев». А старпом сообщил, что корабль возвращается в Севастополь и все представители промышленности, не задействованные в дальнейших плановых корабельных мероприятиях, смогут уже через два часа отправиться на берег на первом рейдовом катере. Для чего им необходимо подписать в соответствующих службах корабля обходные листки, которые будут основанием для оформления командировочных удостоверений.
Из всей нашей сдаточной команды на корабле должны были остаться три человека, которые должны были дождаться прибытия на борт В.А.Панина, заместителя Главного конструктора РЛС «Фрегат». Ему предстояло обеспечить техническую помощь личному составу РЛС при переходе «Киева» из Севастополя на место проведения второго этапа ГИ на Северном Флоте. Среди эти «ожидающих» был и я.
А вот все остальные ребята, счастливые и довольные, ринулись оформлять эти самые обходные листки. В них числились и хозяйственная служба (с её матрасами, подушками, одеялами и прочими спальными принадлежностями), и корабельная библиотека, и финансовая часть с расчётами за питание на корабле, и сдача освободившихся кают и т.п. Всего – позиций на десять.
А так как «контры» на корабле в это время находилось несколько сотен человек, то легко можно понять, что двух часов на сборы убывающим после командировки явно не хватало. И чуть ли не каждый из наших прибегал ко мне в ЦП с одними и теми же вопросами: «Слушай, ты где стоял, когда тебя «прихватили» на ВПП? Что бы мне нарушить и получить командировочное удостоверение без этих очередей и беготни, на блюдечке с золотой каёмочкой?». И каждый просил показать моё удостоверение с корабельными печатями и цокал языком, приговаривая: «Если бы это знать заранее…».
Тут уже мне становилось смешно, глядя на их разговоры друг с другом: «Ты сколько подписей получил? Пять? А я – только три! А ведь ещё и самому надо успеть собраться!»
…На «Киев» в следующий раз я попал примерно через месяц, когда он уже стоял на рейде Североморска. И вот, как в кино, буквально через десять минут моего пребывания на его борту я столкнулся на одном из трапов – нос к носу – со старпомом. Увидев меня, он произнёс: «Фрегат?» и слегка пригрозил мне пальцем.
Оценили 19 человек
32 кармы