Почтальон Нина

Простите, дорогие подписчики, что я покинул вас на всё лето. Расскажу, возможно, и о том, как я его провел. Но в основном – рисовал-рисовал-рисовал... В моей картине мира лето, собственно, за тем и существует: чтобы в Перемилове, почти без связи и тревожных новостей, я рисовал что мне хочется. Чаще всего – зиму, поскольку она почему-то просится у меня на холсты, начиная с мая. Потом зимнее вдохновение иссякает – и ко мне прибегают ягодки-цветочки, растрепанные коты, толстенькие купальщицы. Ближе к осени меня обступают самые непредсказуемые из моих перемиловцев: одни хвалятся урожаем, другие танцуют под луной, третьи вообще летают…

А еще я люблю рисовать почтальонш – тех самых, «с толстой сумкой на ремне»: именно такие ходили в здешних краях на дальние дистанции – по снегу, бездорожью, слякоти, по раздолбанным грунтовкам – от деревни к деревне. Ну а теперь они совсем перевелись. Сохранились, мне кажется, лишь на страницах книжек Маршака и на моих картинках. Я ностальгически берегу почтальонш, чтобы эта «уходящая натура» со своей тяжеленной сумкой не исчезла окончательно из гаснущей памяти моего поколения.

Сегодня в деревнях телевизионные тарелки на каждом доме. Какой-никакой интернет, мобильная связь – хоть чахленькая, но есть. У нас в Перемилове, например, волну всегда можно поймать, хорошенько побегав по полю за деревней… Деревенские, как и мы, уже разучились писать письма, нет нужды…

А в начале девяностых, когда я сюда приехал, от почты в Симе – «столице» здешних деревень, кто на велосипеде, кто пёхом – во все стороны на заре растекались почтальоны. Вернее, почтальонши, всегда только женщины. С сумками, туго набитыми газетами, письмами, поздравительными открытками, извещениями… И все эти Мани, Люси, Лены, Зины… были – как крестьянки на полотнах Малевича – мощными, кряжистыми, со скошенными плечами. У здешних почтальонш плечи были стесаны сумками такой тяжести, что мужику от земли не оторвать. А после работы они еще и пахали на огороде, таскали мешки с картошкой, иной же раз – и своих пьяненьких супружников, перегулявших у местного сельпо…

Раза два в неделю к нам в Перемилово приходила такая вот почтальонша Нина. Приносила газеты Юре-овцеводу, чтением которых тот бесил свою сварливую жену; пенсию Малышевым и дяде Леше; мелкие бандерольки и открыточки другим перемиловцам. Все радовались Нине как дорогой гостье, норовили её чем-нибудь угостить и поболтать с ней на завалинке, плюясь семечковой шелухой. От чая с пирожком Нина обычно не отказывалась: её организм, говорила она, требовал «бензинчику»… – Ведь «марафонила» Нина до нас от Симы семь километров. А впереди её ждало еще пять – до Пенья, последней деревни на Нинином маршруте. Можно было, конечно, срезать путь, идя прямиком через густой лес, но даже для вездеходной Нины это было стремно. От Пенья же приходилось топать пёхом обратно до Симы, разве что изредка её подхватывала попутка.

Всего же на Нинином участке числилось шесть деревень – и все на приличном расстоянии друг от друга.

При встрече мы с Ниной здоровались, и она со мной даже немного кокетничала. По-молодому встряхивая химическими кудряшками, приглашала меня написать кому-нибудь письмо, а она отнесет его на почту. Всякий раз я честно обещал кого-нибудь обрадовать, но так и не собрался – к тому времени я уже приобрел первый свой сотовый телефон и, пока его не украли сороки, был сильно им очарован. Да и в прежние, досотовые времена я был не мастак писать письма.

Однако и без этого мы с Ниной охотно беседовали на всякие житейские темы.

– Трудно же тебе, Нина, приходится! Вон какие расстояния, – посочувствовал я ей как-то.

–Да ладно тебе! – махнула она рукой. – Всего килОметров двадцать за день отмериваю. Вон у Надьки – 25, и то не жалуется…

…– Шла бы лучше в продавщицы! – посоветовал я в другой раз. – На сельпо в Симе, я видел, объявление висит.

– Не, Семеныч, в магазине я, вроде Петьки моего, сопьюсь, – Нина мне лукаво подмигнула. – Да и люблю я свою работу! По глухим деревням полно одиноких старичков живет. Дети в город уехали, про них забыли. У них, кроме меня, никого нет. Я – кому газетку бесплатную привезу, кому пенсию, кому открыточку… А кто лекарство просит меня купить, некого им больше просить…Знаешь, как они меня ждут? Неужто я их всех брошу?..

– Сердобольная ты, Нина, – вздохнул я.

– У нас тут иначе не выжить, – засмеялась она. – Злыдни быстро спекаются…

– А по безлюдным дорогам ты ходить не боишься? – спросил я её однажды.

– Ну ты даешь, чего мне бояться? Надо мной ангел летит… Вон видишь? – Нина ткнула пальцем в пустое небо. – Не видишь? Ну и ладно… А письмецо ты, Семеныч, все-таки как-нибудь напиши…

Нина зашагала своей размашистой походкой прочь, а я разворчался: ангел над ней, видишь ли, летает, как же!.. А над Саней вон, Инопланетянином, если на грудь примет, так летающие тарелки мотаются, с «прищлецАми»… А дядя Леша с русалками общается… Чего только народу в перемиловских краях не привидится…

Но когда этим летом я начинал рисовать почтальоншу Нину, моя рука сама вывела над Нининой головой полупрозрачного ангела. С письмецом. Может, её личного спутника, а может, и почтового ангела, опекающего на здешних дорогах всех почтальонш…

Ангел-Хранитель, иди со мной! Ты впереди, я за тобой…  Владимир Любаров