Вкусняшки из чашки

- Все еще титьку мамину сосешь? – спросил Велька.

Бывают такие ребята, которым не терпится сказать гадость. Причем не важно, какие это будут слова по смыслу, может быть, даже очень хорошие. Главное сказать их так, чтобы получилась гадость.

У Вельки это выходило хорошо.

Дети во дворе притихли и посмотрели на Горьку.

- А что? – спросил тот. – Вы, разве, нет?

- Может, и сосем иногда, но мы все уже вкусняшки ели. Правда, ребята? А ты – нет. Я точно знаю, даже и не ври.

- Не ел, – признался Горька. – Ну и что?

- А то, что ты, значит, младенец, а мы взрослые. И как с тобой играть после этого?

Горька смущенно огляделся, ища поддержки.

- Ты не обижайся, но Велька прав. Родители говорят: «дети становятся взрослыми, когда вкусняшки попробуют». Я уже давно их попробовал. На прошлой неделе даже.

- И я.

- Ага…

Ребята закивали, подтверждая, что все они уже кушали вкусняшки.

- Так что иди отсюда, и пока не станешь взрослым, не приходи с нами играть, – заключил Велька.

Горька отошел от песчаного холма, где еще минуту назад вместе со всеми рыл ходы в мокром песке и лепил крепости для своих солдат. Его место занял Велька.

- С кем сегодня сражаемся?

- С драконом. Он живет вон в той пещере. Мы все собираем войско, а потом идем его побеждать.

- Да, он уже сто человек сжег! – Мальчик, ответственный за «дракона», крутанул колесико зажигалки, и очередная веточка-воин погибла в неравном бою.

- У него иногда искра проскакивает, а огня нет. Видимо, в горле пересыхает.

- Да, в этот момент его и надо победить…

Горька смотрел-смотрел, а потом повернулся, и, на ходу глотая слезы, побежал домой.

- Мама! Мама!..

- Что, проголодался? Сейчас, сейчас… – Мама сосредоточилась, и ее груди наполнились. – Давай, кушай. Я сегодня с утра в хорошем настроении, молоко будет сладким.

- Мама, я не хочу титю! Я хочу вкусняшек! – выпалил Горька.

- Что?.. – Мамины груди тут же спали. – Эй, пап, иди сюда, слышишь, что сынок говорит?..

- Слышу. – Папа вышел в коридор.

- Во дворе все уже кушали вкусняшки. Меня дразнят! – Горька шмыгнул носом и посмотрел на папу. – Говорят, что не будут со мной играть, пока тоже не стану взрослым. А взрослым становятся, когда покушают вкусняшки!..

- Как рано их стали теперь давать, – поморщился папа. – Я, помню, до десяти лет мамку сосал. Или до двенадцати…

- Когда это было? К тому же ты в селе жил… Делать-то что будем? – Мама озабоченно гладила сына по волосам.

- Конечно, накормим, куда деваться? Раз теперь так принято. Будем играть по общим правилам. Еще не хватало, чтобы моего сына дразнили, а у него комплексы от этого появились какие-нибудь. В пять лет вкусняшками кормить – значит, в пять лет.

- Соседскому Диньке только-только четыре исполнилось, а его уже подкармливают…

- Тем более… Решено, завтра, на выходные, будут у тебя вкусняшки! – заключил отец. – Мать, не помнишь, где у нас чашка для них?

- Да ладно, обязательно что ли в этом антиквариате глиняном? Пусть из новой керамической тарелки ест.

- Э, нет! Вкусняшки должны быть из чашки! И никаких возражений! Мой отец из нее кормил, и я буду из нее кормить. Ну, ты же знаешь, где что у нас в доме хранится? Такая белая, с маленькими цветочками?..

- Знаю, в кладовке, на верхней полке.

- Хорошо, я найду… – Папа исчез за дверью кладовки.

- А я тогда в магазин сбегаю… – Мама накинула платок и вышла.

Горька немного постоял в коридоре, потом улыбнулся и пошел в свою комнату.

Ждать завтрашнего дня и обещанных вкусняшек.

В супермаркете было людно. Конец недели, и все набирали полные корзинки на выходные. Кто-то готовился к субботнему завтраку на траве, а кто-то просто любил вечером пятницы покушать от пуза…

Мама Горьки зашла по делу. Обычно она брала еду в маленьком магазинчике под домом, но теперь нужен был товар, который бывает только в крупных супермаркетах. Редкий товар.

Она быстро прошла между большими отделами с разделанными тушами взрослых вкусняшек и оказалась у маленького прилавка. Взяла одну упаковку, потом, подумав, вторую, от другого производителя, и, не отвлекаясь на рекламу и яркие этикетки, направилась к кассе.

Дома она застала мужа на кухне. Он любовно мыл старую чашку.

- Вот, купила… – сказала женщина и бросила на стол две пачки герметично упакованных вкусняшек для детей. – Как раз в твою чашку влезут. Выбирай. Взяла на всякий случай две…

- Что? Ты хочешь кормить нашего сына дохлыми вкусняшками?! – Отец брезгливо взял упаковку, потом вскрыл и вывалил на стол с полдюжины сморщенных детенышей вкусняшки. – Еще и вяленых!

- А каких тебе надо? Может, ты живыми хочешь накормить?

- Конечно! Только живыми, как положено.

- Да не смеши! – испугалась жена. – Кто же сейчас живыми вкусняшками детей кормит? Это же варварство!

- Это традиция, мудрая и правильная. Человек становится взрослым не от того, что он чего-то съедает или не съедает, а от того, что понимает, в каком мире он живет. Понимает, что это мир боли и жестокости. И он должен или принять это, или отвергнуть. Вот от чего взрослеют, а не от еды… Ты посмотри на них!..

Женщина взглянула на стол. Рты вяленых вкусняшек растянулись, и казалось, что это улыбки. Глаза вылезли и казались просто нарисованными.

- Ну и что поймет наш сын, когда съест это? Просто вкусная жирная еда. Все равно, что молоко из маминой тити, только твердое и из чашки. А вот когда он увидит живых маленьких вкусняшек, возьмет их в рот, почувствует, как они пищат и борются, когда их давят зубами… Вот тогда он по-настоящему станет взрослым.

- Меня родители кормили мертвыми, из магазина, а не живыми.

- Потому что для девочек это не обязательно уж лет сто…

- Вот именно! А сейчас и к мальчикам с ритуальной чашкой пристают только последние… Надеюсь, ты не всерьез все это говоришь?..

- Еще как всерьез. Посмотри, есть среди нас взрослые? Не по годам, а по делам. Не по паспорту, а по сути? Нету! Одни инфантильные полудети, полуженщины. А почему?! Я вот думаю, что отчасти, потому что мы забываем обычаи предков. И один из них – первое кормление ребенка живыми вкусняшками. А не этим вяленным дерьмом!

- А по-моему, это цивилизованность, а не инфантильность…

- Э, нет! Не надо путать. Цивилизованность – она осознанная. А когда тебе не дают выбора, а самое главное – когда ты сам отказываешься от сознательного выбора – это инфантильность. Я хочу, чтобы мой сын стал взрослым. Жаль, что сейчас древний обычай превратился в формальность, и от того его проводят слишком рано… Хотя, с другой стороны, дети в городе быстрее растут, а значит…

- Вот именно, не забывай, что мы в городе! – женщина вдруг всплеснула руками и вроде с облегчением добавила: – Да и где ты, интересно, возьмешь живых вкусняшек?..

- А вот это – моя забота. Все-таки, я еще не совсем забыл родную деревню…

Вечерний поезд оказался не таким пустым, как предполагал отец Горьки. Наверно, кто-то на выходные еще навещал стариков, не желавших переезжать в бетонные квартиры. И это радовало.

- Мои уже давно… – вздохнул мужчина. – Жестокий мир, жестокие законы…

За окном побежали деревья, а в душе – воспоминания.

Только глубокой ночью удалось заснуть, а рано-рано утром мужчина вышел в поле.

Да, прямо в поле. Станция – одно название: покосившаяся деревянная конструкция, поезд, остановившийся на две минуты…

- А ведь когда-то здесь даже касса была… – Мужчина постоял рядом со сломанной скамейкой, подождал, пока растает вдали последний гудок поезда.

И нахлынула тишина…

Потом, убедившись, что шумное железное чудовище исчезло, вновь застрекотали кузнечики.

Отец Горьки сбросил оцепенение и пошел через поле.

Когда-то в этом месте была большая деревня. Сейчас – нет. Дома опустели, осели и исчезли. Теперь здесь частная ферма. Неплохая, зажиточная. Может, потому что от города недалеко.

Поля закончились, и начались луга с пасущимися вкусняшками.

Мужчина подошел ближе. Как же давно он не видел этих меланхоличных, с трудом передвигающихся существ. Не видел живыми, понятное дело…

Лапки на груди вкусняшек совсем не помогали двигаться. Они служили для общения, для ухаживания, но не для передвижения. Мало кто из людей не умилялся, когда взрослая вкусняшка хлопала своими маленькими лапками, так похожими издалека на человеческие ладони.

Вкусняшки передвигались, изгибая нижнюю часть туловища, длинную и сужающуюся к концу. Специальные железы выделяли смазку, облегчавшую скольжение по траве.

Находились любители этой слизи. Она плохо хранилась, и продавалась обычно в консервах: «Вкусняшки в собственном соку», «Вкусняшковые тянучки»…

Передняя часть тела поднималась над землей где-то на метр, иногда на полтора.

Морда располагалась чуть выше лап, и чем-то напоминала детские рисунки: продолговатый овал, в котором улыбка, нос и два глаза. Так и у вкуснящек: казалось, что они всегда радостно улыбаются, пережевывая свою траву. А глаза с длинными ресницами хоть и казались глупыми, при этом были удивительно красивыми.

- Ого, какая здоровая! – вслух восхитился отец Горьки, подходя к воротам фермы. – Тонны полторы?

- Тысяча семьсот кило, без малого! – гордо ответил фермер. – Только это самец… Из города?..

- Да, по делу.

- Ну, заходи. Сейчас завтракать будем.

- Да нет, спасибо. Мне домой надо быстрей вернуться, сыну обещал. Понимаете, ему пора вкусняшек… из чашки…

- Хм? Ну, это не к нам. Это в супермаркет или в детское питание. Мы взрослых выращиваем. И даже не забиваем, это на фабрике уже…

- В том-то и проблема, что мне бы живых…

- Серьезно? Для сына?..

- Да.

- А, ну ради такого дела! У меня тут молодняк как раз народился, пошли, коль не шутишь! Но сначала – завтрак! Не дело это, не накормить гостя…

В хлеву было темно.

- Это не для экономии, – пояснил фермер. – Тут у меня родильное отделение. Ты сам в деревне жил, знаешь, какие они пугливые становятся, когда из них мелочь эта лезет. По сотне от каждой, а выживает – по пальцам пересчитать… Смотри, смотри!..

После обильного и очень вкусного завтрака из свежих овощей, гость из города перестал торопиться и теперь с интересом разглядывал огромную вкусняшку, лежащую на боку.

Вскоре глаза привыкли к полумраку, и отцу Горьки удалось разглядеть новорожденных. Они ползали по материнскому боку, пищали и радостно слизывали прозрачную слизь. Каждый малыш был величиной с полпальца и очень похож на мать, уменьшенную в несколько тысяч раз: такое же червеобразное тело с «личиком» на конце передней части. Только лапок еще не было. Они появлялись много позже, перед первым спариванием.

- Давай, я тебе наберу, сколько хочешь… – Фермер стал сгребать в коробку маленьких вкусняшек. Они тревожно запищали, и мать недовольно зашевелилась.

- Зачем столько?! Мне бы пяток, чтобы в чашку влезли…

- А, «вкусняшки из чашки»? Помню, помню, как меня отец кормил… Ладно, вот тебе стандартную «полдюжину» для стандартной чашки. И еще банку слизи возьми. Подкормишь в дороге, чтобы не сдохли.

- Спасибо… Сколько с меня?

- Э, ты чего? Обидеть хочешь? Для такого дела… Бери, и пусть твой сын повзрослеет!..

Дома ждали.

Сын с радостным нетерпением, а жена с тревогой.

- Неужели все-таки привез? – тихо спросила она, открыв дверь.

- Да.

- Пап, ты вкусняшек купил?! – закричал Горька, выбежав из комнаты.

- Да, иди к себе. Мы с мамой все подготовим и позовем.

- Ура! Я стану взрослым и снова смогу играть с друзьями во дворе!

Горька исчез в детской, а родители пошли на кухню.

Старая ритуальная чашка с простыми желтыми цветочками по ободку торжественно стояла посреди стола.

Отец достал коробку и осторожно пересадил маленьких вкусняшек в чашку. Они пищали и возились в ней, стремясь выползти. Мама накрыла их доской для резки овощей.

- Уф… – выдохнул мужчина. – Ну, зови героя…

- Горенька!

- Я тут! Где вкусняшки? – сын появился в кухне почти мгновенно.

- Здесь, в чашке. Ты откроешь, высыпаешь их на вот эту тарелку и съешь. После чего станешь взрослым. Это будет твоя первая пища. Ну, не считая маминого молока…

- Понятно, понятно! Можно я уже буду кушать?..

- Давай, сынок. Это очень важный день в твоей жизни…

Горька торжественно сел за стол, взялся за чашку и зажмурился.

Папа убрал доску и отошел.

Сын опрокинул чашку над тарелкой и одновременно открыл глаза.

Вкусняшки, притихшие было в темной чашке, снова запищали. Они начали ползать по тарелке, хлопая маленькими глазками и улыбаясь.

Зато улыбка Горьки из радостной превратилась в растерянную, а потом и вовсе куда-то пропала.

- Это кто?

- Вкусняшки.

- Они живые?

- Конечно. Чтобы стать взрослым, ты должен их съесть.

- Почему?

- Потому что только дети питаются маминым молоком и никого не убивают. А взрослые едят живых вкусняшек.

- А вы? Я никогда не видел… Мама покупает в магазине совсем другое. Оно такое, кусочками…

- Это для нас их убили и порезали кусочками, чтобы удобнее было. А на самом деле они живые.

- Я тоже хочу кусочками…

- Нет, сынок. Послушай меня внимательно. Да, потом ты будешь кушать, как все, но сейчас, чтобы стать взрослым, ты должен сделать выбор. Сам. Ты должен сам разжевать живую вкусняшку. Если не сможешь, то давай, подождем. Кушай пока мамино молоко, а обряд первой чашки мы повторим позднее, когда ты подрастешь…

- Да ты, сынок, не бойся, – вступила в диалог мама. – Они вкусные. Очень вкусные. Видишь, они снизу мокрые. Это жир. Прямо сочится. Очень вкусные. Ты только прикуси тихонько, они и перестанут во рту шевелиться. Потом разжуешь, вкус почувствуешь, и само пойдет…

- Мать, подожди, он сам разберется. Да, сынок? Отложим? Твой папа в двенадцать лет съел свою первую чашку. А тебе только пять с небольшим…

- Не, со мной играть не будут… – насупился Горька. – Я съем…

- Как знаешь. Мы тогда выйдем, чтобы не мешать… Будем поглядывать тихонько. А ты думай, обязательно думай…

Горька остался на кухне один. За полупрозрачной дверью стояли родители и неслышно о чем-то переговаривались.

Мальчик посмотрел на вкусняшек. Они проворно ползали по тарелке и едва слышно пищали.

Осторожно тронул одну пальцем. Та остановилась, залупала глазками, потом лизнула палец.

Горько отдернул. Потом снова протянул и погладил. Вкусняшка опять замерла и заморгала глазками.

- Какие вы мягкие и милые. Я бы хотел с вами дружить, а не есть…

- Сынок, ты как?.. – раздалось из-за двери.

- Скоро уже! – Горька задумчиво гладил то одну, то другую вкусняшку.

Потом взял первую и положил в рот.

В этот момент заглянула мама, ойкнула и спряталась.

Горька взял вторую, третью…

- Как ты? – Папа вошел и посмотрел на стол. – Всех съел?

Сын кивнул. Его лицо было бледным и необычно вытянувшимся.

- Ой, как ты выглядишь, позеленел весь! – Мама хотела броситься к сыну, но отец остановил.

- А ты что хочешь? Не трогай, пусть в себя придет… Иди, сынок отдыхай. Можешь поплакать даже. А мы потом все тебе объясним. И про выбор, и про жестокость мира…

Горька быстро закивал, потом выскочил из-за стола и бросился к себе в комнату.

- Кажется, его вот-вот вырвет… – сказала мама.

- Немудрено. Я после «чашки вкусняшек» неделю ничего есть не мог…

- Да ты и сейчас одни фрукты да орехи ешь, – пожала плечами женщина.

- Да… А вот ты почти каждый день куски вкусняшек жаришь, хотя в детстве никто к тебе с ритуальной чашкой не приставал… Странно, правда?

- Чего странного? Ведь я же девочка! Нам чашка уже давно не обязательна!

- Да не про это я… Ладно, поздно уже, пойдем потихоньку спать собираться. Фильм посмотрим какой-нибудь на ночь…

- Хорошо, только я еще подружкам позвоню, расскажу… Вот удивятся, какой ты у меня деспот и ретроград!..

- Кто? Кто?..

Но жена уже упорхнула в комнату.

Поздним вечером, когда фильм закончился, а жена давно спала, мужчина встал и тихонько вышел в коридор. Отворил дверь в детскую, неслышно вошел.

Горька сопел в кроватке. На его лице застыла улыбка.

Отец прислушался. К сонному дыханию сына примешивался странный звук. Словно кто-то посвистывал. Может, сам Горька?

Нет. Отец прислонился ухом к самому носу сына, но ничего, кроме спокойного детского дыхания не услышал.

На полу валялись неприбранные игрушки. А вот коробка из-под нового самолетика зачем-то стоит на тумбочки у кровати…

Отец снял крышку и увидел шестерых вкусняшек, которые сбились вместе в углу коробки и тихонько посвистывали во сне…

(Максим Мейстер)..

" и вся, елика аще воспросите въ мотитвъ верующе, примете...