На улице горели фонари, витрины, звёзды мелкие, как просо. В квартире номер девяносто три решались философские вопросы о смысле дорогого бытия в бессмысленности нового начала, куда кладут душицу и тимьян, какая раньше музыка звучала. Скрипели половицы и диван. Едва заметно колыхались шторы. Бродил сквозняк, естественно, незван, обозревал квартирные просторы глазами самой главной тишины.
Квадрат окна мечтал о круговерти. Нигде, казалось, не было войны, нигде, казалось, не встречалось смерти, а только домовые и коты, отцы и дети, небыли и были. С китайского переходил на "ты" с веселой шваброй истребитель пыли.
Огромный город отдыхал от дел, дождливый, безответственно осенний. И кот сидел, и домовой сидел, изобретая способы спасений. Поскольку на людей надежды нет, у Геродотов мысли Геростратов. Бог заводил свой личный кабинет — избавиться от штампа ретрограда. Потом часы. Потом ютуб-канал. Впадала Лета в море и в немилость. Но кот не спал, и домовой не спал. И третьей мировой не обломилось ни улицы, ни авеню, ни стрит, ни маленького краешка балкона. Поскольку в доме номер сорок три вершились судьбоносные законы.
Покоились хвосты, лоснился мех, вилась дорожка лунного винила. И это чёрт-те что хранило всех. Чёрт знает для чего, но сохранило.
© Наталья Захарцева
Оценили 20 человек
43 кармы