Москва. Сталин. 1941 год.

Великая Отечественная война. 1941 год. Для Красной Армии это период, когда напряжение достигло наивысшей точки. Фашистская машина стояла у ворот Москвы. Это время, когда одни готовились биться на смерть, а другие уже готовили награды и медали. И на советского, изнуренного войной солдата любое действие власти оказывало особое влияние. Оно могло приободрить и вдохновить солдата на дальнейшее противостояние с врагом, так и обессилить.

«Сдадим или не сдадим Москву?... Поговаривают, что Сталин готовится уехать из Москвы!...Не слышал такого!...Да правда это!...Своими глазами видел поезд!...Нет, Москву не сдадим!...»

Благодаря гитлеровской пропаганде, а особую роль сыграл министр народной правды и пропаганды Пауль Йозеф Геббельс, появилось мнение о том, что Сталин решил сдать Москву, тайно покинув ее. Собирался ли действительно Верховный Главнокомандующий бросить Москву на произвол судьбы?

Суждение о том, что Сталин собирался покинуть Москву, было подхвачено писателями М. Паджев в книге «Через всю войну» и П. Проскурин в романе «Имя твоё». Это мнение подтверждалось тем, что в середине октября 1941 Сталин прибыл в Рогожско-Симоновский тупик, где уже был подготовлен к отправке специальный бронированный поезд, там же Сталин ходил по платформе в глубоких думах – отправиться ли в Куйбышев или остаться в Москве? Такой поезд был действительно подготовлен. Об этом свидетельствует личная охрана Иосифа Сталина: А. Рыбина, П. Лозгачева, А. Белехова, П. Шитоха, В. Круташева, С. Кашеварова, В. Тукова и других. Разве в этом есть что-то удивительное и из рамок вон выходящее? Такие элементарные меры безопасности всегда были и существуют по наш день. Но Сталин не появлялся на данной платформе, поезда не видел и не расхаживал в тяжелых раздумьях. Помимо поезда, для экстренной эвакуации Сталина был подготовлен специальный пассажирский самолет «Дуглас» и звено истребителей для сопровождения. Данные самолеты находились под особой охраной НКВД, а находились на аэродроме им. Фрунзе. Но и туда Сталин не приезжал.

Комендант дачи С. Соколов, в Семеновском, начал собирать вещи и увозить их с дачи. Заметив это, Сталин сделал выговор Соколову: «Никакой эвакуации не будет, остаёмся здесь до победы».

Риск на тот момент был великий, но Сталин ясно осознавал свою роль нахождения в Москве. Это не только морально-психологическая стабильность на фронте, но и в целом устойчивость всего государства. Конечно, из сферы интеллигенции нашлись и те, кто уже готовился встречать фашистских захватчиков – шили костюмы и разучивали танцы. Об этом говорила балерина М. Плисецкая в интервью А. Караулову в 2005 году.

Но зная, что Сталин не собирается покидать Москву, солист Большого театра С. Я. Лемешев публично заявил: «А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл».

Мероприятия по обороне Москвы начались задолго до того, как Германия напала на СССР – с января 1940 года. С этого времени столица встала на военные рельсы. Десятки предприятий и заводов перепрофилировали под выпуск военной продукции. Большое внимание уделялось системе ПВО. Под бомбоубежища приспосабливали станции метро – прокладывали по туннелям водопроводы, телефонные и электрокабели, а также устраивали дополнительную вентиляцию. Кроме этого, дополнительно построили около 2000 новых бомбоубежищ. А уличное освещение было перестроено на централизованное управление. В Москве было создано и обучено 19 тысяч команд по противовоздушной обороне – более 600 тысяч человек. С началом битвы за Москву в ополчение записалось свыше 300 тысяч человек, и многие рвались на фронт. Но каждого отправить на фронт было нельзя – жизнь в городе также необходимо было поддерживать. Поэтому было сформировано 12 дивизий (120 тысяч) народного ополчения. И до прихода сибирских резервов эти люди внесли огромный вклад в защиту Москвы. И, несмотря на то, что большая часть предприятий была эвакуирована на восток, нехватку специалистов, топлива и электроэнергии - Москва произвела для фронта 19 тысяч боевых самолетов, 3745 реактивных артустановок, 3,5 миллиона автоматов, 9 тысяч артиллерийских тягачей, 34 миллиона снарядов и мин, 10 миллионов шинелей и т.д.

Из воспоминаний Пронина Василия Прохоровича:

«В ночь на 19 октября 1941 года нас пригласили на заседание ГКО, - вспоминал Пронин. - Там предстояло обсудить один вопрос: будем ли защищать столицу до конца или временно отдадим ее противнику, как это сделал в 1812 году фельдмаршал Михаил Кутузов? Когда собрались в комнате, откуда предстояло идти в кабинет Сталина, Берия принялся уговаривать всех оставить Москву. Он был за то, чтобы сдать город и занять рубеж обороны на Волге. Маленков поддакивал ему. Молотов бурчал возражения, остальные молчали. Причем я особенно запомнил слова Берии: "Ну с чем мы будем защищать Москву? У нас же ничего нет. Нас раздавят и перестреляют, как куропаток".

Вошли в кабинет Сталина. Когда расселись, Сталин спросил:

- Будем ли защищать Москву до конца?

Все угрюмо молчали. Он выждал некоторое время и повторил вопрос. Опять все молчат.

- Ну что ж, если молчите, будем персонально спрашивать.

Первым обратился к сидевшему рядом Молотову. Молотов ответил: "Будем". Так ко всем обратился персонально. Все, в том числе и Берия, заявили: "Будем защищать".

Тогда Сталин говорит:

- Пронин, пиши.

Я взял бумагу и карандаш. Сталин принялся диктовать знаменитое: "Сим объявляется...". Потом приказал постановление ГКО немедленно передать по радио. Сам подошел к телефону, связался с восточными округами и стал по маленькой записной книжке диктовать командующим номера дивизий, которые следовало срочно направить в Москву. Кто-то, кажется, с Урала, пожаловался, что нет вагонов для отправки войск. Сталин ответил:

- Вагоны будут. Здесь сидит Каганович, который головой отвечает за то, чтобы подать вагоны.

Говорили мы с Прониным и о том, как восприняли москвичи решение о прекращении эвакуации и объявлении осадного положения.

- Приходится слышать иногда о том, что будто массовая паника была, будто бежали толпами, давили людей на вокзалах, - сокрушался он. - Никакой массовой паники не было. Наоборот, простые москвичи проявляли массовый героизм, а вот среди чиновников бывало всякое. 12 октября было принято решение о срочной эвакуации 500 заводов Москвы и области, специалистов, высококвалифицированных рабочих, некоторых учреждений и учебных заведений. К сожалению, мы не успели провести разъяснительную работу. И на некоторых заводах рабочие стали просто препятствовать эвакуации, считая это предательством и дезертирством. Серьезное возмущение было на автозаводе, на артиллерийском заводе, на 2-м часовом заводе. На шоссе Энтузиастов рабочие по своей инициативе организовали заслон, не пропускали машины, идущие на восток. Таково было тогда настроение основной массы москвичей.

Были ли случаи паники и настоящего дезертирства? Конечно, отдельные были. В один из дней ко мне приехал известный работник ЦК Ярославский. Его брат Губельман работал начальником ЖЭКа на улице Горького. Перед этим тоже был у меня, просил эвакуировать его в Горький. Я запретил. Накануне в "Вечерке" было опубликовано постановление Моссовета, запрещающее эвакуацию всем работникам городского хозяйства: население-то надо обслуживать, Москву защищать надо! Губельман пожаловался брату. Ярославский потребовал немедленно отправить того на восток. У нас состоялся очень крупный, острый разговор. Ярославский заявил: "Какое право вы имеете оставлять людей на истребление?" Я ему, помнится, ответил: "Весь президиум Моссовета остается здесь, в Москве, все работают на защите Москвы. Мы все остаемся. Не для истребления, а чтобы остановить врага. И Губельмана для этого оставляем, и других". Сам Ярославский через три дня все же сбежал, уехал в Куйбышев. А Губельмана мы все-таки оставили.

Между прочим, тогда же из столицы уехал на восток и Микоян. А узнал я об этом так. 18 октября, часов в 12 дня, мне позвонил Сталин. Грубо ругая работников Наркомвнешторга и Микояна, который в качестве заместителя председателя Совнаркома ведал работой этого ведомства, Сталин сообщил, что эти люди покинули Москву и бросили на таможне несколько тонн редких металлов: молибдена, вольфрама и т.д. Сталин спросил, не может ли Моссовет организовать погрузку этих металлов, и какое время для этого необходимо. Я ответил: минут 30-40. Сталин, приняв сказанное за неудачную шутку, вспылил. Пришлось пояснить, что у нас на казарменном положении шесть полков ПВО, я могу по тревоге любой из них поднять, подвезти к складам. Сколько потребуется, столько и будем работать. В течение двух дней ценные металлы были отправлены на восток.

Сталин ничего не забывал. Когда в 1952 году Микояна исключали из состава Политбюро, он ему этот случай припомнил».

Таким образом, осенью 1941 года Москве удалось выдержать натиск врага. А подошедшие к тому времени резервы с Сибири и Дальнего Востока послужили началом к великому контрнаступлению под Москвой, которое началось 5-6 декабря 1941 года.