Недавно прочитал очередную писанинку о том, как кровавый Сталин расправился с инвалидами войны. Попрятал их, несчастных, в психушки и лагеря. Я только о двух, «спрятанных».
Наш учитель биологии Серафим Иванович. У него была полностью ампутирована левая нога. Человек вспыльчивый, он просто боролся с оборзевшими нарушителями дисциплины на уроке. Хватал костыль и метал его, как дротик в борзого. И что самое интересное, никто не жаловался, ибо знали - будет порка. Да и одноклассники бы не «одобрили». А кому охота ходить со следами «неодобрения» на лице. Кто-то пытался приклеить ему прозвище «одноногий Серафим». Видно намекая на пушкинского шестикрылого. Но не прилипло.
У него было прозвище коксагыз. Он наверное очень любил свою биологию, потому что иногда его уроки превращались в поэму. Но почему-то он с особым увлечением рассказывал об этом среднеазиатском одуванчике, предполагаемом конкуренте гивеи.
Отсюда и прозвище.
Федя-танкист. Пуля попала ему в голову в районе одного виска и вышла у другого. Он остался жив, но ослеп. Я не помню его отчества, поскольку взрослые, его ровесники, звали его просто по имени. А мы, между собой, звали Федя-танкист. Приставать к нему с расспросами мы боялись, очень уж языкаст был.
В городе было несколько народных точек притяжения: базарная площадь, базар – попросту; площадка перед кинотеатром и парк. Недалеко от кинотеатра на углу главной улицы стоял магазин, зовимый в народе золотоскупкой. В годы войны населению разрешалось мыть золото и сдавать государству. За сданное золото в магазине отпускали муку, сахар, растительное масло, яичный порошок, американскую тушёнку. Поэтому и золотоскупка.
Федя любил сидеть на завалинке магазина, греясь на солнышке. Народу пробегает мимо много и обязательно кто-нибудь остановится поболтать или просто перекинуться парой слов.
- Федя, ты слышал, такой-то умер.
- Нет, а что с ним?
- Раком болел.
- Ну что за люди, болеют раком, а умирают лёжа.
Кто-нибудь хмыкнет: - Это анекдот.Значит я, лет 60 назад, видел его автора.
Однажды я слышал от него военный рассказ. Рассказывал он своим друзьям-ровесникам, а мы, пацаны, слушали развесив рты и уши.
- Нас, пацанов, бросили остановить прорыв. Лежим в окопах, смотрим попёрла на нас силища. И мы …обосрались.
- Побежали?
- Куда побежишь в обосранных штанах. Пришлось драться.
- Немцев то остановили?
- Остановили. Правда пацанов много легло.
Конечно, передаю рассказ в не совсем авторской редакции, поскольку слишком много отточий пришлось бы ставить. Но сюжет верен.
Я вспоминал Федю-танкиста и его рассказ, когда читал строки Семёна Гудзенко.
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
И когда в первый раз читал «Василия Тёркина». Помните из 11-й главы…
Вдалеке возник невнятный,
Новый, ноющий, двукратный,
Через миг уже понятный
И томящий душу звук.
Звук тот самый, при котором
В прифронтовой полосе
Поначалу все шоферы
Разбегались от шоссе.
На одной постылой ноте
Ноет, воет, как в трубе.
И бежать при всей охоте
Не положено тебе.
Ждут, молчат, глядят ребята,
Зубы сжав, чтоб дрожь унять.
И какой ты вдруг покорный
На груди лежишь земной,
Заслонясь от смерти черной
Только собственной спиной.
Ты лежишь ничком, парнишка
Двадцати неполных лет.
Вот сейчас тебе и крышка,
Вот тебя уже и нет.
Ты прижал к вискам ладони,
Ты забыл, забыл, забыл,
Как траву щипали кони,
Что в ночное ты водил.
А потом один из этих перепуганных сбивает самолёт.
Я не пишу о раненых и контуженных. Они себя инвалидами не считали. Руки, ноги, глаза есть, значит не инвалид. А ранения и контузии? Да у кого их нет. Главное, что живой. Победитель!
А эти, последыши фашистские учат нас, что не праздновать надо, а скорбеть.
Оценили 4 человека
8 кармы