Круиз не кончается никогда…

От осенней тоски появился этот рассказ. Он о странностях предназначения. О бесконечности пути и непостижимости Колеса Сансары. И, конечно же, о вечной огненной частичке Эго, мечущейся по океану Мироздания и никогда не находящей покоя…

Мы с Алексом, бородатым добряком-философом среднего возраста, развалившись лениво в шезлонгах на смотровой палубе, глядим расслабленно вперед, на горизонт. Тот самый, который мы так долго мечтаем взломать и который всегда уходит от нас.

Я посасываю коктейль из высокого бокала на тонкой ножке - незнакомый доселе вкус экзотических фруктов ласкает язык. Незнакомый или забытый вкус? Ну, это почти одно и то же.

Помнить все невозможно. А забыть полностью – нельзя. С ужасом думаю, что будет, если однажды удастся вспомнить все. Воспоминания погребут меня под собой, как горный обвал.

Искрится вокруг океан под лучами ослепительного солнца, от которого не спасают темные очки. Свет будто пытается проникнуть в глубины наших душ и тонет там, уже ослабевший и беспомощный.

Этот мир искалечен. Он в кровоточащих ранах, и непонятно, какое у него будущее. Он наполнен болью, пылью и убийственной радиацией.

Наш круизный лайнер режет эти воды долгие месяцы. За кормой остаются полуразрушенные порты и уцелевшие люди. Сожженные города и потопленные корабли, чьи мачты торчат из воды у береговых линий.

Последний порт врезался в память особенно сильно. Мы входили в бухту мимо разрушенных взрывной волной волноломов, мимо согнутых жуткой силой портовых кранов и сметенной линии электропередач. Там была неплохая бомбежка, притом ядерным оружием. Фонило не смертельно, но довольно сильно.

Разбомбленные дома. Каким-то чудом уцелевший дворец на горе, некогда помпезный, украшенный всеми архитектурными излишествами, которые только могут быть, а сейчас почерневший, как и все вокруг. И прожариваемый жестоким солнцем.

Болезненные люди, находящие в себе силы бороться за жизнь и пытавшиеся восстановить хоть что-то. Толкучки, где властвовал натуральный обмен – мешок картошки на бриллиантовый перстень. Печальный и безысходный пейзаж катастрофы и беды.

Нас, праздных туристов, сопровождали автоматчики – без них местные начальники отказались пустить нас на берег. После войны в уцелевших городах ослабла власть и расцвел бандитизм. С ним приходилось бороться самыми жёсткими мерами.

На центральной площади, где остались почти нетронутые старинные здания с куполами и башенками, стояла виселица. Длинное бревно на подпорках, на котором висело одиннадцать человек с надписями на груди – «мародер», «бандит», «изменник», «агент Западной Демократуры». Мимо нее горожане проходили равнодушно, как мимо чего-то донельзя обыденного и скучного. Люди стремились выжить и восстановить хоть что-то. Работа, работа и работа. Я надеюсь, у них получится…

- Как думаешь, сколько мы нахватали радиации? – спрашивает Алекс лениво – он всегда пил только виски и сейчас механически побалтывает бокалом со льдом, который ему преподнес безукоризненно вежливый стюард.

- А тебе не все равно? – зевнув, спрашиваю я.

- Да просто познавательный интерес.

- Живы – уже хорошо.

- Живы, живы, живы, - задумчиво протягивает Алекс. – Кстати, круг почти пройден.

- Почти. Всегда это почти… А все-таки удивительный коктейль… Стюард, повторите, пожалуйста.

Предупредительный стюард забирает бокал, и вот уже мою руку холодит новый. Вкус этого коктейля немножко другой, но настолько же приятный. Здесь вообще все очень приятно.

- Нам еще ни разу не удалось замкнуть круг и обойти всю планету, - говорю я задумчиво.

- Ты хочешь когда-то замкнуть его? - отхлебнув виски, живо интересуется Алекс.

- Я не знаю, что хочу. И хочу ли что-то вообще… Да, нам ни разу не удалось замкнуть этот чертов круг. Но все когда-то происходит впервые.

- Но не сейчас, - Алекс неторопливо поднимается с шезлонга и, прикрывая сложенной лодочкой ладонью от слепящего солнца глаза, вглядывается вдаль.

Тут и я вижу то, что насторожило его. Сбрасывая со спины воду, справа по курсу из пучины поднимается огромная черная подлодка. Обтекаемая рубка, все гладко и прилизано, никаких орудий на корпусе. Это властитель глубин, хищник, разрезающий пучину.

На подводной лодке мигает прожектор. Нам что-то семафорят. Наверное, эфир сейчас надрывается призывами. Ясно, что нас хотят остановить. Но капитан, не обращая никакого внимания на угрозы, ведет круизный лайнер прямым курсом на горизонт.

Подводная лодка начинает резко погружаться. Отправляется в привычную среду обитания.

- Ушли? – спрашиваю я равнодушно.

- Не знаю, - Алекс возвращается в шезлонг и залпом допивает свой виски. - Не думаю.

А потом мы видим темный силуэт мчащейся к нам под водой торпеды, поднимающей волну и напоминающей разогнавшегося на всей скорости дельфина.

- Вот же!.. – Алекс пытается витиевато выругаться – он это умеет хорошо, когда захочет и когда припрет.

И не успевает даже этого.

Торпеда впивается в борт лайнера. А дальше – вспышка… И еще дальше – темнота…

***

Обед, как всегда, великолепен. Любой самый изысканный вкус не будет чувствовать себя дискомфортно среди этих утончённых яств, дорогого хрусталя и фарфора тончайшей работы. Свинина и оленина, страусятина и курятина, самые экзотические животные, от альпак до мамонтов – мясо их можно попробовать под бесчисленными соусами и приправами. Омары, осьминоги, устрицы. Десерты всех видов и дорогие спиртные напитки. Все на любой вкус и в любом количестве.

Откуда все берется? Я ни разу не видел, чтобы в портах, куда причаливал «Покоритель просторов» - так скромно именовался наш круизный лайнер, загружали еду, топливо, да хоть вообще что-либо загружали. Но в ресторане всегда обширное меню, свежайшая зелень и фрукты, парное мясо и поразительный ассортимент морепродуктов.

- Разрешите составить вам компанию, - склоняется в церемонном поклоне Алекс.

- Присаживайся, - киваю я.

Мы, кажется, единственные, кто пускает посторонних за свой столик. И вообще кто общается с посторонними. Все сидят бирюками за своими столиками – хотя нигде не написано, но так уж сложилось, что они застолблены. Чтобы кто-то пересел в другое – это исключительное, часто сенсационное, событие. Здесь властвует сила привычки. Привычки и равнодушия к переменам.

В роскошном, с позолотой и росписями на потолках, с колоннами, с тяжелой мебелью ресторане просторно. Рассчитан он на сотни человек, но обычно здесь двадцать-двадцать пять пассажиров. Не более. Большинство кают в огромном корабле с семью пассажирскими палубами пустуют.

Мужчины и женщины разных возрастов – от молодых до уже давно и обильно седых. Три супружеских четы, достаточно чопорных и требовательных – как к себе, так и к окружающим. Они постоянно гоняют и так до предела учтивый и заботливый персонал. Некоторые капризничают, требуя все более изощренные блюда – и они вечно недовольны, поскольку их завышенные ожидания обычно не оправдываются. Другие жуют автоматически, без всякого воодушевления на лицах. Им вообще все равно, что вкушать – гамбургер или вырезку альпийского бизона – или как они там именуются.

Как правило, пассажиры не разговорчивы и все в себе. Сколько мы плаваем, а я так и не знаю их по именам. Возможно, они представлялись мне, но это уже стерлось из памяти. Вежливые холодные улыбки, пустые разговоры – все это никому не нужно, все подлежит скорейшему забвению. Вот только Алекс – он стал кем-то вроде товарища, даже друга и опоры в этом бесконечном путешествии. Без него было бы гораздо тоскливее.

- На этот раз мы пошли на дно с салютом, - усмехается Алекс, заказав себе простой куриный бульон и гренки.

- Это было больно, - жалуюсь я.

- Боль иногда и не так плоха, Иван Иванович, - усмехается Алекс. – Она напоминает, что ты есть на этом свете.

Он называет меня то мичманом, то Иваном Ивановичем. Иногда – старпомом. Я понимаю, что все это имеет какое-то отношение ко мне. Я и Иван Иванович Иванов, и старпом, и мичман. Что-то смутно ворочалось в памяти по поводу этого, но стиралось за неважностью, ненужностью и давностью лет.

- И как тебе здесь? – спрашивает Алекс, кивая в сторону панорамного окна.

- Как всегда. Немножко по-другому, чем было до этого. И чем будет после.

Низкое солнце. Удушливая жара удивительно сочетается с порывами холодного, почти морозного, ветра. Темные маслянистые и тяжелые воды океана, почти сросшиеся с серым небом. Этот мир неуютен и вместе с тем притягателен своей первозданностью. И здесь нет избытка радиации, значит, нет и ядерной войны. Что уже радует. Все же последствия ядерной войны утомляют.

Неожиданно слышится стук и какой-то истошный то ли визг, то ли карканье, пробивающееся через толстое стекло ресторана. Да так, что посуда дрожит на столе. Я нервно дергаюсь, едва не смахнув рукой бокал со свежевыжатым апельсиновым соком.

- Ты смотри! - с уважением произносит Алекс.

Нашу спасательную шлюпку на палубе самоотверженно атакует какое-то крылатое и страшно агрессивное существо. Что ему сделала шлюпка - непонятно, но существо явно хочет посчитаться с ней.

- Это еще что такое? – восклицаю я.

Должен отметить, что эта скотина смогла меня удивить – огромная, с длинным, наполненным зубами, клювом и просторным размахом чешуйчатых крыльев темно-синего цвета, чем-то напоминающая дельтаплан.

- Птеродактиль, - бесстрастно разъясняет Алекс и возвращается к трапезе.

- Вымершая во времена динозавров птица?

- Значит, на так и вымерла. Вон, еще немного – и сожрет шлюпку.

На палубе появляется подтянутый, двухметровый, бородатый и похожий на потомственного корсара старший помощник капитана. В его руке металлический цилиндр, заканчивающийся длинным стержнем.

Вот он уже около ископаемой птицы. Птеродактиль оборачивается к нему и угрожающе щелкает клювом, как ножом гильотины, примеряясь, как бы половчее откусить голову. Но старпом, не обращая на угрозу никакого внимания, отважно шагает навстречу и тыкает древнего летающего ящера стержнем.

Сверкает молния. Прямо явственно ощущается запах паленого мяса, хотя через стекло ресторана он пробиться никак не может.

Птеродактиль заваливается на палубу. Потом с трудом поднимается, мотая клювом из стороны в сторону. И выбрасывается за борт.

Тут же видно, как он взмывает из-за борта, и, лениво маша огромными крыльями, уносится прочь.

В ресторан заходит капитан – высокий, полный уверенности атлет в идеальном белоснежном кителе, в руке к его белая, с золотом, фуражка. Он вообще безупречен – и одежда, и манеры, и вообще внешность. И он вечно в заботах. Или пребывает на мостике, или строго проверяет персонал, отдавая четкие приказы и делая замечания. Но всегда найдет хотя бы минутку, чтобы переговорить с каждым пассажиром.

Имен капитана, вечно суетящегося, поддерживающего идеальный порядок старпома, добросовестных матросов, штурманов, техников, предупредительных стюардов – никто не знает. Эти люди будто часть самого корабля, его механизмы, задача которых работать безотказно и незаметно, но постоянно.

- Несколько объявлений, уважаемые пассажиры. Прошу ограничить пребывание на палубе в связи с наличием агрессивной летающей фауны, - приятным и отлично поставленным баритоном, как у театрального актера, произносит капитан.

- Видали и похуже! - кричит вечно недовольный бородатый персонаж, которого я именую «купчишкой».

- Вместе с тем настоятельно рекомендую проявлять осторожность… И завтра в одиннадцать часов наш гостеприимный комфортабельный круизный лайнер заходит в порт. Желающие приобрести экскурсии – прошу записываться заранее у старшего помощника.

- Как хоть называется ваш порт? – не успокаивается скандалист- «купчишка».

- Об этом узнаем в порту прибытия…

***

При приближении к суше огромные птеродактили все в большем количестве витают в вышине, время от времени снижаясь и нарезая круги над нашим лайнером. Такая здоровенная туша вполне способна утащить человека. И они едва не утащили «купчишку», которого съедал бес противоречия и который нежился в шезлонге, несмотря на все предупреждения. Он едва вырвался из цепких когтей и теперь смертельно испуган – неизвестно, сойдет ли вообще в город.

Два мола зажимают проход в круглую бухту, окружённую массивными крепостными стенами. На них возвышаются две гигантских статуи каких-то древних богов и воинов – со щитами и алебардами. Город взбирается по крутым холмам – у порта низкорослый, из одно-двухэтажных южных белоснежных домиков. Дальше идут уже более монументальные строения – университетские корпуса, склады оружия и казармы. Над всем этим возвышается огромная крепость, за массивными стенами которой рвутся ввысь высокие башни и разноцветные купола.

В бухте у пирсов стоят с десяток трехмачтовых парусников и неуклюжий пароход с одной трубой. Шныряют по бухте многочисленные яхты, лодки и трудолюбиво пыхтящие катера.

- Дыра, конечно, и неразвитость, - привычно оценивает Алекс, взирая на приближающийся берег. - Одно хорошо – здесь не фонит радиацией.

- Экология и ретро, - киваю я.

Корабль еле протискивается между крыльями молов, заняв сразу добрую часть бухты. Но к берегу пристать ему негде. Поэтому на воду спускаются мотоботы, которые доставят нас на сушу.

Перед сходом на берег, как всегда, капитан лично вручает нам местную валюту – на этот раз по мешочку серебряных монет.

Я как-то, очень давно, полюбопытствовал, почему нам так просто, даже без расписки или отметки в ведомостях, выделяют деньги.

- За все заплачено, - ответил капитан. - Все входит в стоимость круиза.

- Кем заплачено?

- Ну как же. Заплачено, - неопределенно отозвался капитан.

- И чем заплачено?

- Ну, этот вопрос сложный, - опять уклонился капитан.

В общем, теперь к поясу у меня прикреплен мешочек с монетами, и, главное, чтобы его не стащили. Знаю я карманников в портовых городах – берут не столько мастерством, сколько количеством.

- Ты на экскурсию? – спрашивает меня Алекс.

- Нет. Сегодня я свободный охотник.

Никакого желания ходить в толпе вечных пассажиров у меня нет. Сегодня мне хочется побродить одному. Почему? Да кто его знает. Хочется – и все.

- Блоха авантюризма все еще продолжает тебя покусывать.

- Надоели одни и те же лица, - сетую я.

- А мне вот ничего не надоедает, - усмехается Алекс.

- Почему?

- Потому что уже все надоело давным-давно…

И вот мы ступаем на пирс. Организованную группу там уже ждут два ужасающих транспортных средства – похожи и на чемоданы, и на автобусы, с высокими трубами, откуда исходит пар. Ну что, приятного времяпровождения.

Интересно, что куда бы мы не заходили – в средневековые города или в суперсовременные порты – никто и нигде сильно не удивлялся нашему лайнеру. Ну, пришел и пришел. Хотя в примитивных сообществах, не избалованных подобными зрелищами, это должно было бы вызвать невиданный ажиотаж, не меньше, чем явление ангелов с неба. Но не вызывало. Мы вписывались в любой порт и становились обыденными.

Город старинный, местами – очаровательный. Ближе к центру фасады домов все более вычурные. Мраморные атланты стойко держат на плечах осточертевшие им балконы и эркеры, не давая им рухнуть на землю, а ведь когда-то держали небо. Цокают копыта лошадей, неторопливо тащащих по булыжной мостовой кареты. Рычат утробно автомобили – страшно медленные, дико вонючие и обильно дымящие. В них - дисциплинированные шоферы в зеленых кепках с перьями и надменные господа в цилиндрических шляпах.

Прогулявшись по центру, углубляюсь в окраины и портовые районы. Они, как чаще и бывает, крайне запутанны, душно смрадны и сильно опасны. С неприкаянными грязными людьми, в чьих глазах или покорность, когда уже дошел до того, что разрешаешь делать с собой что угодно. Или вызов, когда сам делаешь что угодно, пытаясь врываться наверх. Но поход по самым неустроенным местам – это обязательная моя часть программы.

Именно в портовой зоне и нахожу тот трактир. «Океанская звезда». Ну прямо песнь для души - внутри массивные дубовые столы и такие же массивные лавки с табуретами. Привычная во всей Вселенной стойка. За ней здоровяк бармен с засученными рукавами и с галстуком-бабочкой. Сзади него полки с бутылками, рюмками, а также черно-белыми фотографиями – самого заведения общественного писания, его хозяев и непонятно как очутившихся здесь знаменитых посетителей. Запах подгорелого мяса, сивухи и пива. Заведение средней паршивости – видели и похуже. Посетители – как и положено, отпетый местный сброд и сошедшие на берег после многомесячного плаванья, алчные до земной поверхности, ее искусов и удовольствий моряки.

Я выбираю столик в самом углу, откуда открывается хороший обзор на кабак. Вокруг витает сигаретный дым, летают задорные тосты, клокочут немелодичные песни-запевки. Звучит отборная ругань. Ну вот и драка – правда какая-то нелепая и уютно-домашняя.

Кто-то кого-то называет донным скатом, что, похоже, жуткое ругательство. Обиженный лупит его в благодарность кружкой. Оскорбитель допился до бессознательности и не в состоянии отвечать. А глиняная кружка все не разбивается – видимо сделана качественно и как раз для таких потасовок.

Драчунов успокаивает огромный вышибала. На самом интересном месте, можно сказать. Ну и ладно, еще не вечер.

Страны, континенты, океаны. Куда бы мы не прибывали, сойдя на берег, я тут же понимал местный язык. Что это? Чудо? Для кого-то, может, и чудо. Для меня обыденность. Когда-то давно – только вот где и когда – не помню, я изучал языки, корпел над учебниками и словарями. Это отнимало уйму, просто гору, времени и труда, и все равно я никогда не доходил до совершенства. Теперь же просто знал язык. Это неотъемлемое свойство, как дышать и ходить, и кажется невероятным, что когда-то было по-другому. Главное – сойти на берег, а язык приложится…

Долго, конечно, в спокойствии мне сидеть не дают. Разные порты, континенты. Зато люди в припортовых грязных кабаках везде одинаковы. Как бы я ни одевался, как бы чисто ни говорил на местных наречиях, всегда и везде во мне ощущают чужого. И будто пытаются выдавить инородное тело.

Вот и сейчас. Подходят двое бродяг. Сперва докапываются до моей одежды, заявив, что в такой ходят мужелюбы и женщины. Одежда как одежда. Джинсы, цветастая рубашка навыпуск, кроссовки - растоптанные и как раз годящиеся для долгой ходьбы. Правда, все довольно яркое. Здесь же, кажется, уважали только серые, с заплатками, хламиды.

Ну а потом сценарий известен. Позолоти ручку. Поставь правильным парням, которые губят свою жизнь и душу в проклятых морях. Ах не хочешь? Ну тогда…

Что характерно, ни хозяин, ни вышибала не вмешиваются. И когда «отважный покоритель морей» тянется дрожащей от избытка алкоголя лапой к моей шее, я просто опускаю кувшин на его тупую, но, надо сказать, крепкую голову.

Переоценил я крепость – кувшина, а не головы. Он все же разлетается, обдав всех окружающих кислым и резко пахнущим вином.

И вот она, добрая драка! Приятели поверженного кидаются в бой с готовностью, будто только ждали отмашки - «на старт, внимание, марш». Их человек восемь. Я вскакиваю, схватив табурет. И вот она, потеха!

Ах, как же я поднаторел в кабацких драках за время путешествия. И сознание, и руки работают вне зависимости от меня. От ударов моего табурета как кегли разлетаются злодеи. И вот к восьми, большинство из которых уже на полу, прибавляются еще жаждущие моей крови. Они падают, отползают, выплевывая кровь и зубы. На их место приходят другие.

Я опытнее, сильнее, проворнее всех здесь. Но их очень много. Такое ощущение, что они сбегаются со всех окрестностей.

Брамс, хруст в спине. Это меня все же достают увесистой ножкой от стула. Потом я пропускаю удар кастетом по шее – очень болезненный. Сшибаю с ног еще троих.

Потом все меркнет в глазах. Но я доволен. Свалил я многих!..

***

Каюта – моя шикарная трехкомнатная каюта класса люкс – со старинным резным буфетом, современными коврами, картинами каких-то абстрактных мастеров на стенах и балконом. Здесь есть даже джакузи.

Я не помню, чтобы жил в других каютах. Но точно знаю, что моя – из шикарных. Высший класс. Такое дано далеко не всем.

Каюты – это святое. В каюты не приглашают посторонних. Я не был ни в одной занятой каюте. Даже у Алекса.

За что я заслужил свой люкс? Наверное, было за что. Но это глубоко в памяти. Есть способ воскресить память? Наверное, есть. Но я его не знаю.

Огромная очень мягкая, как будто покрытая периной, и вместе с тем упругая кровать со всегда ароматным и чистым постельным бельем. Я здесь всегда просыпаюсь после того, как умираю.

Я поднимаюсь с кровати. В теле – легкость. Голова – легкая. Самочувствие – отличное. Оно всегда так после того, как меня ткнут ножом или забьют молотком.

А все же драка была на загляденье. Вообще, люблю портовые драки. В них ощущается какая-то полнота и наполненность жизни. И смерти.

Смотрю в панорамное окно каюты. За ним – бескрайний океан. Корабль опять несется по водной глади, начав отмеривать новую кругосветку. Которая так и не будет завершена.

Ну, поздравляю себя с первым портом и с первой смертью в этом новом океане!

Где-то вдалеке реют драконы. То есть птеродактили. Материк остался в стороне. Корабль идет своим курсом.

Откуда этот корабль? Порт его приписки? Страна? Владелец? У меня всегда было ощущение, что корабль мой. Думаю, другие пассажиры полагали так же.

Ни разу порт и город не повторился. И, после завершения незавершенной кругосветки, ни разу не повторился океан. Он всегда разный. Кажется, вода и вода, но это для дилетантов, а не для тех, кто бороздил океанские просторы не поддающееся осмыслению время. Оттенки воды, волны, даже покачивание корабля – все разное. Нюансы едва видимые – но ведь именно в нюансах и кроется самое интересное и важное.

Я смотрю на часы. До обеда еще далеко. Я не голоден. И у меня масса свободного времени. Куда идти? В бар, тренажерный зал, боулинг? Или в небольшой аквапарк наверху? Или на смотровую площадку, на балкончик? Или в библиотеку?

Все же в библиотеку. Мне нравится там бывать. Она всегда разная.

За столом в читальном зале я вижу Алекса, листающего какой-то старинный фолиант, весящий килограмм десять. Он что-то выписывает оттуда в тетрадь.

- Набираешься знаний? – спрашиваю я, устраиваясь рядом на массивном стуле с кожей, резьбой и золотистыми шляпками гвоздиков.

- Пытаюсь, - кивает Алекс.

- А зачем? Все равно все забывается. Будто и не было.

- Может быть, когда-нибудь вспомнится все, - серьёзно и как-то торжественно произносит Алекс. – И тогда каждая крупица знания будет весомой гирькой на весах Мироздания.

- Когда-нибудь.

Я встал и взял с полки оплетенную в кожу книгу с надписью «Флора и фауна Западной Бархании».

Бархания. Что это? Где? Не знаю. Но нечто определенно принадлежащее этому миру.

Полки заставлены бесчисленными томами – географические фолианты, какие-то романтические романы и приключенческие приключения, старая, добрая, выдержанная, как отличное вино, классика. Готов поклясться, что книги там меняются. Они другие с каждым новым кругом. Какие? Что было раньше? Смутно представляю. Можно, конечно, напрячься и попытаться вспомнить, но напрягаться неохота, тем более по пустяковым поводам.

Мне кажется, что таково невероятное свойство библиотеки – она будто впитывает литературу очередного мира…

За скукой плаванья близится вечер. Шезлонг. Луна, плещущаяся в волнах. Кругосветка.

- Тревожный мир, - вдруг выдает Алекс, когда мы на смотровой палубе глядим на уходящее в ночь море.

- Что в нем есть такого, чего нет в других местах? – интересуюсь я.

- Он на каком-то переломе. Будто определяется, куда покатится. И нам здесь, кажется, не совсем место.

- И что с того?

- А что мы не пробудем здесь долго. Мир быстро разберется с нами.

Следующим утром, как раз во время завтрака – Алекс прям накаркал – слышится прерывистый и звонкий, бьющий по ушам и нервам, звук тревоги…

***

Ну вот и очередное испытание. Я от него не прячусь. Наоборот, отважно выскакиваю на палубу. Пропустить такое – себе не прощу.

А вот и он, враг с просторов океана. Несется на нас на всех парах. И реющий, старый, как мир, и однозначный пиратский флаг – белый череп с костями на черном полотнище, как нельзя лучше говорит о его намерениях.

- Ох, - на Алекса нападает смех. Который перекидывается на меня.

Все это похоже на битву блохи со слоном.

Пиратское судёнышко представляет из себя древний пароход с трубой, выбрасывающей невероятное количество дыма и пара. Хотя для своего времени оно быстроходное и стремительное. Во всяком случае, ему удается бодро идти на нас на пересекающихся курсах. И оно неумолимо сближается с нашим лайнером.

На носу нелепого парохода пушка – наверное, где-то калибра чуть поменьше ста миллиметров. Вряд ли даже борт наш пробьет. Хотя и она может причинить вред.

Бах – ухает пушка. Снаряд разносит часть приютившейся на верхней палубе спасательной шлюпки. Летят осколки пластика и дерева во все стороны.

- Пройдите вниз, тут опасно, - призывает нас старпом, появляющийся на палубе при полном параде.

- И пропустить такое представление! – восклицает с неожиданно проснувшимся азартом Алекс. – Да никогда.

- Под вашу ответственность! – сурово произносит старпом.

- Дайте бумагу, хоть сейчас распишусь.

- Слова достаточно.

Следующий снаряд падает совсем рядом, пробивает палубу. Осколок рвет ткань на плече моего любимого твидового пиджака. Ничего, попрошу другой. Дадут.

На что надеются пираты? На богатую добычу. Они просто обезумели, если решили, что креветка в силах забодать кита.

Но напористости и алчной разухабистости им не занимать. Вот уже корабли идут борт в борт. Ухает опять пушка, пробивает дыру где-то в районе ватерлинии. А пираты, цепляясь за вечно спущенные лестницы, выступы, детали конструкции, по-обезьяньи ловко карабкаются вверх. Они считают, что главное – достигнуть палубы. А дальше будет не война, а резня. Что может противопоставить отпетым танцорам петли невооруженный круизный корабль?

Круизному лайнеру действительно не положено нести на борту сколь-нибудь серьезное оружие. Ни пушек, ни гранатомётов у нас нет. Но на палубе стоят пара матросов с автоматами Калашникова и скучающе ждут гостей. Они готовы обеспечить им теплый прием.

Но в этот раз стрелять им не приходится. Старпом и другие матросы вытаскивают брандспойты и незатейливо смывают пиратов в море тугими струями. Позор всему пиратскому племени!

А потом лайнер немножко прибавляет скорость, и пиратский пароход остается позади.

- Безумству храбрых поем мы погребальную песню, - произносит с чувством Алекс. – Игра. Забавная игра.

- Бесконечная игра, - киваю я.

На корабле нет страданий и жгучей боли, если не считать постоянные смерти. Здесь все сглажено. И здесь я теряю себя. Или нахожу? Как посмотреть. Может и смысл всего путешествия – стереть память и индивидуальность и стать никем, а потом кем-то? Все может быть. Или это наказание? Или награда? Ничего не понятно. Но уже хорошо, что визит пиратов заставил меня хотя бы немножко улыбнуться.

- Путешествие по этой параллели только начинается. Завтра второй порт, - говорю я.

- И все-таки я убежден, что оно не будет слишком долгим.

Обычно подобные чувства Алекса не подводили. Ну что же, посмотрим…

***

Низко над нами, кажется, подпрыгнешь – и достанешь, величественно проплывает гигантская туша дирижабля. Я весь съеживаюсь, ожидая, что нам на палубу сбросят бомбу. Но гигантский баллон уходит за горизонт, в сторону намечающейся суши.

Через пару часов, окутанный дымами, показывается корабль, походящий на старый добрый дредноут с огромными калибрами, готовыми разнести на клочки все, что попадется. Устаревший, как и все здесь. По обеим сторонам от него, как рыбки прилипалы около кита, суетятся военные кораблики поменьше – скромного шарового цвета, как и негостеприимные масляные волны океана.

Радует, что суда радиофицированы. Все переговоры, для развлечения пассажиров, транслируются по внутренней громкоговорящей связи. И, поедая лобстеров, я как раз могу их слушать.

Грозный голос неведомого адмирала вызывает капитана неустановленного корабля.

- Неопознанный корабль. Вам запрещено заходить в территориальные воды Республики Тартиния и к городу-крепости Базулун. Ведутся боевые действия. Осуществляется контрблокада. При неисполнении требований будет применено оружие.

- Нам можно. Вилляй двенадцать двести двадцать, - капитан диктует код доступа и пароль.

Тон адмирала моментально меняется.

- Пароль принят. Вас ждут в порту города-крепости…

Остров в осаде. Притом пострадал значительно. Часть крепостных стен разрушена. За ними усталые, голодные люди разгребают завалы домов и извлекают безжизненные тела. Драка тут шла нешуточная. Но остров удалось отстоять, и армады атакующих откатили прочь. Когда придут вновь? И придут ли вообще?

Голод. Карточки. Война. Заклеенные крест-накрест окна. Выбитые витрины магазинов. Закрытые кафе. Очереди за хлебом и военные патрули на каждом шагу – благо пропуска у нас железные. И запахи – гарь, жженая нефть и паленая шерсть. И пыль, пыль, пыль – кажется она не уляжется теперь никогда.

Мы туристы. Сегодня мы опять смотрим на тяготы войны… Здесь пока нет ядерного оружия. Но и обычное никому не дает пощады. Люди в цикле войны. Люди мечтают выйти из него. И не могут. Война должна завершиться чьей-то победой или иссякнуть.

Но до этого еще далеко. А пока - карточки. Развалины. Морская блокада…

Сколько войн я видел. Сколько они смыли, растворили людей. А сколько?..

Опять прямым курсом в океан, прочь от острова-крепости. Где-то на горизонте зарево. Доносятся отдаленные разрывы. Опять сошлись в дикой драке флоты, люди, идеи. Океан сегодня соберет знатную кровавую жатву. Этот мир болен войной…

Вечереет. И так бледное солнце окончательно спряталась за тучами.

Алекс стоит, держась за леера, и напряжённо вглядывается в маслянистые волны, куда-то в бездну.

- Все тревога не дает уснуть? – усмехаюсь я.

- Да, тревога, - без тени улыбки отвечает Алекс. – И она нарастает… Иван Иванович, что-то происходит. Донельзя поганое и страшное.

- Что-то тебя еще может испугать?

- Нас преследуют.

- Очередная подводная лодка Южного союза? Или кто?

- Кое-что похуже. Большое. Злое. И по-настоящему опасное. Куда дряннее торпед.

Я тоже всматриваюсь в волны. И ощущаю, как мороз по коже ползет. Кажется, в глубине действительно что-то страшное стремительно движется за нами…

***

Он настигает нас в самое неподходящее время. Утром, после раннего завтрака, когда все страхи темноты рассеяны поднявшимся из бездн океана солнцем - пусть бледным, но все же дарящем свои лучи заблудившемуся в Мироздании кораблю.

Мы стоим на площадке и любуемся восходом. Звуки битв где-то позади. Впереди – на тысячи километров, морская гладь.

И тут я лечу на палубу, едва не вываливаясь за борт.

Рядом падает Алекс и чертыхается.

От страшного удара в борт по кораблю прокатывается волна скрежета и вибраций. Двигатель на миг сбоит, чего не было никогда.

Я вскакиваю на ноги и смотрю в море.

- Вот он! – кривится Алекс от боли, тыкая пальцем в пространство.

Я смотрю, куда он указывает. И даже мое вечное равнодушие пробирает какой-то изначальный древний ужас из глубин. Кругами вокруг нас ходит и приближается нечто.

- Что это такое?! – восклицаю я.

- Левиафан! – кричит то ли в ужасе, то ли в восторге Алекс.

Грандиозная гроза глубин. Киты по сравнению с ним мальки. Но все же не больше нашего надежного корабля. Так что я успокаиваюсь.

- Не пробьет, - говорю я.

- Наверное, нет, - тоном ниже вторит Алекс.

Занятно, но не слишком. Помню времена жгучего интереса к чудесам и переменам, но только когда это было. Все стирается, теряет изначальный вкус и остроту.

Минут десять – больше ничего страшного не происходит. Корабль продолжает идти вперед. Время от времени глубины темнеют, и идут волны – это проносится левиафан, но атаковать не спешит.

- Пора уже на завтрак, - говорю я. – Представление затягивается и выдыхается.

- Я бы не торопился с выводами. Но поесть не мешает.

Мы направляемся по палубе ко входу в ресторан.

И в этот момент левиафан, разогнавшись, идет в отчаянную атаку. Зачем? Почему? Наверное, в нашем лайнере ему привиделся соперник – ну как же, бороздит океан, а по размеру еще больше него, царя глубин.

Удар куда сильнее прошлого. Палуба содрогается и норовит сбить с ног.

Корабль выдержит. Как я надеюсь. Все же запас прочности его огромен. Штормы и волны, которые он пережил, тому надёжные свидетели.

Вибрация. Тянет чем-то горелым. Люди высыпают на палубу. Лица пассажиров озабоченные, некоторые - испуганы. Лица членов команды – деловые и сосредоточенные. Капитан, как всегда, невозмутим и корректен.

- Прошу не волноваться. Все в порядке. Нашему кораблю ничего не грозит, - спокойно произносит он, и паника, еще даже не разгоревшись, тухнет.

И тут где-то в глубинах лайнера ухает взрыв. Потом другой – сильнее. Кажется, что корабль сейчас подпрыгнет.

- Что это, Дьявол их раздери? – негромко спрашиваю я, ловя за руку Алекса.

- Мне кажется, Левиафану удалось невозможное – он угодил в стык между швами, как раз в машинное отделение, где работают двигатели. Сейчас там огненный ад.

Корабль начинает терять ход, притом достаточно быстро. Все сильнее тянет дымом. И вот уже появляются всполохи пламени.

- Шлюпки на воду. Команде занять положенные по расписанию места. Пассажирам готовится к эвакуации, - все с тем же олимпийским спокойствием приказывает капитан.

Пассажиров в порядке¸ поддерживаемом гигантскими усилиями команды, рассаживают по шлюпкам. И шлюпки экстренно рушатся в океан, поднимая брызги. Слышатся проклятия, стоны и даже плач. Кто тут такой нервный, что рыдает в три ручья? Да это не так важно.

Из глубин появляется страшная тень - и шлюпка с готовностью разлетается вдребезги.

- В шлюпку, - обращается ко мне подтянутый и деловой матрос. У них у всех потрясающее самообладание.

- На ужин левиафану? – усмехаюсь я.

- Но так положено.

- Нет уж. Пойду в каюту. Может, и вздремну чуток…

Я действительно иду в свою каюту. Огню еще долго до нее не добраться. Мне не хочется смотреть на разыгрывающуюся на поверхности океана трагедию и, тем более, быть ее участником. Я лучше тихо и достойно сдохну в своем любимом кожаном кресле.

Новый удар. Новый взрыв. Корпус корабля раскалывается, и в пробоины несется вода.

Смерть на этот раз страшная, болезненная. Корабль разламывается. Но меня каким-то чудесным образом выкидывает из него. И теперь крутит в водовороте.

Изредка я выныриваю на поверхность и глотаю воздух. Потом попадаю в какую-то камнедробилку, которая лузгает людей, как семечки – и становится понятно, что я таки попал в пасть левиафану.

Даже странно, что мы, такие мелкие и незначимые, все же попали на его зуб. Это неестественно, но в этом какая-то страшная людоедская суть момента. Кажется, чудовище хочет пожрать не только наши тела, но и завладеть душами. И это очень плохо.

Дикая боль. А потом…

***

Тишина. Даже кажется, что не слышно работы двигателя. Какое-то величественное спокойствие опустилось на окружающую реальность.

Корабль режет острым носом податливые воды спокойного океана. Над головой – ярко зеленый купол неба с ярко-красным солнцем. А внизу – чистая и до невероятия прозрачная вода, переходящая в бездонную черноту. В черноте видны звезды, две луны и хвост огромной кометы.

Что это? Как? Волшебная иллюзия, или реально внизу космос? Да кто же поймет. Даже голову ломать не хочется – все равно бесполезно.

- Есть многое на свете друг Горацио… - начинает Алекс, завороженно вглядывающийся в звезды под ногами.

- Что и не снилось нашим мудрецам, - выдаю я всплывшее из каких-то древних пластов моей памяти окончание когда-то и где-то крылатого выражения. Когда и где? Да разве это важно? А важно, что я еще чего-то помню.

Левиафан оборвал тот наш короткий круг. Потом их было еще много, этих самых кругов. Мы тонули от пробоин, нас накрывали извержения вулкана и срывающиеся с пилонов под крыльями самолётов ракеты воздух-земля, точнее – вода. Нас засасывала пучина, когда вода с ее неожиданно и непонятно изменившимися физическими свойствами вдруг отказывалась держать на плаву лайнер. Почему? Не спрашивайте.

Но главное – всегда после этого начиналась новая кругосветка. Без всякого шанса дойти до конца.

Наш путь лежал через острова и материки. И везде – через порты.

Вот мы отчаливаем от очередного острова, сотрясаемого подземными толчками. По склонам гор широким потоком течет магма. Мы уже на нормальном расстоянии, когда остров начинает раскалываться и погружаться в пучину. Глубина под нами достаточная, поэтому волна цунами не топит наш корабль, но все равно волна грандиозна. Нас швыряет от небес к глубинам, так что сердце заходится, будто мы на залихватском аттракционе…

Порт пуст. Город пуст. Все население собрано на гигантской круглой арене. Сегодня день Большой Жатвы. В центре арены стоит огромный, нагретый докрасна механизм в форме трехрукого демона с огромными золотыми клыками и серебряными рогами. Эдакая гигантская печь. В пасть демона строем идут одурманенные наркотиками дети. В последний момент у них включается инстинкт самосохранения, но облаченные в костюмы чертей служители заталкивают их внутрь, в покатый лабиринт, и там они рушатся в пламя. Их крики заглушает восторженный вой толпы. Жертв много. Бог Ламех удовлетворен. Будущее светлеет. Оно куплено невинной кровью…

Ради светлого будущего взлетает обсидиановый нож над ритуальными жертвами на вершинах пирамид…

Ради светлого будущего представители народа куки вешают и забивают кирками, камнями, да просто ногами представителей народа туппи, сбрасывая тела в воду бухты. На мясо бросаются хищные, похожие на пираний, рыбы, кишащие вокруг нашего входящего по кровавой воде в порт корабля…

Методично и добросовестно боевые гигантские механизмы равняют с землей континентальный порт Рура - со всеми историческими памятниками, инфраструктурой, домами. Тяжелые шагающие танки своей неумолимой поступью размазывают людей в фарш. Здесь не должно остаться ничего и никого. Ради светлого будущего водителей этих механизмов и их семей…

Корабль входит в самый центр битвы, где с утлых суденышек – их тысячи и тысячи, воины в античных доспехах азартно лупят друг в друга камнями из баллист и пытаются таранить противника острыми металлическими таранами – их называют шпиронами. Они тоже не мыслят себе будущего без поверженных врагов. Через битву мы проходим на всех парах. Пассажиры машут приветливо руками дерущимся на галерах людям. Пока в одного не прилетает огромная, как бревно, стрела, прибив его к надстройке – так и застыл бедолага, как пришпиленная иголкой в коллекции энтомолога бабочка… Впрочем, ничего фатального – уже на следующий день я вижу его на завтраке и вежливо здороваюсь…

Ярче всего впечатываются в память войны и кровь. А обыденность убаюкивает, ты будто спишь в ней наяву. Старинные и современные города, бесчисленные достопримечательности, театры, музеи. Мир живет не только войной. Просто войной он живет наиболее страстно и ярко. В этом, наверное, суть человеческой природы.

Их слишком много, этих жертв. И достопримечательностей. И вообще всего на свете. Слишком много, чтобы вызывать хоть сколь-нибудь сильные эмоции. Все это чредой проходит мимо, растворяясь в прошлом. И уходя в будущее. Будущее – нам не надо его создавать и бороться за него. Оно дадено пассажирам в самой шикарной обертке - и в этом есть что-то неправильное.

- Океан бесконечен. Простор бескрайний. Ну почему нам так тесно в нем, как у тюрьме? Мы заперты, Алекс, - в порыве рефлексии долдоню я, потягивая коктейль на смотровой палубе. У коктейля опять новый изумительный вкус. Или хорошо забытый старый? Это не имеет никакого значения. Главное, он мне приятен.

- Заперты, - соглашается Алекс, прихлебывая свое неизменное виски – он никогда не пьянеет и отлично знает норму, но при первой возможности в его руке оказывается бокал с этим коричневым высокоградусным самогоном, который лично я терпеть не могу.

- И кто нас запер? – настаиваю я.

- Тот, у кого была такая возможность…

***

Лоцманский ярко-желтый, с оранжевыми и зелеными полосами, катерок добросовестно указывает нам путь к причалу.

- Красота! – в голосе Алекса проскальзывает оттенок искреннего восхищения.

Город действительно очень красив. Он на холмах, за которыми заснеженные вершины гор. Поднимается уступами – виллы, дворцы, и шпили, шпили, шпили. Взмывают вверх причудливо закрученные винтом или пронизывающие острием воздух небоскребы. Их мало - всего каких-то четыре штуки, и они расставлены по разным концам так, что будто бы поддерживают небо над мегаполисом. По шоссе и многоуровневым развязкам мчатся разноцветные, каплевидных форм, машины, ныряют в узкие улочки и теряются в них. Город опутывают линии монорельсов и связывают натянутые нити канатных дорог.

При сходе на берег, нам, как всегда, выдают наличные. На этот раз не купюры и мешочки с золотом, а золотистого цвета кредитные карточки.

- Много денег на них? – интересуюсь я.

- Хватит на год безбедной жизни, - улыбается капитан. – Так что можете не ограничивать себя ни в чем. Стоим в порту три дня. После – жду на борту. Всех, - с напором произносит он, почему-то глядя только на меня.

Брать экскурсии я не стал, хотя нам это активно советовали. Не так много городов приходится мне по душе так, как этот. И я хочу воспринять его, прочувствовать его пульс и суть без чьей-либо помощи.

Старвилль, как никакой другой город, приспособлен для праздной жизни. Песчаные пляжи забиты тысячами беззаботных людей. Белоснежные яхты устремляются на регату - их сопровождают катера и вертолеты. Ласковое, вовсе не обжигающее, солнце. Призывные взоры красавиц. Прямо рай на земле.

На редкость комфортно и расслабленно вокруг. Люди не борются за существование, а живут. И они наверняка не чувствуют себя в заключении, хотя их город микроскопически мал по сравнению с просторами океанов, которые мы меряем.

Все мимолетно. Я знаю, что вскоре меня опять ждет мой корабль. Моя каюта. И мои бесконечные океаны. И стирающиеся образы старых портов, и встающие из вод новые земли.

Не хочу!

А что я хочу? Остаться здесь? В надежде, что это место будет для меня менее тесным, чем весь этот мир и еще бесчисленное количество миров в придачу?

Поймешь, если попробуешь. Я хочу понять и почувствовать. Я хочу быть частью чего-то, а не праздным зевакой, уставшим считать порты и океаны.

Я знакомлюсь с Даяной - великолепной блондинкой лет двадцати пяти, непосредственной, душевной, открытой, немножко распутной, и, главное, без малейшего расчета или злости. Она умеет наслаждаться жизнью и дарить наслаждение другим.

Мы снимаем великолепный номер в отеле «Веселая лисица». И растворяемся в Старвилле.

Город искрящегося на волнах и золотых шпилях солнца сменяется городом полной луны и рассыпанных, как драгоценности, огней. Это город ночных развлечений – прекрасных театров – драма, музыка, комедия – кому что нравится. Город шикарных ресторанов с ласковой музыкой. И лунной дорожки, которая так хорошо видна со скалы, куда мы забрались и где пусто, тихо и безлюдно.

И я начинаю выбираться из скорлупы безразличия. Я уже с удовольствием ощущаю вкус изысканной еды, приятное дуновение ветров, нежность волн. Почти как прежде. Вспомнить бы еще, каково оно было – это прежде.

И я решаюсь. Все, не возвращаюсь на борт!

Что это? Побег? Дезертирство? Трудно сказать. Все зависит от того, в каком я качестве состою - в заключении или на какой-то непонятной службе. Или вообще подопытный кролик в гигантском эксперименте. Но я так дальше не хочу. Я так дальше не могу.

Выхожу утром из номера, где на широченной кровати после веселого времяпрепровождения сладко спит Даяна. Поднимаюсь на обзорную площадку за величественным Океанским Собором с пятью шпилями. Отсюда открывается вид на чашу бухты, на порт, празднично-разноцветные припортовые строения и массу судов и суденышек.

А вот и «Покоритель просторов». Он уходит из бухты в открытое море. Он продолжает бесконечное путешествие. А я остаюсь!

Меня не вернули. За мной не охотились. Они просто ушли. Я совершил выбор. И я буду стоять на нем…

Я возвращаюсь в отель, но Диану там не застаю. Одна лишь записка «Меня вызвали срочно на работу. Увидимся вечером. Целую! Я твой котик, а ты мой котище!»

Какое-то непонятное чувство гложет. Какой-то незавершенности. Решение принято. Решение исполнено. Но точит червячок…

Я снова начинаю крутится в городе. Брожу по шикарному парку с огромными деревьями. Их массивные стволы сплетаются наверху в кроны, создающие сплошной зонт от солнца. Запах стоит умопомрачительный – хвойный и вместе с тем дурманяще сладкий. Яркие цветы образуют разноцветный ковер. Красиво. Настолько, что даже пробивает и меня, что очень редко бывает.

Мне здесь нравится. Именно здесь я могу, наконец, приобрести второе дыхание… Или потерять первое…

Беру билет на канатную дорогу. Это страшно увлекательно и вдохновляюще – смотреть на такой город сверху.

В круглой стеклянной кабинке я один. Она неторопливо, покачиваясь, ползет вверх. Я насаждаюсь пейзажем.

И тут что-то трещит. В нос бьет запах гари – такой бывает, когда горит изоляция.

Кабина рывком останавливается.

Слышатся возбужденные, испуганные крики. Персонал канатки в коричневых фирменных костюмах начинает метаться внизу - как мне кажется, бесцельно и испуганно.

Застрял я не вполне привычной высоте. Интересно, если не заведут этот механизм – как меня будут снимать. Подгонят кран?

Во мне волной просыпаются и захватывают все мое существо забытые чувства. Оставшись без корабля, я остаюсь наедине с привычными обычным людям смертельными рисками, угрозами. От этого бурлит кровь.

Опять треск. Хлопок. Дым начинает есть глаза.

Кабина дергается, проседает.

И летит низ, прямо на бетон. С двадцатиметровой высоты…

***

В библиотеке приятный полумрак. От зеленого абажура падает на стол волшебный свет, высвечивающий строки и картинки в выбранных мной книгах.

Я упорно копаюсь в философских трудах, тщетно ища там ключ к моему странному существованию. Сколько же всего написано о свободе выбора. О предназначении. Об осознании и ощущении Мироздания. Все очень умно. И до безобразия бестолково. Никакой конкретики. Ничего про корабль, океан и вечные возращения на палубу…

Это не первый мой побег. И каждый раз я надеялся, что получится.

Не получалось никогда. Всегда что-то происходило. То натыкался на полицейских, которых не удовлетворяли мои документы, и они депортировали меня на корабль. То начинался приступ клопиной лихорадки, и, после оказания неотложной помощи и вкатывания приличной дозы вакцины, меня препровождали на корабль.

Но сейчас корабль ушел без меня. И я надеялся….

- Оставь надежду, всяк сюда входящий, - будто поймав в воздухе мои разлетающиеся птичками мысли, произносит, присаживаясь рядом, Алекс.

- Дантовский круг, - вспоминаю я давно забытое. - Мы в аду?

- Вряд ли.

- В плену?

- В чьем? Как бы не оказалось, что в собственном, - задумчиво тянет Алекс.

А я чувствую, как во мне просыпается давно забытое бешенство.

- Я найду способ разорвать этот круг!

- И попадешь в другой?

- Есть кроме кругов еще прямые. Нужна лишь воля. Воля и жажда изменений…

- Прямые тоже замыкаются в связи с кривизной мирового пространства на себя.

- Алекс, а, может, пора заканчивать? – смотрю я в глаза товарища. - Не хочу, чтобы мир менял меня. Хочу сам менять мир

- Одно без другого не бывает, - напутственно говорит Алекс, и я вижу в его глазах колыхнувшуюся тьму. И тут меня обжигает откровение – а он явно больше, чем попутчик. Он кто-то еще. Но кто? Надсмотрщик? Ангел-хранитель? Бес-искуситель?

- Алекс… - на меня снова накатывает волной злость, с которой я ничего не могу поделать. Мне хочется выдать что-то донельзя грубое и страшно обидное. И вдруг раздражение переходит в мрачную, сумасшедшую решимость. – Я остановлю наш путь! Я найду сердце корабля. И вырву его!

- И будешь в корне неправ, - безмятежно произносит Алекс.

- Буду. Но это будет моя неправота. И я сделаю хоть что-то!

Я вскакиваю и вылетаю из библиотеки. Мне вслед несется голос Алекса, пытающегося удержать, что-то объяснить, но я его больше не слушаю. Сегодня он мне не союзник. Я устремлен вперед, как пуля. Но куда? Неважно. Куда попадет – там и будет цель.

Я несусь по коридорам, пролетая мимо баров, ресторанов, конференц-залов и массажных салонов. В чрево корабля, в глубь его!

Я плюю на все вывески и запреты. «Закрыто». «Только для персонала». «Не входить! Опасно!» Не обращая внимания, распахиваю эти двери. Устремляюсь вниз.

Лестницы, коридоры, небольшие залы. Все проносится мимо.

Служебные помещения далеко не такие шикарные. Ни тебе деревянных панелей, ни ковровых дорожек и бронзовых светильников. Все рационально. Плафоны с бело-голубым светом. Пластиковые полы. Металлические стены. И двери, двери, двери. Закрытые, запертые, замурованные, заваренные. Были и открытые – но там все стандартно. Койки. Или столы. Какие-то приборы. Ничего необычного. Но все пусто. Стерильно. Будто корабль только со стапелей.

Куда я стремлюсь? Точно не знаю, наверное, в двигательное отделение. Мне надо увидеть, что за сила движет нас вперед. А потом… Потом попытаться сорвать предохранители… Если дадут… Но я чувствую в себе невиданную силу и волю.

Так, вниз. Направо.

Мелькают одни за другими указатели и таблички. Знаки – химической опасности, радиоактивной угрозы. Схема эвакуации, на которой ничего не понятно. Стрелки и указатели - «Седьмая палуба», «Топливное хранилище», «Грузовой трюм». И так далее. И все такое прочее.

А вот и «Машинное отделение». Я иду туда, куда указывают, и опять натыкаюсь на стрелки. «Камбуз». «Электроподстанция». «Двенадцатая палуба».

И опять лестницы. Им несть числа, как и океанам, которые мы прошли и пройдем. Тупик. Я опять в тупике!

Прислоняюсь к холодной металлической стене. Сколько я так мечусь по палубам? Час, два? Заплутал, заблудился, потерялся. Первоначальный импульс иссякает, и я устало замираю. Где выход, черт возьми?

Неужели выхода нет.

Пустота. Никакого присутствия людей. Спросить совершенно некого. Я уже хочу на пассажирскую палубу. В ресторан и в шикарную каюту. Я буду тихим и послушным. Я буду плыть по океану, ни о чем не спрашивая.

Нет, не буду! Огонь все еще горит в моей груди.

Неожиданно из прохода выходят двое матросов.

- Подождите! – кричу я, устремляюсь за ними.

Но они, не обращая внимания, сворачивают за угол

Я резко рвусь вперед, до пустоты в груди боясь упустить их. Вот и поворот.

Едва не бьюсь лбом в глухую стену. Тут никого нет. И матросов нет. И дверей нет. И даже пол ровный – провалиться через него нельзя.

Чертовщина. Одна чертовщина.

Иду вниз. По ступенькам. Палуба за палубой… По идее, я давно должен спуститься ниже днища корабля и дойти до дна океана.

Очередная лестница приводит меня в маленький коридорчик. И я останавливаюсь, не веря в свое счастье.

В коротком коридорчике, стены которого покрыты полированными панелями из красного дерева, перед закрытой дверью с бронзовой ручкой стоит подтянутый матрос в парадной форме, в белых перчатках. Как на карауле.

- Добрый день, - говорю я, стараясь, чтобы предательски не дрожал голос. - Могу пройти?

- Конечно, - приветливо улыбается матрос и распахивает дверь.

И я оказываюсь в капитанской рубке, с высоты которой открывается отличный вид на корабль с его мачтами, антеннами, и на океан…

***

- О, Иван Иванович Иванов, - будто ставя диагноз, произносит капитан. – Я к вашим услугам.

Мостик – это святая святых. Я даже не представлял, что сюда могут допустить кого-то из пассажиров. Но меня допустили. И в глазах капитана такое сочувствие и забота – как у домашнего доктора.

- Вы взволнованы? Устали? – участливо произносит он. Приглашает меня занять массивное крутящееся кресло около круглого столика, что я и делаю. Сам он располагается в кресле напротив.

Рубка просторна и функциональна. Огромный деревянный штурвал – такие были еще на каравеллах и, как я думал, позабыты давно - сейчас все больше джойстики и автопилоты. За штурвалом стоит невозмутимый и огромный, как медведь гризли, рулевой. Он не обращает на наш разговор никакого внимания. Он ведет корабль вперёд. И он чутко слушает команды капитана. Только команды – больше ему ничего не нужно.

Вон рычаг судового телеграфа – как на старых пароходах. А вот множество вогнутых пультов и самой различной аппаратуры – она перемигивается лампочками, мечется стрелками, жужжит и пиликает. Светят экраны радаров и мониторов. Сюда сходятся данные со сканеров, со спутников - если они есть. Корабль оснащен новейшими системами навигации и безопасности. Он совершенен.

Три человека из группы управления и навигации вросли в кресла на своих местах. Их пальцы шустро бегают по клавиатурам, щелкают переключателями, глаза безошибочно и моментально считывают информацию.

- Устал, - киваю я, разваливаясь в кресле и ощущая немоту усталости в ногах. - Я от всего устал. Усталости моей нет ни начала, ни конца. Мы очень давно плывем. Может быть, даже вечность

- Вряд ли, - возражает капитан. - Вечность – это слишком долго.

- Мы умерли, и это река Стикс?

- Точно нет.

- Тогда к чему это все? Курс. Корабль. Океан.

- Кто же ответит? Нам положено плыть.

- Кем положено?!

- Кто же это знает…

- Это надо умудриться – быть запертыми в бесконечности, - усмехаюсь я. - Нет смысла. Нет страсти и любви. Нет родных и друзей. Нет достойного дела. Нет изменений. Нет созидательного труда.

- Труда? Вы хотите стать капитаном? – удивляется капитан.

- Нет. Я хочу хотя бы прокладывать курс

- Это самое сложное.

– Как можно прервать этот бесконечные циклы?

- Зачем?

- Потому что они бесконечны. Бесконечность пугает и высасывает радость бытия. Как остановить бег по кругу?!

- Я не знаю.

- Я хочу потопить корабль.

- Вы это серьезно?

- Серьезнее некуда.

- Он непотопляем. Точнее, он всегда в итоге оказывается на курсе. Пока он работает исправно, нам ничего не грозит, - капитан показывает рукой на компас – старомодный, на метровой деревянной, отделанной бронзой и золотом, подставке. Стрелка там плавает в спирте, очень точно указывая курс на магнитный полюс… Или на что-то еще…

- Хотя бы попробую. Хоть что-то! – в голосе звенит вызов капитану, кораблю, мирозданию.

Капитан кивает. Резко встает и подходит к шкафу, похожему на оружейный. Открывает извлеченным из кармана кителя ключом. Притом делает это так неторопливо и размеренно, что просто выбешивает меня. В груди моей опять поднимается злость.

В шкафчике и правда в ряд, в специальных углублениях, стоит оружие. Три автомата Калашникова, несколько карабинов. На нижней полке - ящики с патронами и с пистолетами.

Капитан кладет ладонь на короткоствольный многозарядный карабин огромного калибра– такой может человека разнести на куски. Берет его в руки. Поглаживает убийственную сталь и внимательно, как охотник на дичь, смотрит на меня.

Я будто в холодную воду падаю. Представляется очень живо, как сейчас выстрел этого калибра разносит мое тело. А что? Капитан имеет на это полное право. Диверсант решил утопить корабль. Диверсант уничтожен.

Капитан сжимает до белизны в руках карабин и с явной неохотой возвращает его в стойло. Делает мне приглашающий жест:

- Пожалуйста, вооружайтесь для своей непримиримой битвы. Желание пассажира – закон.

- Даже такое желание?

- А чем это желание хуже других?

Поднимаюсь из кресла, как будто срываюсь в пропасть – обратного пути уже не будет. Ощущаю, что ноги и руки мои немеют, и неуверенность сковывает меня. Но пламень еще горит. И он толкает меня вперед.

Нет, огнестрельное оружие мне не нужно. Мне достаточно большого красного пожарного топора, который зачем-то стоит в одном ряду с карабинами и автоматами.

Я беру его. Гладкая деревянная ручка ласкает ладонь.

Капитан спокойно смотрит, как я иду в центр рубки. Заношу топор. И опускаю его на компас.

- Ну, вы сами выбрали, - только пожимает плечами капитан. – Надеюсь, вам удастся сдвинуть главный поток. Хотя бы на немного. Это уже очень много.

Но ничего не происходит. Корабль все так же идет вперед. Только разрубленный компас лежит в вытекшей из него луже на металлическом полу.

Я разочарован. Из меня будто высосали все силы. И я, обессиленный, падаю в кресло. Закрываю глаза.

Из этого разочарованного полузабытья меня выводит резкий сигнал тревоги. Он пульсирует, не дает мне и дальше пребывать погруженным в себя. Отзывается бешенным стуком сердца.

Я вскакиваю:

- Что там?

- Справа по курсу, двадцать градусов, - звучит в динамике голос впередсмотрящего.

Что-то происходит. Притом значительное. Впервые вижу, как капитан бледнеет.

Чем удивят на этот раз нас глубины? Торпеды, подлодки, стаи пираний – все это мы видели. Даже левиафана видели. Вряд ли будет что хуже…

Но они удивили. Да еще как!!!

- Он пришел, - сдавленно произносит капитан, завороженно глядя на вспучившийся океан…

***

На наших глазах происходит нечто жуткое и невообразимое. Резко темнеет до того бездонное голубое небо – теперь оно отливает красными цветами и давит багровыми тучами. Волны становятся темными, почти черными, двигаются тяжело, массивно и будто покрыты пленкой бензина.

А из пучин поднимается чудовище глубин, по сравнению с которым разбивший наш корабль левиафан смотрелся бы жалкой селедкой.

Кажется, что это не живое существо, а сама планета вспучилась.

Темно-бардовая, гладкая, местами сияющая светлячками лоснящаяся кожа. Гигантское тело то ли каких-то запредельных размеров спрута, то ли громадного воздушного шара. Он шарит вокруг тысячами щупалец. И тысячи глаз, которые обрамляют тушу, сейчас, готов поклясться, сосредоточены на нас. И хочется провалиться сквозь землю – прямо к ее к ядру, которое расплавит эти глаза чудовища, испепелит несущиеся к нам щупальца. Но надежды тщетны.

- Что это? – едва слышно выдавливаю я, ощущая, что ноги почти не держат, накатывает тошнота, и голова идет ходуном от какого-то дикого внешнего давления на нее.

- Вы вызвали Ктулху, - негромко поясняет капитан.

- Кого?!

- Такой злой страж границ между мирами. И тиран миров.

Накатывает новая волна исходящего от существа наведенного ужаса. И с еще большим ужасом я понимаю, какую огромную глупость совершил.

- Сделайте что-нибудь! – во весь голос кричу я.

Ничего не может быть хуже этого существа. Хочется повернуть все назад, но это невозможно. Ктулху – это не драка в кабаке, после которой очнешься в родной каюте. Это какой-то страшный и окончательный итог.

- Делать мне? – саркастически вопрошает капитан. – После того, как сделали все вы. Решив за всех.

На его лице появляется какое-то брезгливое, презрительное выражение – но лишь на миг. И мне становится совсем тяжко на душе. Рубануть топором – большого ума не надо. Ум нужен, чтобы разгребать последствия. Но иногда последствия бывают такие, что не разгрести всем миром.

Капитан по инерции отдает команды. Управляет кораблем. Но во мне крепнет убеждение, что все это зря.

Ктулху, оглядевшись огромными и светящимися, как солнечный диск, бесчисленными глазами, наконец, заметил нас. И одно из щупалец устремляется вперед.

Кажется, этот удар может вспороть саму ткань Вселенной. Что ему какое-то утлое суденышко. Скорлупка в бушующем море.

Но первый удар проходит мимо.

Второй врезает по корме, снося с нее кормовые надстройки и шлюпки. Но корабль все же упрямо движется вперед.

Слышится жадный вой, сотрясающий океан, который вздыбливается волнами и клонит наш корабль. Ктулху в ярости. Ктулху не поддается его добыча.

Следующий удар особенно впечатляющ. Щупальца движутся быстро. Даже стремительно.

Треск. Скрип ломающихся переборок. Навстречу стеклам рубки стеной летит вода. И продавливает их.

Вот теперь уже все! Выбор сделан. Выбор оплачен…

***

Звездное небо. Бесконечное, с закручивающимися галактиками и ореолом туманностей. Мне кажется, я узнаю созвездия. Теперь они для меня важны.

Прямо передо мной огромная голубая планета. Рядом – серебряная луна. И цепочка орбитальных станций.

- Незабываемое зрелище, не правда ли, Иван Иванович, - говорит расслабляющийся в кресле-пузыре рядом со мной, на обзорной палубе, человек.

Он полноват, гладко выбрит, лыс, одет в золотистый комбинезон и тяжелые башмаки. И совсем незнаком мне… Незнаком? Почему-то мне кажется, что он очень похож, несмотря на внешние отличия, на Алекса.

- Незабываемое. Но лишь для тех, кто помнит, - усмехаюсь я, пытаясь реанимировать память.

Но она обрывается на ударе воды о рубку корабля. Моего старого доброго «Покорителя просторов»

- Всем занять места в стабилизационных ложах в своих каютах, - доносится будто со всех сторон уверенный мужской голос. - Через пять минут наш круизный звездолет начнет заход на посадку на планету Апра. Экскурсии вы можете заказать у аниматора, а валюту получить у капитана. Приятной тверди, уважаемые пассажиры…

Звезды. Планеты. Орбитальные станции и прыжки через гигантские пространства.

Во мне вспыхнул интерес. Все такое яркое. Все внове. Все, надеюсь, будет интересно и восхитительно… Во всяком случае, первую тысячу лет…

_ ___________ _______________________

И любимая читателями реклама.

Высокохудожественные книги про странное будущее в космических безднах…

«Бои космического значения»

https://author.today/work/99943

«Коридор кривых зеркал»

https://author.today/work/105635

Серия о большевистской революции в мире бояръ-аниме

«Полк орков имени товарища Сталина»

https://author.today/work/series/38699

Заодно серия про счастливое и не очень будущее в параллельных мирах

«Эффект Манделы»

https://author.today/work/series/22938

Благодарю за внимание. И за невнимание тоже…