6 ИЮЛЯ 2021 ВЛАДИМИР СТАРКОВСКИЙ
Из цикла «Теория бытия». Продолжение, предыдущие части тут.
К спасению есть как бы два пути: нравственный и обрядовый. Нравственный путь — это приведение человеческого нрава к евангельским нормам нравственности в той мере, которая покажется Богу достаточной. Нравственное условие спасения несомненно хотя бы потому, что практически все заповеди Христовы носят нравственный характер.
Но в Евангелии иногда встречаются и такие утверждения, из которых можно сделать вывод, что обрядовая составляющая спасения тоже существует. Вот, например: «Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин.14:6). На основании этого и подобных утверждений делается вывод, что к Богу можно прийти только через Церковь, через ее обряды и традиции. Разумеется, через обряды и традиции «истинной» Церкви, а не какой-то там еретической. Церковная практика худо-бедно старается обращать человека к нравственным идеалам Евангелия, но если почитать программные богословские документы о роли Церкви в деле спасения (догматику, сотериологию, экклесиологию), то мы увидим тексты исключительно про обрядово-мистическую роль Церкви в деле спасения.
Если бы человека можно было сделать достойным спасения всего лишь ниспосланием на него благодати, то разве Господь промедлил бы хоть секунду перед тем, как сделать все человечество достойным спасения, просто снизойдя на всех? Богословская традиция возражает на это, что движение Бога и человека навстречу должно быть взаимным. А как человек должен идти навстречу к Богу? Идти в церковь за той же самой благодатью? Значит церковная благодать приближает человека к Богу, а прямая божественная, без посредников — нет?
Не таким ли ходокам за благодатью скажет Господь: «Многие скажут Мне в тот день: „Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?“ И тогда объявлю им: „Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие“» (Мф.7:22-23).
Значит церковная благодать не помогает в деле спасения даже пророкам и чудотворцам, что уж говорить о рядовых обрядоверах. «Делающие беззаконие». Значит для спасения надо «делать законное». Значит нравственный путь спасения — истинный путь. А вспомните евангельскую сцену страшного суда, где там про посещение церкви? Там только про нравственные причины богоугодности. Может, все-таки добрый нрав — путь к Богу?
Благодаря широкому хождению Предания, о спасительности доброго нрава известно всем. Это представляется справедливым даже человеку, далекому от религии, потому что его нравственное чувство видит в этом справедливость. И если такой человек всего лишь старается не быть сволочью, то не через Христа ли он движется к Богу в этом случае? Но на возможность богоугодного нравственного возрастания за пределами церковной ограды Церковь реагирует очень болезненно, вплоть до утверждения, что добродетель, практикуемая не во славу Божию, добром не является. Хотя на самом деле ситуация обратная: именно внутрицерковная «добродетельность», обусловленная кнутом ада и пряником рая, стремлением выслужиться перед Богом, сделать запасы Духа Святого и понравиться единоверцам, является лицемерной.
Вот что говорил на эту тему один преподобный: «Все не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды в жизни будущего века нам не представляет». В переводе на мирской язык это означает: «Какой смысл в добром деле, если тебе за него не заплатят». И богословие не видит в этом утверждении лукавого подлога, и восхищается этой премудростью. Не замечает подлога потому, что это лукавство льет воду на мельницу Церкви, которая перемалывает человеков в лицемеров, фарисеев и законников.
Добродетель ничего не стоит только без любви. Внешняя добродетельность может быть побуждаема множеством мотиваций, порой даже самых мерзких, в том числе и корыстных. В церковь люди обычно идут из своекорыстных побуждений. А Богу нужны расчетливые поклонники? Подает ли Господь благодать искателям выгоды?
В добродетельности значима только любовь как побуждение к добру, та любовь, которую не видно и не слышно никому, кроме Бога. Полемика о спасительности добрых дел бессмысленна, потому что смысл имеет только полемика о мотивациях добродетели.
Нехристианина, обладающего евангельским нравом, Господь в одно мгновение и безо всякого труда обратит к истинной модели мира, просто открыв ее, это не проблема, но всему свое время. Да и христиане, пребывающие в плену бесчисленных благочестивых суеверий, с открытием истины, пожалуй, изумятся не в меньшей степени, чем неверующие. А вот лицемерного, своекорыстного и гордого обрядовера, истово соблюдающего всю церковную обрядовость, Господь не в силах обратить к евангельскому нраву, при всем своем могуществе.
Допустим, что некие мистические механизмы спасения все-таки существуют, но разве Господь не в силах ниспослать человеку достойному нужную для его спасения благодать без посредников? Разве Господь пренебрежет участью человека высоких евангельских качеств только потому, что тот не принадлежит к «истинной» конфессии? На это священство может возразить евангельским заветом, якобы обращенным к ним: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин.20.23). А не то же ли самое Господь говорил здесь: «Каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф.7.2)? Или апостолы были благи, как Бог, безгрешны, а значит и неподсудны? В иудейской традиции нет исповеди и отпущения грехов, евреи приносят покаяние лично Богу. Апостолы просто не могли истолковать слова Спасителя так же, как их толкуют современные экзегеты. А может, Иисус просто напомнил апостолам о спасительности терпения, прощения, великодушия и снисходительности? Но богословие решило, что это Господь благословил священников самим решать, кому в ад, а кому в рай.
Если для человека его недоброе дело послужило нравственным уроком страшной педагогической силы, то разве это обстоятельство — ничто без отпущения грехов? А если священник прочитает над убежденным подонком разрешительную молитву, так подонок сразу становится чист как агнец? Не становится? Ох, что-то не так с этими обрядово-мистическими методами спасения…
Ниспослание Святого Духа на апостолов было действительно чудесным и очевидным явлением. И дело даже не в нисходящих языках пламени, а в том, что робкое, растерянное стадце учеников вдруг превратилось в мощный, отчаянно смелый отряд проповедников, являющий порой даже и чудесные возможности. Но из чего видно, что апостолы, а тем более все поколения епископов обрели власть ниспосылать Духа Святого? Верить, что от Спасителя исходит Дух Святой — страшнейшая ересь. А то, что Он исходит от высокопоставленных церковных чиновников — это даже не предмет веры, это абсолютно твердое, догматическое убеждение.
В магических практиках потусторонние силы беспрекословно подчиняются воле, заклинаниям и манипуляциям посвященного человека (ну по крайней мере так гласят оккультные байки). И в сказках потусторонние силы рабски (именно рабски) подневольны своему хозяину. Вот и христианская традиция механически перенесла на Бога магическую власть своих обрядов.
Христианская традиция не допускает того, что Бог способен ослушаться человеческих предписаний, которые Он должен исполнять в строгом соответствии с человеческими ритуалами, учебниками литургики, сакраментологии и др. И это представляется совершенно справедливым, ведь если ты правильно славишь истинного Бога в истинной Церкви, произносишь правильные заклинания и совершаешь правильные манипуляции, то Бог просто обязан исполнять хотя бы то… исполнение чего невозможно проверить. А если «правильная» Церковь разрывает евхаристическое общение с «неправильной», и признает ее таинства безблагодатными, то получается, что и Господь обязан прекратить участие в обрядах этой Церкви в соответствии с распоряжением «правильного» Синода? А если Церкви помирятся, то Господь обязан возобновить отпуск благодати?
Для нравственного (евангельского) возрастания совесть гораздо полезней Церкви. Если у человека нет совести, то ему никакая Церковь не поможет. Посещая церковь, невозможно стать святым, как невозможно стать шофером, посещая гараж. Но Церковь делает упор на обрядово-мистическом пути спасения, потому что только через это можно утвердить ее исключительные права на спасение человеков. Ни о чем богословие не говорит с такой уверенностью, как о том, о чем человек ничего не знает, — о благодати и ее действии. Когда человек посещает концерты, музеи, ристалища, кабинет директора, или читает стихи, то у него тоже меняется эмоциональный фон и иногда очень сильно, но только в церкви это чувство безапелляционно называют благодатью.
А благоприятней ли спасаться в Церкви? Вне всякого сомнения, потому что воцерковление неизбежно предполагает нравственную работу над собой, переосмысление своего внутреннего мира, перемену в иерархии ценностей, а вовсе не потому, что в Церкви человека напичкают благодатью. Вера в благодатность обрядов, нет, не вера, абсолютная уверенность в благодатности обрядов, — это вера в рабскую зависимость Бога от заклинаний и манипуляций тех, кто уполномочен управлять Духом Святым.
Ну ладно, пусть человек путает мистическую тревожность с благодатью, но как Господь, «пренебрегающий своими церковными обязанностями», будет смотреть в глаза обманувшимся в благодатности человеческих ритуалов? Тем, кто пришел в церковь из прагматических соображений — запросто. Но ведь в церкви есть и люди высокой, чистой и святой веры, их имен мы не знаем, но Господь узнает их по голосу молитвы в любой толпе. Не отозваться благословением таким людям со стороны Господа было бы просто неприлично. Разумеется, отозваться благословением не в соответствии с человеческими предписаниями, изложенными во всякой там сакраментологической и пневматологической беллетристике, а так, как Он считает нужным.
Однако у Церкви есть по крайней мере одна функция исключительной значимости. Человек, полагающий, что Церковь не нужна, подобен не в меру самостоятельному малышу, который полагает, что мамка ему только жить мешает. Вот если вдруг найдется такой человек, который никогда и ничего не слышал о христианстве и прочитает Евангелие, то он не увидит в его содержании ничего кроме легенд и мифов Ближнего Востока. Понимание того, что в Евангелии описаны самые значимые для человечества аспекты бытия, может приходить только через Предание (через общественное мнение о содержании Евангелия и через письменные источники на эту тему), даже если это будут рассказы рыночной торговки, или брошюрка «Вестник атеизма», убеждающая читателя в том, что Бога нет.
Предание — это информационная составляющая Церкви, накопленная за все время ее существования, начиная с догматики и кончая благочестивыми приходскими слухами. И даже апостольская миссия заключалась не столько в том, чтобы основать религиозную организацию (это следствие), но прежде всего в том, чтобы основать Предание. Ведь апостолы посылались на проповедь, а не на административную деятельность. Посылались, чтобы Новый Завет не погиб на полках палеографов, изучающих раритетные литературные памятники народов мира. Прервется эстафета Предания, прервется и эстафета веры. А кроме Церкви хранить Предание некому.
Оценили 2 человека
4 кармы