Критическая теория ТВ-запоя

Мы не знали, что любим смотреть ТВ запоем, пока компания Netflix не сделала это тем, чему нельзя сопротивляться. Чтобы понять новую модель, мы должны обратиться к философу Теодору Адорно. 

С затуманенными глазами, уютно устроившись под одеялом, я почти каждую ночь провожу в постели с ноутбуком на коленях за просмотром очередной серии «Матрёшки». Я смотрю ТВ запоем, вы смотрите ТВ запоем, мы все смотрим ТВ запоем. Но к данному моменту, спустя шесть лет после того, как Netflix начала выпускать полные сезоны оригинального телевизионного контента сразу, что мы действительно знаем о ТВ-запое? Эксперты, изучающие нашу современную практику просмотра, сосредоточились на «потоке» стриминга, на том, как дизайнерские решения способствовали переходу к модели ТВ-запоя, и на последствиях алгоритмического контроля этих платформ над нашими привычками потребления. Однако корни этой практики лежат гораздо дальше, чем появление стриминга.

В статье 1954 года для The Quarterly of Film, Radio and Television под названием «Как смотреть телевизор» Теодор Адорно написал о своей обеспокоенности тем, как мало мы знаем о работе телевизора и какие опасности он собой представляет: «Разоблачение социально-психологических последствий и механизмов телевидения, часто действующего под маской фальшивого реализма, можно не только улучшить шоу, но, что более важно, привести общественность к осознанию гнусного воздействия некоторых из этих механизмов».

В то время как его внимание в основном сосредоточено на «образности» телевидения и его сопутствующей морали, Адорно пророчески указывает на то, насколько важными окажутся механизмы телевидения для его восприятия и использования в качестве художественного средства, а также на то, как зрители будут оценивать важность телевидения и его культурного влияния. Эти «механизмы» – специфика того, как работает это медийное средство, способы, к которым телевизионные продюсеры прибегают, чтобы держать зрителей прикованным к экрану.

Учёные и потребители одинаково будут оказывать давление на любую новую среду, чтобы объяснить, что отличает её от других. Однако этот процесс протекает параллельно с борьбой за понимание того, как работает среда и как она влияет на нас. Когда появился кинематограф, мы стали задаваться вопросом, что это значит – объединять изображения в определённой последовательности, а позднее, после выпуска домашних телевизоров, нас начало волновать то, как аудиовизуальная машина превратилась в медийное средство. В последнее время объектом нашего любопытства стали видеоигры, однако упор делается на влияние интерактивной игры.

Исследователь медийных средств и коммуникаций Артур Аса Бёргер в своей статье от 1978 года для журнала Journal of the University Film Association процитировал академика Джорджа Гербнера, который сказал: «Всего за два десятилетия массового национального опыта телевидение трансформировало политическую жизнь нации, изменило повседневные привычки людей, сформировало стиль поколения, в одночасье превратило локальные события в глобальные явления, перенаправило поток информации и ценностей из традиционных каналов в централизованные сети, охватив каждый дом. Иными словами, оно глубоко повлияло на то, что мы называем процессом социализации, посредством которого представители нашего вида становятся людьми».

В эпоху потоковой передачи мы должны помнить об историческом контексте. Из-за современной модели чрезмерного потребления ТВ эти проблемы только усилились. Концепция телевизионного «потока» не является чем-то новым; суть заключается в том, чтобы использовать стратегии, которые держали бы зрителей прикованными к экранам и заставляли бы их потреблять передачу за передачей. Марксистский теоретик Раймонд Уильямс назвал это «определяющей характеристикой вещания, одновременно как технологии, так и культурной формы».

Традиционная линейность телевидения была перевёрнута с ног на голову посредством домашнего видео и, самое главное, потоковой передачи с главным акцентом на «выбор зрителя», как таковой. В 2008 году Джеймс Беннетт написал в журнале Cinema Journal следующее: «Телевизионные исследования должны уделять пристальное внимание как интерфейсам, так и приложениям, которые структурируют наш доступ к “телевизионному” контенту и управляют потоками пользователей, а также дискурсам и эстетике самого контента/программирования».

Netflix, Hulu, Amazon и прочие компании, инвестирующие много средств в эти структуры (интерфейсы могут быть похожи друг на друга, однако они всё равно функционируют в соответствии с различными внутренними логиками) и создание идеального потребительского потока, стремятся заставить нас смотреть как можно дольше. Бёргер прокомментировал это следующим образом: «Телевидение, по сути, создаёт те же самые зависимости, которые мы пытаемся побороть, поэтому мы попадаем в порочный круг». Просмотр телевизора может успокоить и развлечь нас, но шоу написаны таким образом, чтобы привлечь нас обратно.

Эти моралистические (и отчасти связанные со здоровьем) беспокойства из-за слишком долгого просмотра телевизора существуют с тех пор, как телевидение стало доступным для обычных семей, и современный феномен ТВ-запоя кажется гиперснисходительной прогрессией. Он вращается вокруг различных систем с лучшими технологиями.

Более того, мы больше, чем когда-либо прежде, знаем о 24-часовом новостном цикле, с людьми, которые теперь утверждают, что запоем смотрят CNN, MSNBC или Fox News. В статье, опубликованной в журнале The Public Opinion Quarterly в 1984 году под названием «Политические корреляты телевизионного просмотра», авторы утверждали, что «влияние телевидения на политический фронт не ограничивается новостями и "политическими" программами; вся драматическая структура сетевого телевидения может оказывать влияние на политические взгляды зрителей». Интересно, что они отмечали, что те, кто смотрел больше всего новостей и политических программ, были склонны считать себя умеренными потребителями. Без обновлённой версии исследования я бы поспорил, что ускоренный стиль нашего новостного цикла и жажда захватить внимание зрителей, наряду со многими другими факторами, предполагает, что теперь верно обратное, и мы застряли в грязи гиперполяризации отчасти в результате этих драматических структур сетевого телевидения новостей.

В сочетании с относительным мастерством платформенных алгоритмов, всё это выливается в персонализированные жизни с ТВ-запоем: каждый зритель имеет индивидуальный интерфейс и потребляет собственный нишевый сегмент культуры. Друг может рассказать вам о своём любимом сериале, который сейчас популярен на Netflix, но если вы в нём не заинтересованы, вы, вероятно, даже не увидите его в своём приложении. Ничто больше не является доминирующим в среде, которая когда-то считалась предельным медийным средством или тем, что географ Пол Адамс в 1992 году назвал «телевизор как место сбора».

Имея всё это в виду, Таня Хорек, Марейке Дженнер и Тина Кендалл в недавнем выпуске Critical Studies in Television выдвинули девять критических предположений о ТВ-запое, которые представляют собой поучительный отчёт о беспрецедентных изменениях в поведении зрителя, которые мы наблюдаем в последние годы. То, что мы рассматриваем как «ТВ-запой», меняется – это не просто количество просмотренных эпизодов, это выбор в пользу одного сериала. Доступ к целым сезонам на Netflix создал изолированный поток: «Вместо того чтобы вернуть нас на главную страницу и сделать сознательный выбор… функция post-play запускает нам сразу же следующий эпизод. Функция "пропустить заставку" даже позволяет нам сделать повествование более плавным». Netflix всё время диктует, как нам смотреть.

Авторы предлагают некоторые указания для дальнейшей работы. Одно из них – подвергать сомнению степень, в которой ТВ-запой влияет на биополитическое производство. В своих рекламных кампаниях Netflix сделала акцент на том, что сон, необходимость поесть или покинуть свой дом могут встать между вами и потреблением их контента. Хорек и её коллеги отмечают, что колонизация сна является ключевым принципом бизнес-модели компании. Генеральный директор Netflix заявил в 2017 году: «Мы конкурируем со сном».

Я считаю, что это имеет прямое отношение к их предположению относительно низкоинтенсивного потребления. Большая часть дискурса о ТВ-запоях была связана с высокоинтенсивными версиями – длинные ночи, глубоко ощущаемый фэндом. Параллельно с этими практиками существует возможность выйти из зоны потребления: «В культуре ТВ-запоя банальные удовольствия отключения сосуществуют (и играют всё более стратегическую роль в сохранении) с интенсивными удовольствиями включённого просмотра». Это усложняет наше непосредственное представление о том, что такое ТВ-запой, привлекая наше внимание к тому, как Netflix и другие сервисы воссоздают и повторяют телевизионный опыт. Учитывая историю данного медийного средства, оставленную на заднем плане, эти низкоинтенсивные ТВ-запои являются естественным последствием появления функции автовоспроизведения и легко усваиваемого контента, предлагаемого Netflix: дешёвые реалити-шоу, кулинарные программы, выступления комиков и документальные видео.

Авторы также предлагают рассмотреть, как ТВ-запой перестраивает гендерную и расовую динамику, часто через хорошо проторенные тропы. Роль Netflix как транснационального вещателя, а также роль моделей ТВ-запоя в «формировании протоколов просмотра в отношении более широкой медиа-экосистемы, связанной с генерацией "кликов, лайков и репостов"», являются достойными устремлениями. Однако ясно то, что ТВ-запой в эпоху потокового видео прямо сейчас трансформирует то, как мы смотрим, и мы должны осознавать эти изменения и следить за их последствиями.

Телевидение и его потоки по-прежнему оказывают огромное влияние на мир. Мы просто не можем себе позволить бездумно потреблять то, что нам подсовывают.

Специально для читателей моего блога Muz4in.Net