Поговорка "Как шведы под Полтавой" вошла в русский язык. К сожалению, мало кто знает, что же было со шведами после Полтавы.
Шведские пленные появились в России после сражений под Полтавой и Переволочной. Всего в этих двух блестящих «баталиях» было взято в плен порядка 22 тысяч человек. Как мы помним со школы, после победы Петр пригласил пленных генералов в свой шатер, где поднял тост «за своих учителей» в ратном деле. Увы, но любая гулянка рано или поздно заканчивается, сменяясь неизбежным похмельем. Начались нелегкие будни военнопленных.
Картина "Боярин Морозов снимает колонну пленных шведов на трофейный Sony Ericsson". Шутка.
По велению Петра всем пленным должно было выплачиваться жалование, им разрешалось заниматься ремеслами, а желающие могли перейти на русскую службу. Желающих, надо сказать, оказалось довольно много – только в первые недели около 6 тысяч пленников (в основном иностранные наемники, и шведы из рядовых и унтер-офицеров) принесли присягу Петру, поступили на службу России и влили толику европейской крови в русскую нацию. Отказавшихся примкнуть к победителям расквартировали по городам средней полосы: в Ярославль, Ростов, Новгород, Владимир, Муром, на оружейные заводы в Тулу, в Арзамас, Симбирск, Вологду, Архангельск, Уфу, Чебоксары…
Большая шведская колония оказалась в Казани и соседнем Свияжске. Они-то, собственно, и испортили все окончательно.
Как написали бы сегодняшние полицейские, некий капитан Рюль, содержавшийся в Свияжске, вступил в преступный сговор с капралом драбантов Курселем, и они задумали побег. Да не простой, а массовый. Пользуясь тем, что в обоих городах пленные содержались абсолютно свободно и могли передвигаться по городу без караула, подельники начали агитацию среди офицеров. Вскоре к заговору присоединилось более 150 «золотопогонников», и – главная удача – удалось распропагандировать все три полка, которые были приставлены присматривать за пленными. То, что охранники в полном составе влились в ряды заговорщиков, объясняется просто: по извечной русской безалаберности гарнизон Казани и Свияжска составили недавние боевые товарищи пленных. А именно — три немецких драгунских полка, после Днепровской капитуляции перешедшие на русскую службу. Русских войск в городах практически не было – только небольшие отряды, расквартированные в Казанском кремле и центре Свияжска. Заговорщики намеревались в условленный час выступить одновременно, перебить русских, захватить арсеналы и казну, и, соединившись, пробиваться в Польшу, навстречу шведской армии под предводительством генерала Маршалка.
Но все, конечно, закончилось так, как заканчиваются девять заговоров из десяти — за день до выступления шведский адъютант Бринк прибежал к коменданту Свияжска и всех сдал.
Дальше – понятно. Рота в ружье, полная боевая готовность, гонцы за подкреплениями во все окрестные города, Курселя, Рюля и еще 12 активных участников заговора в кандалы и в каменный мешок. Десятерых потом расстреляли, капитан Рюль отсидел в оковах в подземелье девять лет на хлебе и воде, но таки выжил, вернулся вместе со всеми в Швецию, и еще дотянул там до 65-летнего возраста.
Шведские пленные на строительстве Петербурга. Рисунок шведского военнопленного Карла Фридерика Койета, 1722 г.
Ну и сами понимаете — во избежание подобных недоразумений в будущем все шведские «каролины» (так в Швеции называли всех вояк из армии Карла XII) сменили географию проживания. И место вышеперечисленных городов заняли совсем другие: Томск, Кузнецк, Енисейск, Туруханск, Красноярск, Иркутск, Нерчинск, Якутск, Селенгинск, Илимск, Киренск, Вятка, Соликамск, Чердынь, Кай-городок, Яренск, Тюмень, Туринск, Пелымь, Верхотурье, Космодемьянск, Сургут, Нарым, Березов, Тара, ну и, конечно, Тобольск. И дело даже не только в заговоре – гораздо серьезнее было то, что русско-турецкие отношения обострились предельно, и Турция (на территории которой, напоминаю, и нашел убежище Карл XII) объявила войну России. Держать в изрядной близости к предполагаемому фронту огромную «пятую колонну» мог только безумец. Поэтому Петр, резонно рассудив, что велика Россия, и есть в ней места, откуда отступать просто некуда, отправил всех каролинов (за исключением высшего командного состава, оставшегося в Москве) в Сибирь. Охранять, мол, вас все равно некому – в армии каждый человек на счету, а оттуда не удерете. Пробиваться оттуда в Швецию через половину континента даже вашему буйному королю в голову бы не пришло, а все остальные пути ведут к диким ациатцам, у которых вам русский плен великосветской ассамблеей покажется.
И, надо сказать, это невиданное в Европе чудо – тюрьма без стен и решеток, с полной свободой, и полной же невозможностью побега — досаждала, похоже, шведам больше всего.
Ну как так, нас здесь несколько десятков боевых офицеров, пара сотен солдат, а охраняет нас какая-то инвалидная команда! Инвалидная в прямом смысле – на охрану обычно выставляли солдат, уволенных из действующей армии по старости, увечью или болезни, а то и вовсе местных жителей или крестьян. Так, 21 марта 1710 года в Сибирский приказ из Вятки поступила челобитная солдата Кузьмина, которого пленный капитан Стакелберг не только ударил по лицу, порвал одежду, но и приказал нести себя из бани на руках. А капитан Келер с товарищами избили дьячка Воскресенской церкви Алексея Зеленина. Вообще, с местными шведы сходились трудно – слишком уж сибирская жизнь отличалась от привычной шведской, с кофе и газетами. Вот как описывает эту проблему исследовательница Галина Шебалдина: «Первые годы пребывания шведских ссыльных в Сибири были трудными еще и потому, что культура, быт и нравы европейцев сильно контрастировали с укладом жизни местного населения. И те, и другие воспринимали поведение друг друга как дикое и непристойное. Шведские мемуаристы весьма красочно описывали пьянство русских, особенно в праздники. В эти дни ссыльные старались не выходить на улицу и запирали двери. Местные же, в свою очередь, осуждали чрезмерно вольное поведение ссыльных по отношению к женщинам. В острог сажали только за попытку заговорить с русской женщиной на улице. Недопонимание и неприятие друг друга, безусловно, влияли на отношения между ссыльными и местным населением, но не были основной причиной столкновений между ними. Решающее значение имел тот факт, что местные жители волею обстоятельств вынуждены были участвовать в содержании военнопленных: нести караульную службу, размещать их в своих тесных жилищах, делиться пищей, нести дополнительные налоговые тяготы».
Молитва. Шведский художник Густав Седерстрём. XIX век.
Впрочем, главной проблемой были вовсе не отношения с местными. Главной проблемой стало выживание.
Россия платить офицерам перестала, а пожертвований из Швеции приходило все меньше и меньше. В начале 1714 года неформальный глава вынужденных эмигрантов граф Пипер разослал всем своим подопечным письмо, где прямо сообщил, что «касса пуста и остается только надеяться на короля и Господа Бога», добавив, что денег уже не хватает даже на покупку вина для причастия и медикаменты. Люди выживали, кто как мог. Многие пошли на русскую службу, и на это даже перестали косо смотреть, осуждали только тех, кто переходил в православие. Бедолаги жаловались в письмах, что «многие из нижних и высших офицеров принуждены у мужиков работать, также от нужды женились графы и бароны на старых финских бабах и их дочерях только для того, чтобы добыть себе хлеба». Трудились кто на что горазд. Собирали хворост и сведения о Сибири, делали горшки и географические открытия, открывали неизвестные Европе народы и кукольные театры (первый театр в Сибири, кстати).
Практически все вспомнили былые умения и детские забавы, о которых на военной службе забыли, казалось бы, навсегда.
Опять процитирую Галину Шебалдину: «Ротмистр Георг Малин был не только поэтом, описавшим многие эпизоды своей сибирской ссылки в стихах, но и ювелиром и художником. Ротмистр Фридрих Ликстон, отбывавший ссылку в Верхотурье, покупал качественную тонкую кожу, из которой шил кошельки и перчатки. Каролины занимались изготовлением серебряной посуды и прочих предметов роскоши. Наибольшего успеха в этом деле достиг Юхан Шкруф. Его изделия были настолько качественны и красивы, что губернатор Гагарин приказал отправлять купленные у мастера поделки в госказну. Поручик Александр Борман делал гравюры, ротмистр Нирот писал картины. Поручик Эрик Улспар резал фигуры из кости так искусно, что князь Гагарин преподнес Петру Первому в подарок изготовленные каролином шахматы. В начале 1713 года в Тобольск из Верхотурья прибыли ротмистр фон Кунов и лейтенант Лейоншольдт, которые вместе с тобольским пленником Фэнриком Магнусом Сильверхельмом заключили договор об изготовлении… игральных карт. Были среди пленных врачи, переводчики, учителя, портные, гувернеры, садовники… Но наиболее популярным занятием среди каролинов, как офицеров, так и рядовых, было самогоноварение и изготовление пива». Вообще читать биографические справки пленных шведов донельзя интересно. Судьба пробует людей на излом и все ведут себя по-разному.
Письмо домой. Рисунок шведского художника Göte Göransson из книги Оберга и Йорансона "Каролинер".
Корнет шведской кавалерии, Лоренц Ланг, попавший в плен под Полтавой, идет на русскую службу. С прошлым рвет решительно – Швецию даже в мыслях закрывает для себя навсегда, принимает православие, меняет имя на «Лаврентий», становится офицером русского инженерного корпуса, и вскоре ввязывается в Большую игру на китайском направлении. Становится уникальным специалистом по Китаю (где тихая Швеция, и где тот недвижный Китай!), шесть раз ездит туда с дипломатическими миссиями, несколько лет живет в Пекине в качестве дипломатического агента. Умер в Сибири статским советником и иркутским вице-губернатором.
Драгунский капитан Бернгардт Мюллер оказался в Тобольске. Чем-то приглянулся знаменитому церковному деятелю, митрополиту Сибирскому и Тобольскому Филофею (Лещинскому), будущему святому, канонизированному в 1984 году. Принял участие в организованной митрополитом миссионерской экспедиции к остякам (хантам). Потом еще раз, потом еще… Потом увлекся миссионерством и изучением остяков настолько, что путешествовавший по Сибири брауншвейг-люнебургский резидент Вебер писал в своих записках: «Один шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам даже за Сибирь к остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно, и во всех делах своей земли спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Блюеру, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если бы только семейству его было дозволено приехать к нему». Тем не менее, в Швецию Мюллер все-таки уехал, и в 1720 году в Берлине отдельным изданием вышла его книга «Жизнь и обычаи остяков».
Капитан барон Горн еще в начале Северной войны во время перестрелки в Литве получает ранение в голову. С того света его вытащил верный слуга Лидбом – в самом прямом смысле вытащил из кучи сваленных в груду мертвых тел и выходил. Под Полтавой – второе ранение, плен, ссылка в Соликамск. И опять бы смерть, на сей раз голодная, кабы не верный Лидбом: до поступления на службу к господину барону он был хорошим седельником. Изготовлением седел Лидбом и кормил их обоих все эти годы, а господин барон бегал по Соликамску, истошно голося на варварском наречии: «Сетла!!! Каму сетла! Кароши сетла!!!». К чести господина Горна, полностью залезать на шею к слуге он упрямо не хотел, поэтому в комплекте с седлами предлагал еще и кривоватые корзины, самолично плетеные господином бароном из соликамского ивняка. В Швецию они вернулись в 1722 году, барон еще 20 лет служил, потом вышел в отставку, поселился в родовом имении, рядом с которым построил хутор, назвав его «Соликамском». Лидбом же был из слуг отчислен с негодованием, и возведен в ранг лучшего друга. На всех обедах вплоть до своей ранней смерти он восседал по правую руку от барона, несмотря на демонстративное неудовольствие аристократической родни.
А.Д. Кившенко. Капитуляция шведской армии.
Корнет Эннес взят был в плен при Переволочне, сидел в Тобольске, 10 лет. В детстве матушка, которой бог дал одних сыновей, скучая по дочке, научила последыша ткать на ручном станке. Вскоре по Тобольску поползли слухи о новом мастере, и сам князь Гагарин, оценив тканные Эннесом кошельки и чапрак, заказал ему для большой залы шелковые обои с золотыми и серебряными цветами. Материал и инструменты заказчика, оплата — по рублю за каждый локоть. Условия царские, но объемы – непосильные для одного. Корнет сколотил ткацкую бригаду из лучших боевых товарищей: ротмистра Маллина и корнетов Горна (не родственник) и Барри, которых и начал обучать «бабскому» ремеслу. Через несколько лет изделия их гремели по всей Сибири, и компаньоны разбогатели настолько, что каждое воскресенье могли устраивать благотворительные обеды для дюжины своих товарищей, которые, на свое горе, не знали никакого ремесла, и посему бедствовали. По возвращении в Швецию Эннес женился и дожил до 95-летнего возраста, не забывая в каждой вечерней молитве благодарить покойную «муттер» за науку.
Голландец Генрих Буш, уроженец Горна (не родственник!), много лет был матросом, дослужился до корабельного плотника, но за какую-то провинность был списан на берег. По пьяному делу в кабаке завербовался в шведскую армию, попал — несмотря на поговорку «моряк сидит на лошади, как собака на заборе» — в кавалерию. Дослужился до капрала, в плен попал в 1706 году у Выборга. Сидел сначала в Тобольске, потом князь Гагарин, прослышав (все пьянка проклятая!) о бурном прошлом военнопленного, отправил его работать по специальности – на Тихий океан. Отряд под предводительством казака Козьмы Соколова, в котором и шел Буш, прибыл 23 мая 1714 года в Якутск и отправился оттуда 3 июля в Охотск. Там под руководством бывшего корабельного плотника казаки построили судно из осины и березы (другого дерева не нашли) и несколько лет занимались исследованиями побережья Камчатки. Жить «на самом кончике России» голландцу на удивление понравилось. Полностью обрусел, в скучную Голландию возвращаться отказался, по крайней мере в 1736 году еще жил в Якутске, где с ним встретился историк Миллер и расспрашивал о путешествии на Камчатку.
Капитан Филипп Иоган Табберт после Полтавского сражения благополучно перебрался через Днепр, но не нашел среди спасшихся своего брата. Вернулся за ним на левый берег и попал в плен (брат, как выяснилось через 20 лет, переправился ниже по течению). Был отправлен вместе с другими пленными сперва в Москву, а затем в Тобольск. Неуемная его натура проявилась еще по дороге. В городе Хлынове, как свидетельствуют документы Вятского приказа, 24 мая 1710 г. были задержаны двое шведов, которые гуляли за городом. Это были капитаны Иоган Табберт и Иоган Шпрингер, причем они не просто гуляли, они плыли на плоту и осматривали окрестности… Показания об их прогулке давал известный капитан Врех, ставший впоследствии основателем знаменитейшей школы в Тобольске. Впоследствии Табберт погулял по всей Сибири, и стал одним из самых знаменитых ее исследователей. Все тринадцать лет плена он потратил на изучение неизвестной Европе страны. Его слова «Мы знаем о Сибири не больше, чем остяки о Германии» были, увы, абсолютной правдой. А достижения капитана в изучении Сибири — столь впечатляющими, что Петр лично предлагал ему пост главного картографа русской империи. По возвращении в Швецию Табберт был возведен в дворянское достоинство и принял фамилию фон Страленберг. А публикация в 1725 году карты и описания Сибири вызвали в Европе такой фурор, что еще века полтора каждый автор, пишущий об Азиатской России непременно ссылался на работу пленного шведа.
Но, наверное, самая удивительная судьба досталась доходившему в Тобольске от скуки и бескормицы штык-юнкеру Юхану Густаву Ренату…
Оценили 11 человек
15 кармы