Сорю словами — гладкими, как бусины,
и осень грею штопанными фибрами:
стараюсь очень, чтобы улыбнулся он —
чужой мне дядька, хмурый и невыбритый.
Что скомкано в морщины — да закрасится.
Да станет облик самым обаятельным.
У дядьки где-то дочка-первоклассница
фасонит на линейке белым бантиком.
Её он видел дважды — только крошечной.
Дорожка вкривь и вкось вилась недолгая.
Статья УК, и ничего хорошего.
А дальше — лесополка эта волглая.
Он скажет: искупать-то, в общем, нечего.
Мол, так же поступил бы, если б заново.
Сюда, мол, прибыл биться за Отечество,
не за грехи расплачиваться ранами.
И не чужим уйдёт. В зарю багряную,
на штурм, на населённик раскуроченный.
Он хочет, чтобы Родина воспрянула,
чтоб я жила и чтоб училась доченька.
Как ни ответь — нелепица голимая.
Ни отблагодарить, ни уберечь его.
Всё, что могу — ему улыбку вымолю,
одну, за вечер до покоя вечного.
Оценили 13 человек
21 кармы