Андрей Леонидович: Сегодня мы продолжаем наш разговор о ленинградской блокаде и об участии Финляндии в блокировании нашего города. Наши постоянные радиослушатели помнят, что поводом к началу нашего разговора послужила публикация книги доктора исторических наук Николая Ивановича Барышникова «Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941 – 1944 год». И сегодня в студии Санкт-Петербургского Дома радио у нас присутствуют автор книги Николай Иванович Барышников, профессор кафедры истории и мировой политики Северо-Западной Академии государственной службы, а также Йохан Бекман, руководитель института Бекмана, магистр Хельсинского университета. И ему как раз принадлежит заслуга издания этого интереснейшего исторического исследования о советско-финских отношениях времён Второй мировой войны. Наш сегодняшний разговор я хотел бы начать с того, что остановило финские войска на подступах к Ленинграду. Почему всё-таки они остановились в значительной степени на линии старой советско-финской границы?
Николай Иванович: Вы адресуете этот вопрос мне?
Андрей Леонидович: Да, Николай Иванович, как автору книги.
Николай Иванович: Понятно. Дело в том, что этот вопрос для тех людей, которые занимаются Карельским перешейком или живут на Карельском перешейке. Они находятся в некотором заблуждении относительно причин, почему так произошло. Ну, во-первых, финские войска не остановились на старой государственной границе. Они её пересекли и продолжали наступление в сторону Ленинграда. Были взяты Старый Белоостров (это уже за пределами этой реки на южном побережье), затем населённые пункты: Охта, Александровка, но не станция Александровка, а есть такое же поселение недалеко от границы. И в Финляндии в некоторых работах приводится карта, куда вышли финские войска, перейдя старую границу на Карельском перешейке. Некоторые историки это объясняют выравниванием линии. Но на самом деле произошло это по целому ряду причин. Если кое-кто думает, что основная причина заключается в том, что Маннергейм решил дальше не наступать на Ленинград, а некоторые даже говорят, что он спас Ленинград, остановив финские войска, – это неправда. Существует совершенно точно целый ряд причин, почему это произошло.
Мне как-то здесь, в нашем городе, на конференции, которая была посвящена блокаде Ленинграда и битве за Ленинград, довелось выступать по этому вопросу. И на конференции присутствовал один из известных в Финляндии специалистов по Второй мировой войне, историк, профессор Охто Маннинен. Он потом после меня выступил и сказал, что согласен с теми положениями, которые я сформулировал, обосновывая причины, почему так произошло, почему финские войска дальше не смогли продвигаться в сторону Ленинграда.
Так вот, таких причин несколько.
Первая причина заключается в возросшем сопротивлении наших войск. Когда финские войска перешли старую границу и стали продвигаться вперёд, то командование Ленинградского фронта обязало командующего 23-й армией генерала Черепанова использовать все резервы и возможности, чтобы приостановить продвижение вперёд. Были сформированы морские подразделения. Моряки, как известно, очень самоотверженно воевали. Они здесь стояли насмерть, сражаясь с наступавшими войсками на Карельском перешейке.
Вторая причина заключалась в том, что финские солдаты стали отказываться наступать дальше через старую границу. В ряде частей отказывались наступать не одиночки, а целые подразделения. И вот потом я, забегая вперёд, скажу, что в одну из таких частей прибыл маршал Маннергейм несколько дней спустя. Есть фотография, когда он в сопровождении высокопоставленных военных из финской армии, видимо, там вёл разговор на эту тему. Отказ финских солдат продвигаться дальше в сторону Ленинграда являлся, таким образом, второй причиной. И у финских историков есть Ю. Куломаа. Это историк, который специально посвятил свою работу исследованию произошедшего в финской армии, когда началось дезертирство и отказ от наступления дальше.
Третья причина заключалась в том, что к этому времени приостановилось наступление немецких войск с юга на Ленинград: попытка штурмовать город захлебнулась, и немецкие войска затоптались на месте. То есть для финской армии этот факт был весьма значительным. Что же, финские войска будут наступать вперёд, а немецкие, собственно говоря, на юге не продвигаются?
Следующая причина заключалась в том, что в международном отношении Финляндия оказалась в очень неловком положении, поскольку и Соединённые Штаты, и Англия стали требовать от финского руководства отказаться дальше от захвата территории Советского Союза.
Андрей Леонидович: Большое спасибо, Николай Иванович. А теперь вопрос господину Бекману. Вы согласны с той оценкой, которую даёт Николай Иванович Барышников?
Йохан Бекман: Андрей Леонидович, естественно, я согласен. Эти факты в принципе, конечно, известны уже, они давно известны. Но, к сожалению, не все наши историки их повторяют таким же образом, как Николай Иванович. Особенно интересен, конечно, тот факт, что даже простые солдаты, рядовые финской армии, отказались от наступления, когда речь зашла о наступлении через старую границу. И этот факт очень интересен в истории Финляндии, именно об этом очень много говорили. Как Николай Иванович уже сказал, всеми этими фактами у нас занимался историк Ю. Куломаа. Есть и другие историки, которые изучали эти вопросы. У нас в Финляндии даже показывали художественные фильмы, в которых рассказывается об этих событиях, о том, какие были настроения среди финских войск и именно о проблемах, связанных с наступлением через старую границу.
Николай Иванович: Йохан, но немцы требовали продолжать наступление. Кейтель специально по этому поводу вел с Маннергеймом разговор о том, что финская армия не должна останавливаться.
Йохан Бекман: Ну, естественно, немцы многого требовали. Я считаю, что если мы говорим о том, кто спас Ленинград, то это не обязательно Маннергейм, а, можно сказать, что каким-то образом даже обычный финский рядовой солдат.
Андрей Леонидович: Ну, что ж, это, конечно, я думаю, более правильная точка зрения: что не добросердечие маршала Маннергейма, а именно нежелание многих рядовых финских военнослужащих двигаться дальше через государственную границу 1939 года.
Николай Иванович: Андрей Леонидович, я хотел бы тоже вклиниться в этом месте в наш разговор. Дело в том, что представитель германской армии в ставке Маннергейма, а ставка находилась в городе Миккели, передал со стороны германского командования настоятельное требование, чтобы финские войска наступали. И вот что ответил Маннергейм, и это в литературе зафиксировано. Он говорит приблизительно следующее: «Мы не можем дальше наступать. Мы потеряли слишком много людей. К тому же, чтобы прорваться дальше через карельский укреплённый район, нам нужны пикирующие бомбардировщики и тяжёлая артиллерия с тем, чтобы сломить сопротивление. У нас их нет. И мы не можем наступать. Лучше бы было, если бы вы перебросили сюда 163-ю немецкую дивизию, которая из Швеции прибывала. И пусть бы тогда она бы развернула здесь наступление».
И из Германии, из Берлина, поступило сообщение о том, что 163-ю дивизию невозможно направить на Карельский перешеек, она будет двигаться к Свири, где финские войска тоже должны наступать навстречу германской группе армий «Север».
Вот эта деталь тоже, мне кажется, очень важна для понимания ситуации. То есть, Маннергейм признаёт, что большие потери были в финской армии, что она уже не имеет возможности вести наступательные бои.
Андрей Леонидович: Николай Иванович, но на меня, честно говоря, самое сильное впечатление произвело то, что 11 сентября 1941 года президент Рюти сообщил германскому посланнику в Хельсинки следующее: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке. Ленинград надо ликвидировать как крупный город». То есть, по сути, тогдашнее финское руководство в своих воззрениях на судьбу Ленинграда мало чем отличалось от тогдашнего германского руководства, которое считало, что с Петербургом надо покончить раз и навсегда.
Николай Иванович: Ну, действительно, вопрос о том, чтобы разрушить Ленинград, стоял в рассмотрении у финского руководства. И та цитата, которую Вы привели, известна в Финляндии. Но дело в том, что финские историки делают обобщённое представление о позиции президента Рюти, премьер-министра Рангеля, главнокомандующего маршала Маннергейма, обобщая большой период, и делают заключения об их позиции уже по поведению этих лиц дальше. А вот этот момент, когда решался вопрос о взятии Ленинграда и, собственно, его разрушении, замалчивается. И Вы помните, когда книга представлялась в университете в Хельсинки, этот вопрос ушёл в тень, его не рассматривали.
Йохан Бекман: Я могу повторить, что для финнов такие факты, конечно, неприятны. Такие события в разговорах очень сложно для нас откровенно обсуждать. Психологически, конечно, понятно, что наши историки, даже можно сказать, немножко и скрывают эти факты. То есть, они знают, конечно, но они скрывают или говорят, что это было неважно. Конечно, всё это было серьёзно. У Финляндии и Германии были общие интересы в том, что Петербург надо ликвидировать как крупный город или создавать город типа Данцига, такой вольный город, и границу Финляндии – по Неве.
Николай Иванович: Но дело вот в чём, Йохан, Вы знаете, что в книге я привожу одно место (это из обнаруженной мною телеграммы Кивимяки министру иностранных дел Финляндии) о том, что финское руководство должно официально заявить о необходимости уничтожения Петербурга. Эта телеграмма была адресована как личное письмо министру иностранных дел 26 сентября 1941 года. В книге она приводится. И в ней он пишет, что Финляндия должна официально заявить во всеуслышание, что Петербург нужно уничтожить.
И далее он говорит так: «Конечно, германское руководство ставит этот вопрос, но если будет известно, что официально выступила и Финляндия с таким требованием, это для Гитлера будет большим подарком». И вот тогда министр иностранных дел направляет это письмо президенту Рюти. И я обнаружил в фонде президента Рюти в национальном архиве Финляндии именно это письмо. Что думал Рюти? Как он реагировал на это письмо? Никаких следов нет. Но сам факт, что Кивимяки, посланник в Берлине, побуждал выступить с таким заявлением, весьма показательно. Финские историки об этом умалчивают, хотя я уверен, что те, кто серьёзно исследует эту проблему периода войны, видел, очевидно, эту телеграмму, это письмо, и реакции на это совершенно нет в финской литературе.
Андрей Леонидович: Николай Иванович, ну, наверное, коль скоро мы говорим о том, что и финские историки кое о чём умалчивают, то справедливости ради надо всё-таки помянуть о том, что и в нашей стране очень много диковинных представлений о событиях Второй мировой войны возникло в ходе горбачёвской перестройки, когда к власти пришёл так называемый «лучший немец».
И то, что меня поразило до глубины, – это когда мне недавно изложили совершенно фантастическую гипотезу о том, что те партизанские обозы, которые прорывались в Ленинград, чтобы помочь голодающим жителям нашего города, будто бы были пропущены специально немцами для того, чтобы оказать голодающим гуманитарную помощь. Такого рода исторические мифы могли родиться только, конечно, после того, как у власти в нашей стране побывал «лучший немец» Михаил Сергеевич Горбачёв.
И, конечно, наверное, в чём мы должны быть солидарны (если мы претендуем на звание настоящих историков, а не политиков, опрокидывающих эту самую политическую конъюнктуру в прошлое), то это в том, что мы должны стремиться к выявлению исторической истины, какой бы горькой она ни была. И, к сожалению, не только финские историки, а, может быть, в большей степени и российские, грешат той же самой страшной болезнью: желанием превращать историческую науку в политику, опрокинутую в прошлое, когда выхватываются отдельные фрагменты исторического знания; эти факты перетолковываются в угоду политической конъюнктуре, а потом создаётся совершенно вымышленная картина исторического прошлого. И дальнейшее существование народов ставится в значительной степени под угрозу. Когда они опираются не на реальные исторические факты, а на некие мифы, на некие вымыслы, тогда ведь, действительно, искажается не только картина прошлого, но и невольно изменяются те представления, которые связаны с настоящим и будущим развитием любой страны.
Николай Иванович: Андрей Леонидович, но основами для правильных представлений всё-таки являются документы. Если к ним подходить взвешенно, критически и попытаться проанализировать события, базируясь на документальной основе, то мы, наверное, придём всё-таки к правильному пониманию событий. Я Вам сейчас сошлюсь на одну вещь, опять-таки связанную с дальнейшим развитием событий периода блокады Ленинграда.
Когда события коренным образом стали меняться после поражения немецких войск под Москвой, после взятия нашими войсками Тихвина, после освобождения Ростова-на-Дону, когда изменилась существенно обстановка на советско-германском фронте, в Финляндии тоже отреагировали на это весьма болезненно. Что будет дальше? Не состоялась встреча финской армии с группой армий «Север». И наши войска предотвратили возможность создания второго кольца блокады. Это общеизвестный факт. Это была крупная победа для Ленинграда.
Но после этих событий выезжает в ставку Гитлера начальник Генерального Штаба финской армии Хенрикс. Я был в военном финском архиве и знаком с текстом донесения, которое представил Хенрикс после встречи в Берлине с Кейтелем и с Гитлером. Это начало 1942 года. И вот Хенрикс в этом обобщённом изложении характера переговоров, которые он вёл с германским командованием, пишет, что Гитлер ему сказал: «Мы будем брать Ленинград в ближайшее время. Мы не остановимся на этих позициях. И нам без помощи финской армии не обойтись. Что касается Петербурга, я остаюсь на прежней позиции уничтожения этого города. Я Вам прямо заявляю и надеюсь, что финская армия нам поможет». У меня ксерокопия этого документа Хенрикса есть, и я отношусь весьма внимательно к этой констатации, которую делает Хенрикс. И если подойти с позиции анализа документа, что мы видим? Германское командование не отказывается от взятия и уничтожения Ленинграда и надеется на то, что финская армия в этом отношении им окажет поддержку.
Йохан Бекман: Андрей Леонидович, я совершенно согласен, конечно. И хочу сказать, что именно такие факты, которые стоят на бумаге, в документах, полезны для наших историков, для финнов. Я могу сказать, что это издание уже вышло на русском языке, но есть перевод на финский язык, он готов, и книга будет издана через пару недель, то есть и финны могут познакомиться с работой Барышникова. Также эта работа будет издана ещё и на английском языке. Перевод на английский язык завершится скоро. Я могу сказать, что это весьма интересная работа, и я очень доволен, что после этих переводов многие, не только русские, и финны, но и другие европейцы смогут познакомиться с этой работой.
Андрей Леонидович: Но, как я понимаю, господин Бекман, это заслуга Вашего института, что книга нашего земляка Николая Ивановича Барышникова переводится и на финский, и на английский язык. И Вы, тем самым, содействуете распространению достоверных исторических сведений для всех народов европейского континента.
Йохан Бекман: Действительно, это очень хорошая книга. Это очень хорошая научная работа, и это стоит издавать на многих языках, это без вопросов.
Николай Иванович: Я вам должен сказать: то, что сделало издательство Йохана Бекмана, для меня это исключительно ценно потому, что в противном случае трудно было бы это исследование опубликовать, чтобы оно прозвучало. А так мы и в Хельсинки вели разговор дискуссионный на эту тему и, очевидно, будем продолжать это и дальше.
Йохан Бекман: Конечно.
Андрей Леонидович: Я хочу сказать, что ведь не только радио «Петербург» уже второй раз обсуждает книгу Николая Ивановича. Но мы видели по российскому телевидению как раз киносюжет, довольно продолжительный по времени, где я, Николай Иванович, мог посмотреть и на финского министра иностранных дел, который участвовал в обсуждении Вашей книги, и на видных финских историков. И прозвучал довольно положительный комментарий.
Но, мне кажется, существует даже одно обстоятельство более ценное, которое нас всех может объединить и подвигнуть к такому благородному начинанию, как стремление к выявлению исторической истины. Она может быть горькой, она может быть неприятной, она может шокировать даже целые народы. Потому что часто люди предпочитают думать о себе лучше, когда речь идёт об их политическом прошлом. Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин ведь не случайно писал:
«Тьмы низких истин мне дороже
нас возвышающий обман».
Всё-таки история будет, действительно, великой и точной наукой, если сами историки провозгласят своей высшей целью выявление исторической истины. Неуклонное стремление к познанию того, что было на самом деле. И я хочу сказать, что Ваш благородный труд вдохновляет и меня как председателя исторического радиоклуба в самое ближайшее время начать работу над обширным радиосериалом, посвященным истории Германии в ХХ веке. При этом в основу этого радиосериала мы хотим положить подлинные звукозаписи выступлений германских политиков, начиная с выступления кайзера в связи с началом Первой мировой войны, и, конечно, кончая выступлениями последних руководителей ГДР, канцлеров Федеративной Республики Германии.
Николай Иванович: То есть, это будет целая серия передач?
Андрей Леонидович: Да, это будет целая серия. И поскольку Вы, Николай Иванович, написали интересное исследование о контактах маршала Маннергейма, рейхсмаршала авиации Германа Геринга, то, конечно, мы были бы рады, чтобы в одной из серий нашего радиосериала, посвященного истории Германии в ХХ веке, Вы тоже приняли участие.
Николай Иванович: Можно фрагмент такой включить.
Андрей Леонидович: Да. Это, мне кажется, будет интересный фрагмент, тем более, что у нас уже есть звукозапись с довольно-таки «людоедским» выступлением рейхсмаршала Геринга. И, если бы нам удалось достать ещё где-то плёнку с записью маршала Маннергейма, то это было бы очень интересно. Самое, конечно, прискорбное, что куда сложнее доставать звукозаписи выступлений советских политиков. Вот это такой парадокс, связанный с тем, что у нас, к сожалению, существует определённое небрежение к документам прошлого, даже недавнего.
Николай Иванович: А голос Жукова есть? Всё-таки он был командующий Ленинградского фронта в критическое время осени 1941-го.
Андрей Леонидович: Конечно, надо обязательно доставать и голос Жукова. Но, увы и ах! Пока мы сталкиваемся с большими трудностями в поисках вот этих голосов крупнейших политических военных деятелей ХХ века. А кстати, господин Бекман, как с этим обстоит в Финляндии? В Финляндии любой человек может послушать голоса финских политиков с того времени, когда появилась звукозапись?
Йохан Бекман: Это хороший вопрос. Но, я думаю, что надо спросить в нашей радиокомпании, они там знают. Но в принципе я мог получить все выступления, которые просил. Например, весьма интересные выступления президента Ристо Рюти. Это возможно. Есть, конечно, ограничения, то есть не любой человек может получить. Можно попросить людей, которые работают в архивах нашей радиокомпании, они могут найти и сохранить на кассету и т.д.
Андрей Леонидович: Потому что, если бы Вам удалось составить такую фонотеку выступлений ведущих финских политиков, то, конечно, радио «Петербург» сделало бы с удовольствием такой сериал. Может быть, он был бы немножко поменьше, чем наш планируемый сериал «Германия в ХХ веке». Но почему не сделать сериал, посвященный Финляндии в ХХ веке и советско-финским отношениям?
Йохан Бекман: Да, это было бы очень интересно. Кстати, (это уже не по теме) у меня есть очень интересная речь премьер-министра Урхо Кекконена в 53-м году после смерти Сталина. Это очень длинная речь, и ее стоит послушать.
Андрей Леонидович: Но мы, кажется, немножко уклонились от нашей главной темы, о разговоре, связанном с блокадой Ленинграда.
Николай Иванович: Так вот, Андрей Леонидович, тут два этапа есть, о которых, если у нас позволяет время, надо упомянуть. Это, во-первых, отношение Финляндии к плану наступления на Ленинград и самой операции «Нордлихт», такая была операция, которая предусматривала штурм города уже в 1942 году. И затем заключительный этап боевых действий с Финляндией летом 1944 года, когда ликвидировался последний сектор или звено блокады, ведь Финляндия вышла из войны в сентябре 1944 года. Полное снятие блокады произошло в 1944 году в январе месяце. То есть, на юге уже блокада была ликвидирована, а северное звено продолжало оставаться. И оно оставалось до сентября 1944 года, таким образом Финляндия из блокадной системы вышла позже Германии. Финские войска продолжали находиться севернее Ленинграда в 30 км от города до лета 1944 года.
Андрей Леонидович: Да, это удивительная вещь, которая поразит многих наших радиослушателей потому, что, как мы говорили в прошлой нашей радиопередаче, для того, чтобы не омрачать советско-финские отношения в недавнем прошлом всё, что было связано с финским участием в блокаде Ленинграда, сознательно замалчивалось. Пусть это была благая политическая цель – укреплять дружбу между нашими народами, но, конечно, это благая политическая цель уводила нас бесконечно далеко от исторической правды, которую мы сегодня и пытаемся себе уяснить.
А вот, Николай Иванович, такой вопрос: как складывались отношения между нами именно в январе 1943 года?
Николай Иванович: Дело в том, что произошло после Сталинградской битвы. Ведь поворот в событиях Великой Отечественной войны был связан с поражением немецких войск под Сталинградом, но битва за Сталинград охватывает несколько месяцев, помните, конец 42-го и начало 43-го года. Так вот, когда ликвидировалась группировка Паулюса, перешли в наступление войска Ленинградского и Волховского фронтов, и 18 января 1943-года была прорвана южнее Ладожского озера блокада Ленинграда.
В Финляндии отреагировали на это событие весьма болезненно. И есть такой финский писатель Паволайнен, который вел дневник событий, и он записал: «Вот теперь, когда прорвана блокада Петербурга, то для Финляндии это событие будет иметь большие негативные последствия». То есть, он вёл дальше разговор о том, могут быть сконцентрированы силы для того, чтобы ударить по финским войскам и ликвидировать и северное звено блокады. И надо сказать, что вот это событие с прорывом блокады имело такие последствия: в ставке Маннергейма было проведено совещание руководящего политического и военного состава Финляндии, где начальник разведки сделал доклад об обстановке, сложившейся для Финляндии после Сталинградской битвы и прорыва блокады. Вывод был сделан такой, что настало время искать пути для выхода из войны. И вот с этого рубежа мы начинаем наблюдать те явления, которые связаны с прощупыванием возможностей выхода Финляндии из войны. Время это очень растянулось, до самого сентября 1944 года, но оно полно всевозможных интересных событий (вот в книге у меня тоже об этом речь идёт), которые показывают, что у финского руководства утратились надежды на то, что Германия устоит в войне и что крах её неминуем. И об этом и у Маннергейма уже проскальзывают высказывания о том, что для финских вооружённых сил обстановка осложняется крайне. Я так бы на этот вопрос ответил.
Андрей Леонидович: Николай Иванович, конечно, для наших радиослушателей будет очень значимо то обстоятельство, если мы напомним им о том, что автор книги «Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941–1944 гг.» ведь сам участник Великой Отечественной войны. И тут я хотел бы Вас спросить: вот когда Вы участвовали в Великой Отечественной войне, Вам приходилось противостоять натиску на севере или на юге, на западе или на востоке нашего города?
Николай Иванович: Сложилась ситуация так, что мне пришлось встретить войну на границе с Финляндией за Выборгом. Мы находились в составе войск, которые обеспечивали радиолокационное наблюдение за воздушной обстановкой. Были развёрнуты радиолокационные станции, которые прикрывали границу с Финляндией на всём протяжении от островов Финского залива до острова Валаам. Вот таким образом располагались эти станции.
Когда Германия напала на Советский Союз, то мы находились как раз в местечке Лаутала, это недалеко от станции Нурми, сейчас это называется «Лужайка», за Выборгом, и наблюдали за ситуацией на границе. Дело в том, что со стороны Финляндии были переходы разведчиков на нашу территорию и пограничники вступали уже в бой, пытаясь захватить их. Но из финских разведчиков не удалось захватить ни одного: они в перестрелке погибли. Один из них успел крикнуть, – я это дело знаю уже достоверно, поскольку там находился, – по-фински: «Sota! Sota!» – значит «Война! Война!» Мы не поняли, к чему это. Пограничники рассказывали об этом, вот к чему это относится. На самом деле последние слова его были предупреждающие о начале войны. Но Финляндия вступила в войну позднее, мы уже касались этого вопроса в прошлых передачах.
Андрей Леонидович: 25-го июня.
Николай Иванович: Да. А что касается меня, то я продолжал находиться в системе радиолокационного обнаружения воздушного противника и наблюдал полёты и со стороны Финляндии. В один из последних полётов 35 бомбардировщиков из аэродрома Йоэнсуу, это Восточная Финляндия, двигались в сторону Ленинграда. И вот наша радиолокационная станция, которая находилась в Риновке, наблюдала полёт этих самолётов. Они пошли над Ладожским озером, думая, что их, видимо, не наблюдают, но радиолокация их обнаружила севернее Сартавала, и мы вели эту группу самолётов почти до самого Ленинграда. И вот когда они вошли в зону, где стояла наша станция, они пролетали над нашими головами. Мы выскочили из машины (радиолокационная станция смонтирована на машине была) и смотрели, как они пролетают дальше на запад в сторону Ленинграда. Вот это была последняя попытка проникнуть в воздушное пространство Ленинграда. И она опровергает существующие у нас представления, что Маннергейм запретил полёты финской авиации в сторону Ленинграда. Вот этот налёт показателен тем (произошло это 4 апреля 1944 года), что северное звено бывшей блокады давало о себе знать. То есть, со стороны Финляндии было проникновение воздушных масс, самолётов, в сторону Ленинграда. Мы сначала, когда обнаружили эти самолёты, думали, что это летит финская делегация на переговоры в Москву, потому что обстановка была такая, что Паасикиви и Карл Энкель прибывали в Москву для переговоров. Но когда бомбы посыпались, то это уже стало ясно, что тут уже дело иного характера.
Андрей Леонидович: Да, что это не мирные переговоры.
Николай Иванович: Да. Но мы объясняли это в известной степени тем, что наши самолёты бомбили Хельсинки. Дело в том, что когда Финляндия продолжала ещё оставаться воюющей страной, то дипломатия не давала результата, и, очевидно, решили воздействовать вот таким образом, и был совершен ряд налётов на столицу Финляндии.
Андрей Леонидович: И у меня в связи с этим вопрос к господину Бекману. А вот те советские налёты на Хельсинки, они нанесли городу большие разрушения?
Йохан Бекман: О конкретных фактах, я думаю, Николай Иванович может рассказать. Естественно, эти бомбардировки были весьма серьёзны.
Николай Иванович: Дело в том, что они по массированности были серьёзными, а по результативности очень слабые. Бомбы фактически (и это зафиксировано финскими историками) не нанесли большого урона. Конечно, были разрушения и попадания в определённые районы столицы, но в финской литературе констатируется, что эти налёты были неудачными с нашей стороны. Кстати сказать, летала известная летчица Гризодубова, её соединение наносило удар по Хельсинки.
Андрей Леонидович: А для меня, как для человека, занимающегося политической психологией, конечно, интересен такой вопрос: можно предположить, что тогдашние налёты на Хельсинки ставили перед собой в большей степени задачу психологического воздействия на финское руководство не столько поразить конкретные военные и гражданские объекты, сколько предупредить финское руководство?
Йохан Бекман: Безусловно. Конечно.
Николай Иванович: В самой финской литературе рассматривают эти полёты, как попытку оказать давление на Финляндию, чтобы она шла решительней на переговоры о выходе из войны. Но когда после бомбардировок Хельсинки психологическое воздействие всё-таки оказалось не столь существенным, как это предполагалось и когда в дипломатическом плане не удалось достигнуть договорённости о выходе Финляндии из войны, вот тогда ставка верховного главнокомандования провела операции против финских вооружённых сил. Они выразились в наступлении на Карельском перешейке взятием Выборга и выходом близко к государственной границе и в наступлении войск Карельского фронта, который тоже в ряде мест вышел на эти рубежи. Так обстановка сложилась фактически уже к концу лета, и для Финляндии совершено очевидным стало, что нужно идти окончательно на заключение соглашения о перемирии, что и было сделано 19 сентября 1944 года.
Андрей Леонидович: Но, конечно, Николай Иванович, для всех живущих в нашем городе самое замечательное в событиях ленинградской блокады связано с тем, что ведь не был сломлен дух горожан, несмотря на тот страшный голод, страшный холод, которые мы не можем себе сейчас даже представить.
И я хотел бы и для господина Бекмана, любезно согласившегося принять уже дважды участие в записи нашего исторического радиоклуба, и для наших радиослушателей сказать, что та студия, в которой мы сегодня работаем, ведь не прекращала своей работы и в годы ленинградской блокады. Именно здесь, из этой обширной и немножко холодной и сегодня студии, велось вещание на осаждённый Ленинград. И давайте в память о тех, кто работал в Ленинградском Доме радио в страшные блокадные дни, послушаем стихотворение, написанное Ольгой Берггольц и посвящённое именно Ленинградскому дому радио.
Николай Иванович: И мужеству людей.
Андрей Леонидович: И мужеству людей.
Оценили 4 человека
7 кармы