По моим многнолетним наблюдениям я пришел к убеждению: большинство моих сограждан-россиян в панике убегают. Убегают они от правды.
Нет. Это не совсем верно. Совсем наоборот - россияне очень любят правду. Обо всех и обо всём. Но, как всегда и во всём, имеются и исключения. То есть, есть на свете и в реальной жизни такая правда, от которой у россиян панический страх и знать её они "принципиально" не желают. Эта статья об одной, очень важной исторической правде, которую примерно 70 % россиян боятся знать и знать не желают - о личности Сталина.
***
В 1929 году, с изгнанием из Политбюро последней оппозиционной группы, началась эпоха диктатуры Иосифа Сталина. Больше никто не мог помешать «вождю»: в стране начались чистки, насильственная коллективизация, пытки, пропагандистская истерия.
Как вышло, что власть сконцентрировалась в руках этого человека? Почему во главе страны встал не талантливый экономист, говоривший на четырёх языках, архитектор НЭПа Бухарин, чьими работами вдохновлялись авторы китайской перестройки экономики? Почему не организатор победы в Гражданской войне и лидер народных масс Лев Троцкий?
Историкам тяжело реконструировать истинный путь Сталина к власти. Работа некоторых важных частей кадрового аппарата партии была закрытой ещё до чисток второй половины 1930-х. Большинство из тех, кто мог рассказать о ходе партийной борьбы, чистки не пережили. Почти не осталось источников, позволяющих понять, что привело недоучившегося в семинарии юношу с задворок империи к вершине власти. Мемуары Бориса Бажанова, личного секретаря «вождя» — один из немногих дошедших до нас документов, которые дают ключи к тому, как Иосиф Джугашвили стал главным человеком страны.
Всего в период с 1922 по 1928 годы у Сталина было четыре секретаря: «Бажанов — секретарь Сталина по Политбюро; Мехлис — личный секретарь Сталина; Гриша Каннер — секретарь Сталина по тёмным делам; Товстуха — секретарь по полутёмным». Из всех них только Бажанов пережил Сталина и, бежав за границу, получил возможность написать мемуары. В 1930 году в книге, получившей название «Воспоминания бывшего секретаря Сталина», он откровенно описал внутрипартийную борьбу генсека за власть в 1920-е годы.
Официальная пропаганда и её адепты незамедлительно объявили Бажанова перебежчиком и предателем, что должно было дискредитировать достоверность описанных им данных. Если бы данные Бажанова были фальсификацией, сталинскому правительству было бы нетрудно их опровергнуть. Однако вместо ответа оно организовало несколько покушений на Бажанова.
Воспоминания Бажанова, бывшего одним из главных помощников Сталина, важны ещё и тем, что других столь же подробных и непротиворечивых документов, в деталях описывающих, как происходил захват власти, не существует. Официальная советская историография утверждала, что Сталин выиграл внутрипартийную борьбу в дискуссии, но учитывая интеллектуальный потенциал вождя в сравнении с другими деятелями партии, поверить в эту версию невозможно.
Значительная часть сведений Бажанова (из тех, что можно проверить) находит подтверждение и в других источниках. При этом его воспоминания — не однобокий «антисоветский поклёп» и на фоне других мемуаров невозвращенцев выделяются трезвостью оценок. Ко многим лидерам большевиков он относится тепло, признаёт их высокие способности и положительные человеческие качества. Это один из немногих документов, где лидеры партии предстают людьми, а не демонами или святыми.
В силу неангажированности повествования, многочисленных подтверждений части изложенных сведений и уникальности других, «Воспоминания секретаря Сталина» приобрели значительный исторический вес, и их необходимо учитывать в разговоре о политической судьбе и восхождении Сталина.
Как Сталин строил карьеру
К началу 1920-х годов Иосиф Сталин не был самым ярким из советских лидеров: в партии большевиков имелось немало более известных и влиятельных людей. Первым секретарём ЦК в то время был такой же бесцветный, но гораздо менее амбициозный Вячеслав Молотов. Однако в 1922 году Зиновьев и Каменев предпочли ему Сталина, по словам Бажанова, «в сущности только по одному признаку — им нужен был на этом посту ярый враг Троцкого». Интересно было бы узнать, что они думали об этом назначении перед расстрелом в 1936-м году. Была ли это политическая интрига или стремление избежать диктатуры наркомвоенмора, Зиновьев и Каменев стратегически просчитались.
Получив должность генерального секретаря, Сталин сходу занялся расстановкой своих кадров, чтобы обеспечить себе большинство голосов на съезде партии. Вот какова механика этого процесса: «Сталин и Молотов заинтересованы в том, чтобы состав Оргбюро был как можно более узок — только свои люди из партаппарата. Дело в том, что Оргбюро выполняет работу колоссальной важности для Сталина — оно подбирает и распределяет партийных работников — секретарей и главных работников губернских, областных и краевых партийных организаций, что чрезвычайно важно, так как завтра обеспечит Сталину большинство на съезде партии, а это основное условие для завоевания власти. Работа эта идёт самым энергичным темпом; удивительным образом Троцкий, Зиновьев и Каменев, плавающие в облаках высшей политики, не обращают на это особенного внимания. Важность сего поймут тогда, когда уж будет поздно».
Красивая легенда о «победителе в дискуссии» рассыпается на глазах в прозаическом изложении Бажанова. Политический путь Сталина он описывает не как «борьбу с уклонами», а как жестокую борьбу за власть. Бажанов рассказывает, как Сталин хитро манипулировал ситуацией, чтобы сформировать максимально лояльный ему состав в Центральном комитете:
«Ленина поразило, как за несколько месяцев его болезни быстро увеличилась власть партийного аппарата, и следовательно — Сталина. Ленин сделал шаг к сближению с Троцким и начал серьёзно раздумывать, как ограничить растущую власть Сталина». Ленин разработал ряд мер: во-первых, расширить состав ЦК, разбавив централизованную власть аппарата, во-вторых, реорганизовать и расширить ЦКК, сделав из неё противовес бюрократическому аппарату партии. Ещё в декабре 1922 года Ленин написал письмо о расширении состава ЦК, которое тут же было передано Сталину.
«Сталин его скрыл, и на съезде, происшедшем в апреле, пользуясь тем, что в это время Ленин уже полностью вышел из строя, выдал это предложение за своё (но будто бы согласное с ленинскими мыслями); предложенное увеличение было принято, число членов ЦК было увеличено с 27 до 40. Но сделал это Сталин с целью, противоположной мысли Ленина, а именно — чтобы увеличить число своих подобранных членов ЦК и этим увеличить своё большинство в ЦК».
Генсек закрывал глаза на прегрешения своих ставленников, а сторонников партийной оппозиции за незначительные нарушения отправлял в ЦКК, где принималось решение об их исключении. Если выяснялось, что кто-то из членов партии — оппозиционер или противник сталинской группы, на него моментально находили компромат — настоящий или сфабрикованный — и эту информацию передавали помощникам Сталина, Каннеру и Товстухе. Оттуда она так же тайно попадала в Партколлегию, где решали, «что делать, „исключить из партии“ или „снять с ответственной работы“, или „дать строгий выговор с предупреждением“ и т. д. Уж дело Партколлегии придумать и обосновать правдоподобное обвинение. Это совсем не трудно и греметь фразами о партийной морали, и придраться к любому пустяку — написал, например, партиец статью в журнал, получил 30 рублей гонорара сверх партийного максимума — Сольц такую истерику разыгрывает по этому поводу, что твой Художественный театр. Одним словом, получив от Каннера директиву, Сольц или Ярославский будут валять дурака, возмущаться, как смел данный коммунист нарушить чистоту партийных риз, и вынесут приговор, который они получили от Каннера».
Так, благодаря неосмотрительному предложению Каменева и Зиновьева, Сталин за небольшой период времени превратился в крупнейшую фигуру ЦК и сформировал вокруг себя надёжный пул последователей, которые не хотели и не могли помешать его единоличному правлению. Однажды захватив власть, он держался за неё до самой смерти, используя все доступные ему методы.
Чехословацкий шпион и прослушка в ЦК
В мемуарах подробно описано, как Григорий Каннер, «секретарь по тёмным делам», помог организовать Сталину прослушку практически всего руководства партии:
«В первые дни моей работы я десятки раз в день хожу к Сталину докладывать ему полученные для Политбюро бумаги. Я очень быстро замечаю, что ни содержание, ни судьба этих бумаг совершенно его не интересуют. Когда я его спрашиваю, что надо делать по этому вопросу, он отвечает: „А что, по-вашему, надо делать?“ Я отвечаю — по-моему, то-то <…>. Сталин сейчас же соглашается: „Хорошо, так и сделайте“. Очень скоро я прихожу к убеждению, что я хожу к нему зря и что мне надо проявлять больше инициативы. Так я и делаю. В секретариате Сталина мне разъясняют, что Сталин никаких бумаг не читает и никакими делами не интересуется. Меня начинает занимать вопрос, чем же он интересуется».
Очень скоро Бажанов получил ответ на свой вопрос. Через несколько дней, как всегда зайдя к Сталину без доклада, он застаёт того разговаривающим по телефону:
«То есть, не говорящим, а слушающим — он держит телефонную трубку и слушает. Не хочу его прервать, дело у меня срочное, вежливо жду, когда он кончит. Это длится некоторое время. Сталин слушает и ничего не говорит. Я стою и жду. Наконец я с удивлением замечаю, что на всех четырёх телефонных аппаратах, которые стоят на столе Сталина, трубка лежит, и он держит у уха трубку от какого-то непонятного и мне неизвестного телефона, шнур от которого идёт почему-то в ящик сталинского стола. <…>
Мне нужно всего несколько секунд, чтобы это заметить и сообразить, что у Сталина в его письменном столе есть какая-то центральная станция, при помощи которой он может включиться и подслушать любой разговор, конечно, „вертушек”. Члены правительства, говорящие по „вертушкам”, все твёрдо уверены, что их подслушать нельзя — телефон автоматический. Говорят они поэтому совершенно откровенно, и так можно узнать все их секреты».
Центральная станция прослушки была установлена прямо в здании ЦК, на пятом этаже, где располагался кабинет Сталина, а также части интересующих его абонентов: это три секретаря ЦК, секретари Политбюро и оргбюро, Назаретян, Васильевский.
«Так как я вхожу к нему без доклада много раз в день, рано или поздно эту механику я должен открыть, не могу не открыть, — пишет Бажанов. Взгляд Сталина спрашивает меня, понимаю ли я, какие последствия вытекают из этого открытия для меня лично. Конечно, понимаю. В деле борьбы Сталина за власть этот секрет — один из самых важных: он даёт Сталину возможность, подслушивая разговоры всех Троцких, Зиновьевых и Каменевых между собой всегда быть в курсе всего, что они затевают, что они думают, а это — оружие колоссальной важности. Сталин среди них один зрячий, а они все слепые.
И они не подозревают и годами не будут подозревать, что он всегда знает все их мысли, все их планы, все их комбинации и всё, что они о нём думают, и всё, что они против него затевают. Это для него одно из важнейших условий победы в борьбе за власть».
Об этом устройстве знали и два других секретаря Сталина — Мехлис, тоже входивший к генсеку без доклада, и Каннер, который и организовал эту комбинацию.
«…между собой уже втроём мы говорим об этом свободно, как о нашем общем секрете. Я любопытствую, как Каннер это организовал. Он сначала отнекивается и отшучивается, но бахвальство берёт верх, и он начинает рассказывать. Постепенно я выясняю картину во всех подробностях:
Всю установку делает чехословацкий коммунист — специалист по автоматической телефонии. Конечно, кроме всех линий и аппаратов Каннер приказывает ему сделать и контрольный пост, „чтобы можно было в случае порчи и плохого функционирования контролировать линии и обнаруживать места порчи”. Такой контрольный пост, при помощи которого можно включаться в любую линию и слушать любой разговор, был сделан».
Когда установка была готова, Каннер позвонил в ГПУ и сообщил: достоверно известно, что чехословацкий техник — шпион. Его надлежит немедленно арестовать и расстрелять.
«Правда» и фальсификация
Во время тяжелой болезни Ленина в сентябре 1923 года в Политбюро поступает «Заявление 46-ти», подкреплённое письмом Троцкого. В обоих документах критиковались действия правящей фракции ЦК, подавление партийной демократии и установление «секретарской иерархии». «Фракционная диктатура», по мнению оппозиции, привела к централизации принятия решений, заглушению инакомыслия и узурпации власти. Оппозиция стала набирать всё большую популярность в партии. Сторонники «Заявления 46-ти» в качестве первого и неотложного шага предлагали созвать совещание членов ЦК с оппозицией.
Под давлением оппозиции газета «Правда» предложила развернуть в печати широкую партийную дискуссию, в ходе которой оппозиционеры сформулировали свою программу политических и экономических реформ. По итогам этой дискуссии в декабре 1923 года в партийных ячейках состоялось голосование: за новую программу реформ оппозиции или за прежнюю политику ЦК. Несмотря на то, что на пленуме ЦК осудил представителей оппозиции, рядовые партийцы в региональных организациях начинают выказывать неповиновение руководящей фракции.
ГПУ докладывает о том, что региональные парторганизации не поддерживают решения ЦК. Бажанов знает, что и внутри ячейки ЦК, включающей не только членов самого ЦК, но и всех сотрудников его аппарата, господствуют оппозиционные настроения против действующего руководства Политбюро, куда входит группировка Сталина, Зиновьева и Каменева. Запросив результаты голосований по Москве, он получает «паническую сводку — ЦК потерял [поддержку и] большинство в столичной организации, наиболее важной в стране; по ней равняются провинциальные организации». Это означает, что совсем скоро может состояться то самое совещание членов ЦК и оппозиции, которое может грозить группировке Сталина непредсказуемыми последствиями — вплоть до смещения их с должностей.
О тревожных для Центрального комитета цифрах Бажанов докладывает на ближайшем заседании «Тройки»:
«Конечно, вопросу придаётся первостепенное значение. Зиновьев произносит длинную речь. <…> он говорит о „философии эпохи”, об общих стремлениях (которые он находит в общих желаниях равенства и т. д.). Потом берёт слово Каменев. Он обращает внимание на то, что политические процессы в стране могут быть выражены только через партию; обнаруживая немалый политический нюх, он подозревает, что оппозиция — правая; […] надо вернуться к ленинской постановке вопроса о смычке рабочего класса и крестьянства.
Пока речи идут на этих высотах, Сталин молчит и сосёт свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно — они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: „А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?”. „А, — говорит товарищ Сталин, — по какому именно вопросу?” (Действительно, вопросов было поднято много). Каменев, стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: „А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии”.
„Знаете, товарищи, — говорит Сталин, — что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это кто и как будет считать голоса”».
На следующий день один из немногих, кто обращается к нему на «ты» — руководитель партийного отдела газеты «Правда» Амаяк Назаретян — заходит к Сталину в очередной раз на получение задания и выходит оттуда очень кислый.
С этого дня работа Назаретяна состояла в том, чтобы фальсифицировать результаты голосований партийных организаций (особенно столичных, как ориентира для остальных партийных ячеек страны), которые в обязательном порядке публиковались в «Правде».
«На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против — 600; Назаретян переправляет: за ЦК — 600, против — 300. Так это и печатается в „Правде”. И так по всем организациям».
Если в «Правду» поступали жалобы от разгневанных партийцев — им отвечали одно и то же: «…вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция „Правды” приносит вам свои извинения; будет напечатано исправление».
Каждая организация считает это единичным случаем, тогда как-то же самое Назаретян проделывал со всеми результатами. Провинциальные отделения партии видят — Москва голосует за ЦК — и тоже становится осторожнее. Так, благодаря манипуляциям, создаётся иллюзия, что ЦК поддерживают во всех регионах и на всех уровнях управления — и именно на это представление и будут ориентироваться партийцы при голосовании.
Графология и «синий конверт»
После XIII съезда — первого после смерти Ленина — секретарь по «полутёмным» делам Иван Товстуха изучает партийные бюллетени совместно со специалистом по графологии, работающем в ОГПУ. Они смотрят, кто голосует против Сталина, кто против Троцкого и так далее. На основе этого будут сделаны соответствующие выводы.
«Когда съезжаются делегаты съезда, они являются в мандатную комиссию съезда, <…> при этом каждый делегат съезда должен собственноручно заполнить длиннейшую анкету с несколькими десятками вопросов. Все подчиняются этой обязанности». Необходимость подобных анкет объясняли сбором статистических данных. Во время съезда мандатная комиссия анализирует анкеты и в конце объявляет: «…в съезде участвовало столько-то делегатов, столько-то мужчин, столько-то женщин; по социальному происхождению делегаты делятся так-то; по возрасту; по партийному стажу». Но истинная причина столь пристального внимания Товстухи к этим материалам состояла в другом.
В конце съезда, перед итоговым голосованием по поводу состава ЦК, проводился так называемый «сеньорен-конвент» (в просторечии не иначе как «синий конверт») — собрание лидеров ЦК и руководителей главных делегаций. На этом собрании в спорах разрабатывали проект нового состава ЦК и именно этот список позже раздавали делегатам в качестве избирательных бюллетеней. При голосовании, однако, делегаты могли вычеркнуть из списка любую фамилию и собственноручно вписать любую другую. На итог это едва ли могло повлиять: список «синего конверта» почти всегда оказывался избран полностью, но учитывалось количество поданных голосов за каждого из кандидатов.
«Что совсем при этом не учитывается и что никому не известно — это работа Товстухи. Больше всего интересует Товстуху (т. е. Сталина), кто из делегатов в своих избирательных бюллетенях вычеркнул фамилию Сталина. Если б он её только вычеркнул, его имя осталось бы покрытым анониматом. Но, вычеркнув, он должен был написать другую фамилию, и это даёт данные о его почерке. Сравнивая этот почерк с почерками делегатов по их анкетам, заполненным их рукой, Товстуха и чекистский графолог устанавливают, кто голосовал против Сталина (и, следовательно, его скрытый враг), но и кто голосовал против Зиновьева, и кто против Троцкого, и кто против Бухарина. Всё это для Сталина важно и будет учтено. А в особенности, кто скрытый враг Сталина. Придёт время — через десяток лет — все они получат пулю в затылок. Товстуха подготовляет сейчас списки для будущей расплаты. А товарищ Сталин никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает».
Из секретаря «вождя» в антикоммунисты
Проработав со Сталиным несколько лет, Борис Бажанов в итоге стал антикоммунистом (впрочем, судя по некоторым его высказываниям, не демократического, а консервативного толка) и твёрдо решил покинуть Советскую Россию. За пару лет до своего отъезда в 1928 году он уходит из ЦК, становится редактором «Финансовой газеты», сближается с Григорием Сокольниковым — одним из наиболее талантливых большевиков, который участвовал в Левой оппозиции вместе с Троцким, Каменевым и Зиновьевым и всегда отличался независимостью. Бажанов высказывает ему свои сомнения в марксистской теории, в изучение которой он решил в последнее время углубиться. Сокольников отвечает ему:
«Товарищ Бажанов, в том, что вы говорите, много верного и интересного. Но есть табу, которые трогать нельзя. Дружеский совет: никогда никому не говорите того, что вы мне сказали».
Во время работы в секретариате ЦК Бажанов нажил, вероятно, самого неприятного врага — Генриха Ягоду, комиссара внутренней безопасности СССР. После спора о политике в области спорта, возникшего на одном из пленумов, этот влиятельный представитель госбезопасности затаил на него обиду и начал «копать»: он писал письма Сталину от лица коллегии ОГПУ с извещением о том, что Бажанов скрытый контрреволюционер, вёл за ним слежку и время от времени устанавливал новые «факты» о жизни и личности Бажанова.
Бажанов пишет: «Орджоникидзе был прям и честен», «Рудзутак — превосходный работник, скромный и честный», «Николай Иванович Бухарин — один из самых способных членов Политбюро», «Яков Свердлов, кажется, стяжателем никогда не был, и никаких ценностей у него не было», Каменев — «человек очень вежливый и тактичный», «был блестящий председатель», «Рыков же человек мирный, толковый и способный технократ». Про Троцкого говорит: «Хотя и фанатик, и человек нетерпимый в своей вере, он был отнюдь не лишён человеческих чувств — верности в дружбе, правдивости, элементарной честности». Даже Дзержинского Бажанов характеризует в очень тёплых тонах. Он описывает то, что видел, а не пытается навязать читателю свою политическую позицию — реальность обычно и бывает такой сложной. Пороки следует искать скорее в системе, чем в людях.
Борис Бажанов — один из уникальных свидетелей, раскрывающих тайны самых высоких этажей политики СССР. В его воспоминаниях вскрыто немало фальсификаций, грязных приёмов, организации мошеннического захвата власти, кулуарного принятия решений, манипуляции общественным сознанием — всё это, вероятно, продолжает воспроизводиться и в нынешних верхах российской политики.
***
С большими сокращениями из источника:
Оценили 2 человека
6 кармы