Полнолуние

Я ждал его, ещё вчера заметил, что осталось совсем чуть-чуть, и она покажется полностью. Спать я по этой же причине не мог, - она светила прямо в окно, прямо на меня и, к полуночи, душа, наконец, обернулась лесным зверем. Я тихо вышел из дома, направившись в лес, переполненный желанием выть на неё, был бы человеком, кричал бы, наверное, что есть сил, в её сторону, будто она, висящая в небе жёлтой лампочкой, причина всего. Но только показался тёмный лес, с посеребрёнными луной верхушками деревьев, этого показалось мало, мало только лишь выплеснуться воем и криком, недостаточно уже этого, ни ей, ни мне.

Не разбирая ни дорог, ни троп, душа в серой шкуре мчалась напролом через лес, через колючий терновник, оставляя на его спасительных шипах клочки своей густой, непробиваемой, когда-то казалось, шкуры. А волк гнал тем быстрее, сбивая об острые камни лапы, оставляя за собой кровавый след. Бежал навстречу той, которая уже полюбила его и которая уже ему самому начала нравиться. Правда, каждый раз приходиться её добиваться, и каждый раз есть помощники, готовые подсобить, но не сегодня, сегодня нужно добежать самому, сегодня только сверчки провожают тебя своим хором. Из помощников только рвущие плоть ветки, острые, терзающие лапы камни, да собственное желание освободиться от утомивших чувств хоть на немного, хоть до петухов.

Не известно, сколько бы его ещё несли собственные лапы, которых уже не чувствовал, но споткнувшись, кубарем скатился в овраг, где и остался лежать. Там было тихо и спокойно, ветер шумел где-то наверху, шевелил травы, сквозь едва колышущиеся стебли которых было видно луну спасительницу.

А скоро зверь закрыл глаза, луна потухла, трава смолкла. Любовь и стремления исчезли вместе с ними, вытекая из его ран, пропитывая своим теплом землю, на которой он лежал. Сам же он остывал, становясь просто частью того оврага. Было непонятно, умер он или уснул, но если то был сон, - он подобен смерти, если смерть, то подобна сну.

Утром, когда солнечные лучи тронули дно оврага, на месте, где лежала душа, не было уже, конечно, ни кого, только странные маленькие причудливые цветы, которые за них то и принять можно было, только приглядевшись. И, конечно, спустившись туда.