1054 Anno Domini. Глава I.

Константинополь, 5 июля 1054 года

Близилось 6 вечера. Начинались сумерки. Собор святой Софии готовился к вечерне. Багрово-красное вечернее солнце, как будто пушечными ядрами, пробивало стекло на окнах величественного храма. Особенно ярко это выглядело под куполом. Алтарники и дьякона уже начинали собираться на клиросе и заходили постепенно в алтарь. Начали разжигать первые кадила – точнее, даже еще не разжигать, а пока только готовить угли к розжигу. Архидьякон подошел к престолу и стал делать закладки к утреннему чтению Евангелия и вечернему чтений паремий. В храме уже было порядка 10 человек клира и 20 человек церковнослужителей, включая дьяконисс, - когда у входа показалась процессия римских кардиналов во главе с Гумбертом Сильва-Кандидским.

Их было около 10 человек. Гумберт среди них был, наверное, почти самый высокий. Все были одеты в длинные красные плащи-балахоны и черные кардинальские шапочки. Процессия вошла в храм и, поняв, что на данный момент еще почти никого нет – проследовала в приалтарную часть. Слева был ряд из 10 старинных стасидий – кардиналы тихо разместились в них. Гумберт напряженно молчал и сумрачно смотрел в сторону алтаря, но как бы сквозь стены, медленно перебирая четки.

Через некоторое время показался патриарх в окружении иподьяконов. Они тихо вошли с бокового входа и проследовали к мощам мучеников у приалтарной стены. Патриарх Михаил был небольшого роста и по-старчески сутулый, было заметно, что многие движения даются ему уже с трудом. Он поклонился мощам и, повернув голову, заметил кардиналов. Это было несколько неожиданно, потому что об их визите именно сейчас его никто не предупредил, хотя патриарх, разумеется, знал, что кардиналы были в городе уже несколько недель. Гумберт встал и направился к Михаилу. Они обменялись сухими формальными приветствиями, хотя было заметно, что каждый из них был не то чтобы рад встрече. После чего все вместе – в общей сложности порядка 20 человек – стали заходить в алтарную часть.

Свита Гумберта осталась фактически при входе, а сам он направился прямо по направлению к престолу. Подойдя почти вплотную с северной части Гумберт достал массивный свиток, развернул и стал читать. После традиционного в этом жанре вступительного церемониала далее по тексту следовало буквально следующее: «Что же касается до Михаила, несправедливо называемого патриархом, и защитников его глупости, то они ежедневно рассеивают между людьми плевелы и размножают ереси. Подобно симонианам, они продают дары Божии. Подобно валезианам, они допускают кастрацию и не только вводят евнухов в клир, но и делают епископами. Подобно нечестивым арианам, они перекрещивают христиан, в частности латинян. Подобно николаитам, дозволяют браки служителям алтаря. Подобно духоборцам, они исключили из Символа упоминание об исхождении Святого Духа и от Сына. Подобно назареям, они придают значение вопросам внешней чистоты, не допуская младенцев ко крещению до восьмого дня, хотя бы те умирали, отказывая и женщинам после родов и во время регул в причащении и даже в крещении и не принимая в общение тех, кто бреет бороды по обычаю Римской Церкви. Призванный к порядку по поводу этих и других заблуждений и многих предосудительных действий письмами нашего господина папы Льва, Михаил не пожелал раскаяться. Потом он отказался принять нас, легатов, когда мы хотели исправить его в этом, и запретил нам совершать литургию в храмах, подобно тому, как некогда он закрывал церкви латинян, называя последних азимитами и преследуя их словами и насильственными действиями, доходя до анафематствования Апостольского Престола в лице его чад, и осмеливаясь, вопреки Святому Престолу, называться Вселенским Патриархом. Посему мы, не в силах сносить этих неслыханных оскорблений и этих обид, отмечая, что этим явно затрагивается кафолическая вера, - властью Святой и Неразделимой Троицы, Апостольского Престола, уполномоченными которого мы являемся, всех православных отцов семи Соборов и, кратко говоря, всей Кафолической Церкви, - подписываем анафему на Михаила и его пособников, произнесенную на них досточтимейшим Папой и обусловленную их нераскаянностью. Итак, Михаил, ложно именующийся патриархом, в действительности же неофит, облеченный в монашескую одежду, повинный в тягчайших обвинениях, и с ним Лев, именующийся епископом Охридским, саккеларий Михаил Константин, кощунственно поправший жертву латинян, и все, кто следует им в упомянутых заблуждениях и дерзостях, да будут анафема, маранафа с симонианами, валезианами, арианами, донатистами, николаитами, северианами, духоборцами, манихеями, назареями и всеми еретиками, а лучше сказать, - с дьяволом и ангелами его: доколе не раскаются. Аминь, аминь, аминь!» Закончив свою торжественную речь в гробовой тишине храма, Гумберт положил свиток на престол святой Софии рядом с напрестольным Евангелием.

После этого Губмерт и кардиналы, разумеется, сразу удалились. Патриарх, клир и народ, уже собравшийся на тот момент в храме, были в полном оцепенении несколько минут. После затянувшейся паузы и гробовой тишины архидьякон подошел к престолу, взял за нижний край лежавший там свиток, как будто это было нечто, посыпанное спорами проказы, и перенес его вглубь алтаря на маленький столик. Через минут пять, оправившись от первичного изумления, патриарх распорядился начинать Всенощное бдение, и архидьякон вышел на амвон с предначинательным возгласом: «Восстаните!».

Но самое интересное, несомненно, - то, что было дальше с самим Гумбертом и его спутниками. Об этом потом чрезвычайной императорской комиссии, расследовавшей в течение летних месяцев обстоятельства происшествия (хотя уже скоро стало понятно, что это якобы «происшествие», судя по всему, имеет эпохальный характер на десятилетия и столетия вперед), рассказывал владелец постоялого дома на краю города, где остановились кардиналы. «В тот день они вернулись к нам в покои где-то в восемь вечера. Было уже темно. Отслужили короткую вечерню в часовне святой Екатерины, у нас тут же на первом этаже. Потом заказали ужин: мы приготовили теленка на десять персон, зелень, хлеб из печи (у нас свой), два кувшина итальянского вина (они его привезли с собой и передали нам на хранение в погреб) и лукум. Кардиналы ужинали в обеденном зале, после чего щедро отблагодарили нас. Трапеза завершилась около половины десятого. Во время ужина они много разговаривали, не очень громко. Я не понимаю латынь, поэтому толком ничего не разобрал, но видел, что беседа была очень оживленная. Удалившись в свои покои, кардиналы пробыли там, на удивление, не очень долго. Где-то через четверть часа они вновь спустились вниз и вышли на улицу. Так как меня и жену разбирало любопытство, я послал своего сына украдкой посмотреть, что там дальше может происходить в столь поздний час и зачем они опять вышли. Его высокопреосвященство кардинал Гумберт собрал всех у входа в маленьком дворике с фонтаном. Он молча показал рукой в сторону тисовой аллеи, и ровной процессией по два человека они проследовали вдоль аллеи к югу от дома. Сын тайком мелкими перебежками следил за ними. Как он рассказал, дальше происходило совершенно невероятное!...»

«Вы знаете, что у нас есть часовня святой Екатерины прямо внутри нашего дома, но также есть другая часовня, заброшенная, метрах в 400 от двора в дубовой роще. Я говорю о часовне в честь святого папы Лина. Когда-то это была целая базилика вместимостью под 100-150 человек и тремя алтарями, один из которых располагался практически по центру. Но лет 200 назад ее перестали посещать, и здание начало стремительно разрушаться. Какое-то время местные жители и священники использовали еще один алтарь из трех для редких богослужений, но потом и это прекратилось. Сейчас там практически полностью разрушенные своды, так что центральный алтарь располагается, честно говоря, под открытым небом. Стены обветшали, колонны приобрели серый цвет, как дождливое небо в Тоскане весной. Почему-то именно к этой заброшенной постройке направились кардиналы (целой стройной и даже торжественной процессией!) в ту злополучную ночь.

Мой малый какое-то время очень тихо, и, разумеется, пересиливая уже страх, следовал тайком за ними, но в один момент, метрах в 150 от конечной точки, он замер в кустах и дальше идти побоялся. Таким образом, он видел издалека, что происходило дальше, но не во всех деталях. И, самое главное, не мог разобрать всех звуков, хотя кое-что слышал. А вот звуков как раз, скажу я вам, там было предостаточно! И жутких!

Как я уже говорил, вся речь была на латыни, поэтому малой не понял ничего, но передал лишь общие ощущения. Процессия подошла к ступеням главного входа. Гумберт вышел вперед и встал на несколько ступеней выше, чем все остальные, повернулся к ним лицом. Всё это время они держали сомкнутые руки у груди. Гумберт произнес две короткие фразы – негромким голосом, но очень жестко, как бы со стальной интонацией. Остальные ответили ему хором «Amen».
Гумберт повернулся и первым вошел в центральную залу (без крыши) разрушенного здания. Остальные медленно последовали за ним.
С противоположной стороны здания в залу неожиданно вошли еще три человека, которых до этого не было. Судя по всему, это были прислужники, потому что при входе они разожгли три небольших факела (была почти кромешная темень до этого, свет давала только луна) и встали треугольником вокруг полуразрушенного алтаря, чтобы освещать все происходящее. Процессия также выстроилась другой частью треугольника, так что Гумберт был в самом центре у алтаря. Дальше Гумберт стал произносить длинный текст на латыни – видимо, молитву? Сын понял лишь три повторения «sanctus! sanctus! sanctus!» Произносил он все это стальным, как бы яростным, голосом и уже достаточно громко. Остальные периодически говорили «Amen». В том числе и те, кто держал факелы. Сцена была жуткая, потому что это не было похоже на обычный церковный обряд. Это было что-то абсолютно другое, только лишь с элементами церковной службы. Мой мальчик был уже на грани абсолютного ужаса и еле сдерживался, чтобы не убежать назад домой. Его терпения хватило еще минут на пять. Как раз в это время с бокового входа в центральной части показались еще два человека – это были женщины. И у них что-то лежало на руках. Было темно, чтобы достаточно хорошо рассмотреть... Мы хорошо знаем, что женщинам не место у алтаря, и они не участвуют в церковной службе, кроме как вместе со всеми прочими обычными людьми в общем зале. Поэтому - что они делают здесь сейчас было совершенно не понятно. Гумберт все это время продолжал произносить свои молитвы (или что там это было на самом деле) - и вознес руки к небу. Все остальные тоже подняли головы к небу и сказали Amen. На минуту воцарилась гробовая, уничтожающая тишина. Мой мальчик, не в силах более сдерживать страх, выпрыгнул из кустов и побежал что есть мочи назад к дому. Вечером он рассказал всю эту жуткую историю мне.

Когда кардиналы вернулись в свои покои было уже около 2 ночи.
Я встретил их, не показывая вида, что всё знаю, посветил им на первом этаже, пока каждый не удалился по своим комнатам. Никаких женщин (и факелоносцев) с ними, разумеется, не было – куда они делись, никто не знает. Как, собственно, и откуда они появились: мы живем в достаточно отдаленном месте города, и поблизости нет других построек. Не в силах сдерживать любопытство (пусть и перемешанное со страхом) мы с сыном решили утром, как только рассветет и до того, как проснутся наши постояльцы, быстро сходить на место ночного ритуала и посмотреть, что там было, попытаться понять, зачем они ходили туда в абсолютной тьме».

«В 5:30 утра солнце уже встало – и мы вышли из дома. Ах, какое чудесное утро это было! Оно было таким, каким должно быть утро: ночью очень холодно – а потом днем жарко, а утро как раз стоит между ними и ночную почти ледяную стужу преображает в тепло наступающего дня. На траве и листьях была роса. Уже вовсю пели и метались из стороны в сторону мелкие птицы. У часовни все было тихо. Когда мы подошли, то на первый взгляд там ничего не изменилось. Такие же обветшалые своды и развалившаяся крыша – крышей часовни было само небо. Такие же старые стены с проступающими кирпичами. Такие же колонны с очень мутной поблекшей краской, усугублённой дымом кадила прежних времен. Полуразрушенный центр храма и чуть лучше сохранившийся престол. Все было как будто на своем месте, как и прежде. Но создавалось при этом четкое ощущение, что что-то не так. Вроде как ничего и не было – но смутно, интуитивно чувствовалось, что что-то тут было. Как будто чуть более сдавленный воздух – видимо, от ночного кадильного дыма. Как будто на верхней части престола невидимые следы только что унесенных предметов. Что мы точно заметили, и что точно было – это несколько красных капелек прямо на полу возле престола. Это точно были новые капли – раньше их не было. Судя по всему, они должны были быть и на самом престоле, но оттуда по окончании действа их, видимо, тщательно стерли прислужники. Всего несколько красных капелек, буквально три-четыре, но точно свежие, заметные при ярком свете дня (но не заметные ночью при свете факелов). Я опустился на землю и посмотрел поближе. Да, почти очевидно, что это была кровь. Хотя однозначно доказать это было, разумеется, невозможно, но интуитивно по всем деталям и признакам создавалось именно такое ощущение. Что вдвойне странно, потому что, как мы все хорошо знаем, кровь не может присутствовать в алтаре никаким образом. В алтаре совершается бескровная жертва! Стало также постепенно проясняться, почему в зале был особый сдавленный воздух, какого не было прежде. Напомню, что крыши почти не было, стены тоже были с большими дырами. То есть помещение достаточно хорошо проветривалось. Но несмотря на это в центре зала прямо-таки зависло какое-то специфическое облако еле заметной и почти растворившейся гари. То есть спустя 4 часа после самого действа все еще можно было почувствовать, как на престоле что-то жгли. Или хотя бы обильно кадили. Причем не просто жгли, а каким-то специфическим веществом – или сам горевший предмет был очень особый. Это точно был не просто ладан или уголь. Жгли что-то посерьезнее.

Мы еще осмотрелись по сторонам. Никаких других новых деталей, вроде бы, больше не обнаружили – и постепенно стали выходить тем же входом, что и пришли. На выходе мой мальчишка заметил еще одну новую деталь. На внешней стене в самом низу было свежее небольшое изображение, сделанное как будто коптильным дымом на белой краске. Совершенно небольшое, чуть меньше человеческого лица. Это был крест в круге, но какой-то особый. Помимо самого креста в круге в верхней части были еще две черточки – как будто брови человека. То есть получалось, что это как бы крест в круге, но при этом в круге человеческого лица. Этого знака точно тут не было раньше. И по копоти было понятно, что он свежий, сделан этой ночью. Да и сам знак странный – мы такого никогда не видели. Вот, собственно, и всё, что нам удалось обнаружить». 

Продолжение следует...      
А от себя напомню, что в журнале "1054 Anno Domini" публикуются отрывки из одноименного исторического детектива Артема Крылова, который работает над ним live.

https://t.me/artemkrylov...