Правила жизни бездомных

Николай Ваулин, 60 лет

Здесь, в «Ночлежке», живут 50 человек. И у каждого своя история. Иной раз такая, что хоть плачь, хоть вой. Смеяться не от чего. Про меня что? Родился я в 1957 году в Рязани. Семь правительств пережил. Добрым словом вспоминается только Леонид Ильич Брежнев, потому что была стабильность, уверенность и надежность. Как началась перестройка, все начало кругом ломаться и лететь. У меня тем более тогда уже зрелый возраст был. Начались коммерческие обманы. И вот как выходит: всю жизнь отработал, знал, что тебя завтра ждет, получал зарплату честно, а потом оказалось, что ничего не ждет, и, даже если отработаешь честно, не факт, что что-то получишь. Обманут, прокинут, обворуют, да еще и осмеют.

Закончил я среднюю школу, и тут БАМ начался. Я захотел поехать на БАМ — тогда туда ехали достойные люди по комсомольским путевкам, пришлось мне, чтобы туда попасть, для стажа и для авторитета поступить на стройку. Отработал я два года на стройке, получил специальность плиточника-облицовщика, ну, в армию меня не взяли по зрению, но какими-то путями я все-таки добился того, что попал на БАМ.

Приехал в Иркутскую область, посовался туда-сюда, но меня по зрению сначала никуда не пропускали, месяца полтора я побыл там безработным, но в те времена было легче: я нашел общежитие, с комендантом там поговорил, и меня заселили. И тут мне на улице встречный-поперечный говорит: «Ну, иди вон в ВОХР» (военную охрану), ну, я пришел в охрану, а они говорят: «Нам инструктора нужны по пожарной безопасности, пойдете?» Я согласился. Отправили меня в город Астрахань, в специальное училище речное командное, ну, я там отучился и приехал оттуда старшим инструктором по пожарной безопасности. Подо мной были Осетровская РЭБ (Ремонтно-эксплуатационная база при речном порте), Кировская РЭБ, Якутская РЭБ… Короче, вся река Лена была под моей властью.

НА УЛИЦЕ, ОСОБЕННО ЗИМОЙ, БЕЗ ВОДКИ НЕЛЬЗЯ. ХОТЬ И САМ ЗНАЕШЬ, ЧТО ОНА НЕ ПОМОГАЕТ, НО САМООБМАН — ОН СИЛЬНЕЕ

Ну, флота тогда было много, а моя работа заключалась не только в том, чтобы тушить пожары, но и чтобы их предотвращать. Сколько я там проработал, всего один пожар случился. Не на моем участке, но все равно мне было обидно. По тем временам меня там все знали, я по городу не мог спокойно пройти. Некоторые на меня злились: у меня было право остановить судно, оштрафовать… Плюс еще вдобавок береговая охрана пожарная относилась ко мне. Рабочий день был с восьми до пяти, но я уходил утром часов в семь и приезжал домой часов в 9-10 вечера, на праздники поощряли, премии давали, пожара нет — значит, люди работают. Хорошо было и интересно.

Потом пришел Горбачев: начались сокращения на судах, стали небрежно относиться люди ко всему, потом это горе ГКЧП появилось — стали все разделяться, переформировываться, пошли сокращения, пошли неплатежи, пошли обманы, начальство стало меняться… Я развернулся, плюнул на это дело и уволился с этой работы. Квартира у меня была служебная — я в ней жил. Уволился — и из квартиры выехал. Дальше поехал в Тюмень. Попал в город Радужный. Там я в аэропорту сначала работал слесарем-сантехником, потом познакомился с начальником участка нефтяного, он меня туда к нефтяникам перевел. Там были очень зарплаты хорошие. Я там работал сперва слесарем, потом мастером, а затем начальником смены.

С семьей у меня не получилось. С такой работой… Как говорится, есть дураки, которые, если пашут, так пашут до конца. Женщины были, а семьи не вышло.

БЕЗДОМНОМУ В СРЕДНЕМ КИЛОМЕТРОВ 40-50 ПРИХОДИТСЯ В ДЕНЬ ПРОХОДИТЬ. ЧТОБ НЕ ЗАМЕРЗНУТЬ

Потом доллар подорожал, стали нефтепредприятия скупать москвичи, и пошла своя власть, с собой тащили своих. Получилось так, что я оказался под сокращением. Ну, хоть денег заработал. Квартиру покупать не торопился. И поехал в Москву — там сразу устроился в частную фирму, проработал там пять лет и шесть месяцев, но затем ее съели конкуренты. И так потом пошло… Частные фирмы-однодневки, которые нанимают людей, а потом закрываются и прочее…

В Рязани у меня жилья не осталось. Двоюродная сестра продала квартиру мою. Как, какими путями, я даже не знаю.

В Петербург я попал как? Встретил однокурсника, он подвизается в охране. Говорит, попробую тебя устроить, приезжай. Приехал, а там хозяин свое дело продал. И он без работы остался, и я. Года два назад это было. С тех пор я бездомный. Какое-то время я крепился по хостелам, а потом… Здоровье-то уже не то: ни разгрузить, ничего…

У меня уже два инфаркта было, третий на подходе. Аритмия у меня бешеная.

Я резюме напишу, они говорят: «Приходите». Как дверь открываю, они смотрят на меня и говорят: «Старик». От молодых-то отказываются, а уж от нас-то подавно. Мы, как говорится, выработанный материал, никому не нужны.

Я себя бездомным чувствую с 90-х годов. При социализме была уверенность в завтрашнем дне, а сегодня даже любой молодой человек может без всего остаться. Сегодня он работает, а через минуту… Пришел хозяин: «Не так посмотрел, не так выглядишь» — и прощай.

Я не завидую людям, которые дальше будут жить.

Меня тут в интернат хотят устроить. Но я, знаете, слишком взрослый человек, чтобы в сказки верить. Если я, дай Боже, туда попаду, то для меня это будет сказка. Правда, боюсь, что если ничего не получится, меня вышвырнут на улицу.

Моих родных 37-й год и Великая Отечественная хорошо подсекли. Мать преставилась при Горбачеве. Отец… Как обычно? Жена уходит — муж недолго после того живет. Это женщины крепкие — они могут скрипеть. Бездомных мужиков ведь тоже больше, чем женщин. Еще бывает, мужики расходятся с женой, ребенок остается с матерью, и мужики не претендуют на квартиру, оставляют жене и ребенку. И вот вам БОМЖ. Я много таких знаю.

На улице, особенно зимой, без водки нельзя. Хоть и сам знаешь, что она не помогает, но самообман — он сильнее. Выпил 100 граммов — и вроде бы получше стало. Попал в милицию — хорошо, праздник, переночевал. Когда еще подъезды не закрывали, было получше, а сейчас все закрыто, везде охрана, на вокзал не зайти, везде гонят…

Я в «Ночлежке» в первый раз. Четвертый месяц. Мне сложно, когда много людей. Иной раз хочется бунтовать, орать, кричать, драться… Но потом я думаю: «Вот сейчас я все брошу, и куда? Опять водка, опять улица…»

Я никогда не воровал — не получается у меня. Это же надо свою смелость иметь.

В этой жизни ничего хорошего нету.

Людям не то что другим помогать, им самим нужна помощь, понимаете? У людей нет уверенности, нет надежности. Одна показуха. Путин в Сирии, Путин в Украине. А своих не видят.

Знаете, раньше участковый работал по такому принципу: освободился человек, приходит участковый ко мне в охрану: «Николай Валентинович! Вот, болтается, освободился. Возьми его! Хоть очухается, почувствует себя человеком, а я пока ему еще что-нибудь подыщу».

Россию снаружи никогда не сожрешь — подавишься. А вот изнутри развалить — легко! Наши дела — чем дальше, тем хуже. Люди стали озлобленные, всего начали бояться. Тут не столько бандит страшен, сколько свое правительство. С другой стороны, ни в одном веке никогда на Руси жить не было хорошо. С IX века мы плохо живем, нас угнетают, издеваются, ничего не меняется.

Не волнуйтесь за меня, что холодно. Простужусь — быстрее, может, к Богу уйду.

Самое страшное — это остаться на ночь на улице без водки.

Бездомному в среднем километров 40-50 приходится в день проходить. Чтоб не замерзнуть. Это редкость, что кто-то сейчас приживается на чердаке, в подъезде.

Пока работал, были друзья.

А как становишься нищим, друзья теряются. Тут вон сколько таких в «Ночлежке», которых родные сыновья, дочери или отцы выкинули на улицу, какие уж там друзья!

В Петербурге 60 тысяч бездомных. Организация «Ночлежка» помогает им восстановить документы, получить медицинскую помощь, временную крышу над головой, социальные работники «ведут» бездомных и помогают им написать запросы на помощь, найти одежду, работу и дом.

На новогодние праздники все уезжают на отдых, а бездомные остаются на улице, им поехать некуда. Наши 100, 200 или 500 рублей позволят «Ночлежке» дать шанс на новую жизнь большему числу людей. Очень важно, чтобы это были регулярные ежемесячные пожертвования. Пожалуйста, оформите их прямо сейчас. Спасибо!