Изобретательная Россия

Начиная со времени начала перестройки, наблюдается разкачивание мнений общества по поводу того, кто изобретательнее, кто внёс в развитие цивилизации больше: Россия или заграница. Невозможно превозносить одних, не унижая других. Нужно отдавать дань уму изобретателей в любом случае: будь они иностранцами или русскими. Да, в России сложились обстоятельства, затрудняющие изобретательным людям жизнь. Обстоятельства, при которых заслуги одних приписывались другим. Привожу в качестве примера записки одного из таких изобретателей - фейерверкера Михаила Данилова. К сожалению найти портрет изобретателя мне не удалось.

Полностью книга его записок http://www.vostlit.info/Texts/... и http://www.vostlit.info/Texts/rus10/Danilov/frametext1.htm

О своём роде Михаил Васильевич сообщает следующее:

" В 1771 году, в апреле месяце, по причине оказавшейся в Москве прилипчивой и заразительной болезни, съехали мы из Москвы в ближнюю деревню, сельцо Семенково, Рузского уезда, расстоянием от Москвы шестьдесят верст, и жили в ней для безопасности от помянутой заразительной болезни. Живучи в деревне, в свободных мыслях и безмятежном сельском житии находясь празден, без всякого дела, возомнил я написать происшествие фамилии нашей Даниловых, а к сему моему предприятию послужила мне немало случившаяся при мне тогда копия, списанная в Герольдии из Бархатной книги (Книга есть при Герольдии 1, а потому именуется Бархатная, что переплетена в бархат; в ней, по именным указам с 191 по 199 год 2 вписаны подаваемые дворянские сказки, откуда кто произошел и фамилию свою ведет. (Здесь и далее примечания самого Данилова.)) родословия всему дворянству. Из оной копии усмотрел я, в тридцатой главе, под номером двести двенадцать, на листу пятьсот тридцать два, написано тако: “Род Мамоновых и Данила Иванова, а от них пошли Даниловы, Дмитриевы, Внуковы, выезжие из Цесарии”; в том же родословии написаны Дурные, Васильчиковы. Я, довольствуясь тем, что нашел начало происхождения фамилии Даниловой, однако будучи в том уверен, что мне никак невозможно будет довести поколения своего до начального Данила Иванова, взял достоверное мне в шестом поколении нашего рода имя Прохора, от которого поведу наш род и фамилию Даниловых. Искал я потом пособия моему предприятию у разных свойственников, требовал, но не получил никакого сведения о роде Даниловых далее, как все только мне объявляли Прохора. Сообщил мне родословие Даниловых покойный надворный советник Иван Демидович Маслов, который по женскому колену произошел от Даниловой фамилии, но весьма недостаточно: в ней он также в восходящей линии в шестой степени, или поколении, только не [283] от Прохора, а от Федора, у коего были два сына Иваны, большой и меньшой; от них род свой ведут Даниловы, наши однофамильцы. Почему и полагаю я, что Федор был Прохору одновременный, ежели не родный, то двоюродный брат: ибо снисходящая линия точно, как от Прохора, так и от Федора, показывала степень шестую до нынешних времен. Но мое намерение не состоит в том, дабы выводить всех предков моих из темноты древности. Я положил собрать и написать фамилию Даниловых не для тщеславия моего, но чтоб, наконец, от предания изустного вовсе не истребилось из памяти происхождение наших Даниловых. Многие есть дворяне, кои, несмотря на свое недостоинство, что не показали отечеству своему ни малой услуги, громко проповедуют и бесстыдно гордятся знатностью своего рода и древностью фамилии; таковым можно сказать пословицу. “Кто хвалится знатностью своего рода, а без своих заслуг, тот хвалится чужим”

ЗАПИСКИ МИХАИЛА ВАСИЛЬЕВИЧА ДАНИЛОВА,АРТИЛЛЕРИИ МАЙОРА, НАПИСАННЫЕ ИМ В 1771 ГОДУ

"Мартынов выпросил позволение, дабы и нам представить в оперном же доме фейерверк. Мы крайние силы прилагали в изобретении всяких редкостей для представления зрителям; однако не великую б мы похвалу получили, если бы нечаянный случай не привел меня сделать пробу зеленого огня, который во всем свете не найден еще и поднесь; дабы формально горели в фитиле, как прочие огни, а представляют оный спиртовой, подобно моему. Я взял яри веницианской, разведя на водке, намочил ею хлопчатую бумагу, зажег и увидел, что горел самый зеленый огонь; я продолжал к тому многие пробы и дошел до того, что можно его жечь, сделав из него фигуры. Мартынов, увидя оный, рад был сей случайной выдумке зеленого огня.

О чине)  старанием нашего Толстого генерала Апраксин не сделал нам ни того, ни другого; а мы искать не стали и без награждения остались.

Признаться надо, что Сарти-итальянец разрушил нашу старинную фейерверочную затверделую систему и открыл нам вольность к разному изобретению: мы с того времени представляли фейерверки против прежних своих гораздо уже лучше, а некоторые фигуры выходили действительно превосходнее Сартиевых. Итальянец доброхотством придворных господ, которые более заражены были в иностранцах, хотя уже и видели, что национальные совсем не хуже его представляли, принят был на жалование, и определили ему тысячу рублей. Наконец представляли фейерверки, по отбитии меня от сей должности, Мартынов, Сарти и Мелисино, от коих Сарти ничем лучше не отличался, понеже мы не так к вымыслу, как перенять уподобиться и произойти удобы.

Пётр Иванович Шувалов

В 1756 году граф Шувалов пожалован в артиллерию фельдцейхмейстером. Граф был человек замыслов великих и предприимчивый, который еще до сего чина выдумал одну гоубицу, желая быть фельдцейхмейстером, в которой было дуло не круглое, а продолговатое, подобно сжатому до половины круглому кольцу; а как оное орудие стреляло широко одной дробою, то гоубицу назвали секретною и дула никому не давали смотреть, заслоняли его медными закрышками и замыкали замком; а которые были к таковому орудию приставлены служители для стреляния, офицеры и рядовые, оным учинена была особливая присяга, чтоб никому не показывали секретной гоубицы дула, хотя уже многие его знали. По вступлении графа в артиллерию появились многие прожекты, дельные и негодные, а паче для того, что граф был охотник и сего требовал от всех офицеров, кто может что показать.

"Близнята" 

Я помышлял также, как и прочие, оказать что-нибудь новое. Однажды усмотрел я в “Записках артиллерийских” Сен-Реми (в первом томе) на чертеже сплошь четыре мортирки напечатаны, каморы у них были конусом, а запор сделан на середине один, и названы оные мортиры батарейками. Я предложил мортирки Мартынову, он одобрил мое мнение, сделали мортиркам чертеж, Калибром на трехфунтовое ядро, по чему были вылиты; а как стали пробовать, то от выстрела лафет, который был на колесах, под мортирками весь раздробился в мелкие штуки. Наконец, по многим пробам, вылито было только две оных сплошь и названы были “близнята”; на Выборгской стороне, на пробе, они оказались годными, почему и наделали их и с лафетами премножество и отправили в армию, в тогдашнюю войну против короля прусского; оные “близнятки” в армии брошены или найдены [325] бесполезными. Наконец вылита была такого ж калибра и названа “одиночка”, которая стреляла картечью, гранатой и ядром попеременно; оная “одиночка” имела в себе камору конусом, отчего стреляла далеко, потому графу Шувалову показалась. Он приказал вылить калибром на шестифунтовую гранату, потом и до пятипудовой бомбы дошло, и названы оные были от того времени “единорогами”. 

(Русское гладкоствольное орудие, разработанное в 1757 году М. В. Даниловым и С. А. Мартыновым, а на вооружение был принят П.И. Шуваловым.

Конструктивным новшеством было то, что единорог был не просто гаубицей, а первой пушкой-гаубицей, что позволяло эффективно использовать это универсальное орудие. В такой роли оно простояло на вооружение почти век, после чего его вытеснили нарезные казнозарядные орудия. Длина ствола от 7,5 до 12,5 калибров, калибр от 1 фунта (малые) до 3 пудов (особо мощные орудия), дальность стрельы доходила до 4 км.)

Увенчал граф своей графской короной оные “единороги”, произшедшие от выдумки случайной моей с Мартыновым; по всей справедливости гораздо полезнее секретной гоубицы и ныне в армии и во флоте весьма способны оказались; а в Выборгской стороне, на пробу “единорогов” и секретных гоубиц, пороху и прочих припасов великое множество было расстреляно.

Бороздин Корнилий Богданович

В 1756 году пожалован я в обер-фейерверкеры, на место Мартынова, с рангом поручика. Бороздин, подполковник, ласковый мой благодетель, взят был из Риги в Петербург. Граф принимал Бороздина на первый случай отменно против прочих штаб-офицеров, или Бороздин своим проворством сам того сыскал у графа: для того приказал граф ему сделать в артиллерии находящихся орудий со уменьшением калибра для поднесения цесаревичу Павлу Петровичу. Бороздин поручил оную мне комиссию исполнить. Я забрал всякого рода мастеров в артиллерии, учредил оную комиссию в школе, где я жил, и через некоторое время сделал всех находившихся в артиллерии пушек, мортир и гоубиц и к ним всякую принадлежность против натуральной величины в двенадцатую долю калибром, самой хорошей работы с позолотой и чеканками, серебряными клеймами, с вензелем его высочества; под все оные орудия состроили мы батарею столярную, по пропорции, обили зеленым бархатом, обложили гасом золотым в пристойных местах, и принесли к графу в его дом. Он, увидя батарейку с принадлежностями работы самой чистой и в аккуратной пропорции сделанную, оказал свое удовольствие и похвалу справедливую. Я был графу рекомендован от Бороздина, что все оное сделано под моим смотрением.

В исходе сего 1756 года заготовляли мы к 1757 году фейерверк в лаборатории, в коей была планная большая светлица квадратом, мерою один бок состоял из тридцати аршин. Народа великое было в ней множество, всякого сорта мастеровые, иные обивали план, другие набивали фонтаны, привязывали приводы; также от бомбардирской роты Преображенского полка несколько человек для обучения работали, столяры, токари, слесари, по углам в оной же светлице были помещены, а все при огне работали; Я говорил Мартынову, чтоб в таком случае употребить осторожность, указывая, что все люди без малой опасности везде с огнем бродят. Мартынов на мое предложение отвечал мне шутя, что я очень аккуратен, до излишества. Как только я из светлицы вышел, то сделался в ней от неосторожности пожар: захватило всю оную огромную светлицу пламенем, пороховым и меркуриальным дымом, отчего в людях сделалось вдруг великое замешательство; всякий в робости и отчаянии, зажавши рот, спасался опрометным бегством в одни только двери, один другого давил, всяки старался скорее выскочить; оным дымом у многих захватило и остановило дыхание, не могли более [330] бежать и попадали на землю без памяти. В таковой кутерьме и тревоге Мартынова и прочих подмяли под себя на пол, которых бежавшие и спасавшие свою жизнь топтали ногами, по чем ни попало. Вбежали потом в оный дым свежие и небывалые еще в дыму люди, насилу оных обессилевших и почти без дыхания лежащих вытащили на воздух, а прочие несколько человек мастеровых задохнулись и найдены мертвые. На оную тревогу вскоре великое число людей набежало, тот пожар загасили и не дали сгореть светлице; заготовленный же и разостланный на полу план некоторой частью совсем сгорел, иное попорченное осталось, а времени осталось только три дня до Нового года, в который день должно было жечь фейерверк. Я остался только один не копченый в дыму. Мартынов сделался болен, по причине той, что несколько времени находился в дыму, который состоял из серы, селитры и мышьяка; оного дыма наглотал он в себя, отчего и поднесь не пришел в прежнее своего здоровья состояние. Стоило мне великого труда все испорченное поправить и изготовить к сжению фейерверка исправным. Наконец к срочному числу, Новому году, исправил я, расписал офицеров и людей, кому что жечь и которую вещь после другой зажигать, и развел, где кому быть по местам, сам дожидался приказания: сигнал получил из Дворца, чтоб зажигать фейерверк. Наперед всего должно было зажечь сделанный кругом всего фейерверка из шлагов белый огонь (называемый марсов), подобие белого оружейного огня. Я, взяв свечку палительную, зажег оный огонь и не успел отнять руки со свечою, как в тот же момент один шлаг оторвался от доски, к которой он был привязан, ударил меня сильно в левую бровь и в висок, отчего я упал на землю без памяти; а как скоро я опамятовался, то висок мой был уже в крови, а глаз затянуло весь опухолью и сравнялся со лбом ровно. Я, призвав лабораторного сержанта Глазунова, сказал ему, чтоб он смотрел, дабы данная от меня диспозиция была исполнена, а я смотреть, за болезнию, не в силах: через великую мочь сидел, покуда сожгли фейерверк. Случился на тот час от меня недалеко полицейский лекарь, который перевязал мне с теплым вином рану, от которой я через месяц глазом едва мог проглянуть и рад был тогда, что обрел его в целости. Того ж 1757 года, в апреле месяце, сделалось в лаборатории не менее прежнего приключение. В самое то время, когда была война с Пруссией, к таковому случаю в лабораторной кухне великое было приготовление всяких [331] военных снарядов; одна светлица длинная, в которой прежде, к прошедшему фейерверку, набивали ракеты, именовалась “набойня”; от сей работы ракетного и прочего состава немалое количество в ней на столах и на полу оставалось.

Выметая светлицу, остатки ракетного состава не вынесли вон” а всыпали от лености в подпол, никто не мог усмотреть сего бездельства, и стали после работать. Демидов, подполковник, делал, под своим смотрением, зажигательные книпели за особливым столом, а под моим смотрением гранатные и бомбовые трубки набивали; в сенях были принесены для переправки старые зажигательные каркасы 26; при всей оной работе нигде огня не было, водой светлица улита была, в чаны налитые стояли, дабы в случае нечаянного отпрыска огня бросить загоревшуюся вещь в воду. Я был при сей работе неотлучно. Полковник Бороздин возомнил идти в тот день пешком на Выборгскую сторону, для некоторых проб из пушек, почему зашел за мной в лабораторию, чтоб я с ним шел вместе; а как мы к Неве-реке приближаться зачали, дабы сесть на суда и переехать на Выборгскую сторону, тогда услышали необычайную за собой пальбу и колокольный в лаборатории набат. Мы с Бороздиным поспешно возвратились и увидели в лаборатории страшный пожар, черный дым и гром беспрерывный продолжался. Он опрашивает меня, отчего бы такая была пальба? Я сказал, что у нас более ничего нет, как старые в сенях каркасы счетом двадцать или тридцать, а в каждом каркасе по шестифунтовой наряженой гранате есть, то думаю, что от них такие выстрелы слышны. Однако напоследок нашлось, что оная пальба происходила не от одних каркасов, но были соблюдены в тех же сенях в чулане Сартия, итальянца, фейерверочные вещи: оные, загорясь, делали такой великий звук и стрельбу. Мы подошли ближе к пожару, нашли вышедших из той светлицы людей, в которых загорелось, и услышали причину, отчего оный несчастный пожар приключился. Бомбардиры, которые снаряжали у Демидова книпели за особливым столом, прикрепляя скорострельный фитиль, приколачивали сильными ударами, железным молотком по железному набойнику; оттого произошли искры и зажгли фитиль у книпеля в руках держащего бомбардира; а как по всем тогда столам множество скорострельного фитиля и мякоти пороховой лежало, то в один миг, как молния, обняло всю светлицу пламенем, отчего Люди только те успели выскочить, хотя [332]опалены уже были, покуда огонь не прошел в подпол; а как скоро дошел огонь, то загорелись в подполе помянутые фейерверочные сметенные остатки, коих, по-видимому, там было немало, отчего подняло силой половые доски со столами и скамейками к потолку, смяло и перебило всех. Из оных битых и горелых сильных людей человека с три хотя вышли из сего пламени, но от изнеможения пали, к великому всех зрителей сожалению, на землю и через малое время жизнь свою прекратили; а оставшиеся человек с восемь, будучи смяты и завалены досками, погорели все со светлицей вместе. Оного пожара хотя вперва и прилагали приключение от моего небрежения как неотлучного смотрителя, но живые оставшиеся люди, кои работали у Демидова, оправдали меня от сей напраслины; а Бороздина, полковника, неумышленное ко мне на тогдашний час благодеяние оставило меня на свете жива и спасло от сей халдейской печи. Правду сказать, что весьма нужно было в лаборатории быть хорошему и доброму порядку, великому смотрению, которого в тогдашнее время нам никак сделать было не можно от прочих, кои нам не подчинены были: Сартий, итальянец, секретные офицеры, Демидов, подполковник, Бишев, капитан, — у каждого из них особливая работа происходила в лаборатории. Капитан Бишев делал разные инвенции, желая что-нибудь получить себе награждения от Кронштадтского гарнизона, в котором он служил; и таковых было работ под разными званиями премножество, отчего по всей лаборатории происходило, как на площади, собрание разных людей, кроме нашей команды, без всякой осторожности и порядка.

(Кстати, пожары, связанные с лабораторией, случались и раньше, и позже:

https://cont.ws/post/229511... )

Фейерверк 1763 года

ДАНИЛОВ Михаил Васильевич (1722 – после 1790)

"Русский артиллерист и фейерверкер, изобретатель, мемуарист, майор артиллерии, ИО начальника Санкт-Петербургской артиллерийской школы

Родился в с. Харине Тульского уезда, в семье бедного помещика, капрала Преображенского полка Василия Гурьевича и Евфимии Ивановны, урожденной Авксентьевой. До 7 летнего возраста рос дома под наблюдением родителей. Освоил азбуку, попав в учение к пономарю с. Харина Филиппу Брудастому, человеку грубому и невежественному, видевшему в розге и подобных средствах необходимую принадлежность ученья. У дальней родственницы Матрены Петровны Даниловой, тоже Тульской помещицы, женщины весьма грубой и совершенно необразованной, вместе с ее племянником «скоро окончил словесное учение, которое состояло только из двух книг: Часослова и Псалтири». После этого проживал то дома, то в г. Данкове у воеводы H.M. Крюкова, то у родственников; учение поэтому шло неправильно и эпизодически.

1737 – записан в Артиллерийскую школу в Москве, где учился вместе со старшим братом, проживая у своего свойственника Милославского.

1740 – был переведен в Петербург и «определен прямо в первый класс в Чертежную школу».

1743 – перед самым выпуском, был командирован в Сестрорецкий оружейный завод «для рисованья вензелей и литер на тесаках, которые готовились для корпуса лейб-кампании», затем был взят в Герольдию «для рисованья гербов на лейб-кампанцев». Выпущен из Чертежной школы, произведен в фурьеры и оставлен при Школе «для рисованья планов».

Исполнял с успехом различные поручения по устройству фейерверков и иллюминаций на придворных празднествах в Москве и Петербурге и добился некоторых усовершенствований в деле пиротехники.

В Москве познакомился (1744) со своим сверстником М.Г. Мартыновым, с которым до конца своей жизни был в близкой дружбе. Сержант (1746). Штык-юнкер (1749).

1750 – командирован в Ригу, где заведовал «тремя комиссарствами при полку».

1751 – вернулся в Санкт-Петербург, назначен в Артиллерийскую школу.

М.Г. Мартынов, исполнявший обязанности начальника Школы (1748-56), поручил ему смотрение над Школой, а фейерверки и иллюминации делали вместе.

За удачное устройство иллюминации в Москве, во время приезда туда Елизаветы Петровны, пожалован в подпоручики (1752).

По свидетельству полковника А. Нилуса, был «ближайшим помощником Шувалова по артиллерии».

1756 – пострадал вместе с Мартыновым при взрыве и пожаре, случившемся в лаборатории при подготовке фейерверка к новому году. Выздоровев, они занялись созданием новых орудий.

«Оставаясь при Артиллерийской школе, Данилов работал в лаборатории и вылил мортирки, гаубицы и единороги, честь изобретения которых присвоил себе гр. П.И. Шувалов» (2).

Произведен в обер-фейерверкеры (1756) «с рангом поручика», затем – «в капитаны и обер-фейерверкеры» (1757)."

Източник: http://viupetra2.3dn.ru/publ/danilov_m_v/11-1-0-1945 

картинка отсюда http://viupetra2.3dn.ru/publ/d...