- Чего смурной то? Пиво плохое?, - Махач мяконько тыкнул кулаком в Серёгино плечо.
- Да что, пиво… Прав он был, Миха. Всё дело в том, что нету его. Нету никакого другого места!
- Ты что!? Чё, заморочался, что ли?! Малахольный он был! Он с самого начала всё ходил, чё-то себе думал. Спросишь, - не слышит, переспрашивает… Помнишь? Малахольный, я те говорю! Из-за этого и выбросился. Ходил-ходил, хоп из окна, и в лепёшку. И записка эта идиотская… Нормальный, что ли, такую написал бы?
Вдвоём шли они с шармака и прихлёбывали в вечерней погоде из стеклянных бутылок на самом деле посредственное пиво. По заработку день был не худший, дело близилось к исходу, и Махач по пути домой уже прокручивал в голове, куда ткнуться, когда через неделю этот шармак закончится.
Мимо по щербатому тротуару прошествовал с подругой Сашка-гопник, махнув в знак приветствия рукой. Однако даже поздоровавшись, Серёга в хорошее настроение приходить, почему-то вовсе не желал. Было видно, что он всё прокручивает про себя этот дурацкий поступок Димки Софронова. С детства его знали оба, не сказать, что особо дружили, но росли друг у друга на глазах в одном задрипаном дворе, ходили в одну и ту же школу. И тут фокус.
Димас выкинулся из окна неизвестно по какой причине, ведь, вроде всё было. Деньги, прикид, хата. Почему? И кусок старой бумаги в оконной раме: «Прочих мест нет».
- Да брось… С жиру он бесился всю дорогу. Помнишь, как кроссовки мать ему достала в седьмом классе? Тогда днём с огнём было не найти, весь класс завидовал, а он их взял, шнурками связал, по камню внутрь и с моста бросил?
- Да, было… Я б тоже куда-нибудь дел, наверно. Вся школа вокруг ходит облизывается, смотрит как на зоопарк… Но всё-таки, - мать горбатилась, а он…
Свернули за угол, пошли вдоль железного техникумовского забора с кривыми пиками и облупленными бетонными столбами, Серёга приостановился, поставив пивную бутылку на заборный выступ, вытащил новую сигарету, закурил.
- Он про это «другое место» всё время говорил, я знаю… Когда он из армии пришёл, помнишь?
- Ну. Собирались же, гуляли.
- Бухали. Мы бухаем, это, значит, и есть гуляем. Даж щас просто идём и пиво тянем, - Серёга снова потянулся за бутылкой, прихлебнул.
- Ну и чё это, плохо?
- Да не то, что плохо, Махач! Это всё одна и та же бадяга! Одна! И та же!
- Почему? Хватит гнать! Мы вчера вообще не пили, ушли в полвторого. Какой пить? С утра-то опять туда!
- Давай посидим… Вон, где Лёха с гитарой бренчит, рядом скамейка.
Сели под клёнами невдалеке от слегка подогретой юной компании, помолчали.
- Это точно ты сказал, что он был не такой… Уже работал он чего-то после армии, вечером как-то сидим в пятницу он, Ирка. «И здесь, - говорит, - то же самое». Я ему: «Чего тоже самое? Водка? Колбаса?» А он усмехнулся, на майку мою посмотрел, а там дырка на лямке, и говорит: «И водка, Серый, и колбаса. И всё остальное».
- Точно долбанутый… А он чего ждал? Что его все на руках носить бросятся? За что? Что он за Герой Советского Союза такой? Знаю я его эту долбанную философию!, - Махач бросил пустую бутылку на мусорную кучку, образовавшуюся возле полной железобетонной урны, - поэтому с ним только ты-то и общался!
- Почему только я? Много кто…
- А потому что не надо! Не надо заморачиваться! Нет же: «Человек всю жизнь терпит и думает, будто есть какие-то «не такие, прочие места», где всё по нормальному, по умному, по справедливому! И он надеется ещё чуть-чуть и в этих «прочих местах» вот-вот оказаться». Идиотизм!
Серёга, сидевший до этого уперев локти в колени и свесив голову вниз, повернулся и взглянул на стоящего рядом с лавочкой Махача.
- Идиотизм? А ты, Миш, чего так взволновался, а? Подскочил… Ты сядь! Сядь, - потянул он Махача за рукав, - Вот… На, пивка отхлебни. А я скажу, чего ты ерепенишь.
Махач взял у приятеля пиво, пригубил, протянул обратно.
- Да поставь… Не обижайся, мы ж с тобой разве что родились у разных матерей и сиськи разные сосали, а так-то как вместе всё время, и до нынешнего…,
Серёга сквозь зубы цыркнул под ноги, продолжил:
- Боднуло тебя, брат, что правда это всё. Так и есть. Глядим на всю эту хренотень, пыжимся, а внутри мыслёнка, что «есть и другое место, где этой бадяги нет, и я в нём, в этом месте скоро буду». И продолжается всё это с малого и до могилы. А Софрон помозговал и понял что его нету.
- Кого «его»?!
- Да «прочего» этого места нет. Не-ту-у, понял? Садик малыш не любит, но думает «ничего, потерпим, будут и карусельки и день рождения с клоуном», в школу ходит «ладно, всё это очень нужно для большой правильной чистой жизни», в армии терпит всё это дерьмо с мыслью «окажусь на гражданке, там всё не так, лучше, чище, а потому легче». А оно везде «так»! Везде.
- Шалишь, не везде, Серый!, - Махач снова привстал со скамейки, - Пойми ты, ведь, если заколотить бабла, то эту сермягу можно всю послать куда дальше! Там всё по-другому. Волны, доски, белые зубы! Бентли.
Серёга снова снизу вверх взглянул на него, встал, кинул вон подошедший к фильтру окурок.
- Дурак ты, Миш… Ладно, пошли домой..
-- 2016 --
Оценили 23 человека
39 кармы