Вероника Ильинична была женщиной предельно правильной, в меру амбициозной и слегка заносчивой. В подъезде многоквартирного их дома ее недолюбливали за то, что уж слишком старательно налаживала она порядок общего проживания.
Кто-кто, а Вероника Ильинична не побоится сделать замечание за малейший беспорядок.
– Что это Вы, голубушка, так дверью в свою квартиру хлопаете. Не одна живёте!
И Голубушка уже не здоровается с соседкой.
– Сколько можно вытаптывать клумбы, милочка! Ваш ребенок – сущий вредитель! Вы занимаетесь воспитанием своего ребенка или только в телефон глядите?
И молодая мать уже терпеть не может сделавшую замечание.
– Ох, обкурили весь подъезд!
– Я не курил никогда в подъезде...
– Достаточно того, что Вы в квартире курите. Воняет же! Да и сами – прошли, а за Вами шлейф...
И Курящий уже ненавидит ее.
К людям курящим, пьющим, людям с образом жизни не соответствующим ее понятиям о допустимости Вероника Ильинична вообще испытывала брезгливый ужас.
Если навстречу попадался человек неухоженный, она обходила его дальней стороной.
Вообще, когда не была ещё она пенсионеркой, Вероника Ильинична очень уважала людей имеющих власть, деньги и силу. А простых, не слишком обеспеченных – скорее готова была обучать и воспитывать. Не умеют они жить. Хотя сама Вероника Ильинична особых высот на своем поприще тоже не достигла. Была аккуратным исполнителем, но не более. Отсутствие высшего образования тяготило ее всю жизнь.
Ее коронная фраза "Как она ужасно одета! А ведь у нее высшее образование!" имела под собой единственный смысл: "Посмотрите на меня: высшего образования нет, но кто скажет."
И, конечно, она требовала уважения к себе. Ее должны уважать. Она выглядит с иголочки: прическа, макияж, тонко подобранный гардероб.
А ещё она очень для всех старается. Для всех жильцов дома. Буквально, не жалея себя. Чтоб порядок был, чтоб всем жилось удобно и комфортно.
Но не осталось в доме ни одного человека, которому бы она не предъявила претензий. Разве что вновь въезжающие новые жильцы. Но и те, частенько, уже при переезде выслушивали от нее правила проживания.
– У нас музыку громко после десяти – нельзя. И скажите своему сыну, чтоб компании не водил на скамейку у подъезда, а то... знаю я.
С подачи именно Вероники Ильиничны в подъезде был сделан ремонт, проведен домофон, ее стараниями организовалась красивая клумба. Хотя старшей по дому ее никогда не избирали. Никто на этой должности не видеть не желал.
Да, вот так. Разве услышишь хоть слово похвалы от неблагодарных соседей? Здороваются – и то не все. А те, кто здоровается – делают это через губу.
– И что за подъезд, что за люди! – Вероника Ильинична была уверена – с соседями ей очень не повезло.
У Вероники Ильиничны есть взрослый сын. Намучилась с ним, пока вырастила. Бунтовал подростком, не хотел учиться и вешать брюки правильно на вешалку. И в старших классах она с облегчением отправила его к родственникам рано погибшего мужа – "Весь в отца пошел, вот пусть бабки и разбираются с ним сами".
Но там, у родни мужа, у сына все наладилось. Закончил неплохо и школу, и институт. Женился, хоть Вероника Ильинична и была против, долго противилась, звонила, ставила условия... Невеста ей абсолютно не нравилась, полная, неухоженная особа. И куда смотрел сын? Но он женился.
И когда у нее отлегло, начала ездить к сыну в гости и общаться с невесткой. Сейчас она могла с гордостью сказать – у ее сына все хорошо.
Вероника Ильинична жила правильной жизнью пенсионерки. Она занималась скандинавской ходьбой, ездила на рынок за правильными продуктами, раз в год отправлялась по путевке в Кисловодск на лечение и даже посещала компьютерные курсы для людей в возрасте в местном дворце культуры.
Реальность Вероники Ильиничны была чёрно-белая. Есть вещи и поступки правильные, а есть неправильные. Середины нет.
И случился однажды у Вероники Ильиничны неприятный случай. Можно сказать – удар судьбы.
Купила она в магазине рыбу в вакуумной упаковке, на ужин открыла – а рыба с душком. Возмущению Вероники Ильиничны не было предела. Она поехала бы в магазин для разборок обязательно, но, к сожалению, рыбу купила два дня назад, чек уже утерян, да и время вечернее.
Терпеть этот запах всю ночь в квартире не хотелось, и она, расстроенная и сердитая, направилась на мусорку.
Уже вечерело. На детской площадке – компания подростков.
– Смотри, это как раз та бабка, что я рассказывал. Которая заяву накатала, когда мы Днюху отмечали. Испортила нам вечер, гадина.
– Так пошли – поговорим.
И следом за Вероникой Ильиничной в глубь двора, где стояли мусорные баки, направилась шайка подростков. Вероника Ильинична увидела их, чуть прибавила шагу. А они и не спешили – ей же возвращаться...
Она выбросила пакетик, с опаской повернула назад, хотела проскользнуть мимо, но перед ней выросла стена ухмыляющихся подростков.
– Это что это? А ну посторонитесь!
– Сейчас! Ты, старуха, будешь на нас заявы кидать, а мы молчать, да? Ты зачем нам Днюху испортила? – со злобой сказал вполне прилично одетый парень в черно-белой кепке и белоснежной футболке.
– Ну, зачем ты так, Макс? Бабушка ведь добра нам желает, чтоб не баловались, чтоб спать пораньше ложились..., – елейно и неприятно добавил парень с блондинистой крашенной челкой.
– А вот сейчас мы ее ткнем башкой в вонь мусорную, чтоб вспоминала нас, когда захочется опять звоночек такой сделать.
– Ну... Если аккуратно, так почему б не ткнуть... Только аккуратно, а то у меня парфюм дорогой, – подыгрывал третий.
Вероника Ильинична вытаращила глаза, смотрела, как приближаются к ней подростки, вытянув вперёд руки. В одной руке – ключ от квартиры, которую только-что заперла.
И тут из-за мусорки показался мужчина. Ему было лет шестьдесят, типичный бомж – борода, патлы седых волос, слегка одутловатое лицо. Он был одет в потрепанную куртку и старые джинсы.
– Ээ! Я вам сейчас устрою – башкой в мусорку. Сейчас вы у меня там окажетесь..., – он смело наступал на пацанов, а те, радостные новому развлечению, чуть отходили, посмеиваясь.
– Ну, ты даёшь, мужик! Бесстрашный что ли?
Тем не менее он отогнал пацанов от Вероники Ильиничны, и она, обходя их и держа руки перед собой, уже прибавила шаг, как вдруг один из подростков выхватил у нее ключ и бросил в сторону баков. Вероника Ильинична даже не увидела, куда он улетел.
И всё-таки она побежала к подъезду, нажала кнопку звонка соседки, влетела в открывшуюся дверь, быстро поднялась на второй этаж.
Первая мысль – звонить от соседей в полицию. Уже хотела нажать звонок квартиры второго этажа, но вспомнила угрозы, опустила руку.
Потом хватилась, подбежала к окну меж этажами. Подростки уже уходили в сторону улицы, а в темноте, вдали от фонаря, лежал мужчина.
Может это и не бомж вовсе, а очень неухоженный жилец домов, выносивший мусор и наткнувшийся на такую вот беду?
Вероника Ильинична не спускала с него глаз – живой – не живой? Всё-таки надо было звонить!
Одной возвращаться к мусорке было страшно, и она поднялась к квартире Ирины Романовны Бородиной – старшей по дому. Ирины дома не оказалось, но вместе с Вероникой Ильиничной к мусорным бакам направился ее муж Сергей Саныч.
– Да я знаю его. Он часто тут обитает. Бомж, – пошевелил лежащего Сергей Саныч.
Бомж открыл глаза и резко сел. Потрогал затылок.
– Вы в порядке? Что с головой? – спросил Сергей Саныч.
– Нормально. Хорошо всё, – мужчина потряс головой, тяжело поднялся на ноги, надел свалившуюся худую кроссовку.
– Ну, вот видите... Успокойтесь, Вероника Ильинична. Идите домой, выпейте успокоительное..., – Сергей Саныч очень хотел вернуться к телеэкрану. Эта соседка вечно поднимает всех по пустякам. Сколько жена на ее жаловалась...
– Но у меня нет ключа! Они забросили ключ в баки...
Выяснилось, что и запасной ключ Вероника Ильинична никому не поручала. Сергей Саныч с неохотой, но все же пригласил соседку к себе – теплый вечер под пивко с солёной рыбкой в отсутствии жены был безнадежно испорчен. Нужно было искать слесаря.
– Эх, – переживал он, – Слесаря надо, так уж время нерабочее. А какая у вас квартира? Напомните. Шестьдесят четыре?
– А может поищем тут ..., – вдруг предложил бомж.
Сергей Саныч быстро ухватился за идею.
– А может и верно. Поищите? А то я и не знаю кому звонить. Вечер же... какие слесаря?
Вероника Ильинична посмотрела на соседа – светлые пижамные штаны, лёгкая куртка. Он замерз, весенние вечера ещё были прохладны. Он явно мечтал оказаться дома.
– Ступайте, Сергей Саныч, но я приду у вам, если ключ не найдется, – как всегда безапелляционно констатировала Вероника Ильинична.
Сергей Саныч удалился.
А бомж начал поиски.
– Он сюда улетел, вроде...
Вероника Ильинична лишь наблюдала. Особой радости от необходимости разбирать мусор не было и у бомжа. Он аккуратно двумя пальцами перекладывал пакеты, высыпал мусор на кусок обоев, немного распихивал его ногой, в поисках ключа.
– Там красный ключ домофона. Неужели не найдем? – переживала Вероника Ильинична.
– Ну, что Вы... Как не найти? Обязательно найдем, просто нужно время.
На улице стремительно темнело. Вскоре она поняла, что все старания напрасны.
– Ну все! Ничего мы не найдем. Уж и не видно ничего.
Но бомж вдруг покопался в карманах и зажег фонарик. Свет от фонаря был каким-то точечным, искать все равно было трудно.
– Не трудитесь. Спасибо и на том. Такое неумное решение – начать эти поиски! – сейчас она почему-то сердита была именно на этого бомжа.
Зачем предложил он этот дурацкую идею – разве можно в таких кучах мусора найти маленький ключ?
А вот если бы вызвали слесаря, уже б давно была она в квартире. И кого она послушала?
Она попрощалась и направилась к Бородиным. Пока ждали слесаря, Вера выглядывала из окна. Бомж так и водил своим узким лучом фонарика по мусорным бакам. Зачем ищет? Сказала же – не надо.
Все оказалось совсем и не сложно. Слесаря нашли, и тот подобрал в своей огромной связке – ключ-отмычку. А дома Вероника Ильиничну ждали четыре запасных ключа.
Вероника Ильинична подробно рассказала о случившемся Бородиным и слесарю, но, попав домой, всё никак не могла успокоиться. Она выпила успокоительные – не помогло. Выпила ещё. Постепенно думы о бессовестных подростках перешли к мужчине, за нее заступившемуся.
Как-то не был похож он на типичного бомжа. Куртка вполне приличная, мусором брезгует. Но сейчас на помойку выбрасывают и хорошие вещи. Вероятно, ему повезло.
Она уже лежала в постели, но вдруг метнулась и нашла коробку с новыми кроссовками, которые купила когда-то для сына. Кроссовки тогда не подошли и остались лежать в шкафу на много лет.
Поставить завтра их на мусорку? Нет... Надо отдать именно этому мужчине в благодарность за спасение. Но не искать же бомжа...
Она оставила кроссовки в прихожей. Если Сергей Саныч видел бомжа во дворе, значит увидит и она. Возможно...
Теперь заходила Вероника в свой двор с опаской. Все искала глазами этих подростков. Прошло несколько дней, а страх и горькая неприятность не покинули ее. Неужели исполнили бы они угрозы, если б не этот ...? И почему ее спасителем стал какой-то грязный бомж? И кто он такой, этот человек, не имеющий определённого места жительства? Как можно было довести себя до жизни такой. Уму Вероники Ильиничны было это непостижимо. Разве среди таких вот людей могут быть порядочные?
И тут – стрельнуло!
А если все же найдет он ключ от ее квартиры! Зачем он его так дотошно искал? Нет – даже если найдёт, он же не знает номер... Или... Ох! Сергей Саныч спрашивал номер, уточнял. И бомж, конечно, это слышал.
Все встало на свои места! Понятно!
Вот зачем он продолжал поиск ключа уже после того, как она ушла! У него будет все: и номер квартиры, и ключ от домофона, и квартирный ключ... Он выследит, когда уйдет она из дома и вычистит квартиру, унесет все ценное, продаст, пропьет..
Вероника Ильинична ночью металась по квартире, перекладывала деньги, убирала подальше золотые украшения, документы и прочие ценности.
Утром она не пошла на прогулку с палками, хоть погода и была чудесная, не пошла в магазин, хоть и была необходимость, со страхом реагировала на все звуки подъезда, подходила к дверям, смотрела в глазок.
Вечером узнала у Бородиных номер телефона слесаря, долго объясняла ему почему ей все же надо сменить замок. Слесарь обещал купить все, что нужно, и придти завтра-послезавтра. У него тоже много работы.
А вечером из окна увидела она его – того, кто "пасёт для ограбления ее квартиру".
Да, он смотрел на ее окна, делал вид, что рассматривает вообще все окна, стоящего буквой "Г", их многоэтажного дома, но Вероника Ильинична была уверена – высматривает он, когда же она уйдет. Ходит, наверняка, давно. Ждёт и ждёт, когда квартира останется пуста. Но Вероника Ильинична совсем не дура. Она не покинет квартиру, пока не сменят ей замок.
Слесарь на следующий день не пришел. И даже не отвечал на звонки. Зато во дворе опять появлялся бомж, опять высматривал окна, выслеживал. Вероника Ильинична пряталась за шторой, наблюдая за ним, держала специально включенным свет, поливала цветы, чтоб показать – она дома и никуда не собирается. Но ей было страшно, она держала телефон под рукой, вздрагивала от ночных звуков, можно сказать и не спала совсем уже пару ночей. Она осунулась, появились синяки под глазами и головные боли. В доме кончился хлеб, молоко и другие продукты. Она перешла на крупы.
А бомж – хоть бы хны! Сидел себе под грибком детской площадки, вытянув ноги, смотрел на окна и ждал. Она пыталась подключить соседей, но те направляли ее к участковому. На участкового Вероника Ильинична была в обиде. Звонить ему не хотела.
Наблюдая, опять обратила она внимание на старые драные кроссовки бомжа.
"Вот ведь! А она, добрая душа, ещё кроссовки сына хотела этому вору подарить! Вот и делай добро после этого людям!"
Слесарь обещал быть вечером, но потом вдруг перезвонил и объяснил, что будет лишь завтра – аврал. Вероника Ильинична сорвалась – кричала на него, обзывала всячески. Он бросил трубку. И теперь она уже не понимала, придет ли к ней он вообще.
А бомж во двор пришел опять... И Вероника Ильинична, измотанная и уставшая, все же позвонила участковому. Говорила с ним истерично, сумбурно.
Вскоре участковый появился во дворе.
Вероника Ильинична наблюдала из-за шторы – он подошёл к мужчине, довольно спокойно с ним говорил. А тот обводил рукой дом и что-то искал в кармане.
Раздался звонок от участкового.
– Вероника Ильинична, а это не ваш ключ нашел мужчина в мусорном баке? Он ждёт вас во дворе уже не первый день, чтоб отдать. Не знает, где живёте.
– Отдать?
– Да, говорит, нашел. Ваш ключ?
– Я спущусь сейчас...
Здравствуйте, леди..., – улыбнувшись поздоровался бомж.
– Здравствуйте, – удивительно, но Вера Ильинична не нахмурила лоб, не фыркнула, как делала обычно.
Наоборот, от этого открытого взгляда и такого обращения она слегка стушевалась и даже покраснела.
– Ну, наконец-то! А я думал, уж не разболелись ли Вы от той неприятности. Раньше вы с лыжными палками ходили, вот я и ждал, а Вас нет и нет, – взгляд его был таким открытым, каким-то искренне-детским, как будто он и правда несказанно рад этой встрече.
Он протягивал ее ключи. А Вероника Ильинична совсем стушевалась, зажалась, процедила лишь сквозь зубы:
– Спасибо!
Такое странное чувство охватило ее, пока поднималась по лестнице – будто волнуется сердце, но совсем не из-за беспорядка в жизни, а, скорее, наоборот, из-за чего-то приятного, но такого непонятного и нераскрытого ещё сознанием ощущения.
Может это потому что он назвал ее "леди"?
Когда совсем не осталось друзей, когда соседи отворачиваются при встрече, когда претерпеваешь сплошные обиды – так приятно увидеть открытый такой взгляд и улыбку в свой адрес!
А в прихожей глаза упали на кроссовки.
Она подбежала к окну. Открыла его. Бомж был уже далековато. Окликнуть? Но что скажут соседи? Сколько раз она ругала тех, кто орал из окон.
Вероника набрала в рот воздуха что было сил крикнула:
– Постойте!
Бомж оглянулся, нашел ее в кубиках окон и улыбнулся. А она схватила кроссовки и помчалась, как могла, с лестницы.
Веронике казалось, что из всех окон многоликого их дома буквой "Г" смотрят сейчас на нее соседи.
Представительная и амбициозная Вероника Ильинична и бомж – картина маслом. Но ей сейчас было все равно.
– Скажите, а какой у Вас размер обуви?...Я там... Я дома нашла кроссовки новые. Размер сорок второй.
– Мне? Вы хотите отдать их мне?
– Да, я так благодарна Вам! Вы меня спасли от этих ... от этих малолетних сволочей.
– Ну, что Вы! Никакие они не сволочи. Просто глупцы!
– Не сволочи? Они же избили Вас там во дворе! Вы были без сознания!
– Да? Что-то в последнее время я многое стал забывать! Но может это и хорошо – забывать плохое.
– Избили, избили. А ещё Вы Так выручили меня с ключом. Так какой у вас размер ноги?
Он посмотрел на свои ноги.
– Да не помню я... И ведь не корысти ради...
Вера Ильинична глядела на дырявую его обувь.
– Это сыну брали, но ему малы оказались. Вот...
Она протянула ему пакет с обувью. Он не отказался, с улыбкой присел на бордюр, надел. Встал, немного потопал ногами.
– Мой размерчик... Как благодарить Вас, милая леди? Могу я что-нибудь сделать для Вас?
– А Вы уже... Вы же – заступник мой.
А в голове – единственный заступник. И вопреки всем свои принципам и многоглазным окнам дома, она слегка приобняла его.
– Спасибо...
Слезы лились по щекам, когда шагала обратно. И казалось, что вот сегодняшний день – это начало чего-то нового.
А у подъезда, на свежевысаженную клумбу с разбегу запрыгнул трехлетний малыш. Вероника Ильинична присела перед ним со вздохом:
– Смотри, это мог бы быть цветочек. Видишь – бутон, – она раскрывала лепестки сломанного бутона, – А теперь...
– Что случилось? – подошла молодая мамочка, в голосе тревожность. Веронику Ильиничну тут хорошо-о знали.
– Ничего особенного, просто малыш ваш, вероятно, скорость не рассчитал, сломал цветы. Но это же случайность... И мы с вами обязательно посадим новые. Ведь так? – обратилась она к малышу.
А тот кивнул.
И на утро, занимаясь скандинавской ходьбой, Вероника вдруг увидела на вытоптанном месте кустики фиалок.
И почему-то в этот момент вспомнила улыбку знакомого бомжа. Она огляделась: хорошо было бы встретить его опять.
Оценили 23 человека
43 кармы