- Ты, случайно, не марсианин? Ах да, ты из Калязина…

                  Город Калязин. Третья часть города исчезла под водой.

Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:

Ссылка на видео: https://youtu.be/JeCvMxZK02g

* * *

Если бы Сапожникова спросили: какое наследство ты бы хотел оставить тем, кто пойдет после тебя, ну не духовное, понятно, о духовном разговор особый, а материальное, какое? – он бы не задумываясь ответил: «Кунсткамеру».

Слово старое и уже давно пренебрежительное.

А если еще точнее спросить, чего бы хотело дефективное, чересчур конкретное воображение Сапожникова, то он ответил бы – кунсткамеру изобретений, которые почему-то не вышли в производственный свет божий.

Открытие – это то, что природа создала, а изобретение – это то, чего в природе не было, пока ты этого не придумал.

Если опытные люди и комиссии, которые ведут счет изобретениям, говорят, что до этого раньше тебя никто не додумался, они дают тебе справку, что ты первый, и кладут изобретение в бумажное хранилище, чтобы было с чем сравнивать, когда придет другой выдумщик, и чтобы сказать ему - велосипед уже изобрели.

Велосипеды действительно бегают. А сколько выдумок не бегает? Столько, сколько не пустили в производство. Потому что карман у общества не бездонный. И потому выдумка, в которой нужды нет, лежит себе полеживает, забытая. Проходят годы, появляется нужда, а люди не знают, как эту нужду насытить. Иногда вспоминают прежнюю выдумку, а чаще заново голову ломают.

Сапожников считал, что каждое установленное изобретение, которое не пошло в производство, нужно выполнить в виде действующей модели и поставить в музеи без всякой системы, чтобы оно вызывало удивление и толкало на мысль, куда бы его применить, а там, глядишь, родило бы и новую диковинную выдумку.

Так ему подсказывал духовный голод.

* * *

Учитель сказал:

– Ребята, попробуйте сформулировать, каким должен быть, по вашему мнению, самый лучший дом, даже идеальный дом, дом будущего. Ну-ка попробуйте!

– Зачем? – спросил Сапожников.

– Сапожникова я не спрашиваю, – сказал учитель. – Конечно, лучше его Калязина ничего не может быть. Это же весь мир знает.

– Весь мир не знает, – сказал Сапожников.

– Ну, значит, ты объявишь… урби эт орби… городу и миру. Сапожников, убери с парты эту гадость.

– Это насос.

– Я и говорю, убери эту гадость.

Это было как раз в ту зиму, когда Сапожников против Ньютона пошел. И потому они с учителем были в ссоре. Вся школа про это знала, и даже из районо приезжал инструктор, расспрашивал учителя и завуча.

– Все нормально, – сказал учитель. – Пусть спотыкается. В науке отрицательный результат – очень важное дело. Он сам поймет, что на этой дороге тупик.

– При чем тут наука? – воскликнула завуч. – Сейчас ему надо запомнить основные законы природы! Парень уже здоровый, шестой класс, а ему ничего втолковать нельзя. Я буду ставить вопрос перед районо.

– Ну и что же он утверждает? – спросил представитель районо. – Что закон всемирного тяготения – это ошибка?

– Нет, – сказал учитель, – этого он не утверждает… Он говорит, что закон правильный, по вычислениям все сходится. Сила действительно убывает пропорционально квадрату расстояния. Только он говорит, что это не притяжение.

– Как же так? – спросил представитель районо. – Закон правильный, а притяжения нет… А что же есть?

– Просто хулиганство какое-то, – сказала завуч.

– Погодите, – сказал представитель. – Это забавно. А что же есть?

– Он еще этого не знает, – сказал учитель.

Представитель районо засмеялся.

– Ну, слава богу, – сказал он. – Я думаю, ничего страшного… А откуда у него такая странная идея?

– Из-за насоса! – воскликнула завуч. – Из-за проклятого велосипедного насоса… Я запретила ему приносить насос в школу… Но если вы попустительствуете…

– Да вовсе я этого не делаю, – сказал учитель.

– Он молится на этот насос! Как вы не понимаете? Он часами тупо на него глядит! Это фетишизм какой-то, тотемизм! Религиозное извращение, вы понимаете или нет? Сектантства нам еще недоставало!

– Погодите, – сказал представитель.

– Я за ним с третьего класса наблюдаю… С самого прихода я заметила ненормальность… Вы помните, как он заставлял просить прощения у бутерброда?! Помните?

– Не у бутерброда, – сказал учитель.

– Он упрямый как осел! Он спорщик! Ему ничего втолковать нельзя!

– А доказать пробовали? – спросил представитель районо. – Ну вот вы, например? Вы же преподаватель математики.

– Во-первых, строго говоря, я физик.

– У нас вы преподаватель математики, – сказала завуч. – И кроме того, вы классный руководитель.

– Увы, руководитель я далеко не классный…

– Что верно, то верно, – сказала завуч.

– А во-вторых? – спросил представитель.

– А во-вторых, строго говоря, наличие в природе силы тяготения не обнаружено.

– Та-ак… – сказала завуч. – Договорились…

– Обнаружено только взаимодействие между телами, подчиняющееся формулам, которые вывел Ньютон.

– Мило, очень мило, – сказала завуч.

– Сам же характер этого взаимодействия еще не изучен, и потому слово «тяготение», или, иначе, «гравитация», является рабочей гипотезой, удобной для вычислений.

– Это действительно так? – спросил представитель. – По образованию я гуманитарий.

– Да… – сказал учитель. – Это действительно так.

– Мне об этом ничего не известно! – вскричала завуч. – И не ему об этом судить! Не Сапожникову! Какой-то Калязин! Какой-то монастырь, какое-то чудо святого Макария! Вы чуете, откуда ветер дует?

– Но Сапожников как раз утверждает, что никаких чудес не бывает, что все рано или поздно объясняется… А это, простите, чистейший материализм, – сказал учитель.

– Это действительно так? – спросил представитель.

– Конечно… Можете с ним поговорить.

– Я вам верю… А как учащиеся ко всему этому относятся?

– Смеются, конечно.

Представитель районо засмеялся.

– Я думаю, ничего страшного, Екатерина Васильевна, – сказал представитель. – И кроме того, этот мальчик занял первое место на районном конкурсе изобретателей…

– Это ему и вскружило голову, – сказала завуч. – За это ему надо дать по рукам.

– И кроме того, насколько мне известно, идея изобретения пришла ему в голову, когда он изучал велосипедный насос… Из-за этого случая ваша школа на хорошем счету даже в гороно… Ваш опыт изучают.

– А вы знаете, что мне сказала библиотекарь в Доме пионеров? – успокаиваясь, сказала завуч. – Когда он заполнял анкету, то в графе соцпроисхождения он написал «обыватель»… Ну, Сапожников… Правда, это давно было.

– Ну вот видите? – сказал представитель районо. – Когда будет вечер отдыха, позовите меня.

– А вам как классному руководителю я заявляю официально, – сказала завуч, – в присутствии представителя районо – велосипедный насос приносить в школу запрещаю. Это вопрос принципа… Ну, Сапожников!..

Это еще было до всеобщего признания теории относительности, которая внесла поправки в небесную механику, и фамилия Ньютона была как фамилия Аристотеля в прошлые века, и любое сомнение считалось грехом. Теперь это происходит с фамилией автора теории относительности, имя коего называть всуе также считается грехом. 

Сапожников убрал в парту велосипедный насос и стал формулировать задачу насчет идеального дома.

– Итак, к чему мы пришли? Из чего состоит дом? Давайте подведем итоги, – сказал учитель.

– Из мебели, – сказал Сапожников.

Никонова заржала. Она тоже так думала, но побоялась сказать.

– Сапожников! – сказал учитель и помолчал. – Итак, подведем итоги. Дом – это некий объем, стены которого образуют искусственно созданную среду, делающую человека независимым от влияния внешних изменений… То есть дом – это как одежда, это, если хотите, инструмент для поддержания постоянной температуры, необходимой человеку… Нас сейчас интересует именно этот вопрос – температура среды, теплопроводность изоляции, то есть стен дома, и теплообмен между внутренней и внешней средой… Почему греет одежда?

– Она не греет, – сказал Сапожников.

Никонова заржала. Она знала, что, когда она смеется, все на нее оглядываются. На нее оглянулись:

– Сапожников прав, – сказал учитель.

Теперь засмеялись все.

– Ну? Долго будем смеяться? Сапожников, еще раз вытащишь насос, выйдешь из класса. Итак, одежда не греет, а является изоляцией внутренней среды от внешней. Прекрасной изоляцией является воздух. Поэтому в окнах делают двойные рамы. Если бы можно было сделать одежду из воздуха…

– То все были бы голые, – задумчиво сказала Никонова.

* * *

– Потому что частицы воздуха, – сказал учитель, – отстоят далеко друг от друга и им, чтобы встретиться и столкнуться друг с другом нужно больше времени… Вот почему воздух – прекрасная изоляция… В чем дело, Сапожников?

– А если воздух выкачать? – спросил Сапожников.

– Откуда?

– Ну, если между окон выкачать воздух, то что останется?

– Осколки, – сказал учитель. – Давление атмосферы вдавит с двух сторон стекла. Природа не терпит пустоты, запомните…

– Значит, пустота ни на что не годится?

– То есть? – настороженно спросил учитель.

– Если в пустоте частиц нет, значит, они не сталкиваются?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Изоляция, – сказал Сапожников. – Теплоту не проводит.

– А-а… – успокоился учитель. – Это термос… Так делают термосы. Колба с двойными стенками, между которыми вакуум, пустота.

– Ну да, стенки двойные, а внутри пустота. Можно стенки в доме сделать такие… Воздух выкачивать… Отопления не нужно… Печку топить не нужно будет, – сказал Сапожников.

Учитель смотрел на Сапожникова не мигая.

Сапожников испугался:

– Я убрал насос, убрал честное слово, – сказал он.

* * *

А когда Сапожников вернулся из зимнего лагеря, учитель сказал:

– Я тут без тебя кое-что посчитал… Давай-ка, напиши мне на бумажке насчет вакуумных стенок для строительства домов без отопления… ну, эти твои термосы-кирпичи. Бред, конечно. Стекло хрупкое, а в других материалах вакуума едва ли добьешься… в промышленных масштабах, конечно. Но давай попробуем оформить заявку.

Конечно, бред. До сих пор таких домов не строят, где отопления практически не требуется. То ли заявка Сапожникова затерялась, то ли еще почему. И спасательных поясов таких Сапожников ни разу не видел, чтобы раз, надел на себя – и уже надувать не надо, не потонешь. Потому что у Сапожникова характер был не пробивной. Он всегда так считал: нужен буду – разыщут под землей, а не нужен – и толкаться не стану. Так и во всем, жил и дожидался, пока заметят, и старался ничего не просить. Потому что на праздники не просятся. На праздник приглашают.

* * *

Сапожников лег щекой на стол и увидел того пьяницу, который месяц назад обозвал его богом. «Куда ж ты прешься, японский бог!» – сказал ему пьяница, и Сапожников понял, что стал богом, и его узнают в очередях.

* * *

В общем, для Сапожникова противоречие между математикой и физикой было такое же, как в свое время между физикой и законом божьим. Можно, конечно, вычислить, сколько ангелов поместится на острие иглы, но для этого надо доказать, что ангелы существуют. А пока это предположение не доказано, то и вычислять нечего. Мозг у Сапожникова был грубо материалистический, и ничто научно-возвышенное в нем не помещалось, а вернее, не удерживалось.

Сапожникову как объяснили, что весь мир состоит из материи, так он сразу и понял, что материя должна как-нибудь выглядеть. А всякие там кванты света, которые одновременно и частица и волна, его начисто не устраивали, и он полагал, что, значит, как теперь говорят, модель еще не придумана, и уж он-то, если понадобится, конечно, придумает наверняка. До сих пор у него нужды не возникало.

– Твердое тело, жидкое тело, газообразное тело, – зудело у него в ушах услышанное в школе.

– А дальше что?

– А дальше пустота, – сказал учитель.

– А в пустоте что?

– Ничего.

– Значит, мир состоят не только из материи?

– А из чего же еще? – спросил учитель.

– И из пустоты, – сказал Сапожников.

– Пустота – это не вещество, это пространство, ничем не заполненное, – сказал учитель. – Потому в космосе так холодно, почти абсолютный нуль. Нет частиц, которые сталкивались бы.

– Значит, движению тел ничто там не мешает?

– Вот именно.

– Почему же тогда все планеты и звезды не собрались в одну кучу?

– А почему они должны собраться?

– Закон Ньютона… Должны были упасть друг на друга.

– Ну ты же не веришь в притяжение, – сказала завуч.

– Но вы же верите?

– Останешься после уроков.

– Хорошо, – сказал Сапожников.

Сапожников считал, что всякая материя должна как-нибудь выглядеть. А что никак не выглядит, то и не материя. А раз не материя, то этого и нет вовсе.

– А совесть, а мораль, а чувства?

– Что чувства?

– Они же никак не выглядят. Значит, нематериальны.

– Почему? Раз я что-то чувствую, значит, что-то происходит, значит, что-то влияет на что-то, значит, какие-то частицы сталкиваются или колеблются, самая материя и есть, – сказал Сапожников. – А если не колеблются и не сталкиваются, никаких чувств нет, одно вранье. Все рано или поздно объяснится.

– Какое грубое воображение у этого мальчика, – сказала завуч. – Даже странно в таком возрасте. Ничего святого…

– А что такое святое? – спросил Сапожников.

– Святое, милый друг, это когда люди что-нибудь считают высоким… идеальным… Может быть, тебе и это объяснять надо? – спросил учитель.

– Не надо.

– Ты, случайно, не марсианин? – спросила завуч. – Ах да, ты из Калязина… Такие понятия надо всасывать с молоком матери.

– Значит, понятия – это вещества? – спросил Сапожников.

И так во всем. Кстати, это был первый раз, когда Сапожникова спросили, не марсианин ли он. Потом его спрашивали не раз. Но он не признавался. Говорил «я и сам не знаю».

* * *

– Мне надо подумать, – сказал учитель..

Он ушел думать. Думал, думал, думал, а потом на педсовете сказал:

– Этого мальчика нельзя трогать. Надо его оставить в покое. – И рассказал о теореме Ферма для Пифагоровых оснований.

Но всем было очевидно, что Сапожников, который магазинную сдачу округлял и складывал пять и семь, воображая столбик, не мог решить теорему Ферма ни для каких чисел.

– Он, наверно, у кого-нибудь списал, – предположила преподавательница литературы.

– Не у кого, – сказал учитель. – Не у кого.

Не мог Сапожников решить теорему Ферма, потому что в психбольницах перебывала куча математиков не ему чета, которые пытались эту теорему решить. Их так и называют «ферматиками», и каждое их доказательство занимало пуды бумаги.

– А может быть, этот мальчик гений? – мечтательно спросила преподавательница литературы.

– Гений?! –вскричала завуч. – Гений? Этот недоразвитый?! На его счастье, педологию отменили! А помните, в шестом раздали таблички? И всего-то нужно было проткнуть иголкой кружочки с точками, а без точек не протыкать. Все справились, кроме него!

– Я тоже не справился, – сказал учитель.

– Значит, вы тоже гений?

– Упаси боже, – сказал учитель. – Но ведь потому педологию отменили…

– Да бросьте вы! – сказала завуч. – Знаем мы, почему ее отменили! Чтобы дефективных не обижать. Все нормальные дети с заданием справлялись нормально.

– А может быть, он безумец? – мечтательно спросила преподавательница литературы.

– Его давно надо на обследование послать, – сказала завуч, – сидит всю перемену и двумя подшипниками стучит по бумаге!

– Ну-ка, ну-ка, это интересно, – сказал учитель физики.

– Раньше на насос пялился… теперь у него новая мания – шары… Все у него теперь круглое.

– Раньше он в Ньютоне сомневался, – сказала литераторша.

– А теперь? – спросил учитель.

– Вам лучше знать, вы классный руководитель, – сказала завуч.

Учитель подумал об Эйнштейне и похолодел. Слава богу, про Нильса Бора и Макса Планка он Сапожникову еще не рассказывал.

– Да, с этим надо кончать, – сказал он.

* * *

Это отрывки из книги - Самшитовый лес. Автор Михаил Анчаров, писатель и один из родоначальников авторской песни.

Более подробно про Михаила Анчарова в моём видео с названием 

Мы ничтожно мало знаем о прошлом и о настоящем. Анчаров Михаил:

Ссылка на видео: https://youtu.be/8cox-r10kOs

На этом всё, всего хорошего, читайте книги - с ними интересней жить, канал Веб Рассказ

До свидания.

* * *