В роли персонажей, которые отвечают на вопросы гадающих, выступает и дворовой, часто отождествляемый как с домовым, так и с хлебником. В быличках и бывальщинах дворовой–хлевник фигурирует в качестве оракула довольно часто. Локализация дворового, а подчас и домового, именно в хлеву достаточно устойчиво.
Гадают по домашним животным накануне Рождества, под новый год. Девушки ходят в хлев и обвязывают вокруг шеи своим поясами находящихся там животных, а наутро смотрят: если обвязанная той или иной из гадающих корова (овца) стоит головой к дверям, девушка в наступающему году выйдет замуж. Если же задом или боком – придется ещё год просидеть в ожидании жениха. Гадают и в ночь на Ивана Купалу. Девушка впотьмах в хлеву ловит животное. Если первая пойманная в хлеве овца мохнатая, то и жених будет богатый, а если стриженная – бедный.
В севернорусской традиции распространена и орнитомантия. Самым могущественным оракулом считается петух-курица – птица, посвященная дворовому (домовому) и олицетворяющая его. Наиболее распространенный тип гадания с участием петуха состоит в следующем. Вначале в избе на полу мелом или углем чертят круг. После этого в разных местах в круге размещают тот или иной набор атрибутов гадания: насыпают горсти овса, на них кладут крупу (хлеб), ножницы, золу, лук, уголь. Если петух начнет клевать крупу или хлеб – суженый будет богатый; если ножницы – портной; золу – курящий; лук – пьяница; уголь – девушка вовсе не выйдет замуж.
Также был распространен обычай ходить в полночь в курятник, ловить петуха, и по цвету его перьев определять цвет волос будущего мужа.
В качестве персонажей, способных предсказать будущее, в быличках и бывальщинах фигурируют овинник и гуменник.
Впрочем, тот или иной персонаж подчас является, чтобы изгнать пришедших гадать в его владения. Гадание не может состояться, если со стороны «хозяина» нет благоволения, и если не все условия были соблюдены. Пример гадания. Девушка просовывает ночью в окно руку или становится к нему задом, подняв сарафан, и произносит: «Суженый-ряженый, погладь меня».
В бывальщинах дать ответ на вопросы гадающих может и гуменник. И поэтому гумно тоже является излюбленным местом ворожбы.
Ещё домовой-дворовой-хлевник оберегает животных от болезней, хранит от хищных зверей, когда домашний скот ходит в стаде или табуне.
Появление лесных мифических в быличках, бывальщинах, поверьях изображается на сугубо бытовом фоне. С лесом была связана и от него зависела вся жизнь охотника, рыбака, земледельца. Неслучайно одно из племен, известных по «Повести временных лет», называлось Древлянами.
Испокон веков лес для крестьянина – это охотничьи угодья. Одновременно лес с небольшими озерками и речками был и местом рыбного промысла. Неподалеку от воды строились и лесные избушки, которые служили пристанищем не только для рыбаков или охотников, но и для работающих на пожне или нивке. Лес привлекал человека и своими грибными, ягодными угодьями, на которые отправлялись в основном женщины и дети.
Там же совершался и весь цикл земледельческих работ. Разумеется, там, где сохранилось огневое подсечное земледелие. В разное время года в лес отправлялись и по другим крестьянским нуждам: то вывезти дерево, то материал для промыслов, то дрова, то собранный урожай, то сено.
Наконец, в лесу совершались многие языческие обряды. Или же отсюда брали магические атрибуты, чтобы исполнить определенные действа или обряды у себя дома, в избе, во дворе, в деревне. Причем персонажем, к которому апеллировали участники ритуала, к которому обращались они за покровительством, часто оказывался дух-«хозяин» лесных угодий, называемый по-разному: лес, лес праведный, лес честной, лесной, лесной дедушка, лесной дядя, лесной житель, лесной хозяин, лесовик, лесовик-боровичок, лешак, но чаще всего леший.
В дошедших до нас рассказах и поверьях леший нередко изображается в виде дерева, куста, пня. Он довольно часто уподобляется хвойным деревьям. Его голова покрыта длинными кудрями, так что напоминает верхушку сосны. «Сам весь еловый, и руки, и голова». Дух-«хозяин» этой стихии может иметь также облик березы. Представление лешего сосной, елью, березой или дубом основывается на почитаемом в той или иной местности дереве.
Повествуя о внешнем облике данного мифологического персонажа, рассказчики не всегда конкретизируют породу дерева, персонифицирующего этот дух. Иногда леший изображается ростом с большое дерево, толщины такой, что «девки вокруг него хоть хороводы води»59. Подчас он имеет как будто уже человеческий облик, но может вернуться к своему первоначальному состоянию и обратиться в пень. Вообще, пень в качестве эмблемы лешего встречается в рассказах довольно часто. Названный дух-«хозяин» бывает похожим и на куст, густо покрытый ветвями. Случается, что былую древесную форму духов леса символизируют лишь их атрибуты. За ним сохраняются такие характерные признаки, как зеленая борода и зеленые глаза. Иногда в этом персонаже обнаруживаются некоторые образы Бога грозы Перуна. Поёт он с такой силой, как «шумит лес в бурю». Хохот напоминает раскаты грома: «Да как захохочет. Только по лесу раздалось, покатилось. Потом повторилось и пошло той же дорогой».
Так или иначе, этот фитоантропоморфный персонаж с перевесом тех или иных признаков в каждой конкретной реализации образа. И всё же в его истоках обнаруживается полностью фитоморфный архетип. В этом образе персонифицируется сам лес. Это дополняет и звуковой портрет. Леший идет, «шум раздается, деревья гнутся, лес гудит». Вместе с тем леший изображается и в зооморфном виде. Причем его эманациями могут быть как дикие, так и домашние животные. Зооморфные черты лешего в значительной мере уже стерты, но могут быть реконструированы по совокупности его атрибутов. Например, одежда – медвежья шкура, рычит, как медведь, который в русской традиции относится к числу почитаемых животных, и это почитание восходит к культу тотемных предков.
Не менее характерно и изображение лешего в виде волка. Он показывается серым волком, «волком воет». Такой персонаж восходит к своему архетипу, к образу предка-родоначальника, покровительствующего той группе животных, к которой он сам относится, и людям той родовой общины, у которой почитается в качестве тотема.
В различных локальных традициях фигурируют те или иные животные, ставшие эманациями лешего либо его атрибутами. Под воздействием представлений, связанных с домашними духами и обусловленных их общими истоками, леший может принимать и облик домашних животных. В начале видят «черную собачку», а затем кого-то, «который смотрит-смотрит, да как захохочет»62. Некоторые зооморфные формы лешего восстанавливаются из присловья, произносимого при его появлении: «Овечья морда, овечья шерсть».
Известны и орнитоморфные проявления лешего: он сорокой «цокочет», то называется черным вороном, глаза у этого персонажа «горят, как у совы».
Но всё-таки чаще всего это зооантропоморфное существо, причем с перевесом человеческих признаков. Об изначальном его облике напоминает лишь волосатость, шерстистость, мохнатость, которая в поздней традиции вытесняется одеждой из звериной шкуры. По сравнению с обычным человеком данный мифологический персонаж нередко имеет некоторые гиперболические признаки. Он огромен или очень мал. Он обладает необыкновенной силой. Как и другие духи, этот персонаж может быть необыкновенно тяжелым: «Лошадка едва тащит телегу или сани, либо вовсе останавливается, когда на них садится леший».
«Хозяину» леса присущ набор зооантропоморфных и гиперболических признаков, которыми определяется образ великана, чье формирование обусловлено представлениями о горах, скалах, камнях. Такое сходство неслучайно: оно объясняется преемственной связью данных персонажей с одним и тем же тотемным предком, а общность генетической связи в какой-то мере – тождеством в семантике образов леса и горы в мифологии. Вследствие этого произошла частичная гиперболизация зооморфного в истоках персонажа.
Наряду с этим образом в мифологической традиции сложился и другой: леший по своему облику ничем не отличается от обычных людей. Поэтому за него часто принимают и просто прохожего. Вместе с тем в облике лешего обнаруживаются и некоторые необычные признаки. Он не показывает своего лица: «бровей и ресниц у него не видно». Левая сторона – характерный знак-символ лешего. Например, левую ногу он накидывает на правую. Или левая пола наверху, а не наоборот, как все носят. Правый лапоть у него надет на левую ногу, а левый – на правую. Вообще, вопрос о соотношении правого и левого как символов чистого и нечистого, доброго и злого применительно к лешему решается с перевесом последнего, и особенно в поздней традиции.
Существует поверье, что леший не имеет тени. Так как он сам – тень, то есть душа, дух, который принимает тот или иной облик, но может и не принять никакого. «Хозяин леса» с длинной седой (или зеленой) бородой и длинными волосами, что символизирует полноту его магической силы и власти: «Волосье-то на голове долгое-долгое, а всё эдак растрепалось, как холмина; «волосы у него ниже плеч и длиннее, чем у попов», к тому же они зачесаны налево. Иногда лешего видят совершенно голым: «Голый, вот как есть человек».
Образ лешего в мифологической традиции зачастую синкретичен. Это одновременно и дух, который может принимать тот или иной облик, и зверь, и птица, и дерево, и человек. Этот персонаж то поёт песни, то лает собакой, то кричит птицей, «перемещается разными манерами. Такой визуальный и звуковой портрет данного мифологического персонажа.
Таким образом, леший-дух, который в момент реинкарнации может обрести зоо-, орнито-, фито- и антропоморфные очертания в различных сочетаниях и пропорциях.
Функции лешего. Согласно мифологическим рассказам и поверьям, одной из многочисленных функций лешего является охрана и защита леса. Подчас он не позволяет человеку даже въехать в свои владения. Встает впереди коня, и тот не может сдвинуться с места. Оставшегося же ночевать в лесу «хозяин» старается изгнать любыми способами. Особенно недоброжелателен леший по отношению к человеку. Опасна своими последствиями для людей рубка дерева, служившего жильем лешему. Как стражу леса, ему в народных поверьях приписывается песня: «Ах, как жаль в сыром бору стройну ёлочку рубить».
Вообще покровитель леса не любит, когда здесь шумят, ругаются. Вот почему крестьяне, отправляясь на сплав или рубку, вооружаются различного рода оберегами. В своём заговоре дровосеки, лесорубы, сплавщики жалуются на «праведного леса», причинившего им вред, и просят избавить от беды. В противном случае, по их словам, «будет послана грамотка царю в Москву, и царское величество пришлет два приказа московских стрельцов, да две сотни донских казаков, и вырубят они лес в пень».
О противоборстве человека и лесной стихии, о поисках компромисса между ними повествуют многие былички, бывальщины и поверья. Впрочем, в поздней традиции, в условиях негативного переосмысления лешего, дровосек избавляется от напастей со стороны этого существа, защемив его когтистую лапу в расщелине дерева. Будучи восприемником функций тотемного предка, леший нередко изображается, как покровитель одного из видов диких животных: в русской традиции чаще всего волков, которым отводилась особая роль в мифологических представлениях многих народов Евразии и Северной Америки.
По мере антропоморфизации духа леса на смену персонажу, имеющему облик животного или отдельные его признаки, всё чаще появляется старик, пасущий волков с плетью в руках. Аналогом, подобными лешему, служат в украинской традиции «лесун». В югославской – волчий пастырь (бог только этого дикого зверя). Со временем в русской мифологической традиции формируется образ волчьего пастыря Егория, преемственно связанного с образом лешего.
В дошедшей до нас традиции однородный зооморфный фон, на котором выступает леший, могут создавать и другие животные: например, белки или зайцы. Именно их перегоняет леший из своего владения в чужое, проиграв соседу в карты, о чем сложился «бродячий» сюжет. По поверьям, такие игры довольно часто имеют место в ночь на Воздвижение.
Теперь уже леший оказывается покровителем совокупности различных видов животных, которые однако не смешиваются между собой: «Гляжу, валят из леса медведи, да с ними волки, лисицы, зайцы, белки, лоси, козы - одним словом, всякая лесная живность, и каждая в своей партии, с другими не мешается. А за зверьем и леший с кнутом за плечом и рожком в руках, а величиною с большую колокольню будет».
Наконец, леший предстает в качестве властелина над всеми зверями и птицами, безотносительно к их виду и месту обитания. Он пасёт зверей, он заботится об их пропитании, охраняет от охотников. Неслучайно во многих мифологических рассказах повествуется о том, как «хозяин» различными способами изгоняет из леса человека, пугая его и даже обращая в паническое бегство. Леший мешает охотнику стрелять по дичи. По убеждению охотников, удача на промысле полностью во власти лешего. Бытовало поверье: чтобы дух-«хозяин» постоянно посылал зверя, нужно договориться с ним. В контакт с лешим охотник вступает в сакральное время (Пасха, ночь на Ивана Купалу, Благовещение). Атрибутами обряда договора являются яйцо, хлеб с солью («дарочка»), волосы, ногти, кровь. При заключении соглашения используются не только магические действия, но и заговоры. У прогневавшего же «хозяина» всегда осечка. Для обеспечения удачи на охоте используется вербальная магия.
Со временем, уходя на промысел, крестьяне всё чаще обращаются к персонажам народной христианской мифологии: к Матери Пресвятой Богородице, архангелам Гавриилу и Михаилу и тому подобным.
Таким образом, в условиях преобладания охотничьего уклада в крестьянском быту леший, прежде всего, осмысляется в качестве «хозяина» промысловых угодий.
В мифологических рассказах и поверьях леший, подобно фавну, изображается, в частности, как покровитель домашнего скота. Эта же роль в определенный период принадлежала и Волосу (Велесу). Он упоминается уже в «Повести временных лет» в 907 году, где речь идет о договоре князя Олега с греками. Со временем он был заменен Георгием Победоносцем (Егорием) и Николаем Угодником (Николой).
С началом пастбищного сезона после ритуального «обхода» стада с «крестом», пастух, загнав скот в лощину, усаживается на осиновый пень или на старую березу, и трижды взывает к лешему посредством той или иной магической формулы типа: «царь лесовой, всем зверьям батька, явись сюда».
В мифологических рассказах и поверьях леший, однако, не всегда предстает чудесным помощником пастуха или хозяев домашних животных. В известной мере, и особенно в поздней традиции, он выступает и как их антагонист. Может, например, похитить скот. Пропажа скотины может быть вызвана тем, что она попала на тропу лешего, на его след – в таком случае ей никогда не выйти из леса. В некоторых мифологических рассказах леший напускает диких зверей на домашний скот.
Наряду с циклами мифологических рассказов, где леший покровительствует охотникам и пастухам, в традиции формируются и другие циклы, в которых объектом изображения являются взаимоотношения духа-«хозяина» и человека. Одним из самых распространенных в подобных быличках и бывальщинах является мотив «леший водит человека по лесу». Леший осмысляется как первопричина блуждающего по лесу. Человек не может выбраться на дорогу, так как «хозяин» замкнул его невидимой чертой круга. Леший может превратиться в дерево (сосну, ель, березу). Встав в стороне от дороги, он сбивает человека с пути81. Леший навещает человека и в лесной избушке. Часто он старается выжить ночлежников. В глуши, вдали от деревни, зачастую пребывая там в одиночестве, прислушиваясь к доносящимся звукам, человек нередко испытывает чувство страха, и оно передано в быличках и бывальщинах.
Подобно другим демонологическим персонажам, леший предстает и в качестве похитителя людей. Мотивом похищения наиболее часто служит сгоряча сказанное проклятье типа: «Чтоб тебя леший взял!». Ослабленной формой похищения можно считать и попечение, под которое леший берет дитя, оставленное родителями в лесу или в поле без благословения. Взамен похищенного ребенка леший обычно оставляет одно полено или чурбан, которые хотя и принимают облик дитяти, всё же сохраняют за собой признаки хтонического, аморфного, асимметричного уродливого существа, не умеющего ни ходить, ни говорить, ни обнаруживающего каких-либо признаков интеллекта. Похищенных же детей нередко приносят в лесную избушку. Их воспитывают лешие. Дети овладевают там «тайными знаниями». Вернувшись к людям, становятся знахарями и колдунами. Вместе с тем часто повествуется, что, будучи у лешего, ребенок постепенно дичает, перестает понимать речь, носить одежду, обрастает мхом и корой. Однако унесенные лешим могут вернуться в том случае, если они не вкусили его пищи. Сущность подобного запрета была в своё время раскрыта В.Я.Проппом: приобщившись к еде, назначенной для мертвецов, пришелец окончательно приобщается к миру умерших.
Как явствует из мифологических рассказов и поверий, леший пополняет ряды персонажей-оракулов, восходящих к единому архетипу, связанному с божеством судьбы, и выделившемуся из него в процессе длительной эволюции. Согласно поверьям, «знающий» человек (маг), чтобы узнать судьбу на предстоящий год, отправляется в лес, нередко на перекресток, распутье.
Вода в крестьянском быту и верованиях. Вода (прежде всего река) – устойчивый символ дороги, жизни, судьбы. Водным путем зачастую добирались на новые земли первопоселенцы. Да и в дальнейшем соседние деревни нередко соединялись между собой именно этой дорогой. Ближние, а со временем и отдаленные водоемы, служили источником пропитания, местом рыбного промысла.
Реки и озера, у которых располагались деревни, использовались и в качестве основных резервуаров питьевой воды.
Эта природная стихия участвует во всех семейных обрядах, связанных с идеей рождения как воскресенья. В качестве одного из четырёх элементов природы она, по народным верованиям, присутствует в актах возрождения, реинкарнации всего сущего. Неслучайно воде приписывается и животворящая, целебная сила. Ритуальным омовением производится дифференциация «чистых» от «нечистых».
Вода является одним из атрибутов и в мантических обрядах, посредством которых угадывались дальнейшие этапы жизненного цикла, определялись будущее и судьба крестьянской семьи. Обрядовые функции воды в значительной степени обусловлены представлениями об этой стихии как о микроэманации или знаке-символе, эмблеме её духа-«хозяина», равно как и о границе между мирами.
В дошедших до нас мифологических рассказах водяной предстает преимущественно как антропоморфное существо. К числу наиболее характерных признаков этого мифологического персонажа относятся длинные и черные, распущенные по плечам волосы, которые он расчёсывает гребнем. Волосатость, как и шерстистость – знак средоточия в нём стихийной жизненной силы, физической и магической. Женской ипостасью этого персонажа является водяница. Её характерный признак – большие обвислые груди. Вместе с тем в севернорусской традиции она тождественна русалке.
Рассказы об исчезающих и вновь появляющихся водоемах связаны с тождественностью «хозяина» и его стихии. Передвижения водяного изображаются как стремящиеся с шумом потоки воды, смешанные с песком и глиной, или как набегающая волна.
Водяной может выглядеть как рыба (превращаться в неё или казаться ею). Культ щуки, например, был распространён у славянских и у финно-угорских народов. От обычной рыбы щука-водяной отличается лишь огромными размерами, своим «моховым» покровом, да ещё тем, что при плавании держит «морду обычно не против течения, а по воде».
Подобно другим мифологическим персонажам (лешему, домовому, баеннику), водяной в облике рыбы может быть маркирован синим цветом. Водяной часто предстает в виде гибридного существа. Это не человек, но и не рыба. Он – «чудная рыба». Несмотря на антропоморфные очертания, тело «хозяина» переливается, как чешуя, но не всегда. Нередко вместо ног у него рыбий хвост. Одним словом, получеловек, полурыба. Рыбий хвост имела и русалка, чей образ в значительной степени формировался на почве верований, связанных с «заложными», умершими неестественной смертью, покойниками.
Иногда в облике водяного присутствуют и некоторые признаки водоплавающей птицы. В севернорусской традиции знаками водяного являются гусиные лапы или же перепонки между пальцами. В среднерусской (тульской) водяной изображается в виде «белой лебеди» или выпи с зеленоватыми ногами или клювом. Выдру нередко принимают за водяного. В образе водяного можно обнаружить и некоторые фитоморфные элементы. Волосы и борода его зеленоватого цвета. Кстати, такие же волосы у леших и русалок. Если на голове у водяного шапка, то нередко она сплетена из болотного растения. Голое тело его обмотано тиной, травой, мхом.
В рассказах прослеживается и некая соотнесенность водяного с огнем: «глаза – то так и горят». Такие глаза приписывают и русалкам, и лешим. По-видимому, образ водяного испытывает на себе влияние образов домашних духов. С огнем в народных верованиях ассоциируются души умерших, а очаг осмысляется в качестве вместилища душ. Образ водяного не изолирован и от типологически сходных с ним персонажей, воплощающих в себя силы водного мира, но не лишенных при этом признаков огня. Таков левиафан, библейский персонаж (книга Иова 41.2-26).
В приданиях есть такие смутные намеки на то, что облик водяного зависит от фазы луны, с которой ассоциируется ночная, темная половина мира.
Однако, в поздних мифологических рассказах облик водяного полностью антропоморфизирован. Он часто ничем не отличается от человека. Появляясь на берегу или сидя на камне (плотине), он часто предстаёт голым. Водяной может изображаться ростом с обычного человека, но нередко он гиперболизируется. «И роста бывает очень высокого, глаза у него красные, большие, с человеческую ладонь, нос величиной с рыбацкий сапог».
Звуковой портрет. Они хлопают ладонями по воде. Их хлопаньем обусловлен плеск воды. А клубящаяся и пенящаяся вода – признак игры мифологического существа. В антропоморфный облик духа-«хозяина» воды могут быть вкраплены элементы из их прежних зоо-, орнито- или фитоморфных признаков, равно как и символы воды. В результате любая из конкретных реализаций образа водяного составляет совокупность элементов, относящихся к различным стадиальным слоям и семантическим уровням.
Водяной, хоть и в рудиментарных формах, но всё же изображается как покровитель вод, заботящийся об их сохранности и чистоте. Это своего рода блюститель экологии водоемов. Местные жители никогда «не хают» своё озеро, реку, источник, колодец, а наоборот, восхваляют их. Водяной выступает и как покровитель водных стихий, поэтому он может заранее предсказать рыбакам затишье или шторм. Существовали обращения к водяным, дошедшие до нас в свёрнутом, усеченном виде: «Эй, вы, мои загонщики, я вам кланяюсь до струи воды, до желта песка» (обычно их произносили трижды перед каждым выходом на промысел).
Основная функция водяного – покровительство фауне, речной, морской, озерной. Прежде всего, он – рыбий царь, и соответственно – покровитель рыбного промысла. Первоначально водяной – покровитель лишь определенной разновидности рыб. Но постепенно его полномочия распространяются и на других.
В поверьях «рыбацкое счастье», удача на промысле зависят от водяного. Этот дух восстанавливает или рвет, запутывает орудия лова. Мало того, он производит бурю, топит корабли, но может предупредить рыбаков о надвигающемся шторме. Существовал ритуал заключения договора между рыбаком и водяным. В качестве жертвы чаще всего использовались гуси. Ослабленной формой жертвоприношения являлся «зарок» на чью-либо голову. В процессе развития обряд жертвоприношения претерпел значительную трансформацию. Так, в начале XX века дар водяному мог состоять из табака, спичек и бумаги. Удачливый рыбак, как охотник и пастух, в быличках и бывальщинах вступает в соглашение с водяным в качестве знахаря и колдуна. Он всегда с добычей. Чтобы снискать расположение водяного, «знающий» человек поет на море, усмиряет разбушевавшуюся стихию.
Есть сведения, что излюбленным местом пребывания водяного служит мельница. Вполне закономерно, что данный мифологический персонаж оказывает своё покровительство мельнику. Последний, обладая «тайными знаниями», не обходится без услуг водяного и поддерживает его дружбу. Мельники вообще не тонут. Водяной хранит и приумножает хозяйство мельника.
Однако неслучайно бытует поговорка: «Водой мельница стоит, да от воды и погибнет». Водяной не только содействует мельнику, но может ему и навредить: не дать достаточного количества воды, размыть или прорвать плотину, поломать поставы, испортить колёса, привести в негодность жернова, и даже снести в половодье мельницу. Иногда водяной изгоняет работающего ночью на мельнице из избушки, подобно тому, как это делает леший.
При содействии духа мельник и сам обладает колдовскими (знахарскими) способностями. Отношения между мельником и его мифологическим помощником устанавливается с момента жертвоприношения, которое имеет место перед строительством плотины, самой мельницы, или перед её пуском. Концентрированным выражением верований, обосновывающих необходимость жертвоприношений, служит поговорка: «Со всякой новой мельницы водяной подать возьмет».
Кстати, в севернорусской мифологической прозе водяной в роли помощника мельника не существует.
Рассказы и поверья о водяном как похитителе людей и домашнего скота относятся к числу наиболее активно бытующих даже в поздней традиции. Причем крестьяне твердо убеждены, что в том озере, в котором нет водяного, утонуть невозможно: «Несмотря на большую глубину озера, до сих пор в нём никто ещё не утонул. Мотивировки этой функции данного персонажа могут быть различными. Одна из них: водяной берет человека в качестве полагающейся ему ежегодной жертвы, на которую был дан «зарок».
Аналогичная функция приписывается и русалкам. Эти мифические существа, привлекая человека своей губительной красотой или печальным пением, нападают на него, защекочивают до смерти и топят. Есть разновидность рассказов, в которой упоминается, что на теле утопленника обнаруживают кровоподтеки, синяки, раны, царапины, отпечатки пальцев: «Руку, за которую схватил его водяной, многие видели, и на ней была вся пятерня руки водяного. Где захватил пальцами, тут сделались синевицы».
Явление водяного, будь он в зоо- или антропоморфном облике, уже само по себе осмыслялось как предзнаменование. После такого видения тонут люди или крестьянскому хозяйству наносится урон. Зачастую водяной (водяница) предсказывает будущее в вербальной иносказательной форме; причем по собственной инициативе. На вере в пророческие способности данного персонажа основывается и ряд сюжетов, этнографическим эквивалентом которых являются мантические обряды, в первую очередь святочные. Во власти водяного дать и такой прогноз, в котором будущее находится в нерасчленимом единстве с прошлым и настоящим: «Опять ночью на камень водяник встал, рычит: «Год от году хуже, год от году хуже!».
В качестве предсказателя будущего водяной сближается с домашними и лесными духами. Взятые совокупности и рассматриваемые именно в этой ипостаси, они до некоторой степени идентифицируются с божествами судьбы. Рассматриваемый персонаж наследует функции мифического предка-родоначальника тотемного характера. В процессе бытования образа его семантический спектр отчасти расширяется, поглощая или дублируя функции других мифических существ, отчасти разветвляется, но вместе с тем и сужается, утрачивая некоторые изначально присущие ему свойства.
Показательно также, что эмблемой водяного служит камень. Это символ, вырастающий из мифологических представлений о преодолении первобытного хаоса и появлении из него первой земли, точнее её первых «островков». В этом смысле образ водяного – один из важнейших знаков упорядочивания хаоса как исходного состояния бытия.
Единый архетип образов сформировался в мифе о тотемном предке. Признаки этого прообраза обнаруживаются в способности мифических существ к зоо-, фитоморфным, «гибридным» воплощениям, а также в животной и растительной атрибутике, символике.
Духи-«хозяева» заботятся в первую очередь о животных, растениях, чьими знаками они маркированы.
В структуре рассматриваемых образов различимы и черты мифического предка-родоначальника, антропоморфизированного в процессе длительного бытования. В качестве такового дух-«хозяин», и особенно домашний, выступает в роли вершителя судеб: он причастен к рождению, свадьбе и смерти каждого члена семейно-родовой общины, заботится о благополучном течении бытия очередных поколений, на которые продолжает распространяться его покровительство. Подобные представления, основы которых были заложены ещё в архетипе, с известными коррективами распространяются и на духов-«хозяев» воды, леса.
В образах мифологических персонажей образуются и некоторые элементы образа покойника, что обусловлено преемственной связью культа мертвых с культом предков, начиная с тотемного. Об этой связи свидетельствует устойчивая соотнесенность данных персонажей с луной, символизирующей ночь и смерть с её фазами и ритмами. Леший полон сил при полнолунии, а при убывающей луне превращается в старика. Нередко домовой – это, по сути, дух принесенной при строительстве жертвы, которая на определенном этапе бытования обряда была человеческой; водяной и русалка – бывшие утопленники; леший же встречается людям в облике человека, давно покинувшего этот мир.
Вместе с тем, домовой, леший, водяной могут проявляться в виде тени или вовсе не иметь её, поскольку каждый из них сам тень, то есть дух, душа.
В анализируемой системе образов важными составляющими являются и персонификации элементов природы, почитаемых и обожествляемых в народных верованиях. Так, с огнем ассоциируются домовой, баенник, овинник, регачник, гуменник; с землей – леший, который связан не только с фауной, но и с флорой; с водой ассоциируется водяной. Причем в данном случае, как и во множестве других, между названными существами нет четко очерченной границы. Знаком огня, например, могут быть маркированы различные персонажи: огненные глаза приписываются и домовому, и лешему, и русалкам. Знаком же «синий» (это прилагательное происходит от глагола «сияти», и обозначает «сияющий, сверкающий») отмечены и домовой, и баенник: их эманация – синий огонь. Однако этим же цветом могут быть обозначены и леший, и водяной. Скорее всего, этим прилагательным определяется принадлежность данных персонажей к сияющим, сверкающим языческим божествам, каковыми они изначально осмыслялись. Природные стихии, олицетворяемые в образах духов-«хозяев» в народной несказочной прозе оказываются живыми. Это живой огонь, живая вода, мать - сырая земля.
Каждый из рассматриваемых персонажей, так или иначе, предстает в качестве предвестника будущего. Причем в одних случаях предсказания стимулируются посредством мантических обрядов, в других оно исходит по воле самого мифического существа. Судьба людей известна духу в силу его принадлежности к потустороннему миру, а там, как известно, есть элементы прошлого, настоящего и будущего.
Одним словом, всё многообразие данных мифологических персонажей сводится к некоему единообразию. Такое единство обусловлено общей структурой образа и общими его составляющими, в числе которых могут иметь место тотемный предок, мифический предок-родоначальник, покойник, природная стихия, божество судьбы (оракул), двойник, и тому подобные. Варьирование образов происходит преимущественно за счёт ослабления, замены, вытеснения того или иного элемента.
Особенности системы образов, выработанных творчеством поколений и сохраняемых в генетической памяти подсознания, определяются спецификой менталитета того народа, которому данная традиция принадлежит.
Оценили 13 человек
20 кармы