Гребень из рога единорога (часть 2)

часть 1

Ведьмино урочище проявляется неожиданно резким контрастом с прочим лесом — патриархальная идиллия белесых берёзок сменяется унылой серостью иссохших осин; низкорослую травку с весёлыми цветочками вытесняет режущая ноги высокая осока; а вместо боярышника и малины повсюду лишь кусты дикого, ощетинившегося острыми иглами, шиповника. 

Сопровождавший весь путь от дома колдуньи разномастный птичий переклич словно обрезает ножом — здесь только давящая тишина. Изредка распарываемая дикими воплями засевшей посреди болота сумасшедшей банши, которую в её помутнении рассудка можно понять — оптимизма и веры в прекрасное будущее этот унылый пейзаж не вселяет.

Морге описала нужную травку, как торчащий из болотных кочек пучок узких зелёных стеблей — типа, увижу, сразу пойму о чём речь. Болотные кочки я уже наблюдаю, но никаких зелёных стеблей на них. Лишь пожухлая травка, словно из черноты болотных вод торчат многочисленные стариковские макушки с редкими мокрыми волосами. Сами же старички сидят тихо в воде и не отсвечивают. Точнее, отсвечивают, но только своими лысыми макушками. Приходится скрепя сердце лезть вглубь болота, прямо в гости к банши. А та, словно почувствовав появление незваного гостя, замолкает.

Я заправским тушканчиком некоторое время перепрыгиваю с кочки на кочку... Пока на одной из скользких макушек левый сапог предательски не съезжает в сторону, и я, потеряв равновесие, падаю в воду. Чертыхаюсь в голос — допрыгался, болезный. И тут... Как молнией ударяет — да это же не вода! Чувствую, как некая тварь хватает омерзительно мягкими губами меня за ноги. Проклятье! Я, оказывается, барахтаюсь прямо в пасти какого-то болотного чудища. Уже мысленно прощаюсь и с не найденным гребнем из рога единорога, и с принцессой, которая с полкоролевством впридачу, и... Много ещё с чем прощаюсь... Как вдруг эта тварь, словно распробовав что-то неприятное во мне, с омерзением выплёвывает на кусочек суши посреди болотной трясины. И я некоторое время бездвижно лежу, не веря своему счастью... Как вдруг:

— И чего разлёгся? Хотя бы воду из нас вылил. Да носки не грех поменять уже давно.

— Конечно, ему то что — это же прямо в нас носки, с их трёхнедельной свежестью, пихают!

Растерянно озираюсь, стараясь понять, кто тут такой привередливый оказался со мной на островке.

— Ну, куда... Ну, куда ты смотришь? Мы внизу...

Я смотрю себе под ноги и понимаю, что это разговаривают мои собственные сапоги!

— Э-э-э, Как это? — растеряно спрашиваю у своих... Сапог?! Сума сойти можно! — Я же вас покупал безгласными!

— И что? Нам теперь и поговорить нельзя?

— Хамло!

От местных сказочных закидонов голова идёт малым кругом — сама собой разговаривающая обувь! И это при полном отсутствии чего-либо похожего на рот.

— Так и будем лежать?

— А гребень?

— А принцесса с пол...

— Ну-ка, цыц малявки! — прерываю надоедливую болтовню от собственной обувки. — С чего это вы вдруг разговорились?

— А кто прямо в рот Йожину с болота залез?

— Скажи спасибо, что тот нас выплюнул. Он кабанятину на дух не переносит.

— А-а? Так это он меня только из-за вас, что ли, не съел?

— Дошло, наконец, — ехидничает левый сапог.

— Но... Постойте... Я же покупал сапоги из буйволиной кожи? Выложил кучу серебра.

— Ха-ха! — начинает дружно веселиться разговорчивая обувь, — Такого лопуха надо ещё поискать...

В целом мне сапоги нравились... До сегодняшнего дня. Но не ходить же теперь босиком только из-за того, что они вдруг обрели индивидуальность и голос.

Тут я замечаю нужную травку прямо на соседней кочке. Забыв о разговорчивых сапогах, перепрыгиваю поближе и выдергиваю пучок травы вместе с разлапистым корнем. Оценив тяжесть добычи, решаю что колдунье этого хватит за глаза. И пока местный Йожин не поменял предпочтения по своему сегодняшнему меню, возвращаюсь тем же путём к колдунье.

— Во! — гордо трясу длиннющим корнем перед крючковатым носом Морге.

— Ох, молодец то какой! — радуется та, — А я тебе баньку истопила. Ишь, промок весь. Иди, затем ужинать будем...

— И то, дело, — без задней мысли, легко соглашаюсь я.

Когда прогревшись и напарившись, возвращаюсь в избу, печь колдуньи уже пышет жаром. Но стол, на удивление, пуст.

И тут я чувствую какой-то подвох — и с банькой, и с печью, и с колдуньей. А сама хозяйка стремительно меняется — согбенность напрочь исчезает, тело распрямляется, наливается силой, и вот передо мною уже стоит вполне себе внешне ничего женщина лет сорока. Весьма грозного и воинственного вида. С голодным блеском в темнейших глазах. Помог, значит, эквалиптус...

Морге медленно поднимает руку с мелодично позвякивающими колокольчиками. И я тут же теряю всяческие ощущения от своего чистейшего тела. Вот же... Дурень!

— Ам-ам, — лишь растерянно бормочу. — А-а-а...

— Худосочен, конечно, но с яблоками пойдёт, — оценивает мои достоинства, почему-то, только с кулинарной точки зрения колдунья. — Печь, открывай заслонку!

— Эй, эй. — неожиданно «просыпаются» до того помалкивавшие сапоги, видимо, напуганные перспективой запекания в яблоках, — Мы не съедобные!

— Прежде нас снимите!

У Морге от душераздирающих воплей моей обувки отвисает челюсть.

— Ты, что это, болезный? В Йожина провалился?

— Ага-а, — с трудом киваю непослушной головой.

— И он тебя не съел? — продолжает искренне удивляться любительница добрых-молодцев в яблоках.

— Ага-а... — Я бы и рад более развёрнуто поведать о своих приключениях на болоте, но только-то и могу, что выдавливать из себя:

— Ага-а-а...

Колдунья стремительно теряет внешний вид сорокалетней воительницы и вновь обретает скрюченный образ старой-престарой перешницы.

— Больной, что ли? — словами придворного эскулапа подозрительно интересуется у меня.

— Нет. Здоров как... — Но как именно здоров, в голову ничего дельного не приходит. — В общем, здоров.

Колдунья смотрит на обувку:

— Поросятина?

 — Почему сразу — поросятина? Мы — кабанятина! — дружно тараторят разговорчивые сапоги.

— Хрен редьки не слаще... Во всяком случае, для Йожина.

Морге щёлкает перед моим носом пальцами, и морок бездвижности покидает чресла. Я облегчённо вздыхаю. Кажется, на этот раз пронесло. Вновь обретя силу в руках и в ногах, а с ней и привычное нахальство, нагло спрашиваю у колдуньи:

— Так как на счёт гребня? Свою часть договора я исполнил — вернул тебе сварение желудка. Исполни свою.

— Ну, ты нахал, — удивляется колдунья.

— Хамло, — ни к месту поддакивают сапоги.

— Какой есть. — Пожимаю плечами. — Сказочный мир — сказочные обитатели...