Есть у революции начало, нет у революции конца? К 25-летию ГКЧП

0 306


Автор Татьяна Владимировна Воеводина — предприниматель, публицист и блогер.

25 лет назад в России произошла революция. Вернее, бессильная попытка остановить сползание страны к революции. Этой попыткой и был приснопамятный ГКЧП. После его поражения (правильнее сказать, после исчерпания этой попытки, потому что и борьбы-то не было) дорога к революции была открыта. То, что было ДО — это была всё-таки советская жизнь, а что после — жизнь антисоветская. Вот это и есть революция — коренной поворот всего жизнеустройства: власти, собственности, хозяйства.

Что такое революция? По-советски — заря новой жизни. В советской картине мира, которую транслировала пропаганда, революция была чем-то непререкаемо прекрасным, светлым и святым. «У меня на свете две любимых — это революция и ты», — формулировал идеологически выдержанный советский поэт Евтушенко. «Наша Родина — революция, ей единственной мы верны», — распевали пионерские хоры.

Революция, учил марксизм, это замена менее прогрессивного строя на более прогрессивный. Это насильственный, иногда кровавый, но непременно шаг вперёд. В этом наивное наследие Просвещения: жизнь идёт вперёд, к лучшему, к прогрессивному.

А она идёт вперёд не всегда. Бывают и реакционные революции. Все революции в бывших советских республиках и странах соцлагеря были реакционные. Страны среднеразвитые, со своей промышленностью, наукой и образованным народом, стали в результате революций полуколониями.

При более углублённом взгляде, любая революция — это не заря новой жизни, это закат жизни старой. Это слом ветхой хоромины старой жизни, которую не сумели починить, чтобы избежать обвала. Обвал старой жизни — это всегда результат чьей-то многолетней недоработки, отклонения от долга. «Пламенный реакционер» граф Жозеф де Местр, переживший и описавший Великую французскую революцию в книге «Рассуждения о Франции», считал революцию наказанием за грехи прошлого. В этом много правды. Ему вторит Николай Бердяев, переживший опыт иной революции — Октябрьской: «Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения. И осуждением до революции господствовавших слоёв общества бывает то, что они довели до революции, допустили её возможность. В обществе была болезнь и гниль, которые и сделали неизбежной революцию».

Очевидно: больше всех виноваты в революции власти предержащие, что не сумели сделать должного манёвра, провести насущные реформы, соответствующие духу народа и свойству момента.

«Болезнь и гниль» накапливалась в СССР много лет, и это ощущалось. Не случайно в 70-х годах к роману Валентина Пикуля «У последней черты» издательские начальники отнеслись с подозрением: они усмотрели параллели брежневского режима и предреволюционного царского.

В наших революциях: и Октябрьской 17-го, и Августовской 91-го года, — велика вина интеллигенции: она безответственной болтовнёй расшатывала несущие конструкции нашей жизни вместо добросовестной помощи правителям.

Разумеется, наши заклятые геополитические партнёры не дремали, а вели свою непрерывную подрывную работу. Но приписывать им развал — инфантильно. Революции всегда имеют внутренние причины. Совершенно прав был Ленин, когда говорил, что произвольный экспорт революции невозможен: страна должна созреть изнутри. И она зрела.

Чем же было выступление ГКЧП?

Опоздавшая, бессильная попытка «подморозить» старую жизнь, предпринятая тогда, когда дом уже валился. Я перечитала обращение ГКЧП к народу. Всё правильно говорят: дело плохо. При этом — ни слова о будущем. Эти люди принадлежали прошлому и звали к прошлому.

А звать всегда надо к будущему, только оно способно вдохновлять. Собственно, Виктор Цой был вознесён в народные кумиры одной лишь строчкой: «Перемен — мы ждём перемен». Но путчисты предложить ничего не могли: они не имели никаких идей относительно будущего. И наша жизнь, в которой объективно было много хорошего, — рухнула. Потому что не сумела вовремя измениться. Произошёл слом — революция. Подлинное изменение жизни, поворот, построение иных основ бытия — всё это начинается после революции. Это строительство на расчищенном от рухнувшего здания месте. Подлинная революция — это, по сути, контрреволюция. Это нечто обратное революционному разрушению, это, очевидно, не возврат к старой жизни, а строительство новой.

После Октябрьской революции созидание началось лет через десять после 17-го года: индустриализация, сталинские пятилетки.

Нынешняя революция непозволительно затянулась. В народе зреет запрос на контрреволюцию — на созидание. Народ хочет работать. Не диво ли: при самой малой помощи — продовольственном эмбарго — наш пахарь показывает впечатляющие результаты?

То, что в Интернете собирают подписи за отставку премьера Медведева, — знак желания закончить фазу революционного разрушения и перейти к делу. Народ хочет правительства, которое бы занялось делом — руководством народным хозяйством. Пока же господствуют вполне либеральные — разрушительные — принципы. Как соединяются с ними державно-патриотические устремления? Никак. Что-то одно должно победить. Революцию не удалось предотвратить — её надо закончить.

Сайт Центра Сулакшина: http://rusrand.ru/

30 лет своей "свободы от русских"...

Памятка мигранту.Ты, просрав свою страну, пришёл в мою, пришёл в наш дом, в Россию, и попросил у нас работу, чтобы твоя семья не умерла с голоду. Ты сказал, что тебе нечем кормить своих...

Подполье сообщило об ударе по железнодорожной станции в Балаклее

Вооруженные силы России нанесли удар по железнодорожной станции в Балаклее в Изюмском районе Харьковской области во время выгрузки из поезда личного состава ВСУ, сообщил РИА Новости координатор никола...