ЛУЧШИЙ СПЕКТАКЛЬ НАРОДНОГО АРТИСТА
Рассказывает Андрей Караулов:
- В 1928 году отмечалось 30-летие одного замечательного театра. Давали пьесу современного автора, но одному великому артисту (назовем его Иван Михайлович) роли в ней не нашлось. И тогда роль сочинили специально.
Великий артист выходил в дачной пижаме и где-то у задника читал газету. А на его фоне герой и героиня объяснялись друг другу в любви, причем что-то у них не получалось: то ли он не хотел, то ли она.
А потом, пробормотав: «что-то сегодня жарко…», народный уходил купаться в «озеро», то есть спускался по лестнице в специально открытый на сцене люк.
И вот премьера. Актер «загорает». Герой стоит на коленях перед героиней. И вдруг на сцену вышел огромный сибирский кот Васька, ничуть не смутился, узнал человека в дачной пижаме и стал радостно тереться об его ногу. А Иван Михайлович очень любил животных. Он тут же взял кота на руки.
Помощник режиссера шепчет: «Иван Михайлович, уберите животное!» — понимая, что Иван Михайлович, которому совершенно нечего делать на сцене, просто отнесет его за кулисы. Но такая простая мысль ему в голову не пришла.
«Интересно, куда я его дену, — подумал народный артист СССР, — я ж в образе…» Вдруг его осенило. Он взял кота за шкиворотку и посмотрел на «озеро» — «метра три — долетит», — и точным броском кинул кота купаться.
Зал замер. Герой на коленях тоже замер. Спектакль остановился.
Ну а в «озере» стоял некий дядя Вася, рабочий сцены, который держал лестницу, чтобы Иван Михайлович спустился вниз. Кот опустился дядя Васе в аккурат на физиономию и мертвой хваткой вцепился в него когтями...
Артисты слышали мат всякий. Но тот, который донесся из «озера», поразил весь зрительный зал. Отругавшись, дядя Вася отодрал кота от лица и, уже не владея собой, выкинул его обратно на сцену, причем с такой силой, что тот, сердечный, улетел аж в пятый ряд партера на ноги дамы из Наркомпроса.
В зале — истерика.
Из-за кулис сдавленно шипели: «Иван Михайлович, уйдите со сцены!» Тот и сам понимал, что играть дальше невозможно, пьеса закончилась. Он сконфужено встал: «Да-а, что-то жарко сегодня...» и мелкими шажками бросился к «озеру». А рабочий дядя Вася, рассердившись, что кто-то так подшутил над ним, ушел лечиться в медпункт и забрал с coбой лестницу. Иван Михайлович уже как бы нырнул, но успел зацепиться за край люка одной рукой. «Прыгайте! — шепчут ему, — прыгайте!» «Не могу-у, товарищи! — завопил тот. — Лестницы нет!»
Тут с визгом закрылся занавес.
СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ ПОТОК
В «Большом» идет «Хованщина». Хованский выезжает на лошади, с булавой, и поет басом «Дети-и мои-и... Спаси Бог!». Это, по замыслу режиссера, должно быть «с рычанием». Все было хорошо до тех пор, пока не поехали на гастроли в Ла-Скала. Реквизит погрузили, а лошадь договорились взять из местного цирка. В Ла-Скала сцена для улучшения акустики наклонена. Привели лошадь. Одели ее под стрелецкую, подняли артиста Бориса. Лошадь от его веса, крякнув, присела. Артист сидит, готовится, откашливается. Подходит их выход. Лошадь выводят, она упирается на наклонной сцене и вдруг у нее под ухом «Дети-и... мои-и...» Она начинает мотать головой, бросаться слюной, брызгами. Вновь подходит его место. Он уже осторожнее «Дети-и... мои-и...» Лошадь снова брыкаться. Артист ее по голове булавой — тюк. Лошадь на передние колени упала и описалась, а так как лошадь не пудель, то бурлящий между ног поток устремился на суфлерскую будку. Итальянцы, народ темпераментный, привстали, чтобы лучше видеть. В самый последний момент из будки взметнулась рука и, описав полукруг, направила поток мимо будки в оркестровую яму. Музыканты врассыпную. Спектакль остановился. Публика визжала и, крича «Браво», аплодировала минут 20. Артист сидит на лошади и говорит:
— 20 лет пою — такого успеха не было...
ЧУДЕСА ДРЕССИРОВКИ
В конце 80-х годов прошлого века в Петербурге с большим успехом шел балет Пуни «Дочь фараона», поставленный Мариусом Петипа. В первом акте фигурировал лев, который сначала шествовал по скале, а потом, убитый стрелой охотника, падал вниз. Льва изображал постоянный статист. Однажды он заболел и его пришлось срочно заменить другим статистом.
Спектакль начался. Вначале все шло прекрасно. Лев важно прошелся по скале. Охотник выстрелил, стрела пролетела... и вот здесь вышла заминка. Пораженный стрелой лев явно испугался высоты и в нерешительности топтался на краю скалы, виновато поглядывая на балетмейстера, в ужасе застывшего в кулисах. Отчаявшийся Петипа показал льву кулак.
И тут произошло чудо. Лев поднялся на задние ноги, перекрестился правой передней и прыгнул вниз.
ВАНЯ-ЗЛОДЕЙ
В Саратове суфлер ухаживал за хорошенькой актрисой. Уж ей-то, казалось, можно было роли и не учить вовсе, но актриса была очень старательная и ходила все время с тетрадкой.
— Ну, зачем вы все роли учите? Ведь знаете, если захочу, собью вас, — говорит суфлер.
— Нет, не собьете.
Играли «Горе от ума». Актриса исполняла роль Лизы. И вот она произносит известные строки Грибоедова:
— Ну! люди в здешней стороне! Она к нему, а он ко мне. А я... одна лишь я любви до смерти трушу! А как не полюбить... суфлерчика Ванюшу! — коварно повторила актриса за «злодеем» суфлером.
ХОРОШАЯ, ОДНАКО, ХАЛТУРА!
В 60-х годах в прессе и по радио было очень модно ругать эстраду. Ее называли не иначе как «халтура», и, поскольку это звучало часто, то у народа слова «эстрада» и «халтура» невольно становились синонимами.
После выступления одной из московских эстрадных групп в колхозе на сцену вышел председатель колхоза и, обращаясь к артистам, сказал:
— От имени всех колхозников хочу поблагодарить артистов за хорошо поставленную халтуру! Ваша халтура нам очень понравилась! Больше того: мы будем просить московское руководство, чтобы вашу халтуру нам обязательно прислали еще раз!
Громовые аплодисменты зала подтвердили его слова.
НАДОЕЛО…
В провинциальном театре не оказалось статиста на роль покойника, лежащего в гробу. Наняли отставного солдата. Немолодого, но бывалого и с роскошными усами. Разукрасили, уложили в гроб, по бокам две свечи поставили. Идет спектакль. Свечи горят, и одна из них капает на шикарный солдатский ус. И никто этого из артистов не замечает. «Покойник» терпел-терпел, а потом решил, что пора прекратить безобразие. И что же видят зрители? «Усопший» вдруг приподнимается из гроба, гасит свечу, достает из кармана расческу, приводит ею в порядок усы и… спокойно укладывается обратно в гроб.
НЕПОНЯТКИ
Во МХАТе шел «Юлий Цезарь» Шекспира. По ходу спектакля статист должен был вынести свиток и отдать его Станиславскому, игравшему роль Брута. Статист куда-то исчез. Тогда Немирович-Данченко велел срочно переодеть рабочего сцены и заменить статиста.
Рабочий вышел на сцену со свитком и громким голосом сказал, обращаясь к Бруту:
— Вот, Константин Сергеевич, вам тут Владимир Иванович передать чегой-то велели.
ЗВУКОВАЯ РЕЦЕНЗИЯ
Эксцентричный вокальный квартет «Четыре Ю» в 1967 году обязали подготовить номер, посвященный 100-летию Ленина, и включить его в веселую сольную программу квартета. Торжественно и важно вышли артисты на сцену и произнесли первую фразу:
— Сегодня весь мир говорит о Ленине.
Возникла лирическая пауза. И вдруг громкий голос на весь зал:
— Говорила тебе, дурак, на танцы идти надо.
ДАЙТЕ ЕМУ ПЕРИЛО!
Один знаменитый актер, играя в классической пьесе, в одной; из сцен вместо: «Дайте мне перо и чернила» сказал: «Дайте мне перило и чернило». Рассердившись на себя, он раздраженно поправился: «Дайте мне черила и перила!» Осознав ошибку, он гневно закричал: «Дайте мне в конце концов, то, чем пишут!»
НАГЛЯДНАЯ СИЛА ИСКУССТВА
Сергей Михалков со своей молодой красивой спутницей пришел в театр и, как всегда, оставил верхнюю одежду у администратора. После спектакля (в этот вечер в театре давали «Гамлета») они вернулись в кабинет администратора, а тот с ужасом сообщил, что случилось невероятное — украли дамскую шубу. Женщина начала рыдать. Тогда Михалков невозмутимо сказал:
— Ну что, теперь ты поняла, что «Гамлет» — это трагедия!
ОНЕГИН-ДАЛЬТОНИК
Как известно, в «Евгении Онегине» есть такие слова:
— Кто там, в малиновом берете?
— Моя жена.
— Так ты женат?!
В одном театре у костюмеров не нашлось малинового берета, и они надели на актрису зеленый. Онегин посмотрел с ужасом на Татьяну и запел:
— Кто там, в зеленовом берете?
Партнер, растерявшись, почему-то спел:
— Моя сестра...
Онегин развил эту тему:
— Так ты сестрат?!
ОН УЖЕ ВСЕ ЗНАЛ
В одном московском театре дают бессмертную комедию Гоголя «Ревизор». Открывается занавес. Городничий:
— Господа! Я пришел к вам для того, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет... Хлестаков!
ИДЕАЛЬНАЯ ПОКЛОННИЦА
Московский театр оперетты стабильно посещала поклонница, некая Клавдия Васильевна. Солидная дама, да с одной маленькой слабостью; очень уж она любила пиво. Однажды на спектакле «Летучая мыть», где солировал Валерий Барынин, взяв в антракте «на борт» немножко пивка, Клавдия Васильевна приготовилась бросить с разбега цветы из партера через довольно широкую оркестровую яму.
Она разбежалась и метнула огромный букет в Барынина. Зал выдохнул громкое «А-х-х!». Дело в том, что, разбежавшись, Клавдия Васильевна не рассчитала своих сил и перевернулась через барьер, упав под ноги к дирижеру. Причем ее собственные ноги остались торчать вверх, платье съехало на голову, открыв для обозрения штаны с начесом.
И вот так она, вверх ногами, стояла некоторое время, обалдевший дирижер не знал, как ей помочь. Тогда Клавдия Васильевна сделала кульбит в обратную сторону и очутилась уже в партере, повернулась к залу и как ни в чем не бывало зычно закричала: «Браво, Барынин!» Зал стоя аплодировал такой активной зрительнице.
ТЯЖЕЛАЯ ДОЛЯ АРТИСТОВ
В тридцатые годы встреча артистов Малого театра с трудящимися Москвы. Александра Александровна Яблочкина, знаменитая актриса, видный общественный деятель, с пафосом вещает: «Тяжела была доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками. На бенефис бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и брильянты. Бывало так, что на содержание брали графы разные, князья...» Сидящая рядом великая «старуха» Евдокия Турчанинова дергает ее за подол: «Шурочка, что ты несешь!» Яблочкина, спохватившись: «И рабочие, и крестьяне...»
РАНЕВСКАЯ КУРИТ…
Раневская стояла в своей гримерной совершенно обнаженная. У актера иногда бывает такое желание освободиться от одежды, отдохнуть, для того чтобы потом надеть театральный костюм перед выходом на сцену. Она стояла и курила. Вдруг к ней без стука зашел администратор театра. И, увидев «обнаженную Маху», ошарашенно замер. Раневская спокойно спросила:
— Вас не шокирует, что я курю?
ЗЛОСЧАСТНАЯ БАЛЛЮСТРАДОЧКА
Тенор Большого театра Чекин пел в «Травиате». Начался его знаменитый выход «Налейте, налейте...» На сцене была расположена огромная лестница и баллюстрадка, на которую он красиво облокачивался и пел эту арию с фужером шампанского. В этот вечер баллюстрадку случайно не прибили. Он облокотился и вместе с ней исчез. Все услышали стук упавшего тела. Занавес медленно закрылся. Мертвая тишина в зале, и вдруг зрители услышали какой-то стук: это забивали баллюстрадочку. В партере, видимо, находился какой-то шутник, который громко сказал: «Гроб заколачивают». Начался гомерический хохот.
Через 10 минут артист (он очень удачно упал, не ушибся) вышел и опять запел арию, но при этом сделал жест, который в корне изменил ход событий: держа в одной руке бокал шампанского, другой рукой он проверил, прибита ли баллюстрадка на этот раз или нет. И вот тут началась истерика и в зале, и за кулисами. Пришлось сделать еще один перерыв.
НЕПОТОПЛЯЕМАЯ
В репертуаре одного театра была пьеса Островского «Гроза». Как известно, в финале пьесы героиня бросается в Волгу. Местонахождение Волги в этом театре предполагалось в оркестровой яме. Естественно, там постелили матрасы, чтобы артистка при падении не покалечилась.
Когда театр выехал на гастроли в другой город, матрасы решили с собой не брать. Договорились, что местный театр найдет свои матрасы и постелет их в оркестровой яме. Местный театр матрасов не нашел и, не предупреждая приехавших артистов, вместо матрасов установил в оркестровой яме батут. 15 минут Волга не принимала Катерину.
ОРКЕСТР… СЛЕПЫХ
В советские годы концертным делом занимались многие организации: и Росконцерт, и Москонцерт, и Дом Советской Армии, и Общество слепых. В то время были в моде большие оркестры.
Однажды в гастрольном отделе Московской эстрады случился переполох: заболел Эдди Рознер, и его оркестр не мог выехать на гастроли. Что делать? Кто-то посоветовал: «Так у нас сейчас как раз бездействует оркестр под управлением Александра Горбатых, давайте его и пошлем!» Так и порешили. Послали в филармонию телеграмму: «В связи с болезнью Рознера высылаем оркестр Горбатых».
Из филармонии пришла телеграмма с категорическим протестом: «Возражаем. В прошлый раз вы нам выслали оркестр слепых, а теперь, значит, горбатых? Зритель на такое издевательство не пойдет».
ТЕАТРАЛЬНАЯ КАРЬЕРА
Замечательный трагический актер М. Иванов-Козельский плохо знал пьесу, в которой выступал. Как-то раз выходит он на сцену и видит старичка, игравшего во вчерашней пьесе лакея. Суфлер замешкался, и знаменитый актер, чтобы не было заминки в действии, сказал старичку: «Эй, голубчик! Принеси-ка мне стакан воды». Старичок подошел к Иванову-Козельскому и с гордостью произнес: «Митрофан Тимофеевич, помилуйте, я сегодня граф-с!»
ХОРОШ, ГУСЬ!
Известный советский конферансье Алексей Григорьевич Алексеев был блестящим острословом и импровизатором. В его биографии был такой случай. На одном из концертов он вышел на сцену и сказал: «Здравствуйте, товарищи!» Какой-то хам в зале крикнул: «Гусь свинье не товарищ!» Послышались смешки, но Алексеев быстро нашелся. Он ответил, взмахнув руками: «Тогда я улетаю!»
ДЕЗДЕМОНА ПО-КАВКАЗСКИ
В большом кавказском городе гастрольная группа с известным мастером во главе играла «Отелло». В последнем акте мавр, как и следует по сюжету, задушил свою жену, задернул занавес супружеского алькова и начал положенный в этом месте пьесы трагический монолог.
Зад замирал от восторга и сочувствия, внимая великому артисту...Отелло закончил монолог, повернулся и резко дернул занавес, чтобы еще раз он сам и зрители могли ужаснуться содеянному...
И зрители увидели… Дездемона, облокотившись на подушки, лежала, приподняв голову, с папиросой в зубах, а к ней наклонился помощник режиссера с зажженной спичкой в руке.
В зале ахнули, потом захохотали, кое-кто зааплодировал.
Великий артист застыл как громом пораженный.
И тут шум в зале перекрыл сильный гортанный бас с восточным акцентом:
— Правильно задушил! Слушай, на минуту оставить нельзя…
КОНЦЕРТ… ТИШИНЫ
Однажды в одной английской газете появилось сообщение о том, что в такой-то день в таком-то месте состоится концерт тишины, который даст некий безвестный пианист. Шумная реклама сделала свое дело — в день концерта зал был полон. Виртуоз тишины сел за рояль и начал играть, но не раздалось ни одного звука, так как все струны на рояле были сняты. Люди в зале стали коситься друг на друга. Каждый ждал, что сделает сосед, и в результате вся аудитория сидела, затаив дыхание. После двух часов гробовой тишины концерт окончился. Пианист встал и поклонился публике. Его проводили бурными аплодисментами.
На следующий день виртуоз тишины рассказал эту историю по телевидению и в заключение признался: «Я хотел посмотреть, как далеко простирается человеческая глупость: она безгранична!»
ВЫКРУТИЛСЯ
Польский актер Болеслав Лещинский, известный представитель сценического искусства конца прошлого столетия, исполняя однажды роль Отелло, забыл загримировать руки в черный цвет, что вызвало легкий смешок и шутливые замечания в зале. Это нисколько не смутило артиста. К тому же он быстро нашел выход из положения: во время антракта придал рукам нужный «марвитанский» оттенок, а затем натянул на них... светло-розовые перчатки. Спектакль продолжался. Выбрав удобный момент, Лещинский-Отелло с подчеркнутой небрежностью снял перчатки. Публика тут же взорвалась шквалом одобрительных оваций.
НЕ ТОГО УБИЛИ…
К. Марджанишвили, ставший впоследствии крупнейшим советским режиссером, начал свою службу в оперном театре в качестве статиста. В спектакле «Евгений Онегин» он играл безмолвного секунданта и перепутал пистолеты — дал заряженный Ленскому. Ленский выстрелил, и Онегин от неожиданности упал. Ленский, чтобы как-то выйти из положения, пропел известную фразу Онегина: «Убит!» Другой секундант в замешательстве добавил: «Убит, да не тот!»
ЗАПРЯГАЙ-РАСПРЯГАЙ
Императорский Александрийский театр. Идет «На бойком месте» Островского. На сцене — В. Давыдов в роли хозяина постоялого двора и К. Варламов в роли ямщика. Оба абсолютно не знают текста, а суфлера нет.
Давыдов: «Ну, что, братец, коней распряг, овса им задал?»
Варламов: «Распряг коней, батюшка, овса им задал, все в порядке».
Пауза.
Давыдов: «Что-то я волнуюсь, как наши кони. Распряг ли ты их, братец? Задал ли овса?»
Варламов: «Не извольте беспокоиться. Распряг я коней, овса им задал, батюшка».
Длинная пауза.
Наконец, Давыдов с раздражением: «Ну, вот что я тебе скажу. Иди запрягай снова, а то мы отсюда никогда в жизни не уедем».
УЖАС
Малый театр. На сцене великая Ермолова. За кулисами раздается выстрел — это застрелился муж героини. На сцену вбегает А. Южин. Ермолова в страшном волнении: «Кто стрелял?» Юдин, не переводя дыхания, вместо «Ваш муж!» выпаливает: «Вах мух!» Ермолова повторяет в ужасе: «Мох мух??» — и падает без чувств.
«СМОТРЯ КАКОЕ КАСЛО…»
В Малом театре есть книга актерских ляпов и оговорок. Вот две из них.
В одном из классических спектаклей играли Царев и Яблочкина. У нее был текст: «Кашу маслом не испортить!» На что Царев отвечал: «Смотря какое масло».
И вот идет спектакль. Выход Яблочкиной, и ее текст:
— Машу каслом не испортись!
На что Царев глубокомысленно отвечает:
— Смотря какое касло!
А еще, рассказывают, была такая сцена: купчихи сидят, щебечут, а солидный купец первой гильдии выходит, наливает себе из графинчика водочки, пьет и после этого вмешивается в разговор:
— Ну, хватит врать-то, сватья.
Спектакль гоняли уже столько раз, что все играли там чисто механически. И вот в один прекрасный день вышел на сцену купец, проделал все, что было положено, и бодро вмешался в разговор:
— Ну, хватит врать-то, сратья... Срать-то хватит...
На этом представление накрылось медным тазом. Потому что актерам лежа играть неудобно, как и публике, лежа под креслами в зале.
ПРОЩАЙ, ДЕВИЦА!
Артист Саксаганский вспоминал о своих первых выступлениях на сцене. Навсегда запомнился грандиозный провал в пьесе «За Неман иду». Чтобы произвести впечатление на публику, он выехал на сцену на коне и начал петь:
«За Неман иду на добром коне, красна девица, прощай!»
Но допеть до конца так и не довелось. «Добрый конь» вдруг испугался, подскочил, сбросил наземь казака.
Однако молодой актер не растерялся и, провожая коня взглядом, окончил куплет:
«Красна девица, прощай!»
В зале разразился смех.
ПАУЗА…
В одном из театров заболел статист. Роль была очень короткой, поэтому решили отдать ее, не долго думая, театральному сторожу. Долго уговаривать его не пришлось. Дали слова и попросили выучить наизусть. И вот его выход. Новоявленный артист уверенной походкой вышел из-за кулис на сцену, взглянул с ухмылкой на актрису (а актриса в это время лежал в постели) и громко произнес:
— Ну, что… лежишь, паузА — ха-ха два разА!
ОТЧАЯННЫЙ ГРАФ
Алла Константиновна Тарасова рассказывала:
Концертная бригада. Играли отрывок из «Анны Карениной». Анна (ее играла Тарасова) в смятении. Вызывает камердинера (его играл начинающий актер):
— Где граф? (Вронского играл Прудкин.)
Актер заглянул за кулисы и спросил Прудкина:
— Куда вы уехали?
— Как куда? В именье к матери.
Актер вернулся на сцену:
— Граф уехал к еменей матери.
Источник: журнал "Однако, жизнь!"
Оценили 13 человек
14 кармы