Коронавирус плотно закрыл для нас, простых людей, государственные границы. И сейчас самое время оглядеться, вспомнить о своих путешествиях. и приключениях. И попытаться осознать, каков же он, такой разный и одинаковый, уклад на планете Земля.
Десант на Марс
- Русский, заходи, заходи. Горбачёва харашо, Ельцин баламут!
Эти слова неслись чуть ли не из каждой лавки в Хургаде.
Конец декабря 1994 - начало января 1995. Русские войска заходили в Грозный. Уже пожгли бронемашины Майкопской бригады, шли ожесточённые бои вокруг президентского дворца. В Москве стояли морозы. А я ходил вдоль берега, подставлял лицо ласковому солнцу, и меня изумляло, настолько вся эта картина не соответствовала моим привычным представлениям об устройстве Вселенной.
Чтобы понять всю гамму моих чувств, нужно вспомнить, чем была для советского человека заграница. Для большинства населения Железный занавес был непробиваем ни при каких условиях. Особенно для нас, со вторым уровнем допуска к секретным документам. Я совершенно чётко осознавал, что, если сильно повезёт, за годы моей службы попаду в какую-нибудь группу войск и прикоснусь к сакральным тайнам ненашей жизни, пусть и в сильно урезанном социалистическом варианте. Мы завороженно смотрели «Клуб кинопутешественников» и западные фильмы как картины с иной планеты. А откровения знакомых, работающих за границей, воспринимали как сказы Афанасия Никитина. Мир был чётко разделён на "там" и "тут". Здесь привычные вещи, слова, государственная система. Всё приевшееся, обыденное, а потому, скучное. Там – сверкающие грады на холме, огни реклам, вожделенные шмотки и другие вещи, которые иногда просачивались сквозь занавес. И то прекрасное далёко манило в силу своей закрытости неимоверно. Во всяком случае, таких впечатлительных натур, как я.
И вдруг здрассьте-мордасьте – получай пачпорт и вали на все четыре стороны, если есть деньги и коли эти стороны тебя ждут. В начале поездки были затруднительны в связи с фантастическим курсом доллара, по которому полстраны жило на десяток баксов в месяц. Потом курс выправился, открылись врата и – смотри «Дорожную» Шнура.
Таможни, паспортный контроль. Это были для нас реалии новые и непознанные, как Запретный город в Пекине – туда пускали только избранных. Но они стали моими реалиями. И огромный ИЛ-86, вобравший в себя толпу жаждавших иных земель, вознёсся над Шереметьево.
Когда в иллюминаторе стал расти египетский берег, первая мысль была – ну, и куда меня занесло? Внизу была жёлтая инопланетная унылая пустыня, и я представить себе не мог, каким образом тут можно «щщикарно», как говаривал Жиртрест в «Южном парке», отдохнуть. А потом вспыхнуло море, да такими яркими красками, которых я до этого ни на одном море не видел, и настроение взмыло до небес!
Ну что сказать о первом впечатлении пересечения госграницы? Ты как космонавт, который ступил на Луну – в иной мир. «Маленький шажок для человечества, но огромный для человека». Внутренне в тебе происходит какое-то изменение, как инициация в сектах. Ты был из тех, кому никогда не побывать за бугром, и вдруг превращаешься в того, кто уже там. Момент перехода в иное качество… Эх, говорю же, нынешней молодёжи никогда не понять и не оценить этого настроя!
Потом был отель «Марлин ин», как сейчас помню – вполне приличная "четвёрка". По старой памяти, что в домах отдыха по отдельности не живут, мне пришлось делить номер с парнем из Белоруссии, который сразу заявил, что старые египетские камни и пирамиды ему на фиг не упёрлись, и принялся активно ухлёстывать за слабым полом.
Вообще, народ приехал в Египет отрываться. В холле играет в карты толпа грубых, но обаятельных нефтяников из Ханты-Мансийска.
- А мы вообще в Эмираты путёвку взяли! – объявил один из них. - А привезли в Египет. Но мы не в обиде. Главное, море есть. И выпивка.
С выпивкой в Хургаде был напряг – её продавали в спецмагазине по паспорту, ставя на странице штамп, чтобы во второй раз не пришли. Давали что-то типа пары бутылок водки или ящика пива. Но у нефтяников все было с собой.
Публика была самая разношёрстная. В соседнем номере коротали время спортсмены-бандиты – они вывезли своих девах на прогулку, и далеко не в первый раз. Когда я в ожидании откровений спрашивал, как оно в их путешествиях, главный спортсмен мне важно отвечал сакраментальными словами девяностых:
- Хорошо везде, когда бабки есть.
Отель был по тем временам крутой. Помню, мимо идёт настоящая ОПГ – пахан весь татуированный, и за ним шныри и козырные фраера толпой плетутся. Видимо, где-то маза попёрла, срубили бабла по-лёгкому и приехали в Египет гулять, как раньше по воровским традициям гуляли в Сочах. Пахан остановился перед нашим отелем и важно покачал головой:
- Ну, это козырной отель!
Через много лет я проезжал мимо этого отеля – к нему как раз подогнали экскаваторы для сноса. И показался он мне жалким и вовсе не фешенебельным.
Я как губка впитывал новые впечатления. Они обрушились Ниагарским водопадом. Загорал при декабрьском солнце. Плавал в море, когда тебя плавником задевает по ластам девяностокилограммовая рыбина. Гулял по узким улочкам Хургады – она тогда была меньше нынешней раз в десять, главным отелем там считался недостижимы для нас по тем временам "пятёрочный" круглый «Шератон», который сегодня, по моему, то ли снесли, то ли хотят снести за ветхостью. Тогда ещё море не было всё белым от тысяч катеров – болталось сиротливо пара лоханок, зазывая туристов. И морской живности было куда больше. И коралловые рифы ещё не растаскивали туристы с какой-то запредельной остервенелостью.
Путешествие в Луксор – это вообще как удар по голове. Титанические колонны и статуи древнего Египта, долина Мёртвых, а потом два дня в Каире. Тогда, кстати, экскурсионные программы были куда лучше. Нас провезли по крепостям города, уникальным христианским храмам и мечетям. После этого, сколько я не бывал там, программа незатейливая – Пирамиды, обед и фабрика папирусов, где тебе гид будет вдалбливать, что он с этого не имеет ничего, но объективности ради должен сказать – тут единственный настоящий папирус (масло, камень и так далее), а вот в других местах фуфло полное.
По наивности душевной я купил со скидкой два жутко тяжёлых каменных идола, которые пылятся на даче, после чего понял – сувениры не моё. И больше ниоткуда ничего не привозил.
Напряг был в Египте по отношению к нам тогда в связи с Чечнёй. Из каждой лавки неслось:
- Чечня нехарашо!
Мол, обижаем братьев-мусульман, гады мы такие. Но бизнес все же главное. Потому отовсюду – из сувенирных лавок, золотых магазинчиков, бьющих по глазами необычным разнообразием низкопробных, но многочисленных поделок, доносилось:
- Рюсский, заходы!
И там тебе хозяин даст красный чай, расскажет какие-то дикие истории, типа что у него была русская девушка Наташа, только у каждого рассказчика своя, или у всех одна – история об этом умалчивает. И всё на ломаном русском, который арабы уже успели освоить – лишь бы что купил. Потому что ты для них не гражданин или товарищ, ты для них – клиент!
Впервые в жизни я ощутил себя клиентом. До этого я был гражданином, государство заботилось о том, чтобы я не умер с голоду, трудился, был здоровым, имел жилье и незатейливый отдых в военном санатории, где я для персонала враг. Потом государство обо всех заботиться перестало, а слово "клиент" в русском бизнесе срослось со словом «лошара». А тут я впервые ощутил, что за мои деньги мне делают всё, что обещали. Прилично кормят, предоставляют отличный по моему разумению номер, возят на автобусе, показывают памятники зодчества. Чувство это было новое и даже где-то приятное.
Красивые интерьеры, хорошо одетые люди, приличная еда – непривычно было всё. Через несколько лет, погуляв по отелям различной степени звёздности, роскоши и запущенности, я поймал какое-то странное ощущение. Будто существует два мира – один пашет, нищенствует или богатеет, весь в суете. А другой - такие всемирные заповедники, по которым перемещаются из года в год постоянные обитатели. Это курортные отели, где ты окружён заботой, за тобой убирают, тебя кормят. И ты только рыгаешь и валяешься под солнцем. Такой остров Дураков из «Незнайки на Луне». Ощущаешь себя не частью большого мира, а лягушонком в уютной коробочке, созданной каким-то тайным естествоиспытателем для малопонятных экспериментов.
Римские приключения
Потом был жуткий, теперь я это понимаю, но страшно интересный автобусный тур в Италию из Чопа. Малобюджетные студенты и малобюджетный я, интернационал из туземцев Украины и жителей России. Примитивный питекантроп-гид, до того возивший челночников, мог выдать:
- А чего нам в Венецию заезжать? Чего там интересного? Под городом хороший торговый центр.
И половина автобуса орала:
- Даёшь торговый центр!
Шок номер два – старушка Европа, чистенькая, ухоженная, солнечная, будто специально созданная для того, чтобы в ней расслаблялись вырвавшиеся из-за железного занавеса русские туристы. Монако, Ницца, Польша – даже не вспомню, где тогда пришлось побывать. Как крот наш еле двигавшийся старый автобус с водителями латышами пропорол Европу и воткнулся на курорт на Лигурийском Побережье, где сотни километров идёт всего одна нескончаемая приморская улица.
Капстрана – это было гораздо круче какого-то Египта. Раньше в арабские страны простые смертные могли ещё попасть, но капстраны - это только для представителей партийно-чекистских кланов, устраивавшихся в посольствах или, о чудо, получавших туда путёвки. И вот нате – тебе и Италия, и Австрия, и всё у твоих ног. Точнее, под твоими подошвами, поскольку возникала загвоздка с деньгами – их было мало. Ты как бы уже и гражданин мира, но как бы ещё и нищий советский турист.
Конечно, без приключений не обошлось. Я там, в Лигурии, весь такой на измене по старой памяти – все же капстрана. А мы воспитаны на песнях Высоцкого:
«Там шпионки с крепким телом,
Ты их в дверь – они в окно».
Кажется, что любой шаг в сторону чреват провалом, как у Штирлица. И тут подваливает ко мне тётка, снискавшая славу баламутки, музыкальный работник из Киева. Каким-то шестым чувством она почуяла во мне под маской нарочитой благообразности и осторожности романтично-авантюристскую натуру. Объявляет:
- Рима в программе нет. А я умру, если не увижу этот город! Может, вообще в Италии больше побывать не придётся...
Резон в её словах был. У меня всё время было ощущение, что всё это временно. Вот кто-то наверху скажет: «Чего это вы разъездились? К жизни хорошей привыкаете? Хватит!» И тогда, как поёт все тот же Высоцкий, "больше не увижу я не Риму, ни Парижу". Или экономика России рухнет окончательно, и денег не будет до Подольска доехать. Рим же хотелось увидеть страшно.
- У меня все спланировано, - объясняла дама. – Едем на поезде в Рим. Группа выезжает на следующий день в Пизу. И мы туда поездом – там встречаемся с автобусом.
- А если не успеем? – жалобно проблеял я.
Перспектива остаться неприкаянным на чужбине со старых времён внушала иррациональный ужас. Хотя, конечно, теперь понимаю – идёшь в аэропорт и покупаешь билет до Москвы в случае такого прокола – денег должно было с напрягом хватить. Но тогда это воспринималось как заброска в тыл врага и выход в экстремальной ситуации в расположение своих войск.
- Успеем, - твёрдо объявила дама.
Гид-питекантроп умолял не покидать его и заверял, что мы доездимся. И оказался прав. Мы и вправду чуть не доездились до полного аута.
Ночной поезд. Купе с сидячими местами на шесть человек, в большинстве своём пустые. Но стоило выйти в туалет, вернулся я уже в купе, набитое неграми, плотоядно оглядывающими мою спутницу. Ну ладно – эти дети саванн вскоре смылись.
И начались Римские каникулы. Дама была пробивная, бодро трещала на английском. Июльская жара такая, что асфальт плавится, и хотелось остаток жизни прожить в холодильнике. Мы с каким-то отчаянным нахальством прилипли к русской туристической группе, и автобус возил нас на халяву по Риму. Потом площади, улицы – просто песня. Ночной Рим, гудящий как улей. Ощущение эйфории и свободы.
Площадь Навона. Тусовка. Итальянский оркестр. Мы разговорились с итальянцем, который заявил:
- Живу здесь рядом. Это моя прихожая.
Потом кивнул на испанцев и грустно заявил:
- Они поют, потому что у них жизнь хорошая. Экономический подъем. А у нас всё плохо.
В общем, пора уже было выдвигаться на вокзал и двигать в Пизу. Дама мне объявляет, вытаскивая плёночный (других тогда не было) фотоаппарат со вспышкой:
- А сфотографируй меня сидящей на фонтане!
И плюхается задницей на гранит фонтана. А там оставленная кем то пивная бутылка. Бутылка разбивается. И глубокий порез на бедре дамы. А я начинаю судорожно вспоминать судебную медицину – как нам говорили, если порезать бедренную артерию, то человека спасти почти невозможно – он за пару минут истекает кровью.
В общем, смотрю я, как джинсы её краснеют, и судорожно пытаюсь прикинуть – задета артерия или нет. А она даже не пищит, а только ошарашенно глотает воздух ртом.
И вот я смотрю факту в глаза – русский мент в центре Рима с истекшим кровью телом на руках. И чего дальше? Куда бечь? Кому орать? Тем более языка не знаю. И даже аптеки ночью все закрыты – бинта купить негде.
Начинается итальянский галдёж, все мечутся, кричат, машут руками, но конкретно как помочь – никто не знает. Нужно скорую вызывать.
Тут появляется итальянский мачо, что-то гыркает на итальянском, запихивает нас в жмущую в плечах микролитражку, и мы дуем на окраину Рима на перевязку.
Дальше вообще анекдот. Мачо мужественно берёт за руку и ведёт на хату даму, которая умирающим лебедем порхает за ним.
Я остаюсь в машине. Светает, Скоро поезд, пропустить который никак нельзя, иначе отстаём от группы, а таких излишеств, как мобильная связь, тогда не было. А они пропали. Полчаса нет, час... Дворники начинают мести утренние улицы, на меня смотрят с подозрением. А я сижу в этой машине и думаю – может, замочил он там девушку. Ну, маньяк, почуял запах крови, и сейчас доедает её.
Выползли они где-то через час, когда я уже собирался закатывать разборку, пытаясь вычислить, в какую квартиру уволокли украинскую диву. И тут они – довольные, как слоны.
Как я понял, перевязал он её минуты за три, а остальное время ушло на любовные утехи. Но это их личное дело. Главное, перевязал качественно - трупа не будет. И доплелись мы до Пизы вовремя. После чего я понял – за границей нужно вести себя как спецназовец. Никаких лишних инициатив и приключений, только выполнение поставленной задачи и жёсткий контроль ситуации.
Когда грянул дефолт, я с горя опять намылился в Италию. Московский рейс обычно ждали три-четыре туристических автобуса. На этот раз туристов уместили в микроавтобус «Фольксваген». И один битый жизнью мужчина выдал:
- Мы тут сумасшедшие все собрались. Которые просто заболели путешествиями.
И был прав. Это как болезнь, от которой избавиться невозможно.
До сих пор этот ветер странствий так меня и не отпустил.
При любой возможности я куда-нибудь срываюсь. И хотел бы выдать на общее обозрение и критику свои ощущения и мысли от поездок по матушке Европе и по миру. Сразу оговорюсь, что это записки дилетанта. Ни в одной стране я не жил за раз более двух недель, поэтому ни на какую глубокую оценку претендовать не могу. В связи с этим не судите строго и не ругайте сильно. Это просто наблюдения и сопутствующие идеи, которые вполне могут не соответствовать действительности.
Города
В великие города нужно ехать только проникшись их мифами. Иначе это не путешествие, а просто обзор пейзажей, которые можно посмотреть и на мониторе. Проникаясь городскими мифами, ты получаешь возможность на месте проверить, стать их пленником или с негодованием отвергнуть, что одинаково возвышает тебя в собственных глазах.
Главным таким мифом, созданным гениями недобросовестной рекламы - французами, является Париж. Шарль Азнавур, Дартаньян, Коко Шанель – всё изысканно, всё изумительно, всё восхитительно, равного нигде в мире нет. Половина человечества живёт под давлением этого мифа.
Идиотская поговорка советской кухонной интеллигенции:
- Увидеть Париж и умереть.
Когда я увидел Париж, то понял – умереть достойно проблематично, а вот сдохнуть вполне можно.
Это была моя вторая какая-то совершенно безумная поездка по Европе. Хорошо, когда здоровья полно и сил столько, как будто ядерный реактор вместо сердца. Вот и подписался я на это путешествие – садишься на Ленинском проспекте в Москве, и везёт тебя автобус до самого города Парижу. Как в анекдоте, когда террористы захватили на кольцевой вагон метро, требовали доставить их в Стокгольм, не слушая возражения, что поезд по кругу ездит. Машинист вздохнул:
- Осторожно двери закрываются. Следующая станция Стокгольм.
Вот и прошуршал наш упорный автобус сквозь бесконечные российские и белорусские леса, по горам и долинам, по европейским дорогам.
В Париж въехали ночью. Такого замусоренного города я не видел - Каир отдыхает. Там как раз прошла серия терактов. Исламские террористы закладывали бомбы небольшой мощности в урны, и те взрывались, слава Богу, без смертельных жертв. За несколько месяцев произошло более двух десятков таких взрывов. И французское правительство в лучших своих традициях решило бороться не с террористами, а с урнами. Урны быстро пали в этой неравной борьбе, и кучи мусора получили полную свободу нахождения и передвижения.
В общем, вечерний Париж – это горы мусора, по колено, среди которых бродят толпы смуглых туземцев. Мне показалось, судя по контингенту, что я в Баку вернулся. Правда, в Баку смуглых меньше было. А тут бесчисленные толпы арабов - тусуются, шаурму готовят, обнимаются, хищно по сторонам зыркают. И ни одного француза, Дартаньяна или хотя бы Гобсека и Мадам Бовари. Париж, однако.
Дальше с мазохистским удовольствием я рушил парижские мифы. Лувр, конечно, хорошо, но Эрмитаже покрасивше будет. Парижские улочки, знаменитые - на самом деле всё однотипно, как хрущовки, только девятнадцатого века. Наполеон Третий в каком-то архитектурном припадке снёс весь старый город, явив прямо перпендикулярную планировку – чтобы баррикады было труднее ставить и легче пушками по восставшим массам лупить. Все эти Елисейские поля, Риволи, улицы Роз и Вожирар только лишь разрекламированные пустые звуки. Правда, многие связаны со знаменитыми писателями и художниками, – но с некоторого времени великих я решил воспринимать только через их великие творения, а не кафешки, в которых они пьянствовали с парижскими шлюхами.
А Версаль – русскоговорящие гиды со смаком расписывают, как в шикарных залах замерзала зимой вода в стаканах, а за портьерами гадили графини с графинами, так что очарование само как то растворяется. М-да, это не Петродворец. Да и Эйфелева башня – всего лишь большая инженерная конструкция, удачно утрамбованный металлолом, правда, сильно забавная. И дико бесстыдно распиаренная в стиле лягушатников.
Но все можно было бы пережить, и с ностальгическими слезами на глазах вспоминать Эдит Пиаф и Людовика Четырнадцатого, если бы не чёткое ощущение – город захвачен. Говорят, с того времени всё изменилось в худшую сторону, и теперь прохода от оккупантов нет вообще. Но и тогда по ночам слонялись только туристы и арабы.
Ещё бросилось в глаза жлобство - знаменитое французское. Речь не о безобразных дорогущих кафешках – этим все столицы славятся. И дело даже не в жутких бюджетных отелях – таких я больше нигде не видел, комната метров пять, в сортире душ над унитазом для экономии места. Говорят, там и квартиры похожие. Но когда начинаются памороки в сознании… Сижу на лавочке около полуночи, смотрю на Париж, тщетно пытаясь проникнуться его очарованием. Вдалеке Эйфелева Башня - такая хорошо подсвеченная игрушка, что сердце, надо признаться, радуется. Обернулся посмотреть в другую сторону, гляжу обратно, и как-то жутко становится. Ощущение, будто ослеп. На месте Эйфелевой башни чёрный провал.
Тут же сообразил, что ради экономии ровно в двенадцать подсветку вырубают. Мол, не фиг. Кстати, на Канарах по причине кризиса в некоторых населённых пунктах вообще сняли ночное освещение. Ресурсный голод иногда ощущается достаточно сильно даже в бытовых вопросах. То ли ещё будет…
А теперь о хорошем. Миф, который для меня стал своим. Москва – третий Рим. Вот это идеей я проникся. До сих пор ощущаю - если это не самовнушение, что маловероятно - Рим, Константинополь и Москва связаны незримой нитью. Во всех этих городах я как дома. Не из-за каких-то бытовых моментов. Их роднит общая энергетика. И чувство цивилизационного родства. И ещё что-то неизъяснимое.
Эти города потрясают напластованиями цивилизаций. В Риме и античность тебе прямо перед тобой в товарных количествах, и роскошные образцы христианской культуры, и даже Муссолини отметился прямыми проспектами и монументальными зданиями. Все эти цивилизации слились воедино. Рим - это застывшие в камнях волны времени, следы великих эпох.
Так же как в Константинополе – совершенно невероятная Святая София напротив Голубой мечети свидетельствует о разразившейся в пятнадцатом веке катастрофе Восточной Римской Империи. Турки с одной стороны покоряли, а с другой впитывали этот город, становясь его частью.
Москва – те же холмы, боярские домики, величественные храмы, сталинские высотки. Та же умопомрачительная смесь эпох, в которую вписались даже лужковские монстры. Эх, это вечные наши родные города.
Есть города, в которых погружаешься, как в сказку. Это старая Прага – пряничный город средневековых колдунов и еретиков, сильно потрёпанный, но не потерявший своего очарования. Ещё глубже погружаешься в сказку, когда вечером въезжаешь ночью через крепостные стены в маленькие баварские городки с домиками и площадями, не менявшимися пять сотен лет. Тут ощущаешь себя восторженным ребёнком, открывшим сборник сказок.
Вена – тоже вполне соответствует мифу. Холодный роскошный город, расчётливый, где Моцарта похоронили в могиле для бедняков. Зато до сих пор в идеальном состоянии поддерживается памятник советским воинам, а до недавнего времени была улица Сталина. Это вам не братушки болгары, где своими глазами в Бургасе видел измазанный краской памятник советским воинам-освободителям. И не поляки, которых ни обсуждать, ни видеть не хочется.
Испания – рационально-холодная копия Италии. Соборы, средневековые городки, площади - все похоже, но похуже. Итальянцы обладают врождённым эстетическим чувством, в результате чего вызывают совершенно детский восторг и Венеция, и Сиена, и многие другие. У испанцев, как мне показалось, его нет. Поэтому страна интересна, но далеко не шедевральна.
Недавно открыл совершенно обособленный изумительный уголок Европы, бывший не так давно самой её нищей периферией – Португалию. В ней, во-первых, какое-то окраинное тихое очарование. Во-вторых, по архитектурному эстетическому чувству они больше похожи на итальянцев. Живопись и ваяние их позорны, но города построены аккуратно, с любовью, наполнены потрясающими архитектурными памятниками. Это место уюта и расслабления. А заодно бедности.
Мифы во весь голос звучат на Мальте. Там, шагая по улицам, смотря на титанические бастионы, ощущаешь накал былых битв, когда именно здесь решалась судьба Европы – быть ли ей турецкой. Мальта – отдельный какой-то рыцарский мирок в море, овеянный легендами, безумно красивый.
Полностью сбылись ожидания по поводу Голландии. Амстердам остался в памяти всполохами рекламных огней, дико вращающимся чёртовым колесом, подсвеченным в ночи, и липнущим к тебе шлюхам и неграм со словами "Мистер, не хотите ли кокаин?" И Улица Красных Фонарей – куда же без неё. На первом этаже в витринах сидят девки в купальниках – в основном тайки, хотя и немочки белобрысые тоже попадались. И смотрят призывно. Заходишь в каморку, задраивают шторы – и понеслось.
Мы там прогуливались вместе со здоровенным частным охранником из Москвы. У него был талант отыскивать везде улицы со шлюхами. В Антверпене он набрёл на неё через пять минут. В Амстердаме через десять. А в Париже нас вообще поселили на Пляс Пигаль - улице публичных домов и стриптиз-баров. Осведомляясь, сколько стоит удовольствие, он отпрыгивал, витиевато матерясь:
- Да в Москве за эти деньги я батальон шлюх найму!
Эх, Амстердам. Первый город наркотических свобод, куда за дурью двинули торчки со всей Европы. Днём они официально накачиваются наркотиками, а по ночам добросовестно перепиливают цепочки, которыми прикованы велосипеды, чтобы продать железного коня и купить ещё мешок дури.
- В кафе-шопы не ходите, - предупреждал сопровождавший. – Не кофе там варят.
Что там варят, я быстро убедился, заглянув в один из кафе-шопов. Там за столиком сидела пара девок и парень, тупо глядя перед собой, в конец обдолбанные. Девки курили марихуану, а парень, чавкая как свинья, жрал булочки с какой-то наркотой.
Город вечером какой-то адский. А днём – мутные воды, наклонённые трёхоконные домишки, компания «Де-Бирс», где тебе всучивают шикарно огранённые бриллианты. И отпечаток какой-то болезненности – недаром нормальные голландцы валят в последние годы в Австралию. Пока я там не был, а это пятнадцать лет, говорят, там стало совсем плохо. Негритянско-наркоманский анклав – привет демократия и свобода!
Брюссель – официальный, скучный, с привкусом бумаги на губах. Конечно, если не считать Площади Цветов. В этом городе вполне могут втиснуть рядом с готическим собором небоскрёб и радоваться по-дурацки этому. Бюрократический пыльный дух там так и витает, так что миф о Брюсселе как столице европейской гнусной бюрократии вполне соответствует реалиям.
Швейцария – самодовольное сонное царство, которое доит мир и жители которого любуются изумительными видами на заснеженные горы в своих достаточно скромных, малолюдных, уютных городах.
Княжество Монако показалось диким нагромождением зданий. Княжеский дворец убогий. Оно было вполне справедливо запущенно, пока его не раскрутили голливудские звёзды.
В тургруппе был двухметровый полноватый парнишка из Киева. Несмотря на то, что он позиционировал себя ярым католиком и грезил о независимости Украины, хотя не слишком агрессивно, в нём ощущались доброта, позитив и наивность. Время от времени он вспоминал, что является ярым католиком.
- Рулетка – это дьявольское изобретение, - бубнил он, когда мы подъезжали к казино в Монте-Карло. – Подсчитали, что если сложить там цифры, то получится число зверя – шестьсот шестьдесят шесть. Дьявольское наваждение. Ноги моей там не будет.
При приближении к цели тональность его начала меняться. В конце он пришёл к выводу, что истинный христианин должен познать зло, прежде чем его возненавидеть. В общем, попёрся он в это казино и тут же выиграл, по моему, долларов пятьдесят.
А я не пошёл. Я ходил по изумительным садам рядом с казино, потому что на самом деле считаю азартные игры бесовским наваждением.
Постепенно, передвигаясь по Европам, я понял, что она все же находится с нами на одной планете. Тем более, с годами разница в вещах, магазинах, машинах сошла на нет. А порядка в Москве поболее, чем там. Так что инопланетянами европейцы мне казаться перестали.
А вот Китай – это действительно иная планета. Первый раз меня занесло в Харбин, когда я был в командировке на Дальнем Востоке. А потом, не выдержав, взял двух недельный тур по всему Китаю – с перелётами, переездами на сверхскоростных поездах.
И тут ощущение и миф полностью совпали. Открылась многотысячелетняя империя, зародившаяся незнамо когда и в перспективе уходящая куда-то в вечность. В Китае есть ощущение, что он был и будет всегда. Терракотовая армия, Запретный город, гигантские буддистские статуи, вырезанные в скалах. Великая китайская стена. Сверхсовременные стадионы и небоскрёбы. Вырастающие как грибы огромные города, часть из которых даже не заселена. Роскошные парки и совершенно ирреальная ночная иллюминация. Хайтековские бизнес и торговые центры с дико загаженными сортирами, похлеще, чем на совхозных фермах. И сами китайцы. Ну, ей Богу, марсиане. При этом динамично развивающиеся марсиане.
А ещё по приезду в Пекин на миг возникло ощущения возращения в самые благостные времена семидесятых годов СССР. Тишина, спокойствие, порядок, какая-то уверенность и размеренность. И вместе с тем сила и мощь. Уже ради этого стоило туда съездить.
Китай оставляет после себя какое-то огорошивающее впечатление. Более позитивное, чем негативное. Его начинаешь сильно уважать. Хотя что-то стал сомневаться, что уважение это обоюдное – они нас презирают, что мы профукали свою страну.
Ну и ещё разок о достопримечательностях. Все же большинство очарования в них – это наше к ним отношение. Наши запросы. И свежесть взгляда.
С годами я стал замечать, что памятники культуры имеют странную тенденцию – они как-то съёживаются, становятся меньше, хуже. На них начинают проступать конструкционные дефекты, ровные линии уже не такие ровные. И гамма красок не так уж и хороша. И с каждым годом процесс становится всё запущеннее.
Что же происходит? Это что, проходит эффект новизны, начинает все приедаться?
Приезжая в новую страну подсознательно жаждешь чего-то ещё более грандиозного, роскошного. Масштабного. Через некоторое время начинаешь ворчать – видели и получше. А ведь действительно видели. Больше и шикарнее Святого Петра соборов вряд ли найти. Вот и сравниваешь.
Произведшие огорошивающее впечатление египетские храмы во второй раз уже казались не такими грандиозными - колонны там, конечно, солидные, но вроде уже и не так. И пирамида – ну она и есть пирамида. И больше обращаешь внимание уже не на неё, а на бедуина, который бесплатно посадил мужчину из нашей группы на верблюда, а потом выцыганил с него пятьдесят баксов, чтобы спустить на землю.
А ещё у меня колотится крамольная мысль. Познавая мир, мы ищем в нём масштабность и совершенство, которые зазвучат органом в нашей душе. Постигаем культуру, смотрим на новые города, восхищаясь ими. Поиски совершенствам и масштаба начинают утыкаться в какие-то пределы. Приходит понимание, что кардинально нового ты ничего не увидишь, хотя, можешь посмотреть на Королевских пингвинов, белых медведей. И однажды приходит понимание – а ведь совершенство не здесь, не в этих мирах. А где-то там, за пределом. И получается, что ты перерастаешь наш материальный мир.
И что же тогда нам остаётся, когда уже ничто не удивляет? Привязанность к городам, их милым улочкам. Наслаждение нюансами. Подмечание скрытого. И любовь к ним…
Братья по разуму
В первые поездки я развлекался в местах сосредоточения культурных ценностей созерцанием туристических групп из разных стран. Осознавал, что в душу им не влезешь, но повадки тоже говорят о многом.
Гогот, подколки, закатывание глаз якобы в эстетическом раже от представившихся красот, высокомерный выпендрёж типа «видели в Лондоне колокольни и повыше, а базилики поширше» – это наши соотечественники. Юркие как мангусты, три секунды – и уже облетели всё, сфотографировали, пощупали камни, попищали, как кошки, загрузились в автобус и исчезли, как наваждение – это японцы. Солидно улыбающиеся, будто присматривающие земли для будущих цехов по изготовлению игрушек и рисовых полей – это китайцы. А вот школа даунов на прогулке, и гид со словами: «посмотрите направо, там большое окно, посмотрите налево, эта фигня называется алтарём». Все послушно оборачиваются и заученно улыбаются – это американцы, жутко законопослушные и дисциплинированные, тупо целеустремлённые, по ним видно, что для них откровение вообще всё виденное, это дети, свалившиеся с Луны. Для них что древнеримские термы, что православные храмы, что Рейхстаг всё одно – большой старый дом. Они не знают ничего, но всем готовы послушно восхищаться.
Гид, таскавшая нас по древнеримским термам, разговорилась по поводу туристов:
- Немцы самые обстоятельные. Достают вопросами – сколько колонна в обхвате, как технически осуществлялись поставки воды и прочее. Такое ощущение, что они по возвращению у себя такое же строить намереваются. С русскими все проще – у них всё шутки-прибаутки, где в этих термах патриции предавались с гетерами пирам и оргиям и сколько чего пили. Сложнее всего вести японские группы. Особенно в Европе. У японцев отпуск неделя в году. Так они успевают проехать всю Европу. Галопом по достопримечательностям. Останавливаются в отеле, три часа поспят, зубы почистят, и дальше – сниматься на фоне развалин…
На мой неискушённый взгляд мне удалось составить свой личный рейтинг туземцев, населяющих нашу оказавшуюся совсем небольшой планету. Не претендую на истину, но как художник абстракционист – я так вижу.
Самые мерзкие массовые представители рода Хомо Сапиенсов – англичане. Был как-то на Канарах в отеле, населённом безобидными пожилыми немцами, которые сидят на крыше и пьют коктейли, интеллигентно поглядывая на океан. И все благопристойно, чинно, пока не поваляются две молодые англичанки и англичанин. Тут же они демонстративно накуриваются анаши, напиваются в хлам, обгаживают лежаки у бассейна и на четвереньках уползают в номер. И это правило, а не исключение. Английская гопота вообще не знает равных в мире. Также как и английские извращенцы.
Тихий семейный пятизвёздочный отель в Турции, спокойная заводь с семейными парами. Даже единственный русский алкаш, который, не в силах привыкнуть, что выпивка бесплатная и безлимитная, выцагнивал все время у бармена ещё глоточек и падал мордой о стойку, смылся на Родину дивить собутыльникам рассказами о сказочных краях, где наливают, сколько попросишь. И длится это до какой поры? Правильно – пока не на сцене не появляются англичане. Мальчик-одуванчик и томный негр принародно лижутся в фойе, а две широкоплечие лесбиянки тискают друг друга за коленки. Англия, етить её. Вековая культура-мультура.
Есть другая категория англичан – надутые, высокомерные, смотрят на окружающих, как на насекомых. Не менее противные, чем гопота. Ну и все они внешне страшны до безобразия. Мужики с рахитичными лбами, мелкие и мутноглазые. Девки поджарые, сухощавые, широкоплечие, по виду чистые лошади, но невзрачненькие, так что даже наша Ксюшадь на их фоне была бы королевой манежа. Конечно, изредка встречается колониальный тип англичан с гордо посаженными головами и военной выправкой, тогда вспоминаешь о "бремени белого человека". Девки тоже иногда бывают симпотные, но это исключение.
Самые шумные – это, несомненно, итальянцы. В Сицилии в отеле на двух этажах рядом поселились итальянские семьи. Будто побывал на птичьем базаре, гвалт и кудахтанье стояли с утра до ночи – это они беседовали. Два итальянца, обсуждающие политику – это буря. Самое смешное, когда на вокзале в Риме в политический диспут включился долговязый, с вывороченными губами, негр – орал, что-то доказывая, ещё громче итальяшек, да ещё размахивал длиннющими руками, грозясь задеть всех в радиусе полутора метров – ручонки очень длинные были.
Вообще, итальянцы мне симпатичны. Они достаточно добродушные, в меру разгильдяи, эстеты и, как они считают, гурманы, хотя кухня у них дрянная по моему опыту и убеждению. Но, говорят, итальянцы уже не те. Всё меньше становится очаровательных типажей, которых мы знаем по гениальным фильмам итальянских неореалистов пятидесятых-шестидесятых годов. Новый мировой порядок стирает национальные особенности.
- Весь их уклад катится к черту, - заявляет мне авторитетно женщина, эмигрировавшая в Рим лет тридцать назад. – Детям не нужны родители, родителям – дети. Единственный способ достойно прожить старость – купить недвижимость и сдавать её. На госслужбе бардак – муж работал на железной дороге, ужасался, в какой хаос приходит там все в последнее время. Образование школьное такое, что, может, лучше бы вообще не было. Проэкзаменовала однажды своего сына, он в седьмом классе, и поняла, что он вообще ничего не знает. Я же помню советскую школу, чему там учили. А здесь то ученики бузят, то учителя бастуют. Пошла к директору выяснить, почему детей не учат ничему. А он мне и выдал: «Учить и готовить в институт – это задача родителей. Школа для того, чтобы они по улицам не шатались»… Эх, Берлускони с ностальгией вспоминаем. Он хоть и жулик был, но народ заставлял работать, заботился о промышленности. А победили его те, кто предлагает кормить паразитов и ничего не делать. Страна катится в пропасть, господа.
Италия разная. Север и Юг друг друга не переносят и все время долдонят о том, как неплохо бы разделиться. Римляне и миланцы прямо как москвичи и питерцы – деловые и расчётливые индивидуалисты, офисные хомяки. Я прямо обалдел, когда утром в безумно жарком июле, когда температура поднималась до сорока двух градусов, видел, как целые толпы офисных клерков в темных костюмах и в галстуках через дикий зной спешат на работу, целеустремлённые, преисполненные решимости. А юг - обитель весёлых бездельников, спаянных крепкими семьями, склонных к кражам и тунеядству. Безработица там тотальная, и всем все до фонаря.
- Вы спрашиваете, какие они? – говорит гид в Неаполе. – Смотрите фильм «Похищение Святого Януария» - неаполитанцы такими были, такие есть, такими и останутся.
На Сицилии наш эмигрант, приехавший туда лет десять назад из Марийки, сокрушался:
- Всё, знакомой нам по фильмам и книгам Сицилии больше нет. Редко увидите жёстких и суровых сицилийцев. Даже мафию всю подвывели. Вон, отель шикарный. Два мафиози его построили. А теперь он в доходе государства, а им за госсчёт другой отель предоставили, с крепкими решётками. Ещё лет десять назад тут всё было – и расстрелы средь бела дня в центре города, и разборки, и рэкет. Сегодня такого уже нет. Но ведь и нормальных мужчин не осталось. Молодое поколение – парень с утра как баба шмотками затоваривается и маникюр делает. Девах меньше чем пацанов. И они тут дико высокомерные, принцессы цирка все как одна, потому что даже самую страшную подберут. Парни из кожи вон лезут, чтобы им понравится. Работать молодёжь не хочет, учиться тоже, сидят на шее родителей до сорока лет или перебиваются сезонными приработками. Больших семей по двадцать человек уже нет – один ребёнок, и хватит. Я их не уважаю. Это люди без цели в жизни…
Самые расслабленные и ленивые - греки. Носители истинного средиземноморского темперамента. Правда, их ленность определяется ещё и тем, что все эти эксперименты с Евросоюзом угробили их промышленность и финансовую систему, так что безработица дикая. В отеле каждый день новый бармен. Оказывается, вся семья поделила дни недели между собой, чтобы все были при деле.
Греки приверженцы старых устоев. Чашечка кофе, хороший длинный разговор, ленность – всё это есть. Нас роднит с ними православие, только они гораздо более религиозны. Поэтому многие греки относятся к нам по братски, что не мешает им быть порой удивительными прохвостами и хитрецами. Так, уже не первую сотню лет они самые лучшие контрабандисты в мире, и серьёзные люди за этими услугами обращаются именно к ним.
Мне показалось, что они разные. Самые приветливые и открытые живут на материке – правда и самые бедные. А на островах у них начинаются разные мелконационалистические комплексы. Крит, кажется, вообще эдакая средиземноморская Украина - мол, це не Греция, а отдельное государство, по недоразумению проживающее вместе с большой страной. Именно там на русских смотрят порой с нескрываемой неприязнью, и там в ресторане официант, услышав русскую речь, прожигает тебя злобным взором.
Киприоты-греки самые большие прохвосты. Единственное место, где меня пытались внаглую обсчитать – пусть на один евро, и сразу отдали, но все же осадочек остался.
Греки обожают шумную политику. Тут ленность слетает, и прорывается необузданный темперамент, появляется сплочённость. У меня ностальгическая слеза по щеке катилась в Афинах 1 мая. Демонстрация там была под стать нашим советским. Стройными рядами шли объединённые передовой коммунистической идеологией люди, искренне уверенные в своей правоте. Забытые нами уже с тридцатых годов транспаранты – буржуй в цилиндре, которого бьёт по носу красный пролетарский кулак. Вот только вся эта энергия масс вылетает впустую. Евросоюзом и новой тотальной идеологией все страны повязаны как цепью – не до смены общественно-экономических формаций.
Кстати, любимое занятие греков старшего поколения клясть Евросоюз и печалиться о развале СССР:
- Мы дома двери не запирали. Никто не крал, Потом развалился СССР и к нам приехали румынскими цыгане, теперь у нас железные двери. Потом мы вступили в Евросоюз, у нас попилили оливковые деревья, исчезла работа, мы всем должны, цены на жилье выросли в десятки раз.
Вторят им испанцы:
- У нас было самое дешёвое жилье в Европе. Теперь ипотеку берут на сто лет – иначе её не обслужишь.
И те же претензии – развал семьи, государства, социальной помощи. Вместе с тем огромное строительство, новые виллы, заменившие ветхие строения. И не поймёшь, что хорошо, а что не совсем.
Самые советско-антисоветские – это страны народной демократии, бывшие сателлиты СССР. Их всех роднит какое-то навязчивое выявление отношений с нами. Нас тоже терзают вечные обиды на их неблагодарность, и мы всё пытаемся с тупым упорством вызнать – а любят ли они нас? Это как рассорившиеся в хлам родственники – всё время их тянет продолжить выяснение отношений и доказать, кто же всё-таки из них сволочь, при этом демонстративно показывая, что они друг друга больше не интересуют. Их старшее поколение озабочено советским прошлым. Некоторые считают на фоне свалившегося кризиса, что тогда был рай земной, люди занимались делом, работали заводы и была социалка, бесплатное жилье и профсоюз. Другие бьют поклоны каждый день, благодаря Господа за избавление от кровавой советской оккупации. Ну а молодняк их попроще, он озабочен одним – вписаться в европейскую жизнь, но получается это неважно, потому что они нищеброды.
Отдельная песня - это братушки-болгары. В моём списке они рекордсмены по переобуванию в воздухе и мазохизму. В принципе основное население к нам относится неплохо, знает русский язык. Но болгары своими экономическими проблемами и продажными властями, которые они исправно избирают, придавлены до состояния потери голоса и даже писка. При этом идёт активное размежевание на пророссийски и антироссийски настроенную часть населения – в основном у молодёжи. Отсюда издевательства над нашими памятниками и заявления, что зря их от турок освобождали. Хотя с правительством, состоящем из самых отпетых политических проституток, по иному быть никак не может. В своих метаниях болгары последнее время исправно обманывают сами себя, влетая в угоду забугорным хозяевам на дикие бабки то с российской ядерной станцией, то с российским газом.
Самые обстоятельные – это, конечно же, немцы. И самые многочисленные – ими заполонены все курорты мира, такое ощущение, что на свете их больше, чем китайцев. Они кучкуются в фойе отелей огромными компаниями и ржут как лошади. Или сидят три часа в баре, цедя пиво и смотря лениво по сторонам.
У них все по правилам и распорядку. Они всегда дают чаевые персоналу в строго определённых рамках. Но вместе с тем этот персонал ставят на уши за малейшие просчёты, поэтому в оккупированных германцами отелях отдыхать лучше – там обслуга шуршит как электровеник, правда, в основном вокруг тех же колбасников.
Как нация нынче немцы находятся в достаточно жалком состоянии, несмотря на то, что являются фактически экономическим и финансовым центром Евросоюза и демонстрируют завидную экономическую и политическую мощь. С сорок пятого года мировое сообщество целенаправленно сгибает стержень их национального характера, и, порой кажется, что хвалёный тевтонский дух утрачен окончательно и бесповоротно. Американцы и прочие враги человечества семьдесят лет активно насаждали там крайний индивидуализм и заставляли каяться за Холокост. Сейчас немца как суковатой дубиной долбят по башке толерантностью и заставляют любить негров больше, чем себя. В Баварии есть традиция к праздникам на окне выставлять забавные фигурки свиней – выглядело это очень мило, веяло старым немецким сказочным волшебством. Недавно мусульмане подняли истошный вопль в своих лучших традициях обиженного невиновного Рафика, что свинья их оскорбляет так, что они халяль кушать не могут! Законодатели рады стараться – тут же принимается соответствующий закон, и теперь полиция ходит, смотрит в окна и штрафует тех, кто обнаглел выставить на подоконнике фарфоровую свинью в поварском колпаке. Полиция работает размеренно и бескомпромиссно – этого у них не отнять. И немцы в ответ только послушно кивают головой, как в нашей рекламе, когда подвергающиеся издевательствам офисные работники на призыв поработать ещё двадцать лишних часов за ту же зарплату послушно долдонят: «ну надо так надо». Изредка в немецких городах появляются фашики и прочие и спрашивают – а на хрена нам такое счастье? За что огребают от полиции и общественности и угоманиваются. А их место занимают полчища распоясавшихся гомиков. Как-то вечером вышел в центр Мюнхена, и в глазах замельтешило от толп откормленных фрицев в балетных платьях, выруливающих из гей-клубов.
Но как нас убеждает собственная история, стержень народа до конца догнуть очень сложно. Помню, в отеле пошёл пострелять в мишень из лука в компании с добродушным спортивным немцем. Из лука я до того на стрелял, но начал лупить, всё в десятку, в отличие от соперника. И добродушный фриц стал надуваться и уже посматривал на меня с неприкрытой злостью. Потом я начал промахиваться, а он попадать. И расцвёл, зараза такая, по плечам меня хлопает, что-то бормочет о российско-германском единстве, довольный такой. Это их национальная черта – быть впереди и делать все максимально капитально, и её не сломить. Вся эта толерантность, как всё наносное, смывается быстро. Мне видится, что за месяц-другой большинство немцев, которые являются идеальным материалом для масштабной пропаганды, можно их перепрограммировать так, что они настроят концлагеря и сожгут в печах всех брутальных беженцев, считавших себя завоевателями немецких территорий. Будет или нет такое? Сейчас время выбора – и он, к сожалению, между самоуничтожением и жестоким авторитаризмом…
Самые обиженные на превратности исторического процесса – турки. Они достаточно европеизированы, в городах там порядок, государственные структуры функционируют хорошо – живи и радуйся. Но в глазах турка горит воспоминание о величии Османской империи. На этом отлично научились играть политики. И, глядя на турок, возникает стойкое ощущение, что превратиться из покорных судьбе офисных работников в свирепых янычар для них – на три минуты делов.
Ненависти к России турки не испытывают, равно как и любви. Хотя в глубине души уважают нас за силу – считать исторического врага, который тебя нещадно колотил, слабым – это признавать собственную слабость. Неустанно они заявляют, что между нами гораздо больше общего, чем с Европой. Россия и Турция – бывшие Империи, поставленные Западом на колени.
Самые странные – китайцы. Что скрывается за их улыбками – понять невозможно. Так же как и им трудно понять, что скрывается за нашими матюгами. В Китае другое всё – психология, традиции. Объясниться жестами с ними невозможно – они просто не понимают нас.
Вместе с тем у нас много общего – стремление к государственному авторитаризму, коммунистическое прошлое, которое наложило отпечаток на сознание не одного поколения.
Ещё у меня создалось впечатление, что в народе у них бродят достаточно приличные реваншистские идеи. Только не плана "мы всех завоюем". А типа "мы им всем покажем". И показывают, экономически опутывая весь мир.
- Этот колокол показывает нам, что народ не имеет права быть слабым, – показывая на какой-то разбитый англичанами во время оккупации древний колокол в императорском дворце, грозно объявляет симпатичная, стройная девушка-гид.
Пришло время как-то посчитаться за исторические обиды, которых у китайцев накопилось немало по отношению к очень многим странам, делившим Китай как торт кусками. Но если к нам и европейцам они больше относятся, как к неизбежным силам природы, то японцев ненавидят искренне и на века.
- Мы им ничего не забыли, - говорит китаец. – Ни Нанкинскую резню, ни унижения.
Мало кто знает, что во Вторую мировую войну Китай потерял почти столько же людей, как и мы, если не больше.
С Японией они тесно экономически сотрудничают. Но желание показать японцам, кто круче, у них просто маниакальное. Японцы в Шанхае построили самый высокий в мире небоскрёб. Китайцы надрываются и строят своими силами здание выше хоть не метр, чтобы показать проклятым японцам, что те отстали, что у китайцев всё лучше.
Самые бесполезные – это арабы. Они как наш Кавказ и Средняя Азия, только в карикатурном виде. Во времена первых Халифатов были передовые арабские страны и отсталая Европа. Но что-то они с толкованиями ислама перемудрили, догматизм стал тормозом развития, в индустриальную эпоху они не вписались, ядерные реакторы это не их. Так же как дисциплина, порядок и организованность, которые требуются для цивилизационного прогресса. Диковатость их широких масс и необузданность всегда требовали от властьпридержащих соответствующего реагирования, поэтому отсечение рук, ног и голов там видится мерой вполне гуманной и оправданной. В своих странах это тихие люди, а за пределами действия суровых палачей и жестоких законов распускаются моментально, превращаясь в агрессивную свору. Особенно неадекватна их молодёжь. А дети напоминают стадо злобных мартышек. Тут французы не дадут соврать.
Правда, жёсткие традиции дают им и преимущества – в таком состоянии они могут жить тысячи лет, в отличие от стремительно деградирующих европейцев, и толерантностью их не сломить. Для выживания они вполне годятся, даже для экспансии, но не для развития. Их судьба всегда оставаться на задворках Вселенной, сидеть в лавках и орать: "Рюсский! Заходи!"
Если, конечно, не будет им какой-то встряски. Социалистический проект был их шансом на рывок и переход в иную весовую категорию, но с развалом Союза актуальность утеряна. В общем, зрелище тягостное, хотя местами и занятное – всё-таки в настоящем Востоке есть очарование. И люди, в общем-то, радушные, если в ИГИЛ не записались.
Ну а самые потешные и беспокойные – это, конечно, хохлы. Когда говорят: "Русский в дальних краях набуянил и устроил непотребство", это на девяносто процентов был щирый хохол (не путать с гражданами Украины и этническими украинцами). В альинклюзивной столовке отеля он обязательно влезет в очередь перед тобой и схватит последний кусок, да ещё зыркнет хищником – мол, чего это ты тут? Он обязательно возьмёт целый торт на халяву, чтобы съесть маленький кусочек, а остальное выбросить. Он все время чем-то недоволен и насуплен.
Пятизвёздочный отель, время домайданное. Тела упитанных тюленей – щиро-хохляцкая семья на выезде. Отца семейства согнали с лежака в вип-зоне, он лежит на общем пляжу и возмущается:
- Меня оттуда хоббит погнал!
Приняв солнечные ванны, толпа хряков встаёт. Отъевшаяся тётка идёт по пляжу, взвалив на плечо огромную, ревущую на полную громкость двухкассетную магнитолу – ну чисто негритянка в Гарлеме. Под зазывное пенье Верки Сердючки, тётка, притоптывая в такт музыке, истошно орёт:
- Слава Украине!
Тогда ещё не воспринимали это как «Хайль Гитлер», и я глядел на них как на обычных клоунов. Но клоуны бывают и злыми, и потом полыхают дома профсоюзов.
В Болгарии два года назад украинцев было какое-то бешенное количество. Но кризис постепенно вымел их из Европы, частью которой они вроде как являются.
В Португалию в начале девяностых переехали и приняли гражданство, по-моему, триста тысяч украинцев, но там они вполне вменяемы, не поражённые нацистскими вирусами и тянут на себе туристические контакты с Россией. К нам относятся нормально, к бандеровцам – как к идиотам, а «клятых испанцев» очень не любят, как и все португальцы.
Музейные работники
- Вы ничего не сделали сами! Вся ваша заслуга – это наследие великих предков, которые строили эти храмы и создавали живописные полотна и статуи. Сами же вы никто.
Сотрудник турфирмы рассказывала, что она постоянно чихвостит этими словами своих друзей-итальянцев. Те скрипят зубами, но бьёт она в самую больную точку – и возразить нечего.
По большому счёту нынешние европейцы мало отличаются от варваров, захвативших древний Рим. Они окружены творениями, созданными великими, хотя давно сами такими быть перестали. В чём это заключается? Они перестали видеть будущее и мыслить категориями вечного. Способен современный европеец затеять проект готического собора, который откроется через триста лет – то есть через много поколений, гарантированно не увидев результата? Да ещё без откатов, безумной прибыли, и токма лишь для веры и красоты. Какой тут может быть ответ – конечно же, нет. Необразованные средневековые люди умели мечтать и стремиться ввысь и в будущее. Вот только для этого в груди должно гореть пламя, а у нынешних всего лишь тускло светится энергосберегающая лампочка.
Покорение горизонтов и новых земель, научные открытия, стройка плотин и заводов – все это заменено на бизнес-планы. Первопроходцы и конкистадоры сидят в офисах и множат бумаги, договора, какую-то мерзкую муть, ставшую неотъемлемой частью современной цивилизации. Руками работают за всех китайцы. Они же собираются запускать и корабли на Луну.
Современный человек живёт подменами понятий. Это наглядно видно не только в безумном толерастном угаре, который вышел уже за грани человеческой логики, но и в современном искусстве, когда прекрасные формы заменяются уродливыми, но зато с заумными толкованиями глубинных смыслов, которые фальшивы насквозь. И эти свои убогие творения с упорством идиотов они пихают всюду – на роскошные площади, в старинные дворики. Помню старинный немецкий замок, с испещрёнными ядрами стенами, за которые ни разу не прорывался враг. Вся его территория заполнена какими-то гнутыми шпалами – это выставка современной скульптуры.
Как ни крути, а именно Европа – сосредоточение всего лучшего, что создало человечество в изящных искусствах и архитектуре. Тысячелетиями это всё строилось, развивалось, демонстрировало высоты человеческого духа. И сегодня застыло, превратившись в музей. А европейцы сегодня – это смотрители музея. Они по мере сил лелеют экспонаты – иногда хорошо, иногда плохо, принимают посетителей - но высоком не мечтают.
Созидательный импульс иссяк. Осталась уютная Вселенная обывателя. Мечта его простая и понятная: квартира, ненапряжная работа, выплаченные кредиты и кафе с круассаном и чашкой кофе каждое утро, поход за спагетти или колбасками в ресторан пару раз в неделю. Какие там устремления вверх, глобальные проблемы? Максимум – запишутся в Гринпис.
Мне казалось, что пассионарность основных европейских народов растворилась в двух мировых войнах. Европейцы устали от жуткой бойни двадцатого века и решили пожить хорошо, для себя, что у них отлично получается. Теперь я думаю, что просто эти высокие созидательные и разрушительные энергии целенаправленно в течение десятилетий умело заземляли.
Ведь были после войны и студенческие революции, и мощные левые движения, притом топили больше за коммунистические идеи, а не за сытое брюхо и социальное иждивенчество, как ныне. И все это к концу двадцатого века сдулось. Из европейца целенаправленно воспитывали ручного обывателя, законопослушного, опутанного обязательствами и кредитами, боящегося вякнуть лишний раз, чтобы не оказаться за бортом спокойной жизни. Вялые плательщики кредитов, затолеразированные до полного онемения.
В Китае ощущается энергия и устремлённость в будущее. В России она есть. В США тоже остаточные явления имеются. А Европа застыла в безвременье и готовится так жить вечно. Точнее, им этого хочется. Но история катком катится вперёд.
В Европе бывать комфортно. С европейцами приятно общаться. Тебе всегда улыбнутся, могут даже войти в твоё положение и помочь, если для них это ничего не будет стоить. Тебе не нахамят - хотя разное встречается, иногда хамье встречается первостатейное. Но волноваться они начинают в основном тогда, когда речь заходит о деньгах и их уюте. И интересы у них такие скромненькие – как указано по телевизору, не больше, не меньше. Говорить о высоких материях с ними бесполезно – не интересует. Идеальные люди. Настоящие овцы.
Они всем хороши, пока однажды не приходят волки. Иметь такие богатства, такую степень зажратости и думать, что на твои закорма никто не посягнёт – это тоже такой милый европейский инфантилизм, который поразил коллективный европейский разум.
По телевизору немка горестно рассказывает, как на неё около дома напали и потащили в кусты трое арабов, а её муж – крупный мужик, который кулаком доску может пробить, потомок железной орды, бесстрашно покорявшей мир, с извинениями причитает, прося зверьков не обижать их.
Арабы, затерроризировавшие потомков отмороженных мушкетёров и бесстрашных наполеоновских гвардейцев. Сто лет назад такое возможно было? С бойцами и сегодня невозможно. С музейными смотрителями – вполне.
Кстати больше всего сопротивляются деградации страны бывшего тоталитаризма. Испанцы вроде бы производят впечатление людей, способных на консолидацию. Португальцы под сюсюканье о правах человека умудрились заставить работать негров, которые в Лиссабоне кладут плитку, обслуживают в ресторане, и вообще занимаются общественно полезным трудом, где самих португальцев не видно. Восточные немцы порой вполне успешно сопротивляются Халифату на своих территориях.
Сегодня в европейский музей все чаще начинают заходить хулиганы без билета, а охране дали приказ – билеты не проверять. Поэтому охрана молчит в тряпочку. А что взять со смотрителя-обывателя? Он смиряется с ролью жертвы…
В общем, вечно повторяющаяся история – развитая зажравшаяся цивилизация и варвары. Варвары целеустремлены, они ясно различают своих и чужих, не стесняются в средствах и знают цель – территории, золото, женщины. Изнеженная цивилизация слаба и даже не хочет видеть, что на неё уже нацелились и пощады не будет. У зажравшихся вся энергия уходит на решение надуманных проблем – прав геев и зелёной энергетики. Мы почему-то считаем, что мудрыми правителями там все продумано, уж элиты то все знают и заботятся о будущем, составляют хитрые планы. На самом деле коллективный разум Европы находится в состоянии маразма и единственно, чем занят – усваиванием ложных ценностей. Впереди – или горькое пробуждение и кровь, или сон – вечный.
Мне только вот культурные ценности жалко. Не хочется видеть мечети в христианских храмах.
Наши там
В Лигурии, в 1995 году, когда наша безалаберная тургруппа приехала в отель, в тот же вечер пришёл мужичок лет пятидесяти, русский, смывшийся из СССР лет двадцать назад.
- Я всегда прихожу пообщаться с земляками, - с таким видом сказал он, что видно стало – страдает.
Советские времена были суровые. Уехал так уехал - навсегда, и о возвращении забудь. И когда всё изменилось, он с тоской говорил, как наберёт денег и поедет в Россию.
Хотя бывают и другие варианты.
- Я ни в какую Москву не хочу! – как-то нервно восклицает женщина-гид. – Я в Италии, где большинство мировых памятников культуры. Что мне ещё надо?
Но все же сложилось впечатление, что большинство эмигрантов, кроме гламурных дур – но это и не люди вовсе, все-таки во всём постоянно соотносит себя и свою жизнь со старой Родиной, даже когда боятся признаться в этом и себе.
Хотя гражданам мира, дело даже не в национальности, а в настрое, куда легче. Они включают новую сетку координат – там всё плохо, здесь хорошо, если здесь плохо, то там все равно хуже.
Сицилия, отель, народ толпится у стойки турфирмы, выбирая экскурсии. Вижу колоритнейшего такого гражданина Израиля с русской женой. Разговорились. Евреи меня почему-то любят, впрочем, как и я их – люди они забавные и неглупые. Выяснил, что они свалили из СССР в 1990-м году, ни разу на Родине не были и представление о ней имеют преимущественно из израильской прессы. И господин, исходя из этих пасквилей, начинает меня грузить, объясняя, в какой кромешной нищете и безысходности я живу, хотя пребывание в фешенебельном отеле, кажется, должно говорить об обратном.
Я ему забрасываю провокационный тезис:
- Ну что вы. Мы же очень хорошо сейчас живём. По всему миру ездим. Москва расцвела.
Он начинает надуваться, и тут встревает его жена:
- Правда. Вон ребята из Ленинграда приезжали. Говорят, там очень хорошо, и уровень жизни отличный. Так что в России сейчас нормально.
Он уже раздулся индюком, понимая, что проигрывает сражение. Тогда гордо выпрямляется и с видом трибуна объявляет, растягивая слова:
- Но у вас же в России нет ДЭ-Э-ЭМОКРАТИИ!
Я прикусил язык, с которого готово было сорваться: "Сто лет не видеть вашей ДЭМОКРАТИИ!"
Где наиболее комфортно чувствуют себя наши люди? Говорят, что Греция – вообще дом родной. С итальянцами уживаются наши достаточно неплохо – где-то они близки нам. Хотя я был изумлён, услышав, что многие женщины, выскочившие за итальянцев, теперь живут не в Римини или Милане, а в Москве вместе с благоверными. В том же Риме прижиться не могут. Летом там жара просто изничтожающая организм. Зимой вроде не холодно, но дома не отапливают – экономят, поскольку нормальное отопление обходится семь сотен евро в месяц. Вот они в Москву все и двигают. Там бизнес делают и жизни радуются. Так что куда кто эмигрирует – это еще вопрос.
В Германии жизнь сытая и спокойная. Но не видел ни одного человека, который был бы рад тому, что там очутился.
Помню, в путешествии по Баварии сменил несколько гидов и представителей турфирм. В основном они бежали из Украины. Тогда как раз начался переворот, и они, слушая новости, были рады незнамо как, что давно уже не там.
Бывший одесский бизнесмен, а ныне сотрудник немецкой турфирмы, вздыхал:
- Одесса – бандиты, бизнес отжимали, украинская бюрократия надо мной куражилась, как над военным преступником. Жить там было невозможно. Но и здесь не сахар. Здесь все зарегламентировано до полного ужаса. Пока отчётность во все органы предоставишь – свихнёшься. Не дай Бог что забыть – разорят в пух. С немцами мы общий язык никогда не найдём. Мы тут чужие, чужие, хотя сытые и одетые.
Немец, сбежавший с Киева, был куда более оптимистичен. Он в красках нам рассказывал, как вкалывает на конвейерной сборке завода БМВ, а потом ещё водит группы туристов, чтобы жить более-менее нормально и отапливать зимой дом. Не бедствует, но пашет как вол. И опять–таки – главная его проблема, что немец он ненастоящий, а понаехавший. Даже средняя социальная ступенька ему не светит. Зато светит сытая тихая жизнь.
Интереснее всего был пожилой профессор - человек, просто влюблённый в германскую культуру. В Питере он был директором института германистики. Когда закрутились девяностые, психанул и сбежал в любимую Германию. Не нашёл ничего лучшего, чем работа гида. Хотя исправно продолжает выдавать книги, научные труды. Итальянское правительство за его изданный монументальный труд о памятниках Италии наградило его орденом. И он признался:
- В Петербурге я человеком был. С секретарями обкома на равных общался. В театре ложа Горкома – там и для меня местечко было. А здесь? Чего бы ты ни достиг, регалий, орденов, научных вершин – здесь это не значит ничего. Ты чужой. И тебя никогда не допустят в местное высокое общество. Ты всегда будешь для них человеком третьего сорта.
Город в осаде
Январь 2018 года. Из динамиков в салоне звучит призывно эротичный голос стюардессы:
- Наш самолёт компании «Аэрофлот» носит имя великого русского писателя Александра Солженицына.
После этих слов мне непроизвольно захотелось выпрыгнуть через иллюминатор. Кто додумался давать имена предателей Родины самолётам авиакомпании, эту Родину представляющей? Преодолев тошноту, я прикинул – несмотря на позорное название, машина вроде летит, пыхтит и не падает. Ну и Бог с ним. Не "Степан Бандера" – уже позитив.
Обратно, правда, летел на «Николае Лескове» – самолёт был гораздо старше и раздолбанее, кресло не опускалось, но зато грело, что он назван в честь великого русского писателя, одного из самых любимых.
В Риме не был несколько лет. И город за это время стал как-то компактнее, менее величественен и уже не кружит так голову.
И ещё Рим в осаде. Иначе как объяснить, что на каждом перекрёстке стоит бронемашина «Ивеко», а рядом, ощерившись автоматами, ждут вражеской атаки куча мужиков и тёток с автоматами наперевес. Почему-то от этого возникает не столько чувство защищённости, сколько мысли – а вот переклинит сейчас у этой белобрысой фифы в голове, и как даст она по невинным туристам автоматную очередь.
Это итальянцы ждут ИГИЛ с официальным визитом. Передовые отряды игиловских дипломатов уже там. Предварительно они посетили Ниццу, Париж, где оставили о себе незабываемые воспоминания. Рим пока остался в стороне. И эти бесчисленные карабинеры, полицейские и армия надеются, что им удастся что-то там предотвратить. Хотелось бы верить, хотя в нынешней общественной парадигме капитализма бороться с терроризмом бесперспективно – это как грызть собственную лапу, ведь терроризм часть системы и время от времени требует жертв. И вообще его Америка дрессирует. Так что все эти пулемётные расчёты однажды проспят пару шахидов.
В городские церкви, в Ватикан - рамочки, обыски, металлодетекторы и прочие радости свободного мира.
И сладкий такой запах тлена и разложения. На лестнице, поднимающейся от площади Испании, средь бела дня два голубых, поросших богатой щетиной, самозабвенно лижутся, так что меня едва не тошнит на них. Интересно, если их пнуть ботинком – пожизненно дадут в рамках программы победы толерастии над человеком?
Негры, как и пять лет назад, продают какие-то браслетики, используя все те же приёмчики. Цыгане, которые шарили по карманам и слонялись табунами, куда-то исчезли.
Ну а римские бомжи – это нечто. Их много. И они везде.
Очередь на проверку металлодетекторами в Ватикан. Рядом с очередью сидит жуткий бич, которого, похоже, сам папа Римский для тренировки христианского смирения вытребовал по блату из лепрозория – просто так таких запущенных не найдёшь. Он выцыганивает мелочь у туристов. А когда это не особо получается, идёт к знаменитой ваттиканской колоннаде и плюхается спать. У него там квартира – матрас, одеяла, скарб. Гнездо глухаря.
Таких гнёзд в Риме тьма тьмущая. На исписанной граффити набережной. Около старинных соборов и вилл. В центре города. На античных руинах. Везде.
Круглая, с колоннами, площадь Республики – почему-то её бомжи любят больше всех, видимо, как и саму Республику. У колонны сидит бомж – привычно запущенный, закутанный в одеяло и печальный. К нему направляется пара карабинеров – важных и гордых. Естественно, не могу пропустить эту сцену. Ностальгически в груди всколыхнулось – ну сейчас-то будет скандал, задержание, полицейская машина, наручники. То есть вся полнота жизни и борьбы.
У бомжа, похоже, такие же предчувствие. Он заметно приунывает. Полицейские о чем-то с ним грозно беседуют. Грозят пальцем. Поворачиваются. И уходят. А бомж устраивается спать.
Италия - богатая страна, напичканная туристами, как сельдями в бочке. И что бросается в глаза - всем до фонаря, кто спит на их улицах. Бродяги – это запущенная социальная проблема, которую никто и не думает решать. Мол, сдохнуть под колоннадой – личное дело каждого.
Правда, в Риме вообще всем все до лампочки, как мне показалось. Огромный парк Боргезе, пара общественных туалетов, заколоченных досками – ведь всё по фигу. Граффити на исторических стенах – по фигу. Правда, меня порадовала одна граффити – «Крым наш», которую до кучи тоже не стирают, пусть будет. Слава Украине не видел ни единой, как и Бандере… Кабаки, где процветает лохотрон и надувалово по ценам – всем всё по фигу. Зато шесть евро в сутки туристического сбора – это уже не по фигу. Это для города – правда, куда всё девается – загадка, но и это тоже по фигу.
Как сказала представитель турфирмы, когда римлян упрекают в чёрствости к туристам и нежелании обустраивать нормальную туристическую инфраструктуру, они отвечают на подлые нападки:
- Рим один. Не нравится – не приезжай. Найдётся, кому приехать.
Потому что по фигу.
Помню, нам сказал гид в Германии – в Италии бардак. Немцам бы эту территорию на несколько лет в аренду, они бы уж порядок навели.
Непонятно, то ли эта неспособность решать простые проблемы – свидетельства краха существующей системы. То ли раздолбайство местных жителей. Но в одном они правы. Всё равно в Рим приедут. Потому что он на самом деле единственный и неповторимый. Там бы только гаечки подкрутить и вернуть если не Древний Рим, то хотя бы старую, любимую нам по фильмам и литературе Италию.
Самолёты уничтожили бескрайние пространства Земли. Раньше тот же Таиланд был практически недоступен обычному человеку – пилить туда на паруснике или пароходе месяцами. Теперь все ноют – не полечу, это же целых девять часов в кресле, ноги затекут.
Самолёт взмывает вверх. И вот Рим с солнцем позади. Впереди - заснеженная Москва. Третий Рим, родимый и единственный мой город. И я знаю, что меня снова потянет куда-то вдаль, убеждаться в чем-то, искать новых чувств, мыслей.
Глаза слипаются под шум моторов, а в голову лезут настырные мысли. Железный занавес в своё время сыграл дурную шутку с нашими людьми. Помимо того, что мы просто не могли увидеть сокровищницы мировой культуры, у нас тупо не хватало ощущений. Не хватало новых красок, вещей, впечатлений. Потому создавалось ложное ощущение – там прекрасно. И люди через эту нитку рвались, как бешеные, именно за ними – новыми ощущениями в том числе. При этом напрочь отключалась привычное мышление. Казалось, там хорошо все, а тут всё в свою очередь плохо.
Теперь мы можем взглянуть на все своими глазами. И развеять мифы. Или утвердиться в них.
А всё же дома лучше!..
Оценили 146 человек
195 кармы