Слова

Разве есть что-то, чего не выразить словами? Кто-то им не верит, - в них простор для обмана и запутывания, - кто-то верит каждой запятой. В этом есть некое колдовство - простым порядком букв и знаков нарисовать образ, заставить другого чувствовать то, от чего сам можешь лишь задыхаться безмолвным восхищением или выплёскиваться наружу безудержной рвотой отвращения.

Слова - оружие и орудие, ими, словно острым сияющим мачете, можно проложить путь в джунглях чьей-то души, а можно безжалостно изрубить того же, превратив в бездушную биомассу, в истекающее кровью, и зловонным содержанием кишечника бесформенное месиво, бывшее когда-то человеком. Можно согреть ими, обратив их в лучи майского солнца и яркое, синее по-летнему небо. Ими можно донести, словно на крыльях тёплого ветра, сладкие запахи, цветущих в сердце лета полевых цветов, которые каждый маленький и неприметный в отдельности, но все вместе создают бриз, несущий искусный букет полевых ароматов, пьянящих не хуже молодого вина.

Ими же можно обрушить на чью-то голову камнепад из разрушенных надежд и чаяний. А можно поднять споткнувшегося и упавшего, силящегося безуспешно подняться. Ну а если он не упал ещё совсем, - есть мнение, ставшее популярным, что падающего следует подтолкнуть, - это тоже может оказаться полезным, и верное слово здесь также будет полезно. Слова можно бросить в лицо затхлой грязной тряпкой, которой мыли отхожие места. Можно хлестнуть со свистом, с оттяжкой, словно мокрой плетью, вложив в удар всю ненависть, на которую только способен человек, а можно неслышно обнять за плечи пуще самого родного человека, шёпотом вдохнуть саму жизнь в нечаянно потерявшего её

. Я полюбил их ещё тогда, когда только увидел эти непонятные закорючки, бессмысленно, казалось, окружающие чёрно-белые рисунки на страницах детских сказок, но в закорючках тех смысла и красок было больше, чем в иллюстрациях, скупо пытавшихся передать содержание оных. Я их полюбил, ещё не понимая за что, как бывает влюбляются интуитивно, чувствуя спинным мозгом, который не расскажет, не объяснит доходчиво причин, лишь укажет, что это - то самое, твоё.

Детская ещё не любовь, но привязанность к ним, позволявшая с их помощью увидеть больше, чем возможно только глазами, открывала миры несуществующие, казалось. Но в которых можно было жить, переживать, любить, ненавидеть, так, конечно, как это возможно ребёнку, без страсти, но уже с волнением и желанием принести эти миры и их героев в жизнь реальную. Стать тем самым героем, слышащим и различающим голоса животных, птиц, растений, даже тишины.

Позже, научившись сам извлекать из тонкого продолговатого приспособления те самые закорючки, я полюбил и запятые, точки, многоточия, - следы ушедших на цыпочках слов, замечание не моё, но очень понравившееся мне, - я их расставлял везде, где только можно было, как мне только вздумается, что тут им самое место. Мой почерк, кстати, стал теми самыми закорючками, разобрать которые под силу только настойчивым. Слова мне отплатили взаимностью, сами собой упорядочиваясь, выстраиваясь гладко, без шероховатостей, превращая мысли в осязаемые образы. Вероятно, что благодаря словам не произносимым вслух, но струившимся узорами по бумаге, и речь моя стала такой же невнятной, как мой почерк. Эта любовь к словам, кажется, стала взаимной, это стало понятно, когда писать стало выходить лучше, чем говорить. Впрочем, бесполезное занятие, скажете вы, - но я разговаривал с предметами. Молчаливыми, неподвижными, но умеющими слушать, как ни кто другой имеющий уши. Они никогда не соглашались, редко возражали, и всегда были рады промолчать в ответ, которого никогда и не ждал.

Родители мне частенько дарили книги, по крайней мере один из них, и лучшего подарка трудно было вообразить, например, рассказы о животных Бианки. От туда я и узнал, что настоящий мужчина молчалив, как молчалив охотник в лесу, как молчаливо до поры его ружьё. А всё вокруг, напротив, говорит не умолкая, только успевай замечай.

Я однажды слышал версию, что слова, письмена - это подарок богов людям. В это охотно верится, это действительно выглядит чудесным, когда простым начертанием знаков, рождаешь образы, можешь донести их. Некто пытался спорить со мной, что словами невозможно передать гамму ощущений, как монитор не может передать все цвета, различимые глазом человека. Можно ли словами описать ужас, страх, любовь, потерю и прочее, прочее, прочее, что трудно, порою, поддаётся даже осознанию в самом себе? Мне хочется спросить тогда, - читал ли этот человек что-либо, кроме школьных учебников?

Словами возможно раскрыть суть чего угодно, явить пред взором скрытое доселе, сделав его доступным и понятным, и ими же под силу завуалировать самую очевидную вещь, лежащую на поверхности, точно таким же образом, как густой непроглядный туман, пропитанный сырым холодом, закрывает от глаз долину, только что так явно просматривавшуюся в мельчайших деталях, превращая это место в образ, который только привиделся, показался на мгновение, будто приснился когда-то, а сейчас исчез без следа, утонув в дыму пустынного белесого наваждения.

Порою мне кажется, что слова единственная истинная ценность в этом мире, ведь даже родившаяся мысль, будучи бесплотным образом, возникшем, прямо надо сказать, буквально из эфира, из неосязаемого, только тогда обретёт форму, как зазвучит в голове своим собственным голосом, как будет выговорена самому себе в словах, что суть те же образы, получившие форму. Вы можете воспротивиться такому видению, но разве сию минуту ты не говорите сами с собой? Остановись на мгновение и прислушайся, - в твоей голове звучат слова. Хотя не редко это может быть и не твой голос, и не твои слова, но суть от того не изменится, мы мыслим словами-образами. А уж только за тем, за словом, следует действие. А теперь представь, что ты не знаешь слов, не слышал их, не понимаешь, - во что превращается мир тогда? В хаос. В картину сумасшедшего художника, не умеющего вложить в мысль, в идею образ, слово. Она может таковой и не быть, может быть гармонична и упорядочена, но чтобы увидеть это, вы должны обозначить видимое словами, назвать.

Попробуй себе вообразить, что не знаешь языка, не знаешь слов, у тебя нет имени, - кто ты в таком случае? - животное, движимое только инстинктами и рефлексами. Всё начинает существовать в нашем сознании, лишь получив имя, название, с этого момента возникает и образ. Слова, это гениальное изобретение, придуманное не знаю кем, что бы человек мог быть человеком. Кто-то описывал утопическое общество, в котором не было ни устной речи, ни письменной, всё общение было телепатическим, - мыслями и образами. И я всё не мог себе того представить, - вроде, за отсутствием слов, за способностью проникнуть друг другу в голову, невозможна ложь, невозможны личные тайны, всё явно, все друг у друга как на ладони. Из того и отсутствует преступность, обман, непонимание. Т.е. слово там выставлено неким злом, архаичным способом общения, свидетельствующим об отсталости человека и его примитивности. Когда мне не без труда удалось отчасти воплотить образ этого общества в голове, то возник вопрос, а люди ли то уже? Да и в любом случае, какая либо кодировка образов должна же быть, так или иначе. Некоторые вещи вероятно понимать и без слов, даже передавать без слов, без знаков, без действий, без видимого и слышимого. Однако эти вещи всё же, будут иметь названия, будет их образ, выраженный всё в тех же словах.