Гарнизонная баня – одноэтажная, одетая в серую цементную шубу, с замалёванными белой краской окнами, вплотную примыкала к автомобильному парку мотострелкового батальона. Здесь расставались с грязью не только солдаты глухого военного городка, но и гражданские его жители. В пятницу, после обеда, когда офицеры и прапорщики забивались по канцеляриям да подвалам дружно отмечать окончание рабочей недели, очаг чистоты и гигиены милостиво предоставлялся женщинам.
Но не только прекрасная половина гарнизона по особому встречала пятницу. С недавних пор в батальоне завелось два молодых субъекта, два прапорщика, которых в женский банный день словно подменяли. Первый «оборотень» – низкорослый юноша по фамилии Клёшин - двадцати двух лет, лицом больше похожий на образцового пионера: прилизанный чубчик, румяные щёки и невинные глаза. Второй - худой, вытянутый парень по прозвищу Гобсек - на год старше товарища, но видом гораздо взрослее. Может потому, что ходит он вечно хмурым, недовольным, опустив голову себе на грудь так, что фуражка напоминает ковш экскаватора, готового взбороздить землю.
Секрет пятничного зуда друзей-прапорщиков открывался просто – между стеной бокса и забором они оборудовали замаскированный наблюдательный пункт. Цель наблюдений молодые мужчины избрали традиционную и вечно загадочную – женщина в первозданном виде. Обзор через предусмотрительно процарапанные глазки, открывался просто изумительный, и теперь вояки искали любую возможность вырваться в парк и насладиться зрелищем обнажённых гарнизонных нимф.
Сегодня им особенно повезло – яркое солнце заглядывало в каждый уголок моечного отделения, высвечивая во всей красе и оттенках белые, желанные тела. К тому же на голодный взор подпольных наблюдателей попались хорошо знакомые им женщины, что особенно завело молодое воображение.
- Нормально посмотрели! – взволнованно подхрипывая, поделился ощущениями Клёшин, едва прапорщики покинули приятное убежище и направились в сторону казармы. Женщины всерьёз Клёшина не принимали из-за роста, и он сильно терзался отсутствием их внимания, пытаясь взамен напрягать своё – вот в такие минуты наблюдений.
Гобсек гарнизонными девицами тоже не был обласкан, но по причине совершенно другой – скуп до безобразия. Все его отношения с дамами утыкались в одну и ту же дилемму: дамы требовали знаков внимания (или равноценного эквивалента) до приятных ощущений, а пускаться в расходы «до» у него рука не поднималась – лукавое женское племя железными обязательствами не разбрасывалось.
Друг на восторг Клёшина хмуро кивнул - смотрины смотринами, пора уже и руками за тёплые женские места браться – вон как чешутся… (Если бы не затраты, будь они неладны!)
- Я кайфанул, честное слово, - не мог остановиться радостный Клёшин. - Нинка как раз напротив стояла. Тёрлась, стерва, мочалкой и так и сяк. Меня бы позвала… я бы ей натёр! – мечтательно причмокнул он губами.
- Нинке бы и я пошурудил…, - вспыхнул плотский огонёк в очах Гобсека и фуражка даже чуть-чуть оптимистично подалась вверх – на полагающееся место. Но математические расчёты расходов, открывающих путь к мечте, через секунду взяли верх и фуражка вновь превратилась в экскаваторный ковш.
- Люблю бабёнок голых! – Клёшин подпрыгнул от какой-то ошалелой детской радости, с чувством поелозил себе по бокам локтями. - Как тебе Катька?
- У Катьки сиськи не очень, - тоном знатока, поднаторевшего на эротических журналах, кисло прокомментировал друг. - Я люблю, чтоб выпирали, как воздушные шары.
- И я думал, лучше будет, - тут же согласился Клёшин и добавил критики, - плоскогрудая и задок детский. А Валечка… сказка, - от волнения у него вновь прихватило горло. - Блин, повезло Цитрусу - такую бабу имеет.
Гобсек с открытой завистью согласился. Все знали, что у напрода Цитруса в любовницах Валя Розанова – стройная продавщица из военторга. Голыми сочными бёдрами под прозрачным халатом она вызывала повальное мужское умопомрачение, а уж у тех, кто разглядел от их начала до конца...
Навстречу мирно болтающим прапорщикам вдруг выскочил испуганный солдат с пилоткой в руках. Чтобы старослужащий боец метался в лабиринте боксов, как заяц от наседавших волков, нужна была веская причина, и любители подсматривать поняли - надвигается что-то страшное.
- Что там? – тревожно вопросил Клёшин.
- Подполковник Кружалов идёт! – крикнул солдат и, высоко вскидывая ноги, пулей помчался за склад ГСМ.
- Чёрт побери! Принесла его нелёгкая! – ругнулся Гобсек, примериваясь взором, куда бы спрятаться.
Командира батальона Кружалова - приземистого крепыша на кривых ногах, подчинённые называли коротко и ясно - «Зверь», и это не было преувеличением. Всё, что живое попадалось на глаза комбату немедленно строилось, допрашивалось, терзалось и дрючилось.
- Что ты боишься? Идём! – Клёшин после просмотра женских натур пребывал в состоянии эйфории и бесстрашия.
- Куда идём? – удивился Гобсек. - Сейчас за очко подвесит, что мы шляемся.
- Прорвёмся! – оптимизм и смелость из Клёшина никак не хотели выветриваться.
- Куда прорвёмся? – скупой прапорщик остановился. - На болт ему? Спросит же, что мы тут делаем!
- Что делаем? ДСП несём! – нашёлся отважный друг и показал на стопку больших листов ДСП, лежащих у крайнего бокса.
Прятаться было негде и поздно – показался грозный Зверь, клацая зубами и высматривая добычу. Прапорщики подхватили верхний лист ДСП и посеменили навстречу командиру. Поклажа оказалась более тяжёлой, чем представлялась им на первый взгляд - Клёшин даже закряхтел от неожиданности.
Кружалов проводил подчинённых суровым взглядом, но ничего не сказал - направился вглубь парка. У прапорщиков отлегло от сердца: мелкими шашками они подтащили ношу к облюбованному местечку – тыльной стороне контрольно-технического пункта, и уже задрали край листа вверх, чтобы поставить на землю да улизнуть поскорее, как подполковник развернулся. Физиономия комбата извещала о том, что благодушие на него за последние пятнадцать секунд не снизошло.
- Обратно идёт, - прошипел Клёшин. – Куда ставить будем?
- Дежурный! – совсем рядом рявкнул Кружалов. У прапорщиков от страха прибавилось сил. С тяжёлым грузом они молодцевато подскочили к воротам, но там остановились в нерешительности: выносить из парка неведомо для каких целей сложенное ДСП было рискованно. Поскольку и покидание образа озадаченных людей тоже грозило неприятностями, то любители лёгкой эротики принялись суетливо вертеться над ношей.
На крик комбата выбежал дежурный по парку – худой, с непроклюнувшейся щетиной лейтенант – свежий выпускник училища.
- Лейтенант! – громко прорычал Кружалов, уже одним видом вызывая у дежурного чувство глубокой вины за собственное существование, - почему краска облуплена?! - Подполковник подошёл к воротам и пнул ногой в нижнюю перекладину.
- Так при приёме было, - пролепетал испуганно дежурный.
- Ваши глаза на что? Фиксировать недостатки? – вскричал Кружалов. – В армии фиксаторы не нужны! В армии офицеры нужны!
Несчастный лейтенант тянулся в струнку, что–то пробовал пролепетать в оправдание и смотрел взглядом бездомного пёсика, которого приговорили к битью. Поняв, что пауза с отдыхом затянулась, прапорщики потащили лист на старое место, к боксу – лишь бы изображать причастность к полезному делу. Они уже оттопали с ненавистным грузом метров пятьдесят, когда в спину раздался крик Кружалова:
- Что вы мечетесь с ДСП, как две курвы с медным тазом?!
Прапорщики остановились, словно пришибленные молнией.
- Ко мне, гомодриллы! – рявкнул подполковник. - Живо!
Те шустро положили лист на асфальт и сорвались бежать.
- Стоять, сумчатые животные! – прозвучал очередной приказ разъярённого комбата. – С ДСП ко мне!
Прапорщики подхватили злополучный лист, и чуть ли не бегом, кряхтя и часто перебирая ногами, поскакали к командиру.
- Немедленно несите на КПП! – Кружалов ткнул рукой в сторону дальних ворот. - И ещё четыре листа туда же!
Теперь прикидываться праведными тружениками не имело смысла – сладострастная парочка получила настоящее задание. И к тому же нелёгкое: КПП и парк разделяло метров триста, не меньше.
Друзья, поняв, что крепко влипли, без прежнего энтузиазма взялись за ДСП. Проклятая тяжесть листа уже жгла руки, клонила тело вниз. Поставив лист в указанном месте, они брели обратно усталые и обречённые - предстояло ещё четыре ходки.
- И какого хрена мы в эти листы вцепились? – пробурчал Гобсек, высовывая из понурых плечей голову. – Всё ты! Проскочим!
- Это тебе надо было при деле быть! – в свою очередь возмутился Клёшин и тут же, обозначая тоном примирение, посетовал. – Замаскировались, бляха!
- Ага! – досадливо сплюнул Гобсек. – Вспотеем сейчас как верблюды. А бабы из бани чистенькие выйдут, гладкие…
- Гладкие, – согласился товарищ по увлечению и несчастью. - А нам Зверюга холку по самое немогу намылил! Без всякой бани!
Комбат стоял на месте, смотрел на подчинённых, и словно чуял, что они костерят его. Подполковник решил не оставаться в долгу.
- Бегом ко мне, племя уродов и лентяев! – донеслось грозное командирское слово.
Прапорщики тихо выругались матом и рысью помчались в парк.
Оценили 23 человека
45 кармы