ПСИХОЛОГИЯ МАСС

ПСИХОЛОГИЯ МАСС

Борис Ихлов

Стена

В лесу на пеньке сидел очкастый человек и смотрел, как сухой листок крутится на нити паутины.

Он смотрел час, смотрел два. А листок всё крутился. А человек всё смотрел…

***

В библиотеке сидел очкастый человек, перед ним лежали три томика работ Ленина и пара томов сочинений Маркса и Энгельса. Он листал книги, листал час, листал два, и всё время натыкался на одни и те же фрагменты.

- Как же так?? – говорил себе человек. - Не может быть!

***

Жизнь начиналась за проходными: лодка, рыбалка, огород, машина, гараж. Прямо напротив Малых проходных – забегаловка с паленой водкой. Чуть пройти к трамваю налево – «общественное кафе», три длиннющих стола со скамеечками под открытым небом. Еще шаг – и снова забегаловка с паленой водкой. И через 300 метров – последняя забегаловка и напротив кафе с водкой.

Студентам происходящее вокруг было безразлично, историю страны они воспринимали как что-то их не касающееся.

У научных работников, дворников, врачей, почтальонов, учителей, милиционеров, поэтов, торгашей, художников, музыкантов и пр. сообщения о том, что происходит на планете, вызывало апатию.

- Меня беспокоит Гондурас.

- Ты его не чеши.

Анекдоты про Ленина, Чапаева, Крупскую, Дзержинского.

— С завтрашнего дня вам будет уменьшена зарплата! (аплодисменты.) Будет увеличен рабочий день! (аплодисменты.) Каждого десятого будут вешать! (Аплодисменты, вопрос: «Веревочки свои приносить или профком обеспечит?»)

- Любите родину?

- Да.

- Можете а нее отдать жизнь?

- А кто тогда родину будет любить?

Рабочим были безразличны и диссиденты, и партийные идеологи, и советские пустые газеты. Телевизионные новости никто не слушал.

Им казалось, что так и должно быть.

Казалось, что так будет всегда.

Библиотечный человек ходил по улицам, хватал людей за рукав и пытался рассказать, в какой стране они живут. От него отмахивались, как от сумасшедшего, иногда равнодушно выслушивали, чаще злобились. Иногда вступали в спор:

- Всё у нас хорошо, просто мы многого не знаем… Не всё говорят, ибо государственная тайна.

- Что ты хочешь изменить? Ты??? Мы ж тебя знаем. Да ведь перед тобой стена!

Человека звали Максим. Или… нет: философ Мигдал, брат физика Мигдала… Когда к нему пришли с обыском, ничего кроме книг Ленина, Маркса, Энгельса, Плеханова, не обнаружили.

Тьфу ты: человека звали Мартемьян Рютин. Да, Мартемьян. Или Федор Раскольников… А до этого его звали Гавриил Мясников. А потом его звали Эля Никишина.

Прошло совсем немного времени, и Гондурас обрушился на граждан Советского Союза, как селевой поток. Миллионы рабочих образовали армию безработных. Ученые стали коммерсантами, поэты – «челноками». Закрылись НИИ, рухнули заводы, врачи стали безграмотны, а еда поддельной.

«Когда пришли за мной, заступаться было некому. Всех уже забрали».

На Максима не смотрели, как на колдуна, который предрек падение с дерева тому, что пилит под сбой сук. Максима просто забыли. Потом вспомнили: «Ах, ты, коммуняка!» Потом стали кликать фашистом. И сионистом. И антисемитом. И даже агентом ЦРУ. Еще веселее было прозвище «стукач», КГБ-шный стукач. Еще – анархист, троцкист, сталинист, буржуазный либерал, сумасшедший и алкоголик.

***

Из многочасовых наблюдений очкарика на пеньке за вращением листика вырос институт.

Из того факта, что в СССР капитализм… Так вот, из этого факта, который открыл библиотечный очкарик, вырос крах СССР.

По святцам в стране должна была быть власть рабочих. Максим часто подходил к проходным заводов и спрашивал рабочих:

- Вы хотите взять власть? Хотите диктатуры пролетариата?

И ему отвечали:

- Ты сошел с ума? Нам не хочется ответственности. Лучше – отработал свое, и свободен.

Сегодня никто не помнит, что было в 1917 году. И знать не хочет.

- Что-то меня беспокоит…

- А ты не чеши.

Все неожиданно занялись творчеством. Все стали экстрасенсами, пророками, поэтами, певцами, художниками, музыкантами. На удивление всё население страны в момент обнаружило в себе бездонное понимание физики, космологии, истории, биологии, экономики…

А ведь совсем недавно, в 90-е, им было безразлично, что там во время войны. И в нулевые безразлично! Они верили Резуну-Суворову, верили в сказки о сумасшествии Зои Космодемьянской, о том, что панфиловцев не было в природе, о том, что «трупами закидали» и прочее. И пришел день, когда на их головы обрушился, как селевой поток, Гондурас. И они тут же перестроились в патриоты.

Одна беда: если бы сегодня 4 миллиона (как 22.6.1941) германских войск пересекли бы границу России, они бы дошли до Москвы без задержек. И москвичи бы аплодировали захватчикам.

Помните, как сказал Басаев: «Мы спокойно прошли через все кордоны. Если бы было побольше денег, мы б до Москвы добрались».

Даже если б завязалась война, вспомним, что 30 тыс. солдат ВСУ удерживали Курскую область в течение девяти (!) месяцев. 4 млн солдат вермахта остались бы в России навсегда.

И вот сейчас перед ними не просто стена: перед ними миллиарды долларов, которые всё определяют, всем ворочают, против которых не попрешь. Перед ними ФСБ, МВД, которые наняли владельцы этих миллиардов, перед ними товарищи по цеху, соседи, равнодушные прохожие.

Им, наверное, кажется, что так и должно быть.

Им кажется, что так будет всегда.

Те, кто понимает, что такое мир вокруг, говорят так:

- Пока не родится новый Сталин, всё бесполезно…

Единственная надежда – на Набиуллину.

Свет в конце тоннеля

Вы, жившие на свете до меня,

Моя родня и прочная броня,

От Алигьери до Скиапарелли –

Спасибо вам, вы хорошо горели.

Вы видели слезы на глазах у взрослых? «Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных, мы с вами, мы с вами, хоть нет вас в колоннах…» Слышали? Слышите?

Я знаю профсоюзника из Аргентины, по его лицу неоднократно проходились сапоги полицейских. Во времена хунты полицейские хватали профсоюзных активистов, кололи им наркотик, сажали в боинг и выбрасывали в Атлантический океан.

Вместе с жителями Буэнос-Айреса я обходил кругом почета Майскую площадь и вместе с рабочими захватывал столичные предприятия.

Я знаю, как в 1968 году рабочие «Сюд Авиасьон» захватили завод, заперли администрацию в ее кабинетах, включили громкую связь и заставили учить «Интернационал». Сами наладили производство и сбыт самолетов.

Я знаю, какие мощные забастовки против конвейерной обезлички прошли в США в конце 60-х.

Я знаю, как в конце 60-х с юга Италии пришли голодные озлобленные и вооруженные рабочие, создали на заводах Советы, поставили под контроль финансы заводов и избавили страну от тотальной коррупции.

Я видел слезы на глазах своих товарищей: рабочего Вадика Филиппова, философа Эли Никишиной, физика Равиля Ибламинова, рабочего Александра Сидорова.

Когда хозяин ВЦБК Сабадаш решил уволить 1500 рабочих, они и х товарищи захватили завод. Власти решили высадить на заводской территории военный вертолет, но рабочие не дали. Тогда Сабадаш прислал спецназ, «Тайфун». Бойцы начали отстреливать активных рабочих. Одна женщина, не освобожденный член профкома, закрыла собой рабочего, в которого целились бандиты «Тайфуна». Спецназовцы ее избили, облили водой из-под шланга и поставили в разбитое окно «сушиться» Шел октябрь-месяц. Тогда рабочие взяли в руки обрезки арматуры. Хваленый спецназ бежал, закрывая головы руками.

Были ранены 18 рабочих.

В те же дни на хлебокомбинате в городе Щучье Курганской области были ранены 35 рабочих. Те же события были на Ачинском глиноземном, а в Ясногорске рабочие установили свою власть в городе.

Мы плакали, потому что за долгие 83 года, в начале нового тысячелетия, рабочий показал, что он не кретин, не заводское животное, не винтик в механизме, он Человек разумный. Рабочий показал, что он не только Человек разумный, он не шкура, он способен рисковать жизнью ради таких же, как он.

В 1993-м я участвовал в 600-тысячной демонстрацию учителей в Париже: со свистками, дудками, подтанцовкой, с дурацкими огромными куклами, разноцветными тряпками и кричащими плакатами.

У русских иное дело. Огромная колышущаяся масса поднявшихся с колен людей, масса хмурая, молчащая. От ее вида перехватывает горло. На трибуне – не оратор, не вождь, а ретранслятор ее воли.

Я не специалист-психолог. Мои познания ограничиваются полугодовым курсом, прочитанным нам, физикам, в университете. Я даже не помню, в чем состоит предмет психологии.

Но я 40 лет занимался социальной психологией. За долгие годы мы научились кожей чуять и менталитет, и настроения рабочих. «Практика выше теории»!

Мы подняли на забастовку пермский завод им. Ленина, мотовозоремонтный завод в Верещагино, металлургический комбинат в Белорецке. Одной листовкой ваш покорный слуга остановил, хоть и ненадолго, массовые увольнения на пермских «Инкаре» и «Велте», на свердловском «Уралтрансмаше». Пятью листовкам вышиб с избирательной кампании мошенников Касимова, Репина и Бухвалова и чуть было не придушил хозяина ЗАТО «Звездный» Королева.

Наши листовки и газеты не выбрасывали. Их читали.

Прошло времени всего-то ничего.

Во Франции идут общенациональные забастовки. Без компартий и профсоюзов. Франция дважды протестовала против Пенсионной реформы. Горели машины, гигантские кучи мусора и ратуши. Схватки протестующих с полицией.

А России? Тишина.

В Германии, Италии, Великобритании, в Бельгии рабочие борются хотя бы за повышение своих зарплат.

В России – болото.

Мы можем объяснять.

Психиатрия – это наука, позволяющая определять поведение одного человека.

Психология – это тоже наука, т.е. в ней описаны закономерности человека как «общественного животного» (Аристотель), описан детерминизм, который позволяет определять поведение групп людей. этот детерминизм в том числе позволяет создать орудия манипуляции массовым сознанием.

Помните, когда рейтинг Ельцина сильно просел, но в массы был вброшен лозунг «Коней на переправе не меняют». Это чушь, но люди по всей стране, на все аргументы, как сомнамбулы, повторяли: «Так ведь коней-то на переправе не меняют». И народ снова избрал Ельцина.

Психологический детерминизм перевязан с экономическим детерминизмом: о том, что рабочий труд отупляет, делает равнодушным, пассивным, писали и Адам Смит, и Маркс.

Мы понимаем, что труд горняка способствует сплоченности, он опасен, тяжел, рабочие уходят на передышку покурить вместе и т.д.

На заводе, наоборот масса разобщающих факторов: сдельщики и повременщики, разная квалификация, да еще начальство прикармливает часть рабочих.

Мы понимаем, что ценовый пресс не консолидирует, а. наоборот, атомизирует рабочих.

Мы понимаем, что рабочих легко купить подачками. У них семьи.

Ленин пишет: “…Рабочие соседних фабрик всегда испытывают подъем духа, когда видят, что их товарищи начали борьбу… Часто стоит только забастовать одной фабрике, — и немедленно начинается ряд стачек на целой массе фабрик. Так велико нравственное влияние стачек, так заразительно действует на рабочих вид их товарищей, которые хоть на время становятся из рабов равноправными людьми с богачами!” (Т. 4. С. 293-294).

Ничего подобного. Такое могло быть во Франции, когда бастовала оборонная «Снекма», когда рабочие завода сели на грузовик, объехали Париж, и началась общегородская забастовка.

Но в России – никогда, всем плевать, если кто рванул тельняшку на груди. Так было, когда грузовик не помог пермскому «Камтексу», так было, когда в Щучьем или в Ясногорске власти душили восставших.

Солидарность нулевая даже на одном заводе. «Мотовилихинские заводы»: увольняют рабочих литейного цеха – другие цеха молчат. Докатилось до прокатного – часть увольняют, другая – помалкивает в тряпочку.

И если найдется Данко, который вырвет пылающее сердце, чтобы осветить путь впереди, то российское болото, хлюпнув, поглотит бедолагу.

Мы понимаем, что прикормленное положение рабочего класса в СССР выработало мировоззрение «моя хата с краю».

Ленин пишет: «Стачку наборщиков в Москве в 1905-м начали, как сообщают нам, несознательные рабочие. Но движение сразу ускользает из их рук, становится широким профессиональным движением. Присоединяются рабочие иных профессий. Неизбежное выступление рабочих на улицу, хотя бы для оповещения неосведомленных еще о стачке товарищей, превращается в политическую демонстрацию с революционными песнями и речами. Долго сдерживавшееся озлобление против гнусной комедии „народных" выборов в Государственную думу прорывается наружу» (т. 11. С. 346).

Как бы не так, стачку начинают герои, а потом рабочие передоверяют дело мошенникам – так и было на ВЦБК. Так и было, когда к власти пришел Сталин.

Мы понимаем, что за годы сталинизма и после Сталина народ приучили к патернализму: думать самому не надо, за тебя думает и о тебе заботится мудрая партия.

Отсюда оглушительная пассивность советских рабочих, которые покорно пошли за проходные, когда новые хозяева их погнали.

Мы знаем, что у преступности или у религии есть социальные корни. Они детерминированы. Отчасти. Именно отчасти, помните: «Как вы можете меня судить, ведь я продукт общества. Общество и судите…» Хайям смеется:

Мы с тобою - добыча, а мир - западня.

Вечный ловчий нас травит, к могиле гоня,

Сам во всем виноват, что случается в мире,

А в грехах обвиняет тебя и меня.

Но я наотрез отказываюсь понимать, как предательство может быть закономерным. Разве что заложено в ДНК: «Твой отец, твой прадед предатели, и твой пра-пра-прадед…»

Чушь какая.

Дезертирство было закономерным в 1941 году. Многие помнили сталинские концлагеря. А у многих еще была жива память и о жестокой коллективизации, и о раскулачивании середняков, и о голоде в 1933 году, когда смертность по стране подскочила до 40 промилле.

Дезертирство. Но не предательство.

Можно отчасти понять рабочих – ведь им на головы свалились все СМИ, телевизор, интернет, все парламентские партии. В первую очередь, КПРФ, которая вполне довольна своим богатым парламентским существованием.

Можно понять – если у рабочих нет своих организаций. Все профсоюзы, ФНПР, КТ, СОЦПРОФ, РПЛБЖ – запроданы рябому черту на три поколения вперед. У них даже подписано соглашение с властями, по которому они обязуются разрешать трудовые конфликты без забастовок. Да-да! Впервые в мире!

Можно понять трусость рабочих, которые отказываются от забастовки – как это было на Пермском моторостроительном.

Но я наотрез отказываюсь понимать, когда люди становятся хуже зверей. Когда украинские горняки обвиняют в задержке зарплаты русских, когда рабочие «Южмаша» предлагают перевести завод на производство оружия для убийства русских. Когда рядовые украинцы, надев форму дивизии СС «Галичина», пытают живущих на Украине русских в подвалах СБУ.

Когда в 2014-м началась война, когда рядовые украинцы бомбили Луганск, сжигали людей в Доме профсоюзов в Одессе, когда выкалывали глаза «Беркуту», мы все знали – это закономерность. Ибо фашизм не есть удел группы коричневых, это заслуга всей нации.

Но мы никогда не понимали, как могут рабочие пермских «Мотовилихинских заводов» помогать бандеровцам, чинить им поврежденные «Грады» и продавать для этих РСЗО комплектующие.

Мы спросили рабочих: «Вы сошли с ума?!» И они ответили: «Нам детей надо кормить».

То есть: кормить своих детей, чтобы убивали детей чужих.

Ярославль поставлял фашистской Украине дизели для танков, «Авиаснабсервис» - запчасти для авиации, КАМАЗ – военные грузовики, «Роснефть» и «Лукойл» - горючее и смазку для бронетехники. И даже тушенку гнали из России украинским фашистам.

Разбойники с американцами и бомбовозами,

разбойники с перстнями и с герцогинями,

разбойники с раввинами, благословлявшими убийц,

пришли, и кровь детей текла по мостовой

совсем как кровь детей.

В 2014-2017 годах по данным ООН украинцы убили свыше 300 детей Новороссии. И русские рабочие им помогали.

Тогда рабочие Енакиево захватили городские заводы. Тогда в Донбассе была создана шахтерская дивизия. Беспримерное мужество,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

А сегодня? Некому «проверять прицел и заряжать ружьё». «Вставай, пролетарий, за дело своё». Некому вставать.

Знаете, что пишут? «Серьёзные протесты в нынешней России могут начаться только тогда, когда у рабочих не будет хватать денег на пиво».

Это… психиатрия? Но уж больно массовая.

***

Кубинская революция, Марш 26 июля. Они восстали, не думая, поможет ли СССР.

Это Серхио Ортега:

De pie cantar que vamos a triunfar.

Avanzan ya banderas de unidad.

Y tú vendrás marchando junto a mí

Y así verás tu canto y tu bandera florecer,

La luz de un rojo amanecer

Anuncia ya la vida que vendrá.

De pie, luchar el pueblo va a triunfar.

Será mejor la vida que vendrá,

A conquistar nuestra felicidad

Y en un clamor mil voces de combate se alzarán;

Dirán canción de libertad.

Con decisión la patria vencerá.

El pueblo unido jamás será vencido.

Слышите подземный гул истории?

Они восстали, не думая, поможет ли СССР.

Слезы, исторгнутые чувством солидарности масс.

12.5.2025