«Вам повезло, что у вас нечего отбирать, а то Морган непременно бы сделал это», – сказал мне Астор. По мнению Астора, у меня нечего было отбирать, но на деле Морган отобрал у меня самое дорогое – мою «Мировую систему».
Я сконцентрировал свои силы на разработке турбинных двигателей, мощных и небольших по размерам. Двигатели, в случае успеха, могли принести такой доход, которого мне могло хватить на завершение проекта «Мировой системы».
Не стану описывать подробно, какие усилия я предпринимал для того, чтобы довести свой проект до конца, но все было безуспешно, поскольку репутация моя сильно пострадала (Морган приложил к тому руку), и все мои разъяснения не могли перевесить того обстоятельства, что сам Морган счел мой проект бесперспективным. Но в 1912 году у меня появилась надежда. Некоторое время мои разработки турбинных двигателей[147] финансировали Хэммонды, отец и сын. Точнее говоря, сын[148], очень талантливый молодой человек, заинтересовался моими изобретениями, а отец давал деньги. Я не раз рассказывал Хэммонду-младшему о «Мировой системе». Он интересовался ею и соглашался со мной в том, что этот проект имеет большое будущее. Несколько раз он пытался уговорить отца профинансировать проект, но Хэммонд-старший колебался. Можете представить мою радость, когда весной 1912 года Хэммонд-младший сказал мне, что его отец готов профинансировать проект, только прежде он хочет встретиться с Морганом. Это было разумно, потому что Морган формально оставался в деле. Встреча состоялась, но чем она закончилась, я не знаю. Могу предположить, что Морган или отговорил Хэммонда-старшего от участия в моем проекте, или надавил на него, чтобы тот отказался. После встречи оба Хэммонда резко оборвали общение со мной. Согласно договоренности между нами, они должны были дать мне на работы по созданию турбинных двигателей 28 000 долларов, но до того момента, как наше общение прервалось, я получил только 18 000. На звонки отвечали посторонние люди, на письма не отвечали вообще, за исключением одного случая, когда мне написал брат Джона-младшего Харрис. Он упрекнул меня в задержке создания турбины! Хорошее дело! Мне не дают денег на завершение работ и меня же упрекают в том, что работы не завершены! Если бы я не знал от Джона-младшего, что его брат Харрис – трезвенник, то я бы решил, что он писал письмо мне, будучи пьяным. Когда бы я ни явился в контору Хэммонда-старшего, я всегда слышал одно: «Босса нет и сына тоже нет». Унижаться до того, чтобы подстерегать их у входа в контору, мне не хотелось. Я истолковал происходящее как прекращение нашего сотрудничества. Виновником этого я считаю Моргана. Хэммонд-старший колебался несколько лет, прежде чем решиться финансировать мой проект. Решения, принимаемые столь не сразу, обычно бывают твердыми. Кто, кроме Моргана, мог его отговорить? Морган не хотел участвовать в моем проекте, но и не хотел допускать к нему других дельцов.
Морган умер в апреле 1913 года. После его смерти я предпринял последнюю (и тоже безуспешную) попытку найти финансирование для «Мировой системы». Остается надеяться только на то, что мой замысел будет реализован следующими поколениями.
Турбины. Переговоры с адмиралом фон Тирпицем[149]. Морган-младший[150]
Моя первая силовая установка, которую я подарил самому себе на 50-летие, опробовав ее 10 июля 1906 года, весила 30 фунтов и развивала мощность в 30 лошадиных сил. Три лошадиные силы на фунт веса были очень хорошим показателем для того времени, но я стремился довести это соотношение до 20/1. Мои турбины были безлопастными. Из-за отсутствия лопастей я надеялся свести к минимуму потери энергии. К сожалению, мне так и не удалось довести эти работы до конца, то есть создать образец, который пошел бы в производство. Причин тому было несколько: недостаточное финансирование, отсутствие прочных сплавов, предвзятость наших дельцов, для которых привычное и малоэффективное дороже непривычного и высокоэффективного. Но те, кто умел видеть перспективу, очень скоро заинтересовались моими турбинами[151].
В июле 1913 года ко мне явился посетитель, назвавшийся майором Шейдеманом. Он сказал, что прибыл из Берлина с поручением от военно-морского министра адмирала фон Тирпица. Со дня пожара в моей лаборатории прошло 12 лет, но эти годы не изменили моего отношения к немцам. В Соединенных Штатах я знаю многих достойных людей с немецкими корнями, но, во-первых, они американцы, а во-вторых, моя неприязнь к немцам, как к народу, старающемуся подняться за счет унижения других народов, не распространяется на отдельных людей. Я с удовольствием общался с немецкими учеными, но не желал иметь ничего общего с посланцем военно-морского министра. Так я и заявил Шейдеману.
Должен отметить, что Шейдеман (не уверен, что то была настоящая его фамилия) сильно отличался от тех, кто приходил ко мне раньше. В нем сразу чувствовался аристократ, и держался он безукоризненно. В ответ на мою резкую тираду, он вежливо улыбнулся и спросил, когда мне будет угодно выслушать его предложение. В его поведении не было наглости и нахрапистости. Это мне понравилось. Я высоко ценю вежливость и не выношу, когда на меня пытаются давить. «Вы можете огласить ваше предложение, но знайте, что я его отклоню», – сказал я. Передо мною был исполнитель чужой воли, которому дали определенное поручение. «Чем скорее я выслушаю его, тем скорее от него избавлюсь», – подумал я. «Кайзер и адмирал знали, что вы так скажете, – ответил Шейдеман. – Поэтому кайзер назначил особую плату за ваше сотрудничество. В Берлине знают, как вы к нам относитесь, и понимают, что деньги вас не прельстят. Но что вы скажете о Воеводине?»[152] О Воеводине? Я не понял, о чем идет речь, и это непонимание отразилось на моем лице. «Вы позволите мне продолжить?» – осведомился Шейдеман. Я позволил. Шейдеман сказал, что Германия заинтересована в сотрудничестве со мной и что в первую очередь это сотрудничество касается разработки двигателей для военного флота. В своей короткой речи он произнес слова «мы понимаем, что у вас есть причины для неприязни», что было равносильно признанию вины. Какая причина могла быть у меня, кроме сгоревшей лаборатории? Помимо полагающихся мне выплат за сотрудничество по оснащению моими двигателями военных кораблей империи, мне предлагалась независимость сербской Воеводины от Австро-Венгрии. «У кайзера есть такая возможность, – сказал Шейдеман, когда я переспросил, правильно ли я его понял. – Германия готова повлиять на решение этого вопроса в обмен на ваше сотрудничество. Сейчас на Балканах идет вторая война[153]. Воеводина превратилась в пороховую бочку, которая приносит Францу-Иосифу больше беспокойства, чем выгоды. Момент весьма удобный. Вы согласитесь обменять ваши знания на свободу ваших соотечественников?»
Воеводина! Сербский край, находящийся под австрийским гнетом! Мне ли, сербу из Лики[154], не знать, как страдали сербы в империи? Ради счастья моих соотечественников я был готов сотрудничать не только с немцами, но и с самим Сатаной! (В то время я еще считал себя атеистом). Но меня столько раз обманывали, что я захотел получить гарантии. «Гарантия одна – слово кайзера, которое передал мне адмирал фон Тирпиц», – ответил Шейдеман с таким видом, будто я его оскорбил. Признаюсь, что меня ошеломило подобное предложение. Я не знал – верить или не верить. Имеет ли кайзер столь сильное внимание на императора? Стоит ли мой ум таких дипломатических усилий? (Желающие узнать о технической стороне вопроса больше, могут обратиться к моей статье «Электрический привод для боевых судов», опубликованной в «New York Herald» 25 февраля 1917 года.) Но мне ли, изобретателю, не знать, что самое невероятное очень часто оказывается вероятным! В моем представлении свобода сербской Воеводины стоила того, чтобы сделать исключение из собственного правила. К тому же в то время началась Вторая Балканская война и можно было надеяться на то, что границы будут перекроены.
В 1913 году мне было 57 лет. Солидный возраст. Будь я обычным человеком, то был бы главой большого семейства, у меня были бы дети и внуки. В 57 лет полагается быть мудрым, поэтому я вспомнил о том, сколько раз в жизни был обманут, и ответил Шейдеману следующее: «Мы можем обсудить условия и сроки, но полноценное сотрудничество между нами станет возможным лишь тогда, когда я увижу результат, то есть когда в Вене будет объявлено о дальнейшей судьбе Воеводины. Я практик, и слова, даже слово кайзера, значат для меня меньше, чем дела». Я подумал, что если меня хотят обмануть, то сейчас Шейдеман оскорбится, но он согласился со мной – да, дело важнее слов.
Начавшиеся переговоры, которые я вел через Шейдемана, затянулись надолго. Вторая Балканская война закончилась, карта Балкан была перекроена, а Воеводина как была, так и оставалась в империи. Меня дважды пытались пригласить в Берлин, чтобы ускорить переговоры (или с более худшими намерениями), но я отказывался, потому что не хотел тратить время на плавание, поскольку понимал, что в поездке нет необходимости (в Берлине я не сказал бы больше того, что говорил Шейдеману в Нью-Йорке), и опасался за свою жизнь. Примечательно, что второе приглашение от немцев последовало вскоре после загадочной гибели Рудольфа Дизеля[155].
Говоря о риске для жизни, я нисколько не преувеличиваю. Гибель Дизеля – далеко не единственный пример. Немцы легко идут на крайние меры, если эти меры кажутся им полезными. В 1889 году через своих земляков я заочно познакомился с русским ученым Михаилом Филипповым[156]. Это был одаренный ученый, талант которого проявлял себя в разных областях науки, в том числе и в физике. Кроме того, Филиппов издавал весьма интересный научный журнал. Он иногда присылал мне те номера, в которых были статьи, могущие меня заинтересовать. Именно Филиппов пригласил меня прочесть лекции в Петербурге, до которого я так и не добрался в 1892 году. Он тогда жил в Гейдельберге, но поддерживал тесные связи с русской столицей. Филиппов долгое время занимался электромагнитными волнами и вопросами передачи энергии на расстояние. Он довольно сдержанно делился результатами своих исследований. Не потому, что не доверял мне, нет, а потому, что был очень скромным человеком, привыкшим перепроверять результаты по многу раз, прежде чем их обнародовать. У русских есть хорошая пословица: «Семь раз отмерь – один раз отрежь». По такому принципу жил Филиппов. Он был настоящим ученым, думал не о собственной выгоде, а о благе всего человечества. Наши с ним взгляды совпадали. В ноябре 1902 года он написал мне, что скоро войнам придет конец, потому что он завершает исследования по электрической передаче на расстояние взрывной волны. Это была весьма оригинальная идея, в которой электромагнитный сигнал становился проводником для взрывной волны. Можно было устроить взрыв в Скалистых горах и направить его энергию на статую Свободы. В месте взрыва ни с одного дерева не упало бы ни одного листа, а статуя рассыпалась бы в пыль. Такая технология в самом деле превращала войны в гибельное самоуничтожительное занятие. По словам Филиппова, его способ был прост и дешев. В апреле 1903 года Филиппов написал, что в сентябре опубликует свое открытие. Он собирался отдать его всему миру сразу, а не какой-то одной стране. Я с нетерпением ждал публикации, но в июне того же года Филиппов скончался. Позже я узнал от наших общих знакомых, что он был убит агентами германской разведки, потому что отказался продать им свое изобретение. Вот уже почти сорок лет я периодически возвращаюсь к идее моего русского коллеги и пытаюсь понять, как ему удалось сконцентрировать энергию взрыва, для того чтобы направить ее по электромагнитной волне? Направить по электромагнитному проводнику – не проблема. Но как собрать, причем без потерь, всю энергию? Причем способ этот был простым и дешевым. Вряд ли речь шла об ограничении места взрыва при помощи сильных электромагнитных полей. Если мне не удастся решить эту загадку до своей кончины, я оставляю ее потомкам, для чего вклеиваю в тетрадь письмо Филиппова от 14 апреля 1903 года с рассказом о его изобретении[157].
Но вернемся к Шейдеману. Переговоры затянулись надолго. Шейдеман хотел получить как можно больше документации по турбинам и в несколько завуалированной форме пытался давать мне задания, рассказывая о том, турбины какого размера и какой мощности хотят получить строители германских военных кораблей (главным образом – подводных лодок). Я был готов сотрудничать, раз уж подрядился, но мне нужно было увидеть, что германская сторона выполняет свои обязательства. Моя пресловутая наивность не настолько велика, как иногда пишут в газетах. Но на мои вопросы о том, когда мы услышим новости из Воеводины, Шейдеман отвечал одно и то же: «Это дело долгое». Я понял, что меня обманывают, что от меня хотят получить все, не давая взамен ничего, и, разумеется, отказался сотрудничать. Шейдеман уплыл в Европу. Я ждал каких-то неприятных последствий. После пожара я взял за правило хранить наиболее важную документацию в банковском сейфе и страховать свои лаборатории. Но последствий не было. Спустя полтора месяц после нашего последнего разговора с Шейдеманом началась мировая война. Немцам стало не до меня, и до 1934 года они не напоминали мне о себе.
Впоследствии я не раз упрекал себя за то, что согласился сотрудничать с немцами и даже передал им кое-какие (малозначительные, сугубо общего плана) чертежи, но, с другой стороны, если бы я отказался, то тоже мог бы укорять себя за то, что не воспользовался возможностью принести благо моим соотечественникам. В наши дни Воеводина снова страдает под игом, но я уверен, что это будет длиться недолго[158]. Можно только восхищаться тем, как тонко подбирают немцы ключи к людям. Психологи они превосходные, в этом им не откажешь. Им удалось найти практически единственную причину, которая могла толкнуть меня на сотрудничество с ними. И как своевременно они ее нашли – в разгар Балканских войн, когда все Балканы были похожи на перегревшийся паровой котел. В 1910 году я бы ни за что не поверил бы в возможность отделения Воеводины, а в 1913 это вполне можно было бы допустить.
Про немцев все. Теперь о Моргане-младшем.
Годы безуспешных поисков финансирования для «Мировой системы» сделали меня дипломатом. Я привык рассматривать каждое обстоятельство с точки зрения выгоды. Может, это и не очень хорошо, но в наше время научные и изобретательские работы требуют больших денежных вложений. Мои переговоры с немцами оказали впечатление на Моргана-младшего и он дал мне средства на дальнейшую разработку турбинного двигателя. То был последний акт благодеяния с его стороны. Больше я от него денег не получал. Работы по созданию высокоэффективного и небольшого по размерам безлопастного турбинного двигателя были остановлены примерно на той же стадии, что и создание «Мировой системы» – за шаг до цели. Промышленники были настроены выпускать лопастные двигатели и скептически относились к моим работам. Если же кто-то и давал деньги (как, например, Морган-младший), то требовал скорого результата. На скорый результат был нацелен Эдисон. Я же работал над экспериментальными образцами до тех пор, пока не мог сказать себе: «Больше я ничего не могу улучшить».
В очередной раз я выступал один против всего мира. Парадокс – германский кайзер и его военно-морской министр оценили мои турбины по достоинству, а в Соединенных Штатах их только критиковали, начиная с первого же испытания, которое прошло во владениях Эдисона – на Уотерсайдской станции, принадлежавшей его компании. В Нью-Йорке мне больше негде было испытывать мои турбины. Устраивать демонстрацию где-то еще, то есть в другом городе, не было смысла. Настоящей столицей Соединенных Штатов всегда был Нью-Йорк. Я заплатил Эдисону за возможность произвести демонстрацию и считал, что на время подготовки к ней и самой демонстрации в нашей вражде наступит перемирие. Американцы говорят, что там, где бизнес, там нет места эмоциям. Но зря я надеялся. Во время подготовки к демонстрации я столкнулся с откровенным саботажем, напомнившем мне времена моей работы в Питсбурге. На демонстрацию Эдисон прислал «клакеров», которые начали всячески хаять мои турбины и утверждать, что мне не удалось достичь заявленной мощности в 200 лошадиных сил. В результате то же самое напечатали газеты. В одних газетах меня называли «фантазером», в других – «аферистом», в третьих – и так и так.
Вестингауз в ответ на мое предложение производить безлопастные турбины озвучил мнение всех американских промышленников. «Какой смысл ломать устоявшееся? – сказал мне он. – Лопастные турбины хорошо зарекомендовали себя и заняли свое место на рынке. Возможно, ваши турбины в чем-то лучше, но не настолько, чтобы ради них производить переворот».
Ценой огромных усилий мне удалось продать компании «Эллис Чалмерс» из Висконсина три турбины – две паровые и одну газовую. Огромные усилия понадобились не для того, чтобы уговорить владельцев компании, а для того, чтобы преодолеть сопротивление работавших в компании инженеров. Инженерам, привыкшим к лопастным турбинам, не хотелось заниматься изучением турбин другого типа. Кроме того, они опасались, что я пришлю для обслуживания турбин своих сотрудников и, таким образом, часть инженеров компании лишится работы. Две паровые турбины прошли испытания в «Эллис-Чалмерс», однако их не обслуживали должным образом, в результате чего они работали не в полную мощь и их детали быстро изнашивались. Инженеры составили отчет о недостатках моих турбин, который стал для меня сильным ударом. Испытания газовой турбины были нагло просаботированы по причине отсутствия полной технической документации. На самом же деле я отправил всю документацию в Висконсин, и она была там получена инженером Гансом Дальстрендом. В почтовом журнале я своими глазами видел его подпись. И тот же самый Дальстренд обвинил меня в непредоставлении документации! Когда же я предъявил журнал управляющему компании Чарльзу Эллису, Дальстренд обвинил меня в том, что я подделал его подпись! Эллис принял сторону Дальстренда и на том мое сотрудничество с компанией «Эллис-Чалмерс» было закончено. Мне пришлось даже выплатить им штраф.
Большие надежды я возлагал на сотрудничество с Генри Фордом[159]. Я предпочитаю сотрудничать с изобретателями, людьми с живым и острым умом, способными понимать суть моих идей. Форд собирался устанавливать мои турбины на автомобили[160]. Я несколько раз побывал на его заводе в Хайленд-парке[161], общался с ним самим и его инженерами. Форда привлекали малые размеры и высокая мощность моих двигателей. Я создал экспериментальный образец, который полностью устроил Форда с инженерной точки зрения, но не устроил экономически, поскольку был дорог в производстве. Массовое производство существенно снизило бы себестоимость, но Форд не рискнул перевести разом все свои автомобили на мои турбины. Он хотел оценить их работу в течение одного-двух годов и для начала собирался произвести не более ста турбин. Форд просил меня проработать возможность удешевления моих турбин, но я ответил, что пока металлурги не создадут сплавы повышенной прочности, об этом не может быть и речи. Я уважаю принципы Форда, который смолоду работает над тем, чтобы сделать автомобиль общедоступным средством передвижения. Когда Форд говорит о цене, он прежде всего имеет в виду не прибыль, а доступность своей продукции для покупателей.
У проницательных читателей моих записок неизбежно возникнет вопрос – почему моими разработками не заинтересовалось Военное министерство Соединенных Штатов? Неужели я не предлагал армии свои турбины?
Предлагал и не раз. Но при президенте Тафте[162] в Военном министерстве укоренились порядки, которые Тафт завел еще будучи министром при попустительстве Теодора Рузвельта. В своих действиях сотрудники министерства руководствовались не столько государственной, сколько личной выгодой. Для того чтобы возбудить интерес к своим изобретениям, нужно было дать солидную взятку лицу, от которого зависело принятие решения. Такое же положение сохранялось и при президенте Вильсоне[163]. Мне же, как порядочному человеку, претит подобный способ вести дела. Взяток я никому давать не собирался как по этическим, так и по финансовым соображениям. Лишних денег у меня никогда не было, потому что все «лишнее» я вкладывал в свои эксперименты.
В 1915 году я «законсервировал» работу по созданию и совершенствованию турбинных двигателей. Я надеялся вернуться к ней в будущем, но, наверное, уже не вернусь. Хватило бы времени закончить то, над чем я сейчас работаю.
____________________________________________________Примечания:
147 В начале ХХ века Никола Тесла занимался разработкой безлопастных турбинных двигателей, но успеха эти разработки не имели.
148 Речь идет о Джоне Хейсе Хэммонде младшем (1888–1965) – американском предпринимателе и плодовитом изобретателе (более 800 патентов), известном под прозвищем «Отец радиоуправления». Был сыном Джона Хэммонда старшего (1855–1936) – горного инженера, сделавшего состояние в Южной Африке.
149 Гросс адмирал Альфред фон Тирпиц (1849–1930) в 1897–1916 годы был статс секретарем (министром) военно морского ведомства Германской империи.
150 Джон Пирпонт «Джек» Морган (1867–1943) – сын и продолжатель дела Джона Пирпонта Моргана старшего. Считалось, что Морган младший имеет более мягкий характер, нежели его отец.
151 Турбина, запатентованная Николой Теслой в 1913 году, была безлопастной центростремительной турбиной, в которой использовался эффект трения, а не давление пара или жидкости на лопасти. Турбина Теслы представляет собой цилиндр, внутри которого находится вал, на который надето несколько дисков. Проходя через цилиндр, пар или жидкость благодаря силе трения взаимодействовали с дисками, вращая их. Тесла утверждал, что мощность турбин можно увеличивать сколько угодно, не изменяя при этом их компактных размеров.
152 Воеводина – область в Сербии, площадью в 21,5 тысяч кв. км. Будучи испокон веков населенной сербами. Воеводина входила в состав Венгерского королевства, затем – в состав Османской империи, затем – в состав Австро Венгерской империи (1699–1918). В наше время Воеводина является автономным краем в составе Республики Сербия.
153 Балканские войны – две войны, произошедшие в 1912–1913 годах в Европе на Балканском полуострове. Первая Балканская война представляла собой войну коалиции Сербии, Болгарии, Черногории и Греции (т. н. Балканского союза) против Османской империи с целью завоевания турецких владений на Балканском полуострове. Вторая Балканская война была войной коалиции Сербии, Черногории, Греции, а также примкнувших к ней Османской империи и Румынии против Болгарии с целью передела территорий, захваченных в предыдущей войне (в ходе первой Балканской войны Болгария захватила обширные территории, на которые предъявляли претензии соседние страны). Болгарскому царю Фердинанду Первому оказывали дипломатическую поддержку германский кайзер Вильгельм Второй и австрийский император Франц Иосиф Второй. В результате обеих войн Османская империя потеряла бо̀льшую часть своих европейских владений, Албания обрела независимость, а Болгария, Сербия, Греция и Румыния увеличили свои территории.
154 Регион в центральной части нынешней Хорватии, где родился Никола Тесла.
155 Рудольф Кристиан Карл Дизель (1858–1913) – немецкий инженер изобретатель, создавший в 1897 году дизельный двигатель. После банкротства, вызванного финансовым кризисом 1909–1913 года, решил эмигрировать в Лондон и вел тайные переговоры с Британским адмиралтейством относительно сотрудничества. 29 сентября 1913 года Дизель отплыл из Антверпена в Лондон на пароходе «Дрезден» и в тот же день исчез. Спустя сутки бельгийские рыбаки выловили в море тело мужчины, которое они собирались доставить в порт, но не смогли этого сделать из за шторма (перегруженная лодка могла затонуть). Перед тем как сбросить утопленника обратно в море, рыбаки сняли с его пальцев перстни, которые сын Рудольфа Дизеля опознал как принадлежавщие его отцу. В самоубийство Дизеля по причине банкротства никто не верил. Если бы Дизель намеревался покончить жизнь самоубийством, то сделал бы это гораздо раньше, сразу после банкротства. Широко распространилась версия о том, что Рудольф Дизель был убит агентами разведки германского Генерального штаба по личному указанию кайзера Вильгельма Второго, который не хотел отпускать столь ценного изобретателя к англичанам, своим потенциальным врагам. Впоследствии эта версия получила подтверждение. В конце Первой мировой войны один из пленных немецких офицеров признался в том, что он вместе с его помощником по приказу начальника Генерального штаба генерал полковника Хельмута фон Мольтке оглушил Рудольфа Дизеля на палубе «Дрездена» и сбросил в море. Двигатель Дизеля имел важное военное значение, в первую очередь предполагалось использовать его на подводных лодках.
156 Михаил Михайлович Филиппов (1858–1903) – известный русский ученый, работавший в различных сферах (философия, математика, физика, химия, история, экономика), издатель журнала «Научное обозрение». В июне 1903 года был найден мертвым в своей лаборатории. Официальной версией стала смерть от апоплексического удара, а неофициально в смерти ученого подозревали агентов германской разведки. Филиппов занимался исследованиями электромагнитных волн и экспериментами по передаче на расстояние взрывной энергии. Накануне своей гибели Филиппов написал письмо в редакцию газеты «Санкт Петербургские ведомости». Вот отрывок из этого письма: «В ранней юности я прочел у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук…». Одним из земляков, о которых пишет Никола Тесла, мог быть хорватский историк Марко Дошен (1859–1944), родившийся в деревне Мушалук, близ Госпича. В соавторстве с Дошеном Филиппов написал книгу «Хорваты и борьба их с Австрией», которую сам же и издал в 1890 году под псевдонимом «М.Д. Билайградский».
157 Письма в тетради не было. И вообще в полученном мною от ФБР архиве Николы Теслы не было ни одного письма от Михаила Филиппова.
158 В 1941 году, после того как Югославия была разгромлена Германией, Италией и Венгрией, Воеводина, входившая в ее состав с 1918 года, была поделена между Венгрией и новосозданным государством Хорватия, а в области Банат образовалась автономная немецкая колония.
159 Генри Форд (1863–1947) – американский промышленник, основатель компании «Ford Motor Company» и плодовитый изобретатель, обладатель более 160 патентов.
160 Безлопастные турбины Николы Теслы могли работать на бензине, керосине, спирте и любом другом горючем, которое воспламенялось непосредственно в цилиндрах.
161 Автомобильный завод Форда в городе Хайленд парк (штат Мичиган), начавший работу в 1910 году, считался в то время суперсовременным. В апреле 1913 года на этом заводе был запущен первый в мире сборочный конвейер.
162 Уильям Говард Тафт (1857–1930) – 27 й президент США (1909–1913) от Республиканской партии. Был военным министром при своем предшественнике (и друге) Теодоре Рузвельте.
163 Томас Вудро Вильсон (1856–1924) – 28 й президент США (1913–1921) от Демократической партии.
Оценили 14 человек
29 кармы